Информационная служба Хабра в лице @ancotir и @IgnatChuker посетила проектно-образовательный интенсив «Архипелаг 2022», прошедший в Севастополе. Мы уже рассказывали о выставке-фестивале «Настоящее Будущее», проходившей в рамках мероприятия. Сегодня поговорим про школу акселерации стартапов — одну из центральных инициатив «Архипелага». Подробности создания проекта и его реальную ценность для рынка обсудили с разработчиками школы Ростиславом Сперанским @kerchyk и Ильёй Антиповым @LightVessel.
Давайте начнём с самого начала. Откуда «растут ноги» проекта?
Ростислав Сперанский: Ситуация такая, что Минобрнауки РФ выдало Платформе НТИ субсидию на реализацию акселерационных программ в российских университетах. Соответственно, Платформа НТИ объявляется оператором конкурса, в рамках которого вузы могут получить деньги на разработку и запуск у себя акселерационной программы. До 30 июля проходил приём грантовых заявок от вузов, на сегодняшний день объявлены победители конкурса.
Вам известно, как контролируется расход выделенных вузам средств?
Ростислав Сперанский: Сложно сказать. В качестве результатов акселерационных программ оценивается количество подготовленных стартап-проектов. Под стартап-проектом понимается паспорт проекта, в котором указывается команда, идея и другие детали инициативы. Для реализации программы вузы должны привлечь индустриальных партнёров (как минимум 5 организаций) и обеспечить внебюджетное софинансирование. По всем выделенным средствам вуз обязан отчитываться ежемесячно, ежеквартально и на выходе программы. Пока нет ясной картины, что происходит, если вуз не выполняет тех или иных промежуточных показателей, может ли перераспределять средства между статьями бюджета.
Зачем вообще нужна школа? Что вузы получили при прохождении программы?
Ростислав Сперанский: Есть вузы, где с акселями всё хорошо, они знают, в чём суть всего этого процесса, умеют им управлять и имеют сильные проекты на выходе. Они знают свою конверсию, могут с ней работать. Это, например, МГТУ, МИФИ, ИТМО, МФТИ. Эти вузы понимают специфику предпринимательской деятельности, их выпускники известны крепкими инициативами. Есть вузы, у которых вообще такого опыта не было. Они не понимают, что это за зверь такой «стартап», как он возникает, что такое акселератор, не в курсе значения терминов «девелопер», «HADI-цикл», «лаунчпад» и так далее. Для них всё это новый язык, на котором они пока не могут управлять.
В общем, все вузы у нас были разные по степени готовности к развёртыванию акселерационной программы. Чтобы как-то этот момент выровнять, хотя бы до начально-среднего уровня, Платформа НТИ решила организовать Школу акселерации. Представители пожелавших участвовать в инициативе вузов приехали в Севастополь на обучение с 6 по 15 июля, где им рассказали, как устроен аксель, как его разворачивать, интегрировать с остальными внутренними процессами, обучили терминам, понятиям, дали начальную базу материалов для хотя бы общего представления о процессе разворачивания акселерационной программы.
Разве за такой период можно получить крепкую базу?
Ростислав Сперанский: Мы прекрасно отдаём себе отчёт, что за 10 дней совершенно нереально подготовить кого угодно для того, чтобы они, допустим, собрали с нуля Y Combinator или что-то подобное. Тем не менее, для любой программы важна некоторая стартовая точка, от которой выстраивается взаимодействие.
Как шла программа? Насколько реальность расходилась с планами?
Ростислав Сперанский: Итоговая картина оказалась намного приятней, чем мы ожидали. Из оказавшихся на площадке вузов, а их было более 80, с совершенно нулевым опытом акселерации было где-то 20-30%. В остальном это были вузы, уже имеющие опыт реализации инкубаторов, акселераторов или имевшие стойкий интерес к теме. Например, из Грозного был отличный университет с мощной программой с ориентацией на Ближний Восток, Самарский университет им. Королёва показал отличные наработки.
В целом, программу пришлось по ходу пересобирать. Всё же она была рассчитана на подавляющее большинство нулевых вузов на платформе, чего в итоге не оказалось. Первые два дня мы рассказывали, что такое венчур и как его едят, каким образом строится акселератор и зачем, рассказывали о разных форматах взаимодействия со стартапами и партнёрами, которыми могут выступать корпорации, фонды и не только. Дальше программа пересобиралась и адаптировалась конкретно под уровень людей, оказавшихся в аудитории.
По итогу все участвовавшие в школе вузы точно понимают, что такое аксель. К концу программы у многих университетов начали открываться глаза и увеличиваться до пятирублёвых монеток, когда они начали понимать весь ужас ситуации, в которой оказались. Теперь им нужно всю эту большую историю разворачивать на грантовые деньги с ежемесячной отчётностью. Довольно парадоксальная ситуация, что высокорисковый процесс, когда мы не знаем, получится что-то из гипотезы или нет, приходится разворачивать так, будто все уже уверены в результате.
Ваша программа отличается от иностранных?
Ростислав Сперанский: Я не знаю случаев за рубежом, чтобы школы акселерации разворачивались на такое количество вузов. Разве что в Китае была подобная программа в 1980-90 годы, но могу ошибаться. По сути, тогда Китай начал перестраиваться на другие рельсы, а тему IT, технологического предпринимательства вывесили на флаг.
Илья Антипов: Я бы отметил вовлечённость преподавателей в создание компаний. Если мы возьмём Стенфорд как пример, там в культуре вуза есть практика брать отпуск на несколько лет для коммерческой деятельности и развития проектов, разработанных в университете. Это построено таким образом, что выгодно для всех сторон. Интеллектуальная собственность получает развитие, так как она лицензируется компанией у университета, университет зарабатывает от этого, а не сидит на ИС, как собака на сене. Более того, автор ИС становится сооснователем в стартапе, а кто как не он лучше знает свою тему. И по возвращении вуз получает преподавателя с практикой создания и коммерциализации ИС. Преподаватели возвращаются с деньгами и коммерчески успешными стартапами. Нередко именно они выписывают «первый чек» студенческим стартапам и финансируют эндаумент вуза.
Это тоже такая забавная механика, которая пока ещё отличается от российской. Не знаю, будет ли она отличаться в будущем, и есть ли смысл перенимать подобную в России. Тем не менее, затея достаточно интересная.
Какие особенности у программы? Какие вопросы из всех, что рассматривали, можете выделить отдельно?
Ростислав Сперанский: На мой взгляд, тут самое главное, что в вузе студенты учатся, а не проекты делают. Всё же в договоре об образовании у студента написано, что он получает образовательные услуги, и на выходе ему выдают диплом. Всё время нахождения студента в вузе распределено, поэтому вопрос о встраивании предпринимательской компоненты в образовательный процесс непростой, многое определяет специфика университета и его модели управления. Программу всегда нужно интегрировать с образовательной деятельностью университета, ресурсной базой, другими процессами.
Илья Антипов: Работа над стартапом требует огромного количества времени и усилий. В какой-то момент университет начинает не способствовать, а мешать работе над стартапом. Переход от учёбы к работе над реальным стартапом, на самом деле, очень не продуман. Если цель программы — получить на выходе большое количество стартапов, то что делать в ситуации, когда стартап получается, есть спрос на продукт, а времени на работу у ребят нет, так как заняты учебой. Это может дать обратный эффект: куча хороших идей стартапов, брошенных на полпути.
Также имеет значение фактор опыта. Если посмотреть на статистику, в основном успешные стартапы создаются в более зрелом возрасте, в районе 30-35 лет, может, даже и старше. Мне кажется, стоит продумать схему, когда студенты выступают в качестве сооснователей в связке с более взрослыми фаундерами. Возраст и предыдущий опыт — это тоже такая история, которая постоянно забывается при проектировании инициатив.
Как можно решить проблему высокой загруженности студентов? Уже есть готовые идеи?
Ростислав Сперанский: Какое-то количество идей — да — уже есть. Самый простой выход, который редко используется, — это студенческая практика. Вуз может направлять студентов на практику во внутренние подразделения. Студента могут направить на проработку проекта стартапа. Если этот процесс проходит в течение учебного года, никто не мешает им засчитать это автоматом как летнюю практику и подарить человеку месяц лета. Также можно засчитать это в зимнюю практику. Это простая история и конкретная польза для студента, поскольку далеко не все практики дают студентам реальную пользу и опыт.
Второй вариант — интеграция в учебные курсы по темам, по которым ведётся проект. Это можно засчитать, например, как проектную деятельность, которая в разных вузах также неоднородная. Где-то ПД прописана подробно и хорошо, где-то это просто представление доклада на какую-то тему. По меньшей мере, проект в виде стартапа будет приносить студенту реальную пользу.
Третий вариант — самый простой для вузов, но крайне, на мой взгляд, малоэффективный. Акселератор можно оформить как внеучебную деятельность. Вуз заявляет, что у нас есть такая инициатива, выпускает приказ о внеучебной деятельности. Толком ничего никуда интегрировать не нужно, просто вуз проводит мероприятия. Но, поскольку это всё проходит во внеучебное время, крайне маловероятно, что студенты массово туда добровольно пойдут. Обязать их к участию тоже достаточно сложно. Культура добровольно-принудительного посещения мероприятий в России проблёскивает, но из-под палки инновацию не сделать. Загнать студентов в аксель можно, но вряд ли они что-то интересное там сделают.
В третьем случае мотивацию для посещения можно получить путём привлечения компаний-партнёров, которые могут взять студентов к себе на стажировку, возможно, даже целыми командами. Такой кейс у нас как-то был. Проект студента был довольно приятный, и компания, которая весь этот банкет заказывала, предложила всей команде работу. Это достаточно редкий приз. Обычно студентов по одному приглашают, а здесь целая пачка, при этом уже сработанная. Компании плюс в виде ценных кадров, студентам — в виде работы.
А вузу какой плюс?
Ростислав Сперанский: Отчётность и разные операционные плюшки. Каждый год приходится оформлять тысячи студентов на практику чуть ли не по отдельности, а тут можно десятки или сотни людей направить буквально одной бумажкой. С учётом того, что рабочий день преподавателя и управленческого состава вузов чаще всего превышает установленные нормы и нередко длится дольше 12 часов, облегчение работы даже в таком виде будет им только в плюс. То есть как минимум плюс для вуза заключается в сокращении нагрузки на определённых работников. Обращаю внимание, что здесь мы говорим о модели, в которой акселератор реализуется в формате учебной практики, и о нагрузке только соответствующих специалистов. Я вовсе не хочу сказать, что акселерация сокращает нагрузку на среднестатистического преподавателя или сотрудника вуза.
Разумеется, нельзя упускать и момент с развитием бренда. Это тоже важная составляющая вуза. Если из университета регулярно выходят стартапы или хотя бы есть сервисы, которые позволяют их делать, это напрямую влияет на имидж вуза для студентов и абитуриентов.
Вернёмся к теме проведения школы акселерации. Как представители вузов отреагировали на программу? Они приехали «добровольно-принудительно» или всё же проявляли искреннюю заинтересованность? Все ли вузы горят желанием этим заниматься?
Ростислав Сперанский: Сделать так, чтобы «горели глаза», — это обязанность спикера. Нужно найти конкретную пользу, которую может получить слушатель, и тогда появляется ярый интерес к лекциям. Я считаю, что в этом смысле мы всё сделали грамотно. Тем более, что у нас есть объективный показатель. В ходе «Архипелага 2022» и школы акселерации в том числе все участники отмечали какие-то успехи, свои эмоции от программы, конкретных спикеров и просто своё настроение. По итогам всего этого форума мне дали приз за лучшего спикера по отзывам слушателей. Из этого я делаю вывод, что как минимум как-то порадовать контентом мы смогли.
Что касается мотивации, будем честны: когда вузу дают деньги в виде гранта в размере 7 млн на акселерационную программу — кто от этого откажется. Вузами было принято решение зайти в эту инициативу, получить целевое финансирование. Тут стоить отметить, что приехавшие на форум сотрудники вузов чаще всего выполняют работу в рамках своих трудовых обязанностей, и эти деньги в конечном итоге поступят не им, как если бы они были предпринимателями и имели свои компании. Кроме того, им придётся всё это разворачивать. Поэтому настроение у людей было разное. Кто-то приехал обменяться опытом, кто-то просто хотел базово понять, что от них потребует вуз в будущем и на что в целом выделяется грант.
В целом, я могу сказать, что аудитория была внимательная и доброжелательная. В рамках «Архипелага 2022» это были самые усидчивые слушатели, судя по статистике. У нас самый минимальный процент людей, не дослушивавших лекции до конца и ушедших с обучения. Блок обучения длится пять часов с очень короткими перерывами по 10-15 минут. За это время с лекций уходило 2-3 человека из почти 90 слушателей. И то чаще всего это связано с тем, что люди находились тут не в отпуске, и нужно было решать сопутствующие вопросы.
Вы говорили о нюансах в договоре на конкурс. Судя по написанному, отчитаться за работу вообще не представляет труда. Как на это реагируют вузы?
Ростислав Сперанский: Мы сразу начали говорить с вузами честно. То есть открываем документацию конкурса, читаем требование — представить стартап-проекты. Конечно же ясно, что каждый из вас легко может получить эти стартап-проекты. Это всё очень легко можно сделать, записать туда каких и сколько угодно студентов, сгенерировать кучу идей. Абсолютно никаких проблем не будет с тем, чтобы это закрыть.
То есть тут стоял вопрос, хотят ли они разворачивать это так, чтобы аксель получился в итоге крутым и показал сильные результаты. На мой взгляд, почти все представители вузов ставили целью не найти способ отчитаться, а именно круто реализовать проект. По крайней мере, логику «по-простому бы отчитаться» я видел только у одного человека. У всех остальных был прямой интерес сделать это качественно. Я очень доволен этим фактом, очень приятно было беседовать с заинтересованными людьми. Было сложно даже покурить, потому что люди подходили, делились идеями и задавали вопросы вне лекций.
То есть работа со слушателями велась за пределами аудиторий?
Ростислав Сперанский: Наша ответственность как спикера во всём этом процессе заключается в обучении и поддержке слушателей. Мы же не можем выйти из аудитории и закрыть глаза на инициативных слушателей, прервать с ними любое общение за пределами зала. Очень много было запросов, вопросов, идей, уточнений, мы постоянно по этому поводу общались с людьми. Им также было очень важно получить обратную связь по тем идеям, что они придумали в рамках своего вуза. Это, кстати, тоже прямой показатель вовлечённости. Я как-то уехал с площадки только в два часа ночи, когда закончил общаться с последним заинтересованным вузом. При этом основная программа завершилась в семь часов вечера. Еще один забавный момент был, когда ко мне в курилке подошел человек, задал вопрос, а потом развернул тут же флипчарт и начал презентовать свою концепцию.
Кроме того, на третий день мы честно обратились к аудитории с вопросом, что для них реально было бы интересно изучить, поскольку программа была рассчитана на более низкий уровень знаний у слушателей. Мы обсудили, что им действительно интересно знать, и на запросе переделали программу. Кстати, мы их к этому же призывали в процессе работы над акселем. Они входят в достаточно сложный, во многом неизвестный процесс, для чего необходима гибкость и коррекция программ по ходу действия и отсутствие страха отказываться от заранее собранного плана. В таких вещах необходима так называемая проектная честность.
Раз уж мы заговорили про честность, заденем наболевший вопрос. Насколько, на твой взгляд, это история продуктивна? Какой будет выхлоп?
Ростислав Сперанский: На мой взгляд, правительство сделало ставку на то, что прорывные проекты появятся в университетах в первую очередь, поэтому загрузило вузы инновационной деятельностью. Сыграет ставка или нет —тут только время покажет. Результаты увидим не раньше 2023-2024 годов, поскольку за два месяца этого года, очевидно, студенты никаких мощных проектов не соберут. По крайней мере, я очень с трудом в это верю, даже с учётом наличия толковых студентов и сотрудников вузов, работающих не на бумагу, а на результат. Это всё требует времени, тем более у студентов, у которых нет насмотренности и опыта в предпринимательстве.
Мне сложно прогнозировать какие-то результаты, но я уверен, что как минимум студенты совершенно точно получат от этого пользу. Его задача в рамках университета — подготовиться к рынку труда и стать востребованным специалистом. Сейчас в целом по России наблюдается сильное сближение вузов и бизнеса. То есть курс на ликвидацию разрыва между тем, что читается в аудитории, и что реально нужно на рынке. Разрыв между вузом и венчуром намного больше, там совершенно другая культура, а у студентов в рамках университетской деятельности даже возможности «поиграть» в это не было, но теперь будет. Это тоже огромный плюс во всей этой истории. Он позволит уже в студенчестве определиться, хотят они вообще вести предпринимательскую деятельность или нет, и распространить культуру предпринимательства.
В условиях рынка и всех ограничений я не могу оценить, насколько это реально, и сколько стартапов будет на выходе или другие более конкретные прогнозы. Но уже появление такой инициативы — это очень хорошо, и появление хотя бы по одному стартапу любого уровня с каждого вуза уже будет немало.
Илья Антипов: Польза будет как минимум в развитии экосистемы и культуры предпринимательства, а это само по себе очень ценно. Попытки создания стартапов студентами в вузе можно рассматривать как первую волну приобретаемого опыта предпринимателя. Во время первой волны, конечно, вырастет вероятность создания новых стартапов и компаний, но основной скачок результатов происходит во второй-третьей волне, после того, как студенты покинули вуз. Это не история быстрого результата, тут речь идёт о формировании новой структуры рынка труда и культуры ценностей и лидерства, предприимчивого решения социальных проблем и бизнес-задач.
Как, на ваш взгляд, отреагирует рынок, если школа акселерации будет выдавать даже по 10-20 новых стартапов в год?
Илья Антипов: Если я правильно понял вопрос, это история в основном про крупные платформы типа «Яндекс», «Сбер» и подобных мастодонтов с высокими зарплатными ставками. Везде, где есть такие гиганты, стартап-экосистема немного тоскует. Стартапу нереально найти хорошие кадры за соразмерные зарплаты. Кроме того, если толковых, идейных людей компании будут забирать прямо из вузов ещё на этапе проработки, то стартапов, над которыми они работают, может и не появиться. Тут, так сказать, имеет место эффект расстартапивания. Тот же «Сбер» может позвать к себе развивать эту же идею за большие деньги и зарплату.
Не вызовет ли это череду поглощений техгигантами и их укреплению, а не росту конкуренции? По идее, новые решения и компании должны развивать конкуренцию, но не станут ли они причиной для укрепления монополии уже существующих компаний?
Илья Антипов: В какой-то степени это в любом случае будет, от этого никуда не убежать. Но я не думаю, что прямо всех ребят будут забирать в крупные компании. Какая-то часть останется, и дух предпринимательства в любом случае будет развиваться. Ну и не так плохо, если компании будут скупать стартапы даже на ранних стадиях. Это говорит о росте интереса и потребности к сплочённым командам с готовыми идеями. Тут уже вопрос культуры и баланса эко-системы, на каком этапе команды будут готовы продаваться и за какую стоимость. Можно продаться за з/п, можно командой, а можно сделать и продать единорога. Могут появляться менторы, помогающие стартапам подрасти пару лет, чтобы в разы увеличить стоимость компании перед поглощением, а может, и инвесторы, жаждущие вырастить ещё одного гиганта.
И последний вопрос. На ваш взгляд, какая конечная цель правительства во всей этой инициативе? Для чего вливаются средства?
Ростислав Сперанский: Я не участвовал в написании законопроекта, но мне кажется, это связано с технологическим суверенитетом. Скорее всего, конечная цель заключается в получении на выходе полностью отечественных продуктов на замену зарубежным. В конце концов, сама идея стартапов заключается в проработке социально важных тем и создании востребованных на рынке решений, даже если и нишевых.
Илья Антипов: От себя добавлю, что не понимаю концепцию полного технологического суверенитета. Как вообще можно в отрыве от других стран создавать сложные продуктовые решения. Опыт и уникальные технологии разбросаны по всему миру, и мне видится важным умение их интегрировать, создавая оригинальные продукты для себя и остального мира. Насколько вообще реально изолировать весь процесс, начиная от глобальной цепочки ресурсов и заканчивая разработками и интеллектуальной собственностью? К тому же, суверенитет подразумевает стократные ограничения с точки зрения сбыта. Конечно, можно что-то придумать и сделать, но хватит ли спроса на локальном рынке для выгодного сбыта своих решений, особенно где высокие капитальные вложения. За последние годы в России создано много классных решений, отсутствующих на зарубежном рынке. Например, тот же финтех-сектор. С банковскими сервисами «Тинькофф», «Сбера» и «Альфа» на порядок удобнее взаимодействовать, чем с сервисами банков в той же Европе. Было бы круто продавать такие решения на экспорт, в противном случае мы сами себе обрубаем пути к тиражируемым дополнительным доходам и, как следствие, к развитию.