Если первая часть моего повествования заканчивалась поступлением в Военную орденов Ленина, Октябрьской Революции и Суворова академию им. Ф. Э. Дзержинского (сокращённое название ВА им. Ф.Э. Дзержинского, ВАД или просто Дзержинка), то вторая часть закончилась отправлением поезда «Москва-Рига», в котором ехал я. Логотип третьей части возвращает меня в годы моего становления как программиста.

I. 649-й отдельный пункт разведки радиоизлучений космического пространства

Итак, промозглой осенью 1976 года я прибыл в Ригу. В Риге пересел на поезд до города Вентспилс. Прибыв в Вентспилс, я зашёл к коменданту станции, где мне показали машину, которая поедет в часть. Оказалось, что каждый день здесь дежурила машина из гарнизона Вентспилс-8. Старшим машины был прапорщик, который довёз меня до части и помог устроиться в гостинице. Была уже ночь. Всю дорогу справа и слева от нас был хвойный лес. Для себя я сразу определился с названием – прибалтийская тайга. Я понял, что меня не обманули, когда говорили, что я буду служить в глухом лесном месте:



Утром я подошёл к дежурной по гостинице и спросил, как пройти к командиру части. Ответ меня поставил в замешательство: «А к какому командиру?». Так выяснилось, что в городке размещается две части. Одна часть в/ч 51429, в которую я и прибыл служить, входила в систему ГРУ ГШ ВС СССР, а вторая часть в/ч 93364 входила в структуру КГБ СССР. Но городок был один, гарнизон тоже один и начальником гарнизона был командир в/ч 51429 полковник Николай Григорьевич Кирилин:



Но не так страшен чёрт, как его малюют.
Как позднее выяснилось, гарнизон имел полноценную структуру и состоял из технической зоны, жилой зоны и зоны для обслуживающего объект персонала:

Интересная деталь, фамилия командира в/ч 93364 была Могила и всех, кто в ней служил, знали могиловцами. В целом территория гарнизона была довольно обширная и занимала площадь более 50 гектаров. В гарнизоне была техническая зона, жилая зона со школой, детсадом, магазином, почтой и газетным киоском, клубом и т.д, и зона для обслуживающего объект персонала (казармы, гаражи, подсобное хозяйство, баня, котельная и т.д.):



Техническая зона объекта состояла из технического корпуса и трех антенн, имевших следующие обозначения: «Уран» (диаметр 8 метров), «Юпитер» (диаметр 16 метров) и «Сатурн» (диаметр 32 метра):



Вокруг технической зоны существовал охраняемый периметр, охватывающий как технический корпус, так и все антенны:



Две самые большие антенны «Юпитер» (110-ка) и «Сатурн» (400-ка) были соединены с техническим корпусом подземным туннелем, по которому проложены сигнальные и силовые кабеля (на схеме выделены коричневым цветом):



В восточной части подвала технического здания был оборудован запасной командный пункт. Но всё это я узнаю позже.
А пока, после представления командиру части полковнику Николаю Григорьевичу Кирилину, мой путь лежал в техническую зону в технический корпус в вычислительный отдел (отдел №5) подполковника А.Н. Коротыгина, куда я был назначен инженером:



Вычислительный отдел располагался на первом этаже в правом крыле здания. Как полагается, начальник отдела собрал весь личный состав отдела и представил нового сотрудника. В отделе трудились как офицеры, так и служащие Советской Армии. Мне определили рабочее место, показали отдел и я стал потихоньку осваиваться.
Первым делом, конечно, посмотреть ЭВМ М-220:



За пультом сидит знакомый по второй части старший лейтенант Слава Черевик.
Оказалось, что в отделе есть ещё и табулятор, которого до этого я никогда в жизни не видел, и я не предполагал, что уже через один год я решу его судьбу, написав генератор отчетов РПГ М-220:

Табуля́тор — электромеханическая машина, предназначенная для автоматической обработки (суммирования и категоризации) числовой и буквенной информации, записанной на перфокартах, с выдачей результатов на бумажную ленту или специальные бланки. Лично мне не пришлось на нём работать, но я видел как на нём женщины из отдела выдавали отчёты, «скармливая» ему не одну сотню перфокарт с результатами работы центра.
Если честно, то поначалу никто не понимал и не знал, чем бы меня занять или озадачить.
Но меня в этот момент волновал другой вопрос, как прописаться в отделе или, как ещё говорят, проставиться. Все сотрудники отдела выше меня по воинскому званию и как к ним в этом смысле подступиться я не знал. Но тут на помощь пришли сами сотрудники. Спустя неделю или две под конец рабочего дня в пятницу по мне подошёл майор Борис Иванович Акиндинов и сказал: «Мы тут с ребятами собрались посидеть. Ты как с нами или …». Я спросил, что требуется от меня. В ответ услышал: «Только одно слово – да или нет». Я был польщён оказанным доверием и ответил: «Да». Как выяснилось, наш путь лежал в гараж (на схеме кружочек с цифрой 6) другого сотрудника отдела майора Печёнкина Юры (на фотографии слева):



Крайний справа Валера Довженко, а в центре семья Славы Черевика.
Когда мы очутились в гараже (а нас было человек пять-шесть), я поразился его убранству. Это скорее был не гараж (тем более, что машины там не было), а маленький дачный домик. И вот тут я узнал всю прелесть службы в Вентспилсе-8. Оказывается, в магазине можно было ничего не покупать (ну, кроме соли, сахара, хлеба, спичек), все остальное давала окружающая природа. В качестве закуски была рыба на любой вкус, своя тушёнка, грибы соленые, маринованные, жареные, брусника мочёная и т.д. В качестве спиртного был настоянный на бруснике спирт. Меня, я так пониманию, проверяли на прочность, налили гранёный стакан разбавленного спирта, настоянного на бруснике. Испытание я выдержал. Дальше пошли расспросы, анекдоты, всё как всегда и у всех. Спустя неделю я пригласил всех к себе домой. Мне к этому времени выделили однокомнатную квартиру на четвёртом этаже в одном из двух жилых домов:



Панельные дома (их тоже будет два), показанные на предыдущей фотографии ещё только строились. Жизнь налаживалась.
Но надо было найти себе место в строю. И тут на помощь пришёл Борис Иванович Акиндинов. Он в части заведовал кассой взаимопомощи. Как то он подошёл ко мне и спросил: «Володя, а что если нам автоматизировать нашу кассу?». Я ухватился за эту идею и погрузился в программирование.
Надо сказать, что программирование на М-220 серьёзно отличается от сегодняшнего программирования. Надо было обязательно знать машинные команды, хотя бы те, которые после их набора на клавишном запоминающем устройстве (КЗУ) и нажатия кнопки ПУСК позволяли загрузить программу с перфокарт, с магнитной ленты или в лучшем случае с магнитного барабана в память машины и передать ей управление, чтобы она начала выполняться. После Вентспилса я на всю жизнь запомнил команды ЭВМ М-220 для работы с внешними устройствами – 50 и 70. Все программы, которые я в итоге напишу в Вентспилсе, будут написаны в машинных кодах, никаких языков высокого уровня или даже автокода.
Но прежде чем приступить к программированию, мы с Борисом Ивановичем определили какие входные и выходные формы ему нужны. Это было первое. Второе — это начисление процентов за полученный кредит. Я впервые столкнулся с тем, что манипулируя округлением тысячных долей в принципе можно сколотить себе состояние. Конечно, этого нельзя было сделать на офицерской кассе взаимопомощи (не те объёмы), но я понял, как этим пользуются банки. Когда с округлением разобрались, то надо было разобраться с механизмом сортировки списка членов кассы. Ничего другого кроме сортировки методом слияния, имея в своем распоряжении 4К ОЗУ (оперативное запоминающее устройство), перфокарты и магнитные ленты, придумать было нельзя.
Сначала информация по новым членам кассы взаимопомощи записывалась на бумажные бланки. С бланков данные набивались на перфокарты. Затем перфокарты вручную сортировались. Затем запускалась небольшая программа, которая данные с перфокарт записывала на магнитную ленту. После всего этого начинался процесс добавления новых членов, как сегодня бы сказали, в базу данных кассы взаимопомощи.
Для этого в лентопротяжки ставились три бобины, одна с новыми данными, вторая с данными, подготовленными ранее или текущей базой данных, и чистая, на которую переносилась информация, получаемая слиянием:



В конце концов, касса взаимопомощи была автоматизирована, мне была от кассы выписана премия и мы это дело отметили всем коллективом в местном кафе. Было и такое, где всегда было свежее пиво. Кстати, вот с чем в Прибалтике не было проблем. Раз уж речь зашла о пиве, то надо вспомнить, что в те далёкие времена оно не могло долго стоять и уже на третий день, как правило, появлялся осадок. Нет, в гарнизоне пиво не застаивалось, а вот в самом Вентспилсе, где магазины были завалены пивом, в магазинах порой продавали пиво с осадком. Народ покупал. Оказалось всё очень просто – существовал простой и эффективный способ избавиться от осадка. Для этого надо было сломать ветку берёзы, очистить её от коры и опустить в бутылку. Пиво вскипало как шампанское и становилось кристально светлым.



Был и ещё один нами любимый напиток. В те годы широко (по крайней мере, в Латвии) продавалось болгарское сухое игристое вино «Албена»:



Мы его ещё ласково называли «Альбина». Что в него добавляли, я, думаю, читатель догадается сам.
И, чтобы закрыть эту тему, расскажу ещё один случай из нашей жизни. Периодически мы в отделе устраивали генеральную профилактику нашей ЭВМ М-220. Главным в этой профилактике была протирка спиртом контактов ТЭЗов (Типовых Элементов Замены), считывающих головок лентопротяжных механизмов и, конечно, поверхности магнитного барабана.
После этого включалось электропитание и шел длительный процесс диагностики ЭВМ. И тут случилось непредвиденное — командир части приказал добавлять в спирт бензин («ложка дёгтя в бочке мёда»). Спирт в части получали не только мы для ЭВМ, но и на всех станциях (радиотелескопах) и т.д. То ли он сам так решил, то ли кто подсказал (до Горбачёвских виноградников было ещё далёко), но вещь это дюже неприятная. Я думаю, что ни для кого не секрет, что спирт (а это двойной ректификат) использовали не только по прямому назначению. Этот факт наглядно иллюстрирует карикатура, опубликованная примерно в это же время в журнале «Крокодил»:



Мне пришлось однажды пригубить этот продукт. Как-то я задержался в отделе и уже перед самым моим уходом Борис Иванович предложил выпить на дорожку по 100 грамм. Я, ничего не подозревая, согласился. И тут мне Борис Иванович говорит: «Жалко только что спирт с бензином» и протянул мне стакан. Я не смог сделать и глотка, как сразу пошла сильная слюна. Борис Иванович, правда, выпил до дна, сказывалась армейская закалка. После этого мы решили, что что-то надо делать. У нас перестал работать магнитный барабан. Когда нас спросили в чём дело, то мы продемонстрировали зеркальную поверхность барабана с бензиновыми разводами. После этого в вычислительный отдел стали выдавать чистый спирт и барабан заработал!
Вместе с автоматизацией кассы взаимопомощи я начал читать в рамках командирской подготовки лекции по программированию на ПЛ/1. Началось всё это так. Когда я первый раз присутствовал на занятиях по командирской подготовке, кто-то сказал: «Что мы мусолим одно и то же из разу в раз? Вот Орлов пришёл из академии, из Москвы, пусть нам расскажет что-нибудь новенькое про ЭВМ, про программирование». И мне пришлось что-то говорить, в частности, что появился такой новый и замечательный язык как ПЛ/1, что у меня есть книжка по нему. В итоге мне сказали, будешь учить личный состав отдела программированию. Личный состав – это не только офицеры, то и женщины отдела. Самыми прилежными учениками оказались Слава Черевик и Татьяна Перова:



На фотографии слева Людмила Муравьёва, а рядом с ней Татьяна Перова, а вокруг прибалтийская тайга.
Надо признать, что я сам ПЛ/1 знал только по книжке моих учителей «В.Н. Лебедев, Л.К. Гребенников. Программирование на ПЛ/1» и на нём никогда ещё не программировал.
Больше всего в ПЛ/1 всех заинтересовал тип данных «структура»:



И это было понятно. Главной проблемой в отделе была выдача всевозможных отчётов. ЭВМ была, а отчёты выдавались вручную на пишущей машинке или, в лучшем, случае на табуляторе. А тут такая простота работы с данными и печатью таблиц. Загвоздка была одна — транслятора с ПЛ/1 на ЭВМ М-220 не было, а поставки ЕС ЭВМ пока не предвиделось. Но народ тянулся к знаниям и я с энтузиазмом читал лекции. Потом мне это пригодится в адъюнктуре. Более того, после моих лекций, решил сменить свои предпочтения и Слава Черевик. Если до этого он хотел стать переводчиком и изучал немецкий язык, то теперь он решил стать программистом. Он добился своего, стал программистом и со временем защитил кандидатскую диссертацию.
Но поскольку проблема с выдачей отчётов была, то я предложил начальнику отдела подполковнику Коротыгину А.Н. разработать генератор программ отчетов РПГ для ЭВМ М-220. Я прочитал лекцию по РПГ, рассказал, что от этого мы получим, и получил поддержку в лице всего коллектива. Особенно горячо поддержали эту идею женщины, которым приходилось, не считаясь со временем печатать отчёты. Всё место в строю окончательно было найдено. Так начался процесс рождения отечественного генератора отчётов РПГ М-220. Чем не импортозамещение в IT, о котором так много говорят сегодня и которое топчется на месте?
В часть я приехал в артиллерийской форме, а здесь все ходили в форме ВВС (военно-воздушные силы). Я долго не переодевался (всё переодевание сводилось к замене петлиц, эмблем, погон и фуражки), но в итоге это пришлось сделать и в первый отпуск я поехал, как тогда говорили, в лётной форме:



На фотографии мой отец Орлов Николай Егорович, брат Сергей, я в лётной форме и наша общая любимица дворняга Тобик. Потом, когда я буду в 1979 году возвращаться в академию, то первым делом, прежде чем сесть в поезд, переоденусь в артиллерийскую форму. В отпуске я (в центре) встретился со своими одноклассниками Толей Ганиным (справа первый на фотографии ниже) и Сашей Никитиным (второй слева на фотографии ниже), с которыми когда в школе увлекались радиолюбительством и построили первую сеть в нашем квартале:



К сожалению другой фотографии не нашлось. Они уже были не радиолюбители, а профессионалы. Саша Никитин работал мастером на приборном заводе, а Толя Ганин там же в сборочном цехе и собирали они авионику для самолётов. Сегодня приборный завод — это знаменитая «Элара»:



Они мне устроили экскурсию по заводу и презентовали две упаковки микросхем серии К155. По тем временам это был царский презент. С этим презентом я и вернулся в Вентспилс-8.
В конце лета 1977 года в отдел после окончания Военной академии связи имени Маршала Советского Союза С. М. Буденного пришёл капитан Мартынов Володя. Он пришёл в отдел, полон новых идей.
Когда он узнал, что я привёз из отпуска микросхемы серии К155, то он предложил сделать электронные часы для части. Я был непротив. Ещё был у нас в отделе и уникальный прапорщик Володя Авдохин (позже экстерном сдал на офицерское звание и получил его). Вот они вдвоём и взялись за реализацию данной идеи. Доложили командиру части полковнику Кирилину Н.Г., тот поддержал идею, выделил необходимые ресурсы и работа закипела.
Корпус был изготовлен из пластин гетинакса. Дизайн был «советский», функциональный, без излишеств. Часы были повешены в штабе части (жалко фотографии нет) и стали гордостью командира части. Все участники были поощрены.
Часы были только началом. Следующей идеей было автоматизировать выделение спецтелеграмм из общего потока данных. Речь шла о цифровом потоке данных. Предполагалось решить две крупные задачи. Первую задачу, связанную с преобразованием данных из формата, в котором они были перехвачены на станциях, в формат, понятный ЭВМ М-220, брались решить Володя Мартынов и Володя Авдохин. Для её решения привлекались и другие офицеры отдела. А вот решение второй задачи, задачи, связанной с обработкой полученного массива данных и выделением спецтелеграмм из общего потока, возлагалось на меня, лейтенанта Орлова В.Н. Первая задача была успешно решена, была разработана приставка (как бы сейчас сказали контроллер) и небольшая программа, позволяющая записывать поток данных на магнитную ленту.
Решение второй задачи было связано, прежде всего, с пониманием, что такое «спецтелеграмма». На тот момент под термином «спецтелеграмма» понималось два вида телеграмм. Да, надо иметь в виду, что я пользуюсь в данном случае терминологией, которая была принята тогда, по крайней мере, во второй половине 70-х годов прошлого столетия. Первый вид телеграмм у нас называли кодограммами, которые состояли из группы символов одинаковой длины:

123456 234567 456789 …

Выборку таких телеграмм запрограммировать оказалось достаточно просто.
Второй вид телеграмм – это телеграммы линейного шифра. Вообще телеграммы имели некоторый признак начала и конца. Стоял вопрос, по какому принципу выделять телеграммы линейного шифра. Тут мне на помощь пришли специалисты оперативники, которые подсказали, что при линейном шифре появление любого символа в спецтелеграмме является равновероятным. После этого всё встало на свои места, программа была написана и работала. Никаких претензий к ней не было. Все участники этой разработки были поощрены командованием, а когда мы каждый в своей части оформили рационализаторское предложение, то ещё и получили денежное вознаграждение:



Моё вознаграждение было достаточно солидным – 25 полновесных советских рублей:



Мой авторитет как программиста рос и крепчал.
Это происходило в декабре 1977 года. А уже в январе 1978 года меня и старшего лейтенанта Сашу Александрова вызывают к заместителю командира части по оперативной работе подполковнику Попову Виктору Афанасьевичу (на переднем плане слева):



В кабинете у него находился и командир части Кирилин Н.Г. Как только мы вошли, то нас сразу и огорошили, сообщив, что американцы провели пуск ракеты морского базирования «Трайдент». Наши оперативники на станциях перехватили характеристики пуска: точку выключения двигателя, примерный угол бросания, координаты и скорость в точке выключения.
От нас требуется определить, куда упала головная часть. Я попытался возразить, что я программист. Но в ответ получил, что вы закончили Дзержинку, ракетную академию, какое программирование. И мы с Сашей пошли считать. У Саши был талант художника и прежде всего он нарисовал раскладушку со стартующей ракетой в сторону острова Кваджалейн. Дальше мы что-то как-то посчитали, у нас получалось, что головная часть упала где-то рядом с островом Кваджалейн. Под утро с красивой раскладушкой мы пошли к заму по оперативной работе с докладом. Нас выслушали и разрешили идти отдыхать домой. Войдя в жилой городок, мы заглянули в газетный киоск и купили газету «Известия». Нашему удивлению не было предела: в газете черным по белому было напечатано, что американцы произвели испытание ракеты морского базирования «Трайдент», пуск был произведён с восточного побережья и головная часть достигла острова Кваджалейн. С одной стороны мы были горды, что всё доложили правильно командованию, а с другой стороны — на что потратили ночь. Но служба есть служба.
Спустя несколько месяцев Саша Александров убыл служить на остров Свободы, на Кубу. Для многих из нас Куба была желанным местом службы, офицеры откуда возвращались хорошо обеспеченными. Платили ну Кубе чеками, которые можно было отоваривать в магазинах «Берёзка» или купить на них автомобиль, желанная мечто многих в те годы. У нас шла постоянная ротация, кто-то приезжал с Кубы, кто-то туда уезжал. И первым делом, что делали приехавшие с Кубы, покупали автомобиль «Жигули». Если мне память не изменяет, то автомобиль «Волга» стоил 1200 чеков, а «Жигули» и вовсе 900 чеков. Кстати, когда Саша Александров спустя год приехал к нам в часть в отпуск, то он мне презентовал два чека по 10 рублей:



Я их в свою очередь подарил приехавшему в гости брату, а он их отоварил в Москве в магазине «Берёзка.
Ходила легенда, что генерал-армии Ивашутин Пётр Иванович, начальник ГРУ ГШ ВС СССР, издал приказ, что не менее половины зарплаты офицеры должны тратить на питание. Так или нет, но люди экономили на питании. Кстати, говорили, что на Кубе очень ценился советский одеколон и многие, кто ехал туда, запасались и одеколоном и консервами.
Не был исключением и вернувшийся с семьей с Кубы капитан Саша Баран (ударение на первом слоге, служил на станции „Уран“). Мы были соседями по лестничной площадке, а их дети частенько заглядывали ко мне поиграть. Мы подружились. Саша Баран закончил КВИРТУ — Киевское высшее инженерное радиотехническое училище ПВО имени маршала авиации А. И. Покрышкина. Окончивших КВИРТУ часто называли КВИРТанутыми. Наш заместитель по оперативной работе Попов В.А. про Саша Барана вспоминает как про „нормального КВИРТанутого офицера“.
После выхода второй части мне пришло письмо от Антона Степичева:

Очень интересный рассказ. Жду III часть с описанием годов службы на „Норке“. Порадовали трагикомичные службы из жизни. Может что то подобное случалось и во время службы в Вентспилсе-8?

И мне вспомнился такой случай с участием меня, Саши Барана и его жены. Дело было в пятницу. Его жена уговорила меня поехать с ними за малиной в качестве сборщика. Я согласился. После работы я бегом домой, переоделся и к магазину, где стоял их новенький автомобиль, но Саши около него не было:



Жена нервно ходила взад вперёд. Тут она приняла решение:

Садись за руль, поедем без него.

Мне стало стрёмно, последний раз я садился за руль в суворовском училище, более пяти лет назад и это были не „Жигули“. Сажусь, смотрю на переключатель скоростей, картинка на нем выглядит как-то странно, первая и задняя скорости как бы поменялись местами.
На рукоятке переключения скоростей есть схема переключения скоростей.Она оказалась перевёрнутой на 180 градусов:



Я, первый раз севший за руль „Жигулей“, посчитал что так и должно быть и вместо задней скорости включил первую! Ужас! Но в последнюю секунду я остановил автомобиль буквально в миллиметре от стены магазина. Но это было только начало, к автомобилю подходил
Саша Баран. Была пятница, у Саши на работе что-то отмечали и он был слегка навеселе.
Несмотря на возражения жены, он сел за руль, рядом жена, а я сзади. Поехали, нет не поехали, полетели, полетели по прибалтийской тайге по песчаной просёлочной дороге. Жена кричала, я держался за поручень и переднее сиденье. Саша остановился. Дальше надо было видеть. Жена молча вышла, взяла подвернувшийся булыжник (женщина она была нехрупкая) и со всего размаху швырнула этот булыжник на капот новеньких „Жигулей“. Воронка оказалась приличной. Развернулась и пошла в сторону городка, а Саша за ней. Я оказался в тайге один, залез в салон, а ключей нету! Тайга, просёлочная дорога, автомобиль без ключей и чужой. Стою жду. Где-то через полчаса появился Саша с ключами. Молча сели в машину и понеслись, но доехали!
Через неделю у Саши были новые „Жигули“ и мы еще не раз ездили по грибы и ягоды.
Пройдет время и я подарю „Жигули“ брату:



Мне было приятно, когда после публикации первой части, мне пришло электронное письмо от Попова Виктора Афанасьевича:



И именно Виктор Афанасьевич мне подсказал, что наш Вентспилс-8 ещё называли и „Норкой“ по позывному нашего узла связи. которым командовал капитан Евгений Слягузов:



Второй слева на фотографии Попов В.А., а второй слева в строю (самый высокий) — капитан Слягузов. Помимо „Норки“ были Лунный, Замысел, Шатровый и т.д. Звучит как песня.
На станциях меня уже принимали за своего и я туда частенько заглядывал, чтобы узнать что нового в мире. Практически также как сегодня заглядываю в Интернет за новостями.
Весной 1978 года над территорией СССР был перехвачен и атакован советскими истребителями-перехватчиками Су-15 южнокорейский Боинг, который совершил аварийную посадку на замёрзшее озеро Корпиярви. В советской прессе был минимум информации об этом инциденте:



Естественным было узнать, что об этом пишут в мире, посмотреть фотоматериалы:



Так что в отношении «быть в курсе» служба в Вентспилс-8 имела неоспоримые преимущества.
Но если говорить о том, что больше всего меня поразило, так это обыкновенные телефонные разговоры военнослужащих стран НАТО. Представьте себе, какой-нибудь Джон звонит из Европы своему товарищу в Техас и спрашивает его, а где он собирается проводить, предположим, Рождество. Тот ему в ответ, что собирается к подружке Мэри на Гавайи. Мне, нам это было трудновато представить, я родителям-то позвонить не мог.
Интересно было смотреть материалы про Испанию, которая освобождалась от франкистского прошлого.
Одной из задач отдела был расчёт целеуказаний для станций слежения:



При расчётах, как правило, использовали данные, перехваченные с одного из спутников Интелсат.
И вот в один из дней на станциях не смогли получить данные со спутников. Надвигалась катастрофа, мы теряли все спутники и не могли понять, в чем дело. На следующей день выяснилось, что информация со спутников Интелсат стала передаваться на скорости 128K (до этого скорость передачи была 4К), но такой приемной аппаратуры у нас не было. Только через неделю была доставлена соответствующая аппаратура и всё стало входить в прежнее русло.
Были и анекдотические случаи. Как-то у нас работала высокая комиссия из Москвы, мы все были в режиме повышенной боевой готовности. И тут приходит телефонограмма из Москвы, что появился неизвестный спутник, нужно срочно его «поймать», определить принадлежность и назначение. Мы целую неделю «гонялись» за этим спутником без сна и отдыха, что только не выслушали в свой адрес. Меня как-то ночью вызвали к заму по оперативной работе с каким-то вопросом, я посмотрел на него, на его щетину и подумал, что я, наверное, так же выгляжу. Мы в отделе всё же для разрядки часа в два ночи принимали напиток из Альбины, а у зама такой возможности не было. И вдруг нам объявляют, что это наш родной советский спутник, потерянный ранее.
Всё это мне не помешало завершить к февралю 1978 года работу над своим детищем – генератором отчетов РПГ М-220. Женщины отдела помогли мне оформить и выпустить в четырёх экземплярах документацию. Особую гордость у меня вызывала коленкоровая обложка у неё. В это время у нас работала очередная комиссия. Требовалось много справок и отчетов годовых/полугодовых, сколько и каких спутников летало тогда и тогда, каких и сколько телеграмм перехвачено и т.д. Женщины в отделе напряглись. И тут на первый план вышел я со своим РПГ. Это было милое дело — видеть умиротворенное лицо начальника отдела, когда он относил выданные мною при помощи наших женщин отчёты командиру части. Было впечатление, что впервые ему хочется, чтобы командиры попросили ещё какие-нибудь отчёты. Это был мой звёздный час и начальника отдела. Командир части тоже был доволен работой своих подчинённых. Естественно, что спустя какой-то месяц я получил удостоверение на рационализаторское предложение:



Этим дело не закончилось, я получил впервые в истории части самое большое денежное вознаграждение за рацпредложение:



Именно в это время Слава Черевик сказал, что Орлову здесь не место, надо думать об адъюнктуре. Я начал думать.
Для начала я начал просматривать последнюю страницу газеты «Красная Звезда», где печатались объявления о приёме в адъюнктуру тех или иных высших военных учебных заведений. И вот появилось объявление о приёме в адъюнктуру Военной академии имени С.М. Будённого. Я понимал, что сейчас меня никто не отпустит, но решил готовить почву. Написал рапорт на имя начальника отдела подполковника Коротыгина Н.Г. и стал ждать решения. Решение, как я и предполагал, было отрицательным. Объяснение было стандартное, я его никогда не принимал и не принимаю:«А кто будет работать?».
Незаменимых людей не бывает, но здесь действует другой принцип. Для себя я решил, что мне нужна Дзержинка и на следующий год я обязательно поступлю туда. Эта уверенность подкреплялась написанными мною программами, и, в первую очередь, генератором программ отчётов РПГ М-220. Я почему-то был уверен, что как только он попадёт на кафедру, то вопрос с адъюнктурой будет решён. Так впоследствии оно и вышло. Мы ещё к этому вернёмся.
В 1978 года на экраны нашей необъятной страны вышел фильм «В зоне особого внимания»:



Этот фильм напомнил мне и не только мне события, происходившие вокруг нашей части год назад. Мы даже подумали, что, может, фильм снят именно по тем событиям.
Но если в фильме актёр Галкин сумел уничтожить командный пункт условного противника, то мы этого не допустили, мы чётко понимали где мы служим:



События развивались следующим образом. Как-то летом 1977 года я заступил на дежурство помощником дежурного по части. Где-то в районе 12 часов к нам в дежурку заглянул один из командиров роты и говорит, что на КПП (на схеме номер 17) стоит непонятно кто в какой-то затасканной солдатской форме и о чём-то говорит с контролёрами. Дежурный по части говорит ему:

«Ты же целый капитан, командир роты и не принял никаких мер?»

После этих слов этот офицер быстро пошёл на КПП, а через несколько минут вернулся с разбитым лицом! Его рассказ свёлся к тому, что на его требование предъявить документы этот неизвестный схватил бинокль, висевший у него на шее, ударил капитана в область лица и бросился в лес по дороге в сторону реки Ирбе (см. схему). Дежурный тут же доложил обо всём командиру части. После небольшого совещания было принято решение поднять дежурный взвод и прочесать лес между дорогой в техническую зону и рекой Ирбе (смотри схему):



Операцию проводить было поручено мне. Взвод вытянулся в линейку вдоль дороги, я был в центре взвода и мы пошли прочесывать лес в сторону реки. При этом была команда не терять из виду идущих справа и слева. Когда вошли в лес, я достал пистолет и палец держал на предохранителе. Вообще ощущение не из приятных, особенно когда теряешь из виду идущих по бокам и сверлит мысль:«А чёрт его знает что может произойти». Но тут слева раздались крики: «Сюда, сюда». Подбежав, я увидел следующую картину. В заросшей травой воронке сидел на корточках неизвестный, а рядом лежала карта.
Потом мы разглядели, что на карте был помечен наш особый район, расположение нашей части. Неизвестный не отвечал ни на один вопрос. Самое главное было непонятно, один он или нет. В результате прочёсывания были задержаны ещё пару человек, но как оказалось это были ещё не все. Задержанных доставили в штаб, они молчали. Тогда было высказано предположение: а может это «свои», может это спецназ проверяет нас. Позвонили пограничникам, обратились к соседям из КГБ, позвонили в штаб Прибалтийского военного округа в Ригу. Везде был ответ один и тот же:

«Нет, никто границу не переходил, спецназ не высаживался, отправляйте задержанных в округ»

Больше всего «диверсантов» было задержано в подсобном хозяйстве, в свинарнике.
К утру количество задержанных уже было порядка восьми человек. Снарядили машину, охрану и отправили в округ. Оказалось, что всё же со стороны Балтийского моря был высажен спецназ с задачей проверки режима охраны на спецобъектах, к которым относилась и наша часть. Проверку мы прошли. И сейчас, когда я смотрю фильм «В зоне особого внимания», то вспоминаю годы службы в в/ч 51429.
Несмотря на то, что наша часть была объектом спецназначения, доступ в жилой городок был свободный, никаких ограничений не было. Только ко мне, пока я служил в Вентспилс-8, приезжали и сестра с подругой, и брат с другом (на фотографии я, сестра Тамара, брат Юра):



И конечно, приезжали родители (фотография сделана в фотоателье г. Вентспилса):



Благо в то времена ежедневно летал самолёт ТУ-134 по маршруту «Рига-Чебоксары».
Когда мой товарищ Юра Печёнкин узнал, что должны приехать мои родители, то он не только помог мне сделать ремонт в квартире, то и разработал целую культурную программу. Эта культурная программа включала в себя посещение латышского хутора и рыболовецкого совхоза, прогулку до Балтийского моря со сбором грибов, экскурсию на погранзаставу с посещением сауны и чаепитием из самовара, участие в охоте. Вот именно наше участие в охоте и не дало возможности маме поехать с нами в этот раз в Вентспилс, она осталась дома и готовила тушенку из мяса лося и кабана, которые были добыты. Этой тушёнкой я потом питался всю зиму. Но отец свозил все же маму в Вентспилс, где они купили шикарный чайный сервиз:



Этот сервиз сегодня хранится в Чебоксарах как память о моей службе в Вентспилсе и его посещении моими родителями:



К нам не только приезжали, но мы и сами выезжали в близлежащие городки, например, на так популярные в Латвии соревнования по мотокроссу:



Но особенно мне нравились походы на байдарках по реке Ирбе, с ночёвкой на берегу у костра. В одном из таких походов я перевернулся на байдарке и утопил не только байдарку, но и весь, находящийся в ней скарб. Спасибо товарищам, которые вытащили из воды меня, а затем байдарку и скарб со дна реки.
Незаметно наступил 1979 год. Пошли разговоры, что скоро к нам должна поступить новая ЭВМ типа ЕС-1040. Я по-прежнему на все мои попытки получить одобрение на поступление в адъюнктуру получал отказ. Но неожиданно события стремительно закрутились. Приближался мой день рождения 4 февраля. В 1979 году это было воскресенье, дата не круглая и я особенно этим не озадачивался. Но вот в пятницу 2 февраля 1979 года почему-то все вдруг после работы разбежались. Я тоже пошёл домой. Захожу в подъезд, а там стоит прапорщик Данилыч (так по отчеству в отделе мы звали прапорщика Гонтарука Петра Даниловича). На вопрос, что ты тут делаешь, внятного ответа я не получил. Поднявшись выше, я увидел женщин нашего отдела Татьяну Перову и Людмилу Муравьёву, а с ними и майора Акиндинова Б.И. Тут я начал догадываться. В итоге в сказали, что они решили отметить мне день рождения, собрав весь отдел, включая начальника. Мне волноваться ни о чём не надо, они всё принесли с собой, даже посуду. Через час стол был накрыт и отдел собран. Начались тосты и поздравления. Но это была прелюдия. Главное началось, когда слово для тоста взяла Татьяна Перова (русская женщина и коня остановит и в огонь войдет). В тосте главным были последние слова, обращённые к начальнику отдела:«Алексей Николаевич, пора Орлова отпускать в Москву. Там ему самое место с его мозгами».
Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Алексей Николаевич побагровел, вскочил и начал громко говорить, что он начальник и никто не имеет права указывать ему, он не позволит никому решать за себя, и Орлова он никуда не отпустит. Татьяна расплакалась и они с Людмилой быстро ушли. Младшие офицеры и прапорщики тоже ушли. Чуть позже ушёл майор Акиндинов. Остались я, Коротыгин и Юра Печёнкин. Они сидели на кухне и о чём громко спорили, периодически выпивая. Я сидел в комнате. Под утро и они ушли. Прошла суббота, воскресенье с моим днём рождения, наступил понедельник. Не успели мы все собраться в отделе, как начальник отдела стал по одному всех кроме меня вызывать к себе. Беседа с каждым была нелицеприятной. В отделе стояла гробовая тишина. Когда Коротыгин А.Н. вышел из отдела, мы все стали обсуждать создавшуюся ситуацию. Было решено общаться с начальником по принципу итальянской забастовки и, самое главное, не приглашать его ни на какие мероприятия. Через две недели начальник не вытерпел, собрал отдел, извинился, а насчёт меня сказал, что будет думать. В этот же день после работы мы все сидели на берегу Ирбы. Тут и выяснилось, что Коротыгина А.Н. переводят в Загорянку на курсы усовершенствования. Вместо него начальником отдела будет капитан Мартынов. Интересный разговор состоялся у Коротыгина с Мартыновым в моём присутствии. Коротыгин сказал Мартынову, что как только Орлов напишет рапорт его тут же надо будет подписать и не чинить препятствий. На что Мартынов с юмором ответил: «Значит, вам нужен был, а мне нет что ли?». Но мы все понимали, что вопрос «отпустить -не отпустить» больше не стоит.
Я написал рапорт, получил добро и отправил документы в Дзержинку на кафедру №25 на имя полковника Патрикеева Юрия Николаевича. Самым ценным вложением в бандероль с документами была документация на генератор отчётов РПГ М-220.
Пока я ждал вызова из академии, повседневная жизнь в городке продолжалась и страсти в нём кипели не меньшие чем в кинофильме «Граница. Таежный роман»:



Об этой жизни можно написать отдельный роман или сценарий. Порой, участником этих страстей становился и я.
Но вот пришёл вызов из академии и я поехал в Москву для сдачи экзаменов.
А здесь, в отделе уже начинались работы по демонтажу ЭВМ М-220 и монтажу ЭВМ ЕС-1040:



С этого момента я никогда не только не сяду за пульт ЭВМ М-220, но больше её и не увижу. И как на смену М-220 пришла ЭВМ ЕС-1040, так и на смену мне в отдел пришли молодые лейтенанты:



На фотографии слева направо ветеран отдела Слава Черевик, Серёжа Зуев и Коля Покатилов. А какая природа!
По приезде в академии у меня состоялся обстоятельный разговор с Юрием Николаевичем Патрикеевым. Его интересовал вопрос, нет ли у меня публикаций, статей в научных изданиях. При их наличии, можно было бы рассматривать вопрос представления к защите научного доклада, подготовленного на основе созданного мною генератора отчётов РПГ М-220. Но, к сожалению, а я думаю к счастью, у меня не было научных публикаций, да я и не знал где и как это делается. В итоге я пошёл обычным путём всех адъюнктов.
Я даже не помню, сдавал ли я экзамены, наверное, как-то это было всё оформлено. Перед возвращением в часть я ещё раз имел беседу с Ю.Н. Патрикеевым, который сказал, что вызов в академию теперь уже непосредственно в адъюнктуру может задержаться, но я не должен переживать. Задержка вызова может быть связана с бюрократическими процедурами, связанными с переводом меня из ГРУ в РВСН. Он как в воду глядел, всё так и вышло.
Вернувшись в часть, я в машинном зале увидел собранную ЭВМ ЕС-1040.
В отделе все были рады, что я поступил и что не зря было празднование моего дня рождения. Но тут меня ждал сюрприз. Новый начальник отдела Володя Мартынов, вызвав меня к себе, сказал, что надо срочно ехать в бессрочную командировку в Ригу на испытания системы «Центр». Весь личный состав отдела сейчас занят на приёмке новой ЭВМ, а там нужен программист, но самое главное я уже фактически не в отделе. Он также добавил, что как только придёт вызов, меня сразу отзовут назад. Делать нечего, я поехал в Ригу, где меня (на фотографии в левом нижнем углу) ждал новый коллектив:



Автоматизированная система управления ВС СССР «Центр» создавалась в научно-исследовательском институте автоматической аппаратуры (НИИ АА) под руководством академика Семенихина В.С.
В 1978 — 1979 годах проводились государственные испытания командной системы боевого управления вооружениями на объектах. Вот именно в этих испытаниях и пришлось мне поучаствовать. После того, как эта система была поставлена на вооружение, Семенихину В.С. было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Командная система включала в свой состав порядка пяти автомобилей (кунгов) различного назначения – штабная машина, машина связи, машина управления и т.д. Нам предстоял путь из Риги через Вильнюс в Минск.
В Минске была остановка. Я сказал товарищу (на фотографии стоит в белой рубашке), что где-то здесь в Минске должна жить дочь нашего командира в/ч 51429 Ирина Кирилина, она только что поступила в Минский институт иностранных языков. Он загорелся желанием найти её. Не поверите, мы нашли её. Мы купили торт, шампанское и поздравили Ирину с подругами с началом первого учебного года в институте. С тех пор я её не видел. В Минск я вернулся во второй половине 80-х прошлого столетия. Но совсем в другом качестве.
А под Минском нам предстоял показ новой техники генералитету СССР и Варшавского договора. Даже планировался приезд Брежнева Л.И. Все к этому готовились, даже красили траву. Но он не приехал.
Был Главнокомандующий Объединёнными Вооружёнными силами государств — участников Варшавского договора — первый заместитель Министра обороны СССР Маршал Советского Союза Куликов Виктор Георгиевич.
В демонстрационном зале, который был оборудован в бункере, за центральным монитором ЕС-7920 сидел я старший лейтенант Орлов В.Н., перед которым лежала клавиатура, на одной из кнопок которого была надпись «Нанести ядерный удар». Вся делегация проходила мимо меня. Остановились только два человека – Маршал Советского Союза Куликов В.Г. и начальник академии имени Ф.Э. Дзержинского генерал-полковник Тонких Ф.П. Остальные быстро проходили на выход, где был оборудован полевой ресторан. Когда демонстрация закончилась, я тоже поднялся в ресторан, но столы были пусты.
Руководил испытаниями полковник Николаев Владимир Ильич из аппарата начальника связи ВС СССР. Очень толковый и вдумчивый офицер, нас военных не давал в обиду.
Спустя восемь лет я его встретил уже в звании генерал-майора, когда пришёл на Тверской бульвар согласовывать документы у заместителя начальника связи ВС СССР генерал-лейтенанта Трофимова К.Н. Закончил воинскую службу Николаев В.И. генерал-лейтенантом заместителем начальника связи.
Участие в этих испытаниях позволило мне заглянуть в будущее, увидеть как работают сети ЭВМ.
После возвращения из Минска в Ригу я поехал в часть за денежным довольствием, уже кончался сентябрь. Подходя к техническому корпусу, слышу крик со второго этажа: «Орлов, тебя в Москве второй месяц разыскивают, а ты всё болтаешься здесь».
Это кричал оперативный дежурный. Как выяснилось, позвонили из академии, прислали приказ Главкома РВСН о моём зачислении в адъюнктуру (приказ Министра Обороны так и не состоялся) и на основании этого состоялся приказ по части о моём исключении из списков части с выдачей предписания убыть в столицу нашей Родины. Я пошёл перешивать петлицы, погоны и менять эмблемы.
Расставание с частью было тяжелым, в последнюю минуту даже подумалось, а не остаться ли. Это была минутная слабость.
Вентспилс-8 прекратил свое существование в 1994 году. Его сегодня называют Латвийской Припятью:



Средний дом — это дом, в котором я жил. Справа на фотографии видно разрушенное здание одноэтажного магазина.
Друзья проводили меня к поезду и я поехал в другую жизнь.

II. Адъюнктура ВА имени Ф.Э. Дзержинского

На кафедру, как и предвидел Патрикеев Ю.Н., я попал с опозданием чуть ли не на два месяца. Все адъюнкты были уже в сборе:



На фотографии слева направо Юра Минеев, Володя Лаптев, Володя Андрейченко и я, Володя Орлов.
Когда я прибыл на кафедру, на ней уже не было ни Цальпа В.Д., ни Лебедева В.Н. Но это не помешает мне ещё много лет встречаться и общаться с Владленом Николаевичем Лебедевым.
На кафедру пришли новые педагоги полковник запаса кандидат технических наук доцент Меркушов Юрий Петрович, подполковник Цехан Леонид Францевич, подполковник Филиппов Николай Николаевич, подполковник Маслов Валерий Викторович.
О том какая тёплая атмосфера царила на кафедре свидетельствуют шутливые стихи, написанные Олегом Чикало при участии Сергея Жука по факту потери начальником кафедры профессором Захаровым В.Н. на занятиях по физической подготовке в бассейне «Москва» зубной коронки, да не простой, а золотой:



Говоря об Олеге Чикало, надо сказать, что он стал самым молодым (31 год) в академии старшим преподавателем. Занимая эту должность, офицер мог получить воинское звание «полковник». Но и он же был на кафедре последним секретарём партийной организации КПСС, которая была распущена в 1991 году.
Стихотворение оказалось пророческим Филиппов Н.Н., Цехан Л.Ф. и Маслов В.В., к сожалею, кандидатами наук так и не стали. Но это не помешало, например, Филиппову Николаю Николаевичу сделать блестящую военную карьеру и стать заместителем начальника нашего второго факультета. А Меркушов Ю.П. говорил так:

«Вляпаться в историю легко, а вот войти в историю трудно. Я вошёл в историю».

И, может быть, это было сказано раньше Жванецкого М.М.
Кстати, когда я приехал в академию в адъюнктуру, то на кафедре встретил и Алексея Кузнецова, он теперь служил в лаборатории при кафедре №25:



Мы с ним дружим до сих пор. Он был одним из немногих, кто протянул руку помощи, когда мне пришлось столкнуться с рейдерами в 2011 году. Среди рейдеров оказался и один из наших однокашников, которому 30 сребреников оказались дороже чести. Сегодня Алексей живет в деревне, наслаждаясь обществом внуков.
В академии я встретился и подружился с нашим курсовым офицером Кузнецовым Ю.М., который теперь был начальником лаборатории на одной из кафедр, и прапорщиком Грачёвым М.Д. Мы частенько собирались в кабинете у Грачёва М.Д.
Первые месяцы пребывания в адъюнктуре запомнились и одним неприятным эпизодом для меня, но, с другой стороны, этот эпизод показал, какие прекрасные люди трудились на кафедре. Поскольку я был самый молодой сотрудник на кафедре (молодой не по возрасту, а по времени пребывания), то мне поручили самую ответственную работу – получать в кассе в день выдачи денежного довольствия деньги на всю кафедру, а потом их раздачу сотрудникам. И вот как-то, выдав деньги, я сам остался без зарплаты. Как это произошло – не знаю. В кассе при получении денег я их не пересчитывал. С одной стороны стыдно, с другой — надо как-то прожить целый месяц. Деваться некуда и я обратился с просьбой к Володе Андрейченко дать денег в займы до следующей зарплаты. Естественно, пришлось всё рассказать. Денег Володя дал. На следующий день меня пригласил в преподавательскую Хусаинов Б.С. Байрон Сафеевич был секретарём партийной организации. Он открывает сейф, достаёт деньги и вручает мне:

«Здесь 255 рублей от парторганизации кафедры. Недостающие 50 рублей пусть будут тебе наукой, что деньги любят счёт»

Я не знал, что сказать. Меня переполняли чувства. Первым делом я, конечно, вернул Володе Андрейченко долг.
Адъюнктура предполагала сдачу кандидатских экзаменов. Но как я их сдавал — не помню, наверное, без проблем. Главным было определиться с темой диссертации, как говориться, где рыть?
Юрий Николаевич Патрикеев посоветовал мне пообщаться с Першиковым В.И. и Соколовым А.П. Сам он готовился к увольнению из рядов ВС СССР.
Не успели мы побеседовать, как ко мне подошел сам Александр Павлович Соколов:



И не просто подошёл, а подошёл с вопросом:

«Вы, правда, владеете французским языком?»

Получив утвердительный ответ, он сказал, что у него во Франции живут друзья и периодически ему присылают книги, научные статьи на французском языке. И вот сейчас ему прислали копию одной докторской диссертации:



Интересно её было бы перевести, а мне будет очень полезно так как там речь идет о взаимодействии программ на ПЛ/1 и на Ассемблере и может это поможет определиться и с темой диссертации. Это был подарок судьбы. Работая над переводом диссертации из Франции и проверяя на машине изложенные в ней постулаты я быстро освоил и ПЛ/1 и Ассемблер ЕС ЭВМ. К тому же на кафедре вышли новые учебные пособия как по Ассемблеру, так и по ПЛ/1:



Так оказалось, что я не зря учил в Казанском суворовском училище французский язык и получил удостоверение переводчика. Посылки из Франции в каком-то роде мне заменили интернет в сочетании с ГПНТБ (Государственная Публичная Научно-Техническая Библиотека) на Кузнецком мосту и библиотекой им. В.И. Ленина:



Если общение с Соколовым А.П. мне на первых порах давало возможность освоить языки программирования и операционную систему ОС ЕС, то беседы (научные диспуты) с Першиковым В.И. привели меня к мысли заняться системами управления базами данных. Першиков В.И., толкая меня в сторону СУБД, всё время ссылался на авторитет Владимира Макаровича Савинкова.
Было перерыто много литература, я узнал что такое КОДАСИЛ, реляционная модель Кодда и другие. Но меня заворожила семантическая модель Абриаля (Abrial, J.R.: Data semantics. In Klimbie, Koffeman, eds.: Data Management Systems, North-Holland, 1974).
Выбор тематики диссертационной работы между системами программирования и системами управления базами данных был решён в пользу последних. Тем более, что проектирование и разработку СУБД невозможно представить без знания систем программирования, без знания операционных систем. И, исходя из того что войска разбросаны по всей территории страны, решено было сосредоточить свои усилия на разработке методов и средств создания системы управления распределёнными базами данных.
Здесь мне очень помогали отчёты IRIA (Institut de recherche en informatique et en automatique – французский национальный институт исследований в области информатики и автоматизации), которыми меня снабжал Соколов А.П…
Помимо научно-исследовательской деятельности, нас приобщали и к педагогической деятельности. Как-то раз я читал лекции по ФОРТРАНу для слушателей-офицеров. И вот в перерыве между лекциями в курилке ко мне подходит капитан и спрашивает разрешения обратиться (я тогда был старшим лейтенантом). Я поинтересовался, что его интересует. Его ответ меня озадачил. Он сказал, что у них части, где он служил, тоже была ЭВМ, он видел пульт, видел магнитофон, ещё какие-то блоки, но он не припомнит, чтобы где-то там стоял ФОРТРАН. Тут я понял, что в лекциях надо что-то поменять и как-то более доходчиво объяснять, что ФОРТРАН (Алгол и т.д.) это не физическая вещь, а программа, которая записана на каком-то носителе. Проводить аналогию, например, с песней, которую прослушивают на магнитофоне.
В 1980 г. Патрикеев Ю.Н., к моему глубокому сожалению, уволился из рядов ВС СССР. Вместо него заместителем Захарова В.Н. стал кандидат технических наук, доцент, полковник Арзамасцев Лев Ильич.
После работы с французской диссертацией и реальным программированием по комплексированию различных модулей в среде ОС ЕС Соколов А.П. предложил мне написать учебное пособие. Я, конечно, согласился. Эта была хорошая школа работы с редакционно-издательским отделом. И когда спустя несколько лет я буду издавать книгу в издательстве «Финансы и статистика», мне это очень поможет. Так на свет в 1981 году появится моя первая книга, подготовленная вместе с Володей Андрейченко, под названием «Межмодульные связи в ОС ЕС».
Уже через год с подачи Першикова В.И. я в соавторстве с другим адъюнктом В.С. Лаптевым выпустил другое учебное пособие — «Модели данных в СУБД», напрямую связанное с тематикой диссертационной работы:



Работу над диссертацией трудно представить без знания теории систем, теории множеств. Именно в этот период я познакомился с трудами Николы Бурбаки. А в 1981 году в академии стал вести семинар по общей теории систем и ультрасистем доктор физико-математических наук профессор Лауреат Государственной премии СССР Чечкин Александр Витальевич, который преподавал нам в годы учёбы в академии математический анализ:



Мне было приятно, что когда я пришёл к нему записываться на семинар, он узнал меня. Более того, он сказал что этот семинар посещает и Коля Гудим. Это была для меня полная неожиданность. В рамках этого семинара читался курс теории множеств и курс по N-мерному пространству. Сам Чечкин А.В. говорил так:

«Я легко себе представляю семимерное пространство, а дальше проблемы».

У меня проблемы с представлением и пятимерного пространства. Посещение этого семинара, изучение теории множеств Н. Бурбаки позволили мне освоить математический аппарат и в итоге подготовить диссертацию.
На одном из семинаров состоялась встреча с Николаем Гудимом. Это была знаковая встреча, которая во многом определила мою дальнейшую судьбу. Коля сказал, что тоже хочет написать диссертацию, вот стал посещать семинар А.В. Чечкина.
Спросил о моих планах. Я сказал, что сейчас на повестке дня стоит защита, а что будет потом, я пока не знаю. Он ответил:«А может к нам в 4ЦНИИ МО?». Мой ответ был: «Поживём – увидим». От него я узнал, что там же служат Женя Цальп и ещё один наш однокашник.
В 1981 году я стал беспартийным, истёк срок пребывания в ВЛКСМ (до 28 лет):



Забегая вперёд, скажу, что в конце 1981 года или в самом начале 1982 года ко мне подошёл Соколов А.П., который в тот момент стал секретарём партийной организации кафедры, и сказал, что парторганизация кафедры считает, что мне можно и нужно вступить в ряды КПСС. Меня переполнили положительные эмоции, мне оказывают такое доверие. Впоследствии я узнал, что инициатором этого выступил на партсобрании сам Захаров В.Н. Его аргумент был убийственен. Он сказал, что такого ещё не было в истории академии, чтобы кандидат наук не был членом партии. Всё это мне рассказал адъюнкт следующего набора Олег Чикало, который был членом партии и принимал участие в принятии этого решения. Сама процедура принятия кандидатом в члены партии прошла спокойно, а вот утверждение решения партсобрания кафедры на парткоме академии заставило меня по-новому взглянуть на начальника кафедры Виктора Николаевича Захарова. На парткоме от кафедры было три человека я, Захаров В.Н. и Соколов А.Н. Не успели открыть заседание парткома, как слово взял член парткома в звании генерал-майора и сходу заявил:

«Что, капитан, не получается получить учёную степень кандидата наук, так вы решили обзавестись званием кандидата в члены КПСС?»

Я такого не ожидал. Слёзы подкатывались к горлу. Но тут встал Захаров В.Н.:

«Кто вам дал право так разговаривать. Вы кому говорите, что он не может защититься? А насчёт членства в партии, так это партийная организация кафедра решила, что Орлов достоин и не Вам это решение отменять»

После такого выступления Виктора Николаевича вопросов больше не было и я стал кандидатом в члены КПСС. Эта история будет иметь продолжение, но уже в 4 ЦНИИ МО. Об этом в следующей части.
Всю вторую половину 1981 года и первую половину 1982 года я писал диссертацию, по требованиям ВАК СССР она должна содержать порядка 150 машинописных листов. В качестве практической реализации я разрабатывал СУБД «БИНАР» (БИНАрные Реляции), в основу которой положил модель данных Абриаля. СУБД я разрабатывал на языке ПЛ/1, ко которому читал лекции в Вентспилс-8. Но самое главное было то, что в отличие от генератора отчетов РПГ М-220 здесь для хранения баз данных использовались магнитные диски и доступ к данным осуществлялся с использованием индексно-последовательного метода. СУБД «БИНАР» имела как программный интерфейс для работы с базами данных, так и графический интерфейс (GUI – как сейчас бы сказали). Графический интерфейс – сказано громко, это всё же был псевдографический интерфейс на дисплеях ЕС-7906 и ЕС-7920, написанный на базе пакета PLTCAM:
Когда дело подошло к защите диссертации и встал вопрос об официальных оппонентах, то он решился очень просто. Официальными оппонентами у меня стали Владлен Николаевич Лебедев и Юрий Николаевич Патрикеев. В качестве ведущей организации был выбран 4 ЦНИИ МО.
Оба официальных оппонента для подготовки отзыва несколько раз приезжали на кафедру.
Это было связано с тем, что диссертация секретная и отправлять её в те учебные заведения, где преподавали оппоненты, было принято нецелесообразно. В итоге отзывы были готовы и лежали в секретном отделе.
В беседах со мной и Юрий Николаевич и Владлен Николаевич посоветовали издать книгу по межмодульным связям во всесоюзном издательстве, в издательстве «Финансы и статистика». Я ухватился на эту идею и в последующем её реализовал и ни один раз:



Защита была назначена на 6 декабря 1982 года. Но где-то месяца за два до этого у меня состоялась беседа с Александром Павловичем Соколовым. Он мне сказал, что кафедра очень хотела бы видеть меня в своих рядах. К сожалению, сейчас обстановка складывается так, что возможности оставить меня на кафедре нет. Поэтому есть решение отправить меня на год преподавателем в Краснодар, а через год они меня обязательно заберут. У меня выбора не было, я выслушал, согласился, сказал: «Спасибо». Но тут приезжает в академию Николай Гудим, спросил, когда защита и что нового. Я ему рассказал про Краснодар. Он сказал, что не надо этого делать, и, если я согласен, то он организует назначение меня в 4 ЦНИИ МО. Я согласился. Он это сделал, в академию пришёл приказ о моем назначении на должность младшего научного сотрудника в 4 ЦНИИ МО. Так Коля решил мою судьбу.
Наступил день защиты. Были развешены плакаты. В те далёкие времена всё делалось вручную и было бы очень сложно всё сделать самому без помощи кафедральной лаборатории, возглавляемой майором Дербенцевым Виктором Антоновичем. Среди адъюнктов Виктор Антоновича был знаменит своим выражением:

«Лучший адъюнкт — спящий адъюнкт»

Правда, в оригинале выражение было более жестким.
После моего доклада и ответов на вопросы слово взял председатель учёного совета заслуженный деятель науки и техник РСФСР, почётный радист СССР, доктор технических наук, профессор, генерал-майор Крючков Юрий Васильевич.
Он сказал, что давно не присутствовал на такой блестящей защите и предлагает рассмотреть вопрос о присвоении соискателю вместо ученой степени кандидата технических наук сразу степени доктора технических наук. Наступила гробовая тишина. Все молчали. Юрий Васильевич обратился к моему научному руководителю Захарову В.Н.:

«Виктор Николаевич, а Вы что скажете на это?»

Виктор Николаевич был мудрым человеком, большим учёным:

«Юрий Васильевич, зачем торопиться, зачем лишать себя удовольствия послушать Орлова ещё раз. Давайте дадим ему возможность выступить перед нами, скажем, через год»

Обстановка была разряжена и все стали обсуждать какая хорошая диссертация.
После голосования и объявления его результатов, все поехали на неформальную часть в знаменитое кафе «Лель» (на фотографии справа) у метро «Щербаковская» (сегодня это метро «Алексеевская»):



Потом было пару недель на оформление документов и отправку их в ВАК. Пришло время расставаться и с академией. Диплом кандидата наук на руки я получил уже находясь в стенах 4 ЦНИИ МО СССР:



Доцентом, как абсолютное большинство преподавателей кафедры №25, я не стал, но получил учёное звание «Старший научный сотрудник»:



В конце декабре 1982-го я отбыл в 4 ЦНИИ МО, где меня ждала встреча с 3-м отделом ВЦ. Уже на следующий год я вместе с отделом участвовал в праздничных демонстрациях:



На фотографии первый справа начальник отдела полковник Чихалов Н.Н., второй справа начальник лаборатории подполковник Ермаков Евгений Александрович. Первый справа из сидящих на корточках начальник второй лаборатории подполковник Ломакин И.Г. Четвёртый справа на фотографии — Маслов Александр Абрамович, с которым мы скоро будем создавать стенд имитационного моделирования. К сожалению, не попал в кадр заместитель начальника отдела подполковник Маклаков А.В. Со всеми этими товарищами мы встретимся в следующей части повествования.
Отправляясь в 4 ЦНИИ МО СССР, с собой у меня были выданные на кафедре рекомендации для вступления в ряды КПСС, оставались считанные дни до истечения кандидатского стажа. Я ещё не знал, какие перипетии меня ждут на пути приёма в члены КПСС.
Уходя из академии, я не думал, что сюда больше не вернусь. Нет, приходил я в академию и на кафедру очень часто, но как гость.

P.S. В 1990 году кафедра №25 отпраздновала своё 20-летие, а в следующем году она прекратила своё существование как административная единица, влившись в состав кафедры №23. В 1993 году уже кафедра №23 отмечала своё 35-летие. На это торжество были приглашены и ветераны кафедры №25:



Был приглашён на этот юбилей и я. Здесь также присутствовали Цальп Е.В. и Михаил Тимофеевич Акуленок.
К этому моменту Акуленок М.Т. (на фотографии справа), который закончил академию по кафедре №23 в 1980 году, стал моим заместителем вместо Цальпа Е.В., после его ухода из 4НИИ МО РФ:



Но о том, как развивались события в 4 ЦНИИ МО СССР, речь пойдет в следующей части моего повествования.

Часть I. Начало пути. Отчий дом и Казанское суворовское военное училище

Часть II. Первые шаги. Учёба в Дзержинке и я еду в Вентспилс-8