Искусственный интеллект воспринимается как лишённый жизни. Бездушный и безучастный, он развивается, подобно серой слизи. Из года в год мы слышим о достижениях в генерации текстов, картинок, голосов, роликов, и наблюдение показывает, что прогресс не предвещает ничего хорошего.

Особенно эта проблема волнует начинающих дизайнеров, художников, писателей и музыкантов. Мало кому хочется потратить годы, чтобы очутиться в творческом «The Last of Us» и осознать, что всё было тщетно, правда?

Однако давайте подойдём к проблеме философски. Так ли уж искусственный интеллект опасен для творческих людей? Не находимся ли мы под влиянием какого-то иррационального страха перед ИИ, который внушает современная мысль?

Прежде всего хотелось бы затронуть ту парадигму, в которой мы живём и благодаря которой научились создавать нейросети. Мы рождаемся в эпоху науки и плюс-минус впитываем господствующее мировоззрение. Однако эта научная идеология вовсе не так идеальна, как мы думаем.

Возьмём, к примеру, биологическое определение жизни. Жизнь, согласно биологии, это форма материи, которая обладает рядом уникальных признаков. Среди этих признаков есть обмен веществ, приспособляемость, размножение, раздражимость и тому подобное. В принципе, развитая наука может создать машину, которая будет очень хорошо имитировать все эти признаки. Но есть один нюанс.

Мало в каком учебнике по биологии мы найдём чувственный опыт как необходимый критерий жизни. Такой опыт, который «от первого лица» (ещё называемый феноменальным сознанием или квалиа). Современной науке, мыслящей «от третьего лица», этот опыт не нужен. Точнее, даже вреден.

Чувства невозможно изучать научным методом, потому что они субъективны, то есть закрыты от беспристрастного наблюдателя. Поэтому учёному легче описать внешнее поведение органической материи, нежели представить, каково это, быть конкретным существом. Ведь любое такое представление лишь затуманит данные о материи.

В нашей культуре цветёт и пахнет методологический научный материализм. Чтобы познавать мир, лежащей за пределами чувств, учёные должны отвлекаться от них, как бы понарошку забыв, что живут чувственной жизнью. Отсюда сильная сторона науки. Отвлекаясь от субъективной реальности, мышление начинает понимать объективную реальность и получает возможность управлять ею.

Но здесь кроется и слабая сторона науки. Учёный не отвечает на вопрос о роли чувственного опыта в бытии, субъективное даёт мотивацию и способность мыслить, но оно глубоко чуждо объективному миру с его абстракциями. А между тем, это то, благодаря чему мы все, и учёные, и неучёные, живём. Творчество тоже зависит от чувственного опыта.

Творчество — это эстетическая деятельность. Эстетическая от др.-греч. αἴσθησις, «чувственное восприятие». Но интеллект — искусственный, стало быть, это некий объект, предположительно не имеющий вообще никаких чувств. Он вторгается в пространство чувственного и подменяет его. В результате мы начинаем бояться за себя, поскольку, как бы мы ни ценили науку, живём совершенно ненаучно: мы даны себе в том, что мы чувствуем, мы — это наше чувство.

Книги и научные ролики говорят, что есть некая объективная реальность, и она больше, важнее наших чувств. Мы начинаем бояться всего, что с лёгкостью может подорвать нашу «такую маленькую» субъективность. Сам образ мышления, присущий людям в XX-XXI вв., подводит к восприятию искусственного как опасного. Фактом своего бытия робот обесценивает чувства и воплощает собой торжество бесчувственного.

Интересно, что древние люди были знакомы с автоматонами, подражающими людям, и ни один из философов ни разу не поднял шумиху по этому поводу. Не в последнюю очередь это молчание было связано с тем, что люди верили в свою несводимость к телу. Человека ещё не понимали как набор физических, химических и биологических элементов.

Какую задачу решает творчество? Мы творим, потому что испытываем недостаток живого опыта. Творчество дополняет сухой, невзрачный мир объектов, делает его живее. Ещё мы творим, потому что хотим поделиться своими чувствами. Физика рисунка, мелодии, текста — лишь коробка, куда мы складываем свои ощущения. А иначе зачем творческие люди хотят показывать «труды своих рук»?

Допустим, через пятьдесят лет появится интеллект, производящий контент даже качественнее, чем у «этих кожаных мешков». Возможно, какие-то чисто рыночные потребности он возьмёт на себя. Но творчество явно не прекратится, потому что не исчезнет то субъективное пространство цветов, вкусов, запахов, ощущений и эмоций, в красоте и тесноте которого мы обнаруживаем себя.

Предположим даже, что выяснится, неведомо как, наличие опыта у машины. Но это будет означать лишь одно: она превратилась в такой же субъект чувств, как и мы. В нашей истории наличие гениальных поэтов не устраняет поэтов обыкновенных, так и наличие искусственного поэта не устранит поэта естественного. Творчество как общение станет ещё интереснее.

Мы творим, чтобы общаться чувствами. Мы творим, чтобы заполнять нехватку жизни. Делать деньги на творчестве — хорошо, когда нужны деньги. Но большинству творцов хотелось бы творить для себя. Поэтому на смену профессионалам массового труда придут профессионалы искусства. Люди, которые будут искать себе аудиторию, интересующуюся людьми, а не роботами.

Аудитория — это не всегда тупые потребители. Есть те, кто ищет жизненного. Хорошие авторы объединяют вокруг себя аудиторию, которая интересуется не просто их творчеством, а общением с ними через творчество. Останутся в живых и краудфандинг, и фан-клубы, и картинные галереи, и многое другое, потому что жизнь не исчерпывается «цифрой».

Можно, конечно, возразить, мол, поди отличи робота от человека, они же похожи. Но кому нужен реальный человек, его чувственный опыт, тот уже сейчас доискивается. Кому он не нужен, тот давным-давно привык относиться к человеку функционально. Разве мало творцов, которые ощущают, что их используют как полезный инструмент?

Творческие люди боятся лишиться работы, которая им нравится. Но они уже лишились такой работы, просто этого не заметили. Ведь работа «на другого» необходима для выживания, а проекты, которыми человек готов заниматься ради душевного отклика, обходятся и без денег.

Другое дело, что придётся сделать выбор: кто мы, твари дрожащие или нет? Мы либо дрожим от мировых стихий, либо — «боги и сыны Всевышнего». Пока науку нынешнюю не превзойдёт та наука, где физика существует ради сознания, а не сознание ради физики, наше общество так и продолжит видеть в искусственности что-то угрожающее. То, как нас учат мыслить, прямо влияет на то, чего мы боимся.

В мире субъектно-ориентированном бояться нечего: там правит живой разум, всё объективное — лишь инструментальное. В мире объектно-ориентированном есть только «галлюны» и «фу, это субъективно», и это побочный эффект какой-нибудь сложной деятельности мозга.

Так что ответить на вопрос, угрожает ли ИИ моему будущему творчеству, нужно, начав с определения того, кто Я и зачем Я занимаюсь творчеством. Я — объект, и творю ради выживания? Или Я — субъект, и творю ради жизни?

Если ради выживания, тогда, конечно, искусственный интеллект нас поработит, выживающее уже в шаге от смерти, а законы эволюции жестоки. Ведь никаких «нас» нет, и люди тоже роботы, причём крайне устаревающей версии.

Но если ради жизни, ИИ не угроза, а ещё один инструмент, помогающий жить. Человек делится не объектами и воспринимает не абстракции, — ему ценны чувственные данные. Такие чувственные данные всегда будут на первом месте у тех, кто любит жизнь и ищет красоту саму по себе.