28 июня в рамках «Дней промышленного дизайна в Сколково» прошел мастер-класс Сергея Смирнова, руководителя компании Smirnov Design. Главным отличием мероприятия стал уклон в практический и «товарный» дизайн. Три дня ведущие дизайнеры России рассказывали, как и почему они делают те вещи, которыми мы пользуемся каждый день, — от турникетов в метро до дизайна приборных панелей орбитальной станции «Мир».

Увы, не все смогли попасть на этот праздник дизайна, поэтому я решил взять небольшое интервью для Хабра у Сергея Смирнова из Smirnov Design — одной из старейших и известнейших студий промдизайна России (фильтры «Барьер», сетевые фильтры Pilot, работа над луноходом «Селеноход»). В последние годы компания сконцентрировалась на дизайне медицинской техники, поэтому Сергей выступил с лекцией «Промышленный дизайн и медицина».



— Давайте сразу с острых вопросов: дизайн должен вызывать «вау»-эффект? В мире софта все именно так — если в игре нет какой-то уникальной фишки, то ее шансы выйти в топ невелики. Насколько это справедливо для промдизайна?

— Я думаю, что это несправедливо, если мы говорим о дизайне каких-то простых вещей с понятными функциями. Допустим, очень удобная программа, которая в смартфоне набирает номер телефона или текст, как только к ней добавляют какие-то фишки, становится сложнее для пользователя, ему нужно снова привыкать. Дизайн на самом деле очень распространенный термин и очень широкого формата, поэтому всегда хочется уйти от «вау»-эффекта. В моем понимании — дизайн куда более широкая задача, он не только может удивить, но и изменить опыт. Часто сегодня от дизайна требуется только эмоция, продажа этой эмоции — разумеется, без этой фишки ничего не получится, но это 10% случаев. А 90% предметов, которые нас окружают и мы используем каждый день, утилитарный софт, — это все тоже сделано дизайнерами, и эти вещи должны быть функциональными, удобными и незаметными, потому что если на все человек будет обращать внимание, то голова взорвется.

— Расскажите, что такое промдизайн и как он работает?

— Дизайнер — это межотраслевой интегратор в области создания новых продуктов. Это человек, которому нужно все взвесить и спроектировать будущий продукт, пусть не полностью, но сделать его будущую концепцию. Воплощать ее в жизнь и разрабатывать продукт ему будут помогать конструкторы, технологи, продавать будут другие специалисты, финансисты — финансировать, поэтому дизайнеры должны быть развиты настолько широко, чтобы обладать широким кругозором и знаниями в различных областях.
Если он думает, что отвечает только за «вау»-эффект, то его начинают не любить конструкторы, разработчики, бизнесмены, потому что все это очень дорого стоит. Здесь тонкий момент, потому что мы все эмоциональны и яркий дизайн всегда на слуху. Мы всегда замечаем топовые дизайны мировых звезд, но очень часто не обращаем внимания на те, которые просто нам помогают жить. Это как с приметами: черная кошка перешла и что-то случилось потом плохое — мы это связали, а если 10 черных кошек и ничего не произошло — никаких заключений мы не делаем. Так и здесь — на дизайн мы начинаем обращать внимание тогда, когда нам это становится очень эмоционально интересно. И мы совершенно не замечаем те вещи, которые просто удобны, которые есть в нашей повседневности.
В 1849 году Ричард Ред Грей в журнале Design and manufectures привел интересную цитату, которая меня очень удивляет, и поэтому я ее постоянно цитирую. Звучит она приблизительно так: «Дизайн — это совокупность всех сложных процессов, а во вторую очередь — это орнаментирование и декорирование, но к сожалению, публика в основном воспринимает вот эту вторую часть, а не все процессы в целом». И самое удивительное — эта проблема восприятия дизайна существует до сих пор, мы постоянно сталкиваемся с ней в работе. Когда серьезные проблемы, серьезные бизнес-проекты, серьезные бизнесмены требуют очень утилитарных вещей, которые мы разрабатываем, то часто на встречах в больших офисах они ждут, когда дизайнер их удивит. Это деформация последствия этой двойственности. Если мы говорим о какой-то утилитарной вещи, зажигалке, например, одноразовой, то она не должна удивлять. Если она будет удивлять, то будет продаваться в сто раз меньше, чем запланировано. Когда нам нужно вместе с сигаретами купить зажигалку, то у нас другие эмоции работают, а не впечатление. Этот вопрос изучают на исследованиях — какие факторы влияют на дизайн продукта.
И у меня есть классический пример, который я всегда рассказываю, он случился в самом начале карьеры. Я уже отучился в Строгановке и в 1994 году разработал свой первый коммерческий проект — настенный выключатель. Он уже, конечно, морально устарел, я его нигде не показываю, но он продается до сих пор. И что интересно, он продан в диких количествах — сотни миллионов. Очень простой. Я его сделал, ушел в армию, когда в 1997 году вернулся, он уже продавался на полках, успешно занял свою рыночную нишу, хороший получился бизнес-проект. Компания-производитель мне говорит: «Ты такой молодец! У тебя все получается». Меня попросили сделать еще один. Я сам себе сказал: раз уж я смог сделать такой простой, то и яркий получится. Будет эмоция. А выключатель — это же не просто розетка, это еще и клавиши, розетки телефонные, телеантенны, это некий ассортимент продукции и большие инвестиции. И вот сделал я этот выключатель, к нему скептически отнеслись, но я смог убедить на встрече, что все будет в порядке. Это была вторая или третья моя коммерческая разработка, мне очень рано преподали урок. Прошло еще два года, и выключатель оказался на полках магазинов. Продажа нового выключателя была 0,06% от количества продаж первого. Это была катастрофа. В частности, у выключателя есть такая особенность — он должен вписаться в интерьер и он нейтральный. Стены, обои, светильник, могут быть заметными, а вот выключатель этого совершенно не требует. С тех пор я довольно хорошо понял, что «вау»-эффект не всегда уместен.

— Получается вы пошли учиться в Строгановку еще до распада СССР?

— Да, я поступил в академию Строганова в 1991 году. У меня отец учился там, он делал лунную кинокамеру — это вообще заслуживает отдельного поста, читателям Хабра будет интересно. Строгановка была основана в 1825 году графом Строгановым, он открыл художественно-промышленное училище, чтобы готовить «рисовальщиков для промышленности». Иван Жолтовский, советский архитектор, пост-конструктивист, в 1950-е годы спроектировал новое здание, чтобы придать ему новый импульс. Мой отец после окончания Строгановки пошел на Красногорский механических завод, производивший фотоаппараты «Зенит», которые мы все знаем. Завод кроме гражданской производил и спецпродукцию. Когда заводское управление при разработке лунной кинокамеры стало использовать стандартную компоновку — две бабины с пленками, объектив, она торчала от скафандра, что было жутко неудобно. Отец был молод и незашорен, он по-другому скомпоновал детали, они вместе с выпускником Бауманки вдвоем сделали планшет и макет.
Отец эту разработку предлагал конструкторскому отделу, серьезным и опытным коллегам, там пленку надо было очень хитро переламывать внутри механизма — они сказали, что он молодой дизайнер, и отправили его «расти». Когда на завод пришли космонавты на просмотр предложений и тех решений, то посмотрели сначала заводскую камеру. Спросили, есть ли еще какие-то варианты, тут отец и презентовал свою разработку. Он, конечно, повел себя некорректно, но она была настолько инновационная и функциональная, что все выбрали именно ее. Он подал авторское свидетельство, где было две фамилии — Смирнов Альберт Петрович и его коллега из Бауманки. На большом заводе в таких документах должен быть главный инженер, ответственный конструктор, по советским временам это была революция. Его сильно невзлюбили, но заводу пришлось решать эти технологические вызовы. В результате получилась уникальная камера с дизайном, не имеющим аналогов в мире. Эта камера была готова к полету, если бы «лунная» гонка не была остановлена, то этот аппарат лежал бы на Луне. Я, собственно, пошел по стопам отца.

— Куда движется дизайн? Какие тенденции с 60-х и какими будут 2020-е?

— Сейчас пишу диссертацию и в ней исследую две важные темы: честный дизайн и cmf-дизайн (color material finishing). Честный дизайн строится на принципах: мы создаем продукт, мы не пытаемся формой кого-то обманывать — форма полностью соответствует содержанию, если нужно, она может быть сложной. Вот пример современных смартфонов — они все достаточно похожи, потому что честно сделаны, у них все элементы на нужном месте, у них нет никаких избыточных деталей. В 2000-е и 90-е годы мобильные телефоны, если помните, были очень избыточны по формообразованию, сейчас этого нет. Второй пример сложного формообразование, но честного дизайна — это пылесосы Dyson. Мы видим устройство, его функционал, никто этого не прячет под кожухами. Продукт подан как он есть, мне кажется это важным — ясность прочтения функционала, его возможностей, идеи. Вторая — cmf-дизайн. Это направление начинает развиваться, потому что за счет простоты форм требуется добавление эмоций при помощи цветофактурных комбинаций, мы видим сложные оттенки — металлики, фактуры и текстуры. Этому сейчас уделяется очень большое внимание, тренд уже 10 лет развивается. Мы сейчас на пике, и он будет еще сохраняться. Добавление эмоции по-честному достигается также интересной графикой или необычным материалом. Технологии сами по себе уже интересны, их нужно просто честно подавать.

— Кого из сегодняшних корпораций можно назвать образцом стиля? Apple? Mercedes?

— Спасибо за подсказки (смеется). Я Apple очень уважаю, хотя сам не пользуюсь. У меня простой айфон — он мне неудобен, но очень большое количество людей их потребитель. Я восхищаюсь формой и их философией, тем, как он сделан. Все это вызывает уважение. Это как раз очень серьезная работа, многофакторная, люди вкладывали деньги и в материалы, и в технологии, исследование юзабилити — все доведено до абсолюта. Мерседес — это машина, на которой я в итоге остановился, хотя перепробовал очень многое. Понял, что это очень четкий и с очень большой аккуратностью и заботой дизайнеров и конструкторов сделанный продукт. На самом деле очень много продуктов, даже не хочется кого-то отдельно выделять. Современный рынок очень жесткий, он быстро реагирует на неудачу и неуспех. Бизнес может просто закрыться, если производитель что-то сделает неаккуратно или неточно, это касается и дизайна. Мы сейчас живем во времена очень избалованного пользователя. Те успешные компании, которые мы видим, все достойны похвалы, это большая сложная работа, которая проведена множеством людей. Мне приятно, я горд тем, что сейчас дизайн становится важной составляющей успеха. По ряду продуктов и технологий — важнейшей. Технологии становятся хорошо отработанными — возможность продавать, созидать, логистика, все очень понятно, то есть произвести продукт несложно. Сложно разработать новый продукт, добавить новую эмоцию. Я как бы не согласен с необходимостью «вау»-фактора и его абсолютностью, но если отвечать на вопрос с точки зрения нового продукта и того, как выделиться и произвести контакт с потребителем, то он играет свою роль. Сейчас потребитель настолько быстро воспринимает, «его» продукт или не «его», что у нас иногда есть только 0,2 секунды, чтобы наладить контакт. Дизайнер должен быть чутким и одаренным.



— Как так получается, что такой новый и свежий дизайн Apple — почти весь копия дизайна продуктов Braun 60-х?

— Я с этим согласен, дело в том, что вот эти волны, когда честный дизайн и cmf-дизайн сменялись трендом формообразования, они постоянно сменяют друг друга. Если мы говорим о предсказаниях, то форма в какой-то момент снова усложнится. И это уходит глубоко в историю, достаточно вспомнить конструктивизм начала века, эксперименты школы Баухаус, которые переосмысливали, как должна выглядеть мебель, предметы быта. Все это пришло на смену сложному классическому устройству продуктов.

— Где сейчас острие дизайнерской мысли? В смартфонах? В космической технике?

— Смартфоны все уходят в интерфейс — то, чего лет 14 назад боялась Nokia, когда они были абсолютным лидером по деньгам, по продажам в мире и зарабатывали столько, сколько все остальные производители вместе взятые. Тогда смартфонов не было, они боялись, что телефон перестанет быть важным аксессуаром жизни, как брелок от сигнализации, например, или как сейчас дешевые телефоны за 1000 рублей. Они создавали экспериментальные работы по дизайну и делали попытки сохранить элитарность телефона как некоего признака статусности, исключительного аксессуара жизни. Связано это было с тем, что китайцы начинали их догонять — там, где дешевле и проще, Китай съедает всех. Их путь оказался ошибочным. Стив Джобс 10 лет назад поменял отношение к телефонам. Телефон перестал быть телефоном, он стал точкой выхода в информационное пространство. Мы даже перестали переживать о том, что все телефоны похожи, это не статусный аксессуар, это норма. Есть несколько систем андроид, iOS — все они физический интерфейс для погружения в инфопространство. Вся работа идет в области разработки программного обеспечения, искусственного интеллекта, облачных технологий. Информационное пространство, в которое мы попадаем через телефон, стало намного богаче и значимее, чем сам телефон. То, как нам подсказывает AI, что нам пригодится сегодня днем, то, как нам фильтруют сообщения в соцсетях. Стандартные функции — наращивание качества фотографии, убивающее рынок маленьких фотоаппаратов. Но все сводится к тому, что есть социальные взаимодействия, которые важнее, чем сам телефон.



Про космос я читаю, но я не большой эксперт. У нас был интересный проект — «Селеноход». Smirnov Design была базой для команды этого проекта, наши инженеры и дизайнеры претворяли в жизнь задумки инициаторов этого проекта. Для меня это была удивительная история. Когда к нам пришли ребята и сказали: «Помогите», — мы, конечно, были впечатлены и сразу предоставили им офис и сотрудников. Это колоссальный романтизм, это энергия, когда ты делаешь что-то связанное с космосом. Это по-прежнему выше человеческого понимания. К сожалению, никуда не полетел наш маленький ровер, но мы соприкоснулись с космическими технологиями, проблемами. Я понял, как много факторов, которые вообще не связаны с эмоциональной частью, есть в этой работе. Мы сделали интересный продукт, оригинальный по дизайну, у нас была одна из самых заметных разработок среди всех мировых команд в рамках Google lunar x prize. В этой области функция — это отношение 99,9999 к оставшемуся, что — внешняя красота. Ни один грамм ради красоты не может быть в космосе, но в то же время взгляды людей прикованы к космической тематике. С точки зрения PR — это важно, ведь когда на Марс приземляется Curiosity, сотни миллионов людей следят за этим с замиранием сердца. Тут плохо, когда в команде нет дизайнера.



Очень здорово, что в рамках «Дни промышленного дизайна в Сколково» прошли выставка и выступление Галины Балашовой, она же еще несет энергию и стиль той школы — нашей, советской, ранней. Там все очень мудро было построено. Очень хочу пригласить ее в Строгановку на лекцию — она носитель энергии советских инженеров, мы должны это помнить, понимать. У нас был тяжелый разрыв поколений. Мое поколение — это отошедшие от инженерии люди. Сейчас ее опять любят, но инженеров 90-х мало. Очень не хотелось бы сейчас размывания мысли — надо сосредотачиваться на большом, на великом.

— Вы сами за какими отраслями и персонами следите в плане творчества?

— У меня нет каких-то кумиров, я смотрю, что происходит в целом. У меня в команде работают ребята, у которых есть кумиры, и я вижу, как это влияет на рабочий процесс. Я стараюсь трезво смотреть на все, что стоит за ярким дизайном, как это работает как бизнес — в наше время бывают вспышки очень интересные. Например, Ора Ито удивительным образом взлетел, я за ним наблюдал. Сейчас большой бизнес устроен сложно — все, что мы видим, часто является шоу, поэтому принципиально не хочу никого называть. Мне всегда интересно наблюдать, как работают супербренды и супердизайнеры, что за этим стоит — какие команды. В Smirnov Design я же не один, за мной команда. Я стараюсь своих коллег стимулировать участвовать в разных мероприятиях — таких как «Дни промышленного дизайна в Сколково», например. Сейчас я преподаю в Строгановке и открыл при академии Центр исследований и инновационных разработок, там три больших направления. Лабораторию промышленного дизайна и инженеринга возглавляет Екатерина Григорьева, ведущий дизайнер Smirnov Design, сильный аналитик и дизайнер, лидер команды по дизайну. Также с нами работают Иван Щипунов, Аня Решетникова, Дмитрий Пономарев, проходит стажировку Никита Макаров, выпускник РГУ имени Косыгина. За мной команда, я без команды ничего не смогу, как и все в современном мире промышленного дизайна, поэтому я всегда расшифровываю историю объектов. Я своих ребят считаю одними из лучших на мировом уровне, очень их ценю.

— Назовете ваш топ 5 продуктов дизайнов?

— Я не буду называть, пускай молодежь думает про это. Я уже озвучивал Dyson и Apple, некоторые работы Артемия Лебедева нравятся — это студия с самобытным подходом. Я слежу за Object Lab, они мне тоже импонируют.

Промдизайн — лакмусовая бумажка промышленности, менять промдизайн не надо, надо развивать российскую промышленность и бизнес, а промдизайн сам подтянется, мы просто реагируем на ситуацию. Все интересные темы на миллиард — они не в России, потому что стоят баснословных денег, но мы стараемся, и у нас есть интересные продукты. В Рио был наш спортджет на основе суперджета компании «Сухой». Это делал инновационный центр Олимпийского комитета, Smirnov Design и компания «Вемина» по заказу «Сухой суперджет». В общем, есть чем гордиться и что делать.

— Какова роль и функция дизайна в медицине?

— Я в 2003 году принципиально поставил задачу, чтобы у нас в бюро половина проектов была именно по медицинской тематике. Я очень люблю приводить примеры из области промдизайна медтехники, потому что здесь интуитивно очень понятна важность осмысления всех вводных. Эстетика здесь тоже важна, конечно. Невозможно, чтобы продукты в современном мире были корявыми или никакими, потому что даже на уровне общения с бытовыми приборами мы хотим видеть в медприборах визуально качественный продукт. Но здесь не требуется доказательства, что в медицинской тематике «вау»-эффект» необязателен. Здесь легко доносить мысль, что дизайнер — это межотраслевой интегратор в области создания новых продуктов. Мы должны подумать о пациенте, о времени, о человеке, который обслуживает и моет прибор, должны подумать об активных средах — некоторые приборы надо обрабатывать, при этом они греются, следовательно, в них не должно быть щелей. И весь дизайн начинает крутиться вокруг того, как решить технологическую задачу. Этим медицинский дизайнер интересен и важен, потому что здесь дизайнер очень много может определить на ранних этапах и может быть эффективным помощником и конструктору, и бизнесу, и пациенту, и врачу, если будет осмысленно подходить и иметь широкий взгляд на проектирование дизайна.

— Какие были прорывы в медицине за счет дизайна оборудования?

— Большая отрасль — это очень сложные процедуры, я даже не буду их называть, но здесь мы можем менять сам подход персонала к работе.

При хорошо настроенном дизайне становится не так важна квалификация персонала, обычные врачи могут делать все с помощью машин. Или же распределить так процедуры, что 12 лет учившийся квалифицированный специалист может делать в три раза больше и эффективнее просто за счет правильного юзабилити, за счет хороших интерфейсов, правильного системного дизайна. Все приборы таким образом взаимодействуют, что повышается эффективность работы, когда все интуитивно не позволяет делать ошибки. Чтобы неопытная медсестра не покалечила маленького ребенка, дизайн наводит порядок коренным образом.

— Недавно представили батарейку, которая работает 50 лет, как она повлияет на дизайн медицинской техники? Нашли бы ей применение?

— Логика простая — значит, можно батарейку ставить в корпус и делать его неразъемным. Я слышал про это, но пока не думал. 50 лет перекрывают жизненный цикл изделия, значит, мы можем зашивать эту плату внутрь, и никто ее никогда не увидит.

— Порекомендуете 3 лучшие книги по дизайну?

— Толковых российских книг по промдизайну нет, на amazon можно вбить product design, и тогда много можно найти. Я всегда настаиваю на том, чтобы дизайнеры учили английский, — у меня он не очень. Вообще, сейчас эпоха нового формата информации — в Интернете можно столько накопать примеров, кейсов, видеороликов. Мне понравился совет Тимура Бурбаева, он высказал мою мысль на одном из круглых столов на биеннале: надо смотреть картинки в Pinterest, чтобы взгляд был нацелен на современную трендовую красоту, и смотреть видео на YouTube, чтобы понимать, как это сделать, повышать свое понимание того, как устроены продукты, производственные процессы. Вот эти две вещи — отличный фон для работы, заряжают понимание межотраслевой интеграции, то, чем и должны заниматься промышленные дизайнеры. Эстетика — в Pinterest, а как это работает — в YouTube. Обязательно нужно прочитать книги по материаловедению, по технологии изготовления корпусов и деталей. Дизайнер должен быть очень широко развит. Литье под давлением, вакуум-формовка, фрезеровка, многокомпонентное и двудомное литье, гибкое — я все эти процессы могу прокомментировать. Форма всегда зависит от технологий, также она зависит от потребителя и бизнеса. Это три кита, на которых стоит успех продукта. Все эти три сектора дизайнеры обязаны максимально изучить, тогда будет успех у продукта.

— Как у нас с дизайном в России? Что вас впечатлило/понравилось за последние годы?

— Что-то лихое не назову, мы не стали звездами. Просто хороших продуктов достаточно много, а экстраординарного нет. В моей философии — это не столько дизайн, а инсталляции на грани декоративно-прикладного искусства. Карим Рашид делает какую-то очень сложную скульптуру, и мы говорим: вау, какой дизайн, какой цвет, малиновый, его любимый, — но мы работаем в других областях — техника, рынок, и в этом смысле не нужно смешивать восприятие того, что мы делаем, с впечатлениями от искусства. Я говорю с позиции простых честных вещей. Здесь не должно быть экстремального увлечения дизайном, хотя Dyson и Apple ворвались в свои области, и дизайн очень важную роль занимал в этих прорывах.

— Как вам собянинская реконструкция Москвы? Какой увидят Москву и Россию сотни тысяч западных фанатов на чемпионате мира по футболу?

— Я, честно говоря, не очень в курсе. Я знаю настолько, насколько нами манипулируют СМИ. Есть две точки зрения, они достаточно обоснованы, но я не могу комментировать их экспертно. Вот есть «хрущевки» под боком — меня они раздражают визуально, то, что с подобными зданиями делают финны, — это хорошо. Я опасаюсь делать какие выводы, потому как я не знаю сути, чтобы понять, что происходит. Реновация нужна? Нужна, потому что в 60-е годы при Хрущеве был построен временный фонд, тогда из бараков перевозили людей, в общем-то, в идеальные условия — кухня, ванная, условия не во дворе, а в квартире. Сейчас это морально устарело? Да, наверное. Какую сейчас строят архитектуру — не является ли она тем же самым, повторением? Это те же клетки. В общем, не готов комментировать, это очень сложно.

— Как вам дизайн Хабра?

— В целом нравится. Я не понял разделения на Гиктаймс и Хабр, но я читаю не через сайт, а через агрегатор. Система качественного контента правильная. Для меня это один из самых авторитетных источников информации, я ежедневный читатель. Сам, правда, не пишу, но сильно уважаемый мною ресурс.