_{Richard Milnes}

На КДПВ — здание сиднейского оперного театра, подсвеченного синим в поддержку всемирного дня распространения информации о проблеме аутизма (World Autism Awareness Day). В статье Майи Салавиц описана теория интенсивного мира Генри Маркрама.

Часть 1

* * *

Свою вторую жену, Камиллу Сендерек, он встретил в 2000 году на конференции по нейробиологии. С Анат Маркрам был уже разведен. «Это была любовь с первого взгляда», — говорит Камилла.

Ее родители уехали из коммунистической Польши в западную Германию когда Камилле было пять. Она встретила Маркрама, когда получала степень по нейробиологии в Институте Макса Планка. Маркрам переехал в Лозанну для работы над проектом «Человеческий мозг», она начала учебу там же.

Высокая, как и ее муж, с прямыми светлыми волосами и зелеными глазами, на встрече в офисе на озере Женева она была в темно-синих жакете, джемпере и джинсах. Здесь, помимо исследования аутизма, она управляет четвертой в мире крупнейшей фирмой по публикации научных работ с открытым доступом — Frontiers, с более чем 35 тысячами ученых в качестве редакторов и рецензентов. Она смеется, когда я замечаю татуировку в виде ящерицы на лодыжке: напоминание о подростковом увлечении группой The Doors.

На вопрос о том, беспокоило ли ее, что она выходит замуж за человека, чей сын имеет проблемы с поведением, она отвечает так, словно такого вопроса никогда не возникало: «Я уже знала о проблемах Кая», — говорит она, — «к тому времени он уже был достаточно импульсивен и трудноуправляем.»

Первый раз, когда они провели время вместе, Каю было семь или восемь. «Возможно у меня была пара синяков и укусов на руках, он был что-то с чем-то. Мог внезапно сорваться и сделать что-то опасное, так что нужно было быть начеку», — говорит она, замечая, что Кай мог выбежать прямо на проезжую часть. «Было очень трудно с ним», — она пожимает плечами, — «но на ласку он обычно отвечал тем же».

«Камилла была замечательна» — говорит Маркрам. «Более систематична и устанавливала понятные правила. Она очень ему помогла. Совсем не то, как показывают мачеху в кино». Вскоре пара начала совместные исследования по аутизму в Швейцарском государственном технологическом институте (EFPL). «Мы много говорили друг с другом и оба были разочарованы тем, что наука ничем больше не может помочь», — вспоминает Маркрам. Их общие интересы как родителей соединились с их исследовательским энтузиазмом.

Они начали изучение мозга на уровне сигналов. Маркрам взял аспиранта, Таню Ринальди Баркат, найти лучшую модель на животных, поскольку такие исследования не могут быть проведены на людях.

Когда я был там, Баркат заглянула в офис Камиллы, десять лет назад она перешла к другим исследованиям. Она тепло приветствовала бывших коллег.

Баркат начала исследования для выпускной работы с поиска литературы для модели на животных. Они пришли к выводу, что наиболее похожий на человеческий аутизм у крыс вызывало пренатальное действие вальпроевой кислоты (VPA, Depakote). Как другие «аутичные» крысы, крысы на VPA проявляли аномальное социальное поведение, повторяющиеся действия, например излишнюю чистку.

Но что важнее, у беременных женщин, которым назначали VPA для контроля судорог, риск появления ребенка с аутизмом возрастал семикратно. В исследовании 2005 года говорится о том, что у 9 процентов таких детей есть аутизм.

Из-за связи VPA с аутизмом казалось, что его влияние на клетки животных будет похожим. Нейробиолог, изучавший VPA на крысах, однажды сказал мне: «Я рассматриваю это не как модель, а как повторение болезни у других видов».

Баркат приступила к работе. Ранние исследования показали, что время и доза воздействия критичны: разные сроки могут приводить к противоположным симптомам, а большие дозы иногда вызывают физические деформации. «Лучшее» время, чтобы вызвать аутичные симптомы у крыс — 12-й эмбриональный день, так что Баркат давала препарат в это время.

Сначала работа была невыносима. Первые два года Баркат изучала тормозящие нейроны из коры мозга крыс с VPA, используя тот же метод патч-зажима, что и Маркрам несколькими годами ранее. Если бы эти клетки были менее активными, это подтвердило бы дисбаланс, который предположил Мерзенич.

Она повторила эксперимент, сделав аккуратные зажимы для изучения тормозных путей. Но после двух лет этой технически сложной, утомительной и трудоемкой работы ей нечего было показать.

«Я не видела никакой разницы», — говорит она, — «они выглядели совершенно нормально». Она продолжила делать зажимы, клетка за клеткой, бесконечно повторяя процедуру, — но снова не было никаких отклонений. Как она сама говорит, по крайней мере, стала специалистом по этой технике.

Маркрам был готов сдаться, но Баркат возразила, заявив, что хочет переключиться с тормозных на возбуждающие сети VPA. Именно там она нашла решение.

«Была разница в возбудимости всей сети», — говорит она с энтузиазмом. Клетки сети VPA отвечали в два раза сильнее, чем обычные — и они имели избыточные связи. Если нормальная клетка имела связи с десятью другими, то клетка VPA соединялась с двадцатью. Кроме того, они не реагировали меньше. Наоборот, были гиперактивны, что необязательно дефект: сеть с большим количеством связей — более гибкая и обучается быстрее.

Но что все это означало для аутичных людей? Пока Баркат исследовала кору, Камилла Маркрам наблюдала за поведением крыс, отмечая повышенные уровни тревожности по сравнению с нормальными крысами. «Это была золотая жила. Разницу было видно невооруженным глазом. VPA крысы отличалсь от обычных и их поведение было другим», — говорит Маркрам. Они быстрее пугались и быстрее учились чего бояться, но медленнее понимали, что ранее угрожающая ситуация теперь безопасна.

В отличие от обычных крыс, которых подвергали воздействию электрических импульсов при определенных звуках, VPA крысы боялись не только звука, но и самой решетки, и всего, что с ними связано — цвета, другие различимых звуков, запахов.

«Страх был преумножен», — говорит Маркрам. «Затем мы посмотрели на реакцию клеток в миндалине, они также были гиперактивны. Замечательно».

* * *

Маркрам понял значимость этих результатов. Он понял, что гиперчувствительность, память и эмоциональные системы могут объяснить как таланты, так и трудности аутистов. В конце концов, проблема VPA крыс была не в том, что они не могли учиться — они учились слишком быстро, с большим страхом и необратимо.

Он вспомнил о проблемах Кая — как тот закрывал уши руками и отказывался идти в кино, боялся громких звуков, его ограниченную диету и ужас перед новыми блюдами.

«Он помнит место, где сидел в ресторане, пытаясь на протяжении часов заставить себя съесть салат», — говорит Камилла, вспоминая, что она обещала ему что-то за это. Но он не мог заставить себя съесть даже кусочек. Это было явно чрезмерное усиление страха.

Маркрамы вспомнили истерики Кая, задаваясь вопросом, были ли они вызваны сильными переживаниями. Они поняли, что выявление особой чувствительности Кая к определенным ситуациям может предотвратить истерику, позволив ему избежать стрессовой ситуации или уменьшить стресс, прежде чем он станет невыносимым. Идея интенсивного мира имела непосредственные практические последствия.

Данные VPA также показали, что аутизм не ограничивается одной сетью мозга. В мозге VPA крыс, как миндалина, так и кора оказались гиперчувствительными к внешним раздражителям. Маркрамы решили, что возможно трудности с поведением не дефект социального взаимодействия; возможно, они являются результатом полной информационной перегрузки.

* * *

Представьте себе каково быть младенцем в мире бесконечных и непредсказуемых ощущений. Неудивительно, что ошеломленный младенец может попытаться убежать. Камилла сравнивает это с бессонницей, джетлагом и похмельем одновременно. «Если вы не спите в течение ночи или двух, все болит. От света. От звука. Вы прячетесь", — говорит она.

Однако, в отличие от взрослых, маленькие дети не могут бегать. Все, что они могут делать, это плакать и качаться, а затем стараться избегать прикосновения, зрительного контакта и других сильных переживаний. Аутичные дети могут упиваться моделями и предсказуемостью, только чтобы понять смысл хаоса.

В то же время, если дети не будут идти на контакт, чтобы попытаться справиться с перегрузкой, они упустят то, что известно как «чувствительный период» — этап развития, когда мозг особенно восприимчив и быстро усваивает определенные виды внешней стимуляции. Это может оставить проблемы на всю жизнь.

Изучение языка — это классический пример: если дети не сталкиваются с речью в течение первых трех лет, их вербальные способности будут ограничены. Исторически сложилось так, что это создало ложную связь между глухотой и умственной недееспособностью: до того, как глухих детей начали учить языку жестов в раннем возрасте, у них часто были проблемы с речью. Их проблема заключалась не в дефектных «языковых зонах», а в том, что им было отказано в лингвистических стимулах в критический момент. (Кстати, одно и то же явление объясняет, почему маленьким детям легко освоить второй язык).

Это имеет большое значение для аутизма. Если аутичные дети перестают реагировать при перегрузке, их социальные и языковые трудности могут возникать не из-за поврежденных областей мозга, а из-за того, что критические данные заглушаются шумом или пропущены из-за попыток спрятаться в то время, когда мозг действительно нуждается в подобной стимуляции.

Теория интенсивного мира также объясняет трагическое сходство между детьми-аутистами и детьми, подвергшимися насилию. Дети, подвергавшиеся жестокому обращению часто раскачиваются, избегают зрительного контакта и имеют социальные проблемы — как и дети-аутисты. Эти параллели привели к тому, что десятилетиями обвиняли родителей детей-аутистов, в том числе печально известную «мать-холодильник». Но если это поведение является механизмом преодоления стресса, аутичные люди могут проявлять его не из-за жестокого обращения, а из-за того, что обычный опыт является для них ошеломляющим или даже травматичным.

Маркрам выяснил дальнейшие последствия: социальные проблемы не могут быть определяющей или неотъемлемой особенностью аутизма. Раннее вмешательство для снижения или смягчения интенсивности среды для аутичного ребенка может позволить защитить его таланты, в то время как нарушения, связанные с аутизмом, смягчатся или, возможно, исчезнут.

Модель VPA также отражает другие парадоксальные признаки аутизма. Чрезмерная чувствительность наиболее распространена, но аутичные люди также часто менее чувствительны к боли. То же самое относится к крысам VPA. Кроме того, вследствие аутизма происходит аномальный рост мозга, особенно коры. Там исследования обнаруживают избыток связей, называемых миниколонками, которые можно считать микропроцессорами мозга. VPA крысы также демонстрируют этот избыток.

Более того, избыточные миниколонки были обнаружены при вскрытии тел ученых, которые не были аутистами, таким образом, подобая организация головного мозга может появиться без социальных проблем и вместе с исключительным интеллектом.

Как высокопроизводительный двигатель, аутичный мозг может работать только в определенных условиях. Но в этих условиях такие машины могут значительно превзойти других — как Феррари по сравнению с Фордом.

* * *

Первая публикация исследований Маркрамов появилась в 2007 году: документ о VPA крысах в трудах Национальной академии наук. За этим последовал обзор в Frontiers в Neuroscience. В следующем году в Обществе по вопросам неврологии (SFN) был проведен симпозиум по этой теме. В 2010 году они обновили и расширили свои идеи во второй публикации Frontiers.

С тех пор другими группами было опубликовано более 30 статей о VPA крысах, расширяя результаты Маркрамов. В этом году (2013) в SFN было представлено не менее пяти новых исследований на моделях аутизма VPA. На сенсорные аспекты аутизма давно не обращают внимания, но теория интенсивного мира и крысы VPA выдвигают их на первый план.

Тем не менее реакция со стороны коллег была осторожной. За исключением Лорана Моттрона, профессора психиатрии и руководителя исследования аутизма в Монреальском университете. Он был первым, кто выделил перцептивные различия как критические для аутизма — даже до Маркрамов. Лишь немногие исследователи изучали сенсорные проблемы до него. Почти все остальные сосредоточились на социальных проблемах.

Когда Моттрон впервые предположил, что аутизм связан с тем, что он называет «усиленным перцепционным функционированием», он, как и большинство экспертов, рассматривал это как следствие дефицита. Идея заключалась в том, что, по-видимому, превосходное восприятие, проявляемое некоторыми аутичными людьми, вызвано проблемами с функционированием мозга, и исторически оно было отклонено как просто «побочные навыки», а не признак подлинного интеллекта. Савантов раньше называли «савантами-идиотами»; как считалось, в отличие от «настоящих» гениев, у них не было никакого творческого контроля над их исключительными умами. Моттрон описал это таким образом в обзорном документе: «[A]утичные люди не демонстрировали атипичных сильных сторон восприятия, но показали неспособность сформировать представления на общем или высоком уровне».

Однако исследования Моттрона привели его к тому, что это мнение было ошибочным. Его собственные и другие исследования показали превосходные способности аутичных людей не только в «низкоуровневых» сенсорных задачах, таких как лучшее определение музыкального тона и большая способность воспринимать определенную визуальную информацию, но также и в когнитивных задачах, таких как поиск паттернов в визуальных тестах IQ.

Уже давно известно, что обнаружение и манипулирование сложными системами — это сильная сторона аутистов, — настолько, что савант стал стереотипом Силиконовой долины. В мае, например, SAP объявила о планах нанять 650 аутичных людей из-за их исключительных способностей. Математика, музыка и научные достижения требуют понимания и взаимодействия с системами, паттернами и структурой. Как аутичные люди, так и члены их семей чрезмерно представлены в этих областях, что предполагает влияние генетики.

«Наши точки зрения находятся в разных областях [исследований], но мы приходим к идеям, которые действительно соприкасаются друг с другом», — говорит Моттрон о Маркрамах и их интенсивной теории мира. (Он также отмечает, что, они изучают клеточную физиологию, а он весь человеческий мозг).

Поскольку Генри Маркрам пришел в эту область извне и имеет сына-аутиста, Моттрон добавляет: «У него может быть оригинальная точка зрения, и на него не могут повлиять клише», особенно те, которые принимали таланты за недостатки. «Мне нравится то, что они делают», — говорит он, хотя он не убежден, что они рассмотрели все детали.

Разумеется, поддержка Моттрона неудивительна, потому что теория интенсивного мира согласуется с его собственными результатами. Но даже один из создателей концепции «теории разума» находит большую часть правдоподобной.

Саймон Барон-Коэн, который руководит Исследовательским центром аутизма в Кембриджском университете, сказал мне: «Я открыт идее о том, что социальный дефицит в аутизме наряду с когнитивными аспектами эмпатии, то есть «теория разума» могут происходить из сенсорных расстройств". Другими словами, физиологическая модель Маркрамов может быть причиной, а социальный дефицит, который он изучает, эффектом. Он добавляет, что модель с VPA-крысами «любопытна». Тем не менее, он также отмечает, что чаще всего аутизм не вызван VPA и возможно, что сенсорные и социальные дефекты происходят совместно, а не одно вызывает другое.

Его коллега, Ута Фрит, профессор когнитивного развития в Университетском колледже Лондона, не столь уверена. «Они не решили проблему», — говорит она о теории интенсивного мира. «Я не хочу сказать, что это ерунда, — говорит она, — но я думаю, что они пытаются объяснить слишком много».