Месяц назад вышла первая часть большого интервью с Анатолием Абрамовичем Шалыто, профессором, доктором технических наук, заведующим кафедрой Технологий Программирования Университета ИТМО, лауреатом премии Правительства России в области образования.

Вашему вниманию — вторая часть этого интервью. Вот, о чем мы поговорили:

• что нужно сделать, чтобы выпускники оставались работать в своем ВУЗе;
• как изменить модель финансирования образования;
• как чемпионов-олимпиадников пытались забрать в научные роты;
• стоимости лабораторных мышей;
• направлении биоинформатики в Университете ИТМО;
• лекции Олега Тинькова перед студентами;
• отношении к Анатолию Абрамовичу среди его выпускников.

Текстовая расшифровка — под катом.

Дарим выпускников

Мы хоть и ВУЗовские преподаватели, но не хуже кадрового агентства можем находить работников. Особенно раньше у меня это хорошо получалось, потому что я очень много занимался с ребятами, сидел часами, делал курсовые проекты и т.д., а теперь я этого не делаю, потому что разочаровался в ребятах.

Теперь я на первой лекции говорю, что занимаюсь только теми, кому интересны Россия, институт, кафедра и я. А те, кто интересуется только собой, Эйндховеном, Google — это не ко мне. Ни с Путиным, ни с Медведевым, ни с Васильевым, ни со мной никакой Philips, никакой Google — никто не договаривался, никто не предлагал компенсацию или помощь. Более того, от иностранцев вообще сейчас помощь принимать нельзя, потому что за это могут принимающих признать «агентами». В общем, это все какая-то муть. Я понимаю, JetBrains — помогают, а эти-то что? Мы уже давно прошли ту стадию, чтобы гордиться, что наших выпускников взяли на работу в Google, например.

Некоторое время назад Рукшин проводил круглый стол на тему одаренных детей в ИТАР-ТАСС. И там руководство образования города рассказывало о том, как все хорошо. Пратусевич (директор Президентского физико-математического лицея № 239 Максим Яковлевич Пратусевич — прим. авт.) рассказывал, как хорошо у них. Родители, чьи дети учатся в 239, рассказывали, как хорошо, что их дети там учатся.

А потом (для этой цели, видимо, Рукшин меня и позвал) дали слово мне. И я сказал, что есть одаренные дети, они попадают в хорошую школу, в 239 или еще куда-то такого или близкого уровня, и дети довольны. Они находятся в прекрасной обстановке. А как родители-то довольны! В замечательной обстановке у хороших преподавателей. И бесплатно, в отличие от Америки. Мне рассказывают мои выпускники, что ни школ, ни спортивных секций, ни шахмат на таком уровне, как у нас, нет. В Америке-то, они, конечно, есть, но за какие-то немереные деньги. Ну, нет таких, чтобы как в 239, бесплатно. А преподаватели как довольны! Они потом становятся заслуженными, вот Пратусевич — был лучшим директором школы России, а лицей уже несколько лет — лучшая школа страны. Тоже хорошо.

Потом дети попадают в ВУЗ. К нам, например, но о нас я потом скажу. И преподаватель этого ВУЗа говорит, что они очень хорошо готовят, потому что их выпускники уезжают в Google и Facebook. Значит, выпускники хорошие, и он хороший.

Так это же какая-то преступная деятельность! Вроде все довольны: дети довольны, родители довольны, школьные учителя… А Россия-то здесь при чем? А государство-то здесь при чем? Мы никому не дарим ничего: ни хлеб, ни квартиры, ни машины, ни кружки вот эти (показывает на кружку — прим. авт.). И даже медицина сейчас бесплатно далеко не всегда… Но, почему-то, дарим выпускников, начиная с наших частных компаний, заканчивая иностранными.

Олимипиадники и научные роты

Был же вообще вопиющий случай, когда в 2013 году мы стали в четвертый или пятый раз чемпионами мира по программированию. В это время проходило совещание у министра Шойгу по образованию, видимо, про научные роты. И вот он объявил, что сейчас ребята из Университета ИТМО стали чемпионами мира, надо бы их в армию забрать. И за ними началась погоня. А я их от этой погони спасал…

— Слушайте, но это же звучит как дикость полная.

— Оказалась полная дикость: Короткевича забирать нельзя – он гражданин Беларуси. Кевер куда-то исчез, и до него дозвониться не могли. Я вел переговоры с матерью Нияза Нигматуллина, который был в Татарстане. Когда за ним приходили, он был на Универсиаде, и потом мы его в магистратуру срочно приняли, которая дает бронь. А в Интернете начался скандал. Полковник из Казани сказал, что объявит на него всероссийский розыск. Какой розыск? Он в тот момент, как и Кевер, был двукратным чемпионом мира. Видимо, больше искать некого.

Через день ситуация разрядилась, Шойгу пригласил Васильева в кабинет, они говорили о ротах, о чемпионах не говорили. Более того, Васильеву куда-то нужно было в Москве ехать, и Шойгу ему сказал: «Вы не успеете, вот — берите мою машину».

— Все закончилось хорошо.

— Все закончилось хорошо, никуда их не взяли. Почему? Потому что они были магистрантами или иностранцами, их-то и брать никуда нельзя. Когда дошли с полковником, который хотел объявлять розыск, до генерала – военкома Казани, мы уже послали маме Нияза Нигматуллина факс, что он принят в магистратуру. И он говорит: «А кто он такой?», — «Двукратный чемпион мира по программированию и магистр!» — «Так куда мы его брать можем?»

Что я хочу сказать? Я очень уважаю российскую армию, но почему у нее приоритет перед государственным Университетом ИТМО? Как государственный ВУЗ, мы готовим для армии и для всех других государственных предприятий и организаций (в том числе и для себя) высококвалифицированных специалистов. Почему у одной государственной организации перед другой должен быть приоритет? А уж о частных я совсем не говорю.

О государственном финансировании и образовании в кредит

И поэтому, чтобы у государства было будущее, то и в школе, и в медицине, и в ВУЗах должно быть такое финансирование, чтобы выпускники университетов хотели там работать. И тут я предложил ввести социально-ориентированное платное образование в ВУЗах. Про это у меня недавно вышла большая статья «Куда ж не расплатившись?» в «Санкт-Петербургских ведомостях». Социально-ориентированное в том смысле, что платят не родители, а дети после окончания института, но платят не «от папы», а из зарплаты.

Это бы сразу решило, по крайней мере, две проблемы: придержало отъезд, пока не расплатился (я не говорю о таких суммах, как в Гарварде — там 50 тысяч долларов в год или больше, а я предлагаю всего три тысячи евро в год, как в Тарту и Таллине – 210 тысяч рублей в год. Это тоже не сахар – за шесть лет набирается 1,2 млн. Если даже ты с третьего курса получаешь зарплату 100 тысяч, работая программистом, то не меньше, чем за года полтора-два — есть же тоже надо — ты рассчитываешься. Ну а потом может и пыл уменьшиться.

Я уже говорил, что сегодня по нормам на одного преподавателя должно быть 12 студентов. Студент платит 18 тысяч рублей в месяц (это сколько в среднем получает доцент в стране). Так вот, если деньги пяти из 12-ти студентов отдать этому доценту, плюс 18 тысяч даст государство, и получится больше 100 тысяч. А если при этом до возраста 30-35 лет налоги не брать, то люди мне писали, что они прибегут с Запада, чтобы в ВУЗе за 100 тысяч заниматься преподаванием и наукой. Но это вещь антиконституционная, потому что в Конституции написано: «Бюджетное образование на конкурсной основе». Это все, что я могу сказать.

— Видите, 100 тысяч рублей в месяц для преподавателя — это, наверно, хорошо, но для программиста, — это, наверно, не очень большие деньги.

— Правильно. За разные вещи надо платить по-разному. Вот, например, работая в ВУЗе, мои ребята в основном занимаются наукой или преподаванием и олимпиадами. Они говорят мне или Парфенову: «Мы уехали проводить Всерос среди школьников…». Потому что нельзя проводить без наших ребят, они же профессионалы в этой области. Ни в какой компании им не дадут такой свободы, ну, пустят раз или два, а потом, скорее всего, все – работать надо. А у нас ребята занимаются тем, что им нравится, и за это они, возможно, должны получать в два раза меньше денег, чем при работе на «дядю» в промышленности.

Преподаватели и лабораторные мыши

Знаешь, есть такая книжка Коупленда «Рабы Майкрософта». У нас они в какой-то степени свободные люди, а в компаниях они начальству подчиняются. А ведь за все в жизни нужно платить: семейной жизнью, а в этом случае — меньшей зарплатой. Но зарплата должна быть достойная, и поэтому нормально, что это меньше, чем в промышленности, но не 18 же тысяч, как платит государство.

Я сейчас скажу вещь, от которой жутко станет. Мы занимаемся биоинформатикой. Как-то один русский профессор из Америки сказал мне, что мышь лабораторная для исследования иммунитета рака стоит 18 тысяч рублей. Аналогия понятна?

— К сожалению, понятна.

— Я думаю, что нас будут смотреть представители компаний, и они поймут, что мы не лабораторные мыши. Вот я-то, возможно, приближаюсь к лабораторной мыши, но у меня пенсия есть. Но вы-то хотите, чтобы не я преподавал вашим будущим сотрудникам, а талантливые молодые люди. Так помогайте нам всеми силами, и тогда у вас и нас будут работать классные специалисты. И не говорите, что вы платите налоги, и это не ваша проблема. Ваша! Такая же как и наша.

— Насколько это реально? Не утопия ли это?

— Подождите, какая утопия? У нас все реализовано.

— И как это работает?

— Сейчас расскажу. Итак, для того, чтобы сильные ребята оставались ВУЗе, нужно, по моему мнению, учитывать три фактора. Во-первых, бывает три типа зарплат: недостойная, достойная и пристойная. Недостойная — кто ее платит, можно догадаться. Достойная — почти каждый из наших ребят съездил на стажировку в Google или Facebook или был на стажировке в наших классных компаниях и знает, сколько им там будут платить. А мы должны платить пристойную зарплату, понятно? Сильным ребятам, начиная со студентов до доцентов молодых (самому старшему доценту у нас 36 лет), мы платим от 15 до 150 тысяч. Но никто не мешает заработать и больше, например, за счет выигрыша грантов, которые они в силу своей талантливости выигрывают постоянно. Это во-первых.

Во-вторых — нужно относиться к ним, как к своим детям, чтобы они чувствовали, что это коллектив, семья. В коллективе в 50 человек это можно сделать.

Но главное — третье, чего нет ни у кого, как мне кажется. Говорят, у JetBrains есть такое, но точно не знаю. Но известно про Google, что 80% времени они работают на компанию, а 20% времени они в каком-то смысле могут работать на себя: либо лекции читать, либо… я не знаю, как они при этом договариваются с компанией. Время от времени им это то разрешают, то не разрешают. А у нас пропорция обратная

— Я два года назад на эту тему с Андреем Ивановым (cтарший вице-президент по инвестициям, исследованиям и образовательным проектам в компании JetBrains — прим. авт.) разговаривал.

— И что он сказал?

— Сказал, что это есть, но этой возможностью пользуются только 10% сотрудников.

— Хорошо, может быть… О второй компании я сказал — это Google. Там это то есть, то нет.

— В Google это есть, но этим почти никто не пользуется.

— Вот, именно. А у нас ты 20% работаешь на ВУЗ, а 80% на себя, занимаясь преподаванием того, что тебе нравится, олимпиадами и наукой. Вот те, кто понимает преимущество этих 80%, у нас и остаются. А тем, кто не понимает, или у кого нет желания заниматься наукой, олимпиадами или нет идеи делать стартап, конечно, нужно себя продавать куда-то, в хорошие условия и как можно дороже.

— Если уж продавать себя, то продавать нормально.

— И у нас изложенное работает. Теперь встает вопрос, как это работает финансово. Все очень просто — всем так советую. Если у вас остаются сильные ребята, то тут можно делать и выигрывать что угодно.

Чем молодой сотрудник может заниматься в ВУЗе

Приведу пример одного из возможных вариантов зарабатывания денег. Для талантливых школьников мы всегда проводили бесплатные курсы по программированию. Сегодня с них просят восемь тысяч за семестр. Ну, я думаю, что отбоя от желающих не будет. Восемь тысяч рублей в семестр — это чтобы иметь возможность преподавателям платить.

Вообще, чем можно заниматься на кафедре в ВУЗе? Четырьмя вещами. Первое — это преподавание, второе — инновации, с этим у нас не очень (потом об этом два слова скажу), третье — наука, четвертое — олимпиады. Кстати, надеюсь, с олимпиадами все ясно: о наших достижениях и то, что мы проводим олимпиады всех уровней и школьные, и нешкольные, многие знают. Сейчас, кстати, наш сотрудник, чемпион мира 2004 г. Павел Маврин был в оргкомитете всемирной школьной олимпиады по информатике, которая была в Иране. Там был очень интересный момент. Туда были допущены 300 человек из разных стран, кроме Израиля, которого, по мнению организаторов, не существует. Но так как он все есть, то израильская команда приехала в Казань, в которой эта олимпиада проходила в предыдущем году. Но Израиль в Иране настолько «любят», что результаты израильтян даже не отражались на табло соревнований, и поэтому общую таблицу сводили в Голландии.

Кстати, на прошлой олимпиаде в Казани наши ребята были ответственны за то, чтобы все 350 компьютеров работали, а решения автоматически тестировались. Георгий Корнеев с компанией (еще три человека — один наш выпускник-олимпиадник из Google приезжал) должны были заставить эти 350 компьютеров работать. И долго из-за организационных проблем было неясно, как это сделать. Поэтому я с ребятами ходил договариваться с представителем президента Татарстана здесь в Ленинграде, чтобы он нам там помог. Он на все вопросы отвечал: «У нас в Татарстане всегда все хорошо получается, получится и сейчас».

Он оказался прав, но Корнеев там чуть инфаркт не получил. Но и это провели. Это я к тому рассказываю, что для того, чтобы мы могли проводить и школьные, и другие олимпиады, должна быть команда толковых людей, которая никого не спрашивает, а максимум ставит в известность, и едет делать дело, и они не должны быть голодными и холодными. Для этого, в частности, и нужна помощь. Итак, это первое.

Второе — это наука. Про науку я просто могу сказать, что мы в прошлом году заняли 56-е место по Computer Science по рейтингу Times Higher Education, обогнав многие известные в мире университеты. Это обеспечила не только наша лаборатория, в Университете еще есть две лаборатории, работающие в этом направлении. Руководители — А. Бухановский и А. Бобцов.

Эти международные лаборатории были созданы по программе «5-100», по которой идет серьезное финансирование. Причем каждые полгода идет борьба за эти деньги между университетами, и мы последние два-три раза входили в число победителей программы, обгоняя, в частности, наш Политех. Потом, схватка идет внутри университета между лабораториями. Лаборатории-победители получают существенные деньги, и они являются материальной основой для тех ребят, которые остались у нас заниматься наукой. Поэтому они от нас никуда не уходят.

Наше руководство берет 10-15%, а все остальное идет только на лаборатории. Руководство не себе берет, есть куча расходов — просто хотя бы даже на эти майки («IT's MOre than a University» — прим. авт.). Сам университет по-другому выглядит, надо же и его ремонт проводить, и общежития нужно ремонтировать. Так же нельзя: ВУЗ становится известным в мире, а в общаге будут плохие условия. Поэтому надо все время тратить огромные деньги.

Когда мы начинали в 2013 году по программе «5-100», то у нас на институт было 200 статей в год, которые видны в международных базах данных Web of Science и Scopus. А на 20-ый год Васильев взял, по-моему, три тысячи публикаций, проиндексированных в этих базах — в 15 раз больше. Сейчас у нас уже тысячи две. И вот эти две тысячи разбиваются на 40 лабораторий, и получается в среднем по 40-50 публикаций в год. Не обязательно статей, это могут также быть материалы конференций. Еще должны быть совместные международные программы с университетами, входящими в 400 лучших университетов мира и защита диссертаций — и все это рассматривается на соответствующих комиссиях. Эта деньги идут только тем, кто в этом участвует, за преподавание там ничего не платят.
А еще, так как ребята очень сильны, мы выигрываем различные гранты. Кроме того, нам помогают компании, особенно JetBrains. В результате на кафедре остаются очень хорошие ребята и девушки — и несколько лет назад у нас осталось аж шесть человек сразу…

— С выпуска?

— С одного выпуска, четверо уже защитили кандидатские диссертация, а один свалил в Google после выдающейся публикации в журнале Nature Genetic (естественно, в соавторстве), чем меня глубоко потряс — я думал у него в науке все только начинается, а оно все быстро закончилось. И Лида Перовская, которая сейчас известна в городе тем, что работает в Яндексе и у нас и помогает проводить все олимпиады. А еще у нас на постоянной работе четыре чемпиона мира по программированию, один из которых двукратный, а также два призера этого чемпионата.

При таких силах мы можем выигрывать всевозможные гранты, которые только есть в России: и фонда фундаментальных исследований, и научного фонда, и Министерства образования и науки, и выполняемых в рамках Федеральных целевых программ. Чем сильнее ребята в «лавке», тем больше грантов мы выигрываем, появляются деньги на преподавание, олимпиады и науку, и если еще на этом фоне такие компании, как, например, JetBrains и Яндекс помогают, то после этого мы можем иметь человек 15 молодых квалифицированных преподавателей и ученых в возрасте до 36 лет и несколько десятков студентов, которые работают у нас, и мы должны платить зарплату.

Я недавно был в Высшей школе экономики на совещании по ИТ-образованию, которое инициировала компания PostgreSQL Professonal. Там меня замдекана мехмата МГУ спросил, как мы решаем вопрос со стариками. Их вроде де бы на пенсию провожать надо, а Садовничий против, потому что они с ним прошли всю жизнь. Я говорю: «У нас на кафедре их нет — только я с Парфеновым, да и то у нас первая цифра в возрасте — шестерка. Ребята считают, что мы им еще очень нужны. Мы активные. Из остальных самый старый — Станкевич, 36 лет».

А все остальные еще моложе, потому что всё время преподаватели у нас работали по совместительству до тех пор, пока мы не вырастили своих преподавателей, ученых и организаторов олимпиад, и собираемся делать это дальше. У нас есть выдающийся выпускник в области физики Паша Белов. Вот он все время рассказывает, что должна быть мобильность, как на Западе, что он оттуда переехал сюда. Я сказал: «Хорошо, только «научные школы», чем так гордились в России и СССР, тогда не могут существовать. А в конце 60-70-х гг. самым главным местом на земле в области математики были 13 и 14 этажи МГУ, и никто никуда не ездил. И у Будкера в Институте ядерной физики Сибирского отделения АН СССР было много ученых мирового уровня, и никто никуда не уезжал.

— Но есть же, например, механизм постдоков.

— Я не против всего этого, но это необязательно. Никто никуда не ездил, только иногда на конференции, и все это жило и работало. Сегодня в мире все куда-то ездят и каждые четыре года меняют место работы, пока не становятся полными профессорами. Поэтому у них нет научных школ, а я бьюсь, чтобы она у нас была.

Короче говоря, мы активно занимаемся тремя из указанных выше четырех направлений работ. В соответствии с требованиями программы «5 в 100» у нас наибольший интерес вызывают только к тем исследования, результаты которых можно публиковать и докладывать на международных конференциях, а не просто решать практические задачи.

Биоинформатика в Университете ИТМО

Главные научные достижения у нас связаны с биоинформатикой или говоря шире с системной биологией в области иммунитета рака. Оказалось, что и здесь нужно иметь серьезные знания в информатики и программирования для решения задач кластеризации и т.п. В 2010 году я познакомился на встречах нобелевских лауреатов у Жореса Ивановича Алферова с академиком РАН Константинов Георгиевичем Скрябиным (он академик в третьем поколении). И сказа ему: «Давайте работать вместе: я даю наших молодых программистов, а Вы молодых биологов. И давайте геном собирать». «Давайте», — сказал он. В общем, я пришел на работу, надо мной все стали смеяться: «Какой Вы биолог, какие тут биологи, ерунда какая-то». Дело закончилось тем, что мы сделали оригинальный сборщик генома.

— Этим отдельная лаборатория занимается, да?

— Это группа в лаборатории. Открытый сборщик генома, которому в мире аналога нет. Есть один, но он платный. Все в мире собирают на кластерах, в облаках и под Linux, а мы решили делать сборщик для врачей: для персоналок под Windows. Его используют для сборки генов бактерий и вирусов заграницей ученые, которые не хотят идти в Amazon, а хотят открыть персоналку и начать работать. Нельзя сказать, что у нас сильно получилось, но ребята так образовались в области биоинформатики, что потом, когда мы познакомились с Максимом Артемовым из Донецка, который окончил МГУ по химии, а сейчас доцент в университете Вашингтона в Сент-Луисе, то совместная деятельность началась сразу. Он быстро понял уровень моих ребят, и у нас пошла системная биология на каком-то совершенно невероятном уровне. И пошли такие публикации, которые мне и не снились: в журналах Science, Cell, Immunity, Molecular Cell и т.д.

Конечно, там были не только мои ребята — в каждой статье по 10-15 авторов из МТИ, Гарварда, из Сент-Луиса, клиник Бостона. И слова «ITMO University» стали часто звучать. В каждой статье наших один-два выпускника, аспиранта или студента. И это решило нам проблему финансирования в рамках программы «5-100», так как когда я говорил, что нам нужно было 40-50 публикаций в год, то сначала только требовалось их индексирование в Scopus и Web of Science, а теперь —чтобы эти публикации были в хорошо цитируемых изданиях.

Есть такой показатель SJR — это показатель цитируемости в рассматриваемой области. Вот нам сейчас устанавливают в среднем на 40 публикаций SJR, равный 0,9 — надо в сумме набрать 36. Но набрать эту сумму только за счет информатики невероятно трудно. Например, недавно чемпион мира по программированию 2009 г. Максим Буздалов вместе с французским профессором Беджамином Дойером получили Best Paper на конференции Genetic and Evolutionary Computation Conference (GECCO 2017) в теоретической секции. Но там SJR в трудах конференции, которые собирают по 600-700 человек со всего мира, равен нулю! У всех «Lecture Notes in Computer Science» у Шпрингера — 0,3. Если 40 умножить на 0,3, то получается 12, а совсем не 36. Если бы у нас не было результатов по системной биологии, то мы бы уже вылетели из программы «5-100», и многие ребята ушли бы от нас.

Я, видимо, немножко сумасшедший. А может быть, и не немножко, если довел такого мальчика как Леша Сергушечев не до должности «программист», например, в Google, а до такого безумия как Fеllowship Сколтеха по системной биологии. Причем это звание присвоили только пяти ученым до 35 лет в стране. В комиссии было шесть человек, из которых двое — совсем не простые ребята, которые приехали из Америки — Владимир Гельфанд (внук великого математика Гельфанда) и Константин Северинов, который тремя лабораториями командует — двумя в России и одной в Америке.

Он хотел уехать, но, в отличие от других, только в одно место на земле — Бостон, где исследования по иммунитету рака выполняются на высшем уровне, а вовсе не в Google или туда, куда возьмут, а в конкретное место.

Отмечу, что Леша закончил нашу кафедру Компьютерных Технологий, а не биоинформатику или системную биологию. Недавно он выиграл со мной большой грант. В результате он никуда не уехал, остался на постоянной работе на нашей кафедре. Зачем ему куда-то ехать, когда ему здесь при нормальной зарплате никто не мешает делать то, что он хочет. Он может, например, сколько угодно сидеть в Америке, и от него только и требуется, что через запятую в аффилиации писать «ITMO University» и все. Однако, так как у него прекрасные ребята здесь, то он в основном находится с нами. Деятельность Леши и его ребят способствовало тому, что недавно наш университет попал в список восходящих звезд журнала Nature.

А еще у нас работает Арина Буздалова, жена Максима, которая сейчас будет защищать кандидатскую диссертацию. Она не была олимпиадницей, но сейчас работодатели через поисковые системы выискивают не только олимпиадных программистов, но многих других. Так, вот ей, год назад пришло приглашение на собеседование из Google. Она подумала, что это спам. Ей повторили. И она ответила так, как я хотел бы, чтобы отвечало большинство моих выпускников: «Я в университете ИТМО занимаюсь наукой. Если это — Google Research, то мы можем поговорить, а если это просто Google, то это не ко мне». И они исчезли, потому что Google Research, видимо, набирает сотрудников совсем по-другому. Вот я хочу, чтобы мои выпускники часто так отвечали.

А у JetBrains сейчас есть JetBrains Research. У нас там две лаборатории. Это нам очень сильно помогает. При этом надо помнить, что помощь компании в основном направлена на то, чтобы вокруг нее в Петербурге «не было выжженной земли».

Выпускники-предприниматели

— А что с предпренимательством?

— С предпринимательством дело обстоит так: напрямую мы этим не занимаемся. В ВУЗе этим занимаются, а мы — нет. До последнего времени все ехидно спрашивали, каких успехов добились ваши выпускники в промышленности. Раньше мне приходилось произносить четыре слова: «программное обеспечение для Yota». Его создала команда под руководством Саши Штучкина, которую я помог набрать, когда моя дочь Инна (она работала директором по контенту в Скартел) привела на кафедру Дениса Свердлова и Игоря Широкова. Сначала в команде было человек десять, включая, кроме Саши, еще двух призеров чемпионата мира по программированию 2003 г. Женю Южакова и Тима Бородина. Они быстро создали программное обеспечение для первой Yota, и все были очень рады. А в HTC, где делали железо, говорили, что они никогда не видели программистов, которые так быстро разобрались в аппаратной части.

— Штучкин тоже ваш выпускник?

— Там сначала все были нашими выпускниками. Время прошло, и теперь на указанный выше вопрос я отвечаю только одним словом: «Kotlin», потому что Андрей Бреслав — наш выпускник, как и Рома Елизаров и Антон Банных, который вернулся из Google. Недавно мы вот все могли видеть, как Kotlin объявили вторым языком программирования для ОС Android.

— Это интересно. Вот тот же Шафиров занимался в СПбГУ олимпиадной командой. Он сейчас CEO JetBrains.

— И у меня еще есть два ученика, которые добились выдающихся практических результатов. Они учились у меня в аспирантуре и защитили кандидатские диссертации под моим руководством. Первый из них — Данил Шопырин из Оренбурга, сделал VisualSVN, который весь мир покупает, он работает в Санкт-Петербурге. Второй — Никита Шамгунов из Екатеринбурга, бронзовый призер чемпионата мира, поступил ко мне в аспирантуру, прошел через Транзас, Microsoft и Facebook. На днях он стал президентом компании MemSQL, которая сейчас на слуху в мире.

У него хорошо идет дело, как у очень немногих русских в Кремниевой долине. Поднимает все новые и новые деньги для развития своей компании дела. Были у него и Рома Елизаров и Андрей Станкевич. Я хотел вытащить его сюда хотел на конференцию, но он сказал, что не может, так как стал президентом своей компании. Там, у него работает наш выпускник — Михаил Кевер, двукратный чемпион мира.

Итак, если мы напрямую и не занимаемся инновациями, то наши ребята настолько толковые, что они могут делать что угодно: и программировать, и олимпиады выигрывать и проводить, и наукой высокого уровня заниматься, и компании организовывать. Только они все очень непростые, но от этого только интереснее работать.

О взаимодействии с бизнесом

— Как вам помогают компании в вашем нелегком деле?

— Компании помогают по-разному. Например, у меня компьютер на работе стоит. Его когда-то мне Андрей Иванов подарил, когда они списывали свои компьютеры. Однажды нам пришла шаланда из Яндекса с практически новой мебелью, так как они переезжали из одного офиса в другой и купили новую.

Компании берут на практику и платят ребятам за это. Они устанавливают стипендии. Например, стипендию установил Транзас. Был у меня приятель, с которым я работал в «НПО Аврора» — Виктор Годунов. Потом он стал вице-президентом Транзаса. Они Андрею Станкевичу помогали — платили 400 тысяч рублей в год. Потом Витя внезапно умер. В общем, я их уговорил, чтобы они установили стипендии им. Виктора Александровича Годунова не для Университета ИТМО, а конкретно для кафедры Компьютерных Технологий. Потом был какой-то перерыв, теперь снова установили стипендию — 500 тысяч в год, которую получают трое студентов и аспирантов. Интересно, что в этом случае перечисляемая сумма налогами не облагается.

Понимаешь, оттуда копеечка, оттуда копеечка. И берем мы все это не себе, и не «ректору на автомобиль», как однажды писали умники в Интернете, а отдаем мальчишкам. Вот сейчас будем делить стипендию в 500 тысяч рублей — и не по две тысячи, а 50 тысяч в месяцев. В положении написано, что ее можно одному человеку. Получает, допустим, аспирант 18 тысяч, плюс стипендия 50 тысяч от Транзаса — вот уже приличные деньги.

Такой, как все

Вот недавно была интересная история с Олегом Тиньковым. Приехал он к нам, собрал полный зал.

— Он вообще активно ездит.

— Рассказывал он про свою судьбу, ему вопросы позадавали, а потом сказал: «Вы заметили, что я приехал не в финансовый институт, а к вам? Почему? Потому что у меня банк виртуальный, и все на программировании держится. И я приехал к вам за хорошие деньги купить хорошие мозги». Встреча заканчивалась, у меня в руках оказался микрофон. В общем, последний вопрос был от меня. Я сказал: «Олег, все, что Вы говорили, было очень интересно, но я очень удивился, что Вы настолько не оригинальны».

— А он же все время говорит, что он не такой как все.

— После этого я продолжил: «Все, кто выходит на эту сцену, говорят одну и ту же фразу: «Я пришел к вам за хорошими мозгами за хорошие деньги. И Google, и Facebook, и Mail.Ru, и Яндекс». Он спросил: «А что я должен был сказать?» — «Я думал, что Вы скажете: «Я пришел помочь вам, а потом уже мы поможем Вам». В общем, так начались наши переговоры. Он мне вручил свою книгу, так как мое выступление понравился ему больше всего. Я взамен вручил ему свои «Заметки о мотивации».

Потом он сказал, что может организовать у нас базовую кафедру, потому что ему нужно подготовить 150 человек: примерно по 15 человек в год, и у нас появятся его деньги. Я сказал: «Олег, базовая кафедра институту, видимо, нужна, а мне нет. У меня работают чемпионы мира, которые как начнут читать для вас, то потом сразу свалят и не к вам, а в Google, например. Поэтому мне нужна не работа, а помощь, а если, все-таки, работу, то научную». Он спрашивает: «А что Вы имеете в виду под помощью?»

Я ответил, что Сергей Белоусов из Акронис — один из тех, кто спонсирует Карлсена — чемпиона мира по шахматам. А у нас учится звезда покруче Карлсена — двукратный чемпион мира по программированию Гена Короткевич. Вот ему бы помочь и все. «Сколько вы хотите?» — спросил Олег. Я ответил: «40-50 тысяч рублей в месяц». В общем, два-три месяца прошло, и он дал 40 тысяч в месяц на два года. В пресс-релизе его банка, написано, что он, оказывается, пришел к нам, чтобы дать денег, но не знал кому, а я подсказал.

И вот я все время и подсказываю, что не мне надо дать денег, а мальчишек нужно держать всеми силами. Ответил?

Неблагодарное дело

— Да. У меня заключительный вопрос. Смотрите, то, что Вы делаете — это вещь, на мой взгляд, безумно важная, но обратной стороной медали является то, что эта деятельность — очень неблагодарная.

— Она не неблагодарная, она невоспроизводимая. Она вряд ли может быть воспроизведена в другом месте и человеком не с моей харизмой.

— Разумеется. Это опять-таки к разговору о том, что в масштабе страны делать. Сейчас это кажется фантастикой. А как вы вообще живете с тем, что компании Вас принимают в штыки? Вы же знаете, наверно, что в компаниях говорят: «Сумасшедший Шалыто, вести с ним диалог невозможно» и т.д.

— Вы сейчас меня видели в деле — сами решаете так это или не так. Конечно же, это сумасшествие просить деньги у компаний, тем более не для себя, а для мальчишек.

— Вы уже много лет этим занимаетесь. Как вы с этим живете? Что вас питает энергией бороться за все это?

— Отвечу я так: какая разница, что говорят в компаниях? У нас в на кафедре решают все не Васильев, и не Парфенов, а Станкевич и Корнеев. Как только они скажут, что этот мужик выжил из ума, его нельзя пускать к школьникам и студентам, так сразу мне кранты наступят в ту же секунду. Потому что, если те 178 олимпиадников, которых мы приняли на кафедру в этом году, когда-то соприкоснутся со мной начнут писать в Интернете, что тут сумасшедший ходит, меня завтра же здесь не будет.

Самое мое большое достижение в жизни — я подавал на премию «Наставник молодежи Санкт-Петербурга», и мне классную характеристику написали Станкевич, Корнеев, Буздалов и Маврин. Вот это для меня самая высокая оценка.

— Ваши выпускники Вас любят, как Вам кажется?

— Могу сказать, что меня с днем рождения поздравляют человек 200. В основном, потому что я сам их поздравляю. И вот одно поздравление в этом году я запомнил, и оно как раз отвечает на этот вопрос. Написал один выпускник 2008 года, фамилию говорить не буду. Написал следующее: «Анатолий Абрамович, я Вас поздравляю и хочу сказать следующее: «Когда я был молодой, а Вы уже не очень, я считал себя очень умным, а Вас — м$#@ком. Теперь я с каждым днем я понимаю, что все было наоборот, и поэтому я хочу пожелать Вам, чтобы Ваши нынешние студенты быстрее доходили до такой мысли, до которой я дошел только сейчас». Я рассказал эту историю Гоше Корнееву. Он сказал: «Это только лечится временем. Вас люди не могут понять сразу».

Потом я этот же вопрос задал Роме Елизарову. Он ответил мне так: «Я Вас м$#@ком никогда не считал». Потом он на несколько секунд замолчал, а потом из него вырвалось: «В отличие от других». После этого мы с ним долго смеялись!

Для меня очень важно, что обо мне говорят Рома Елизаров, Андрей Станкевич и Гоша Корнеев, а не те — «другие».

Понимаешь, в чем дело. Я же книжки читал, и я помню Лермонтова, у которого герой нашего времени врубался в жизнь честных контрабандистов, и я тоже этим занимаюсь. Они все хотят идти попрограммировать, причем многие считают, что даже неважно что. Они хотят кодить, а я пытаюсь, чтобы они, такие способные, себя реализовали. Лезу в их душу, еще, бывает, и с нецензурными выражениями.

Они обижаются, не понимают, но в среднем у меня получается неплохо. Очень многие приходят ко мне подзарядиться энергией. Как-то Станкевич, когда заканчивал диссертацию, а я ему помогал, спросил меня: «Анатолий Абрамович, а как Вы выдержали, когда мы с Гошей над Вами практически издевались?» Я ответил: «Андрей, я же не такой козел, как вы. Я же понимал, с кем дело имею».

Я думаю, что ответил на твой вопрос. Я понимаю, с кем я имею дело. И они со временем поняли. Если меня за двадцать лет не выперли с кафедры, и сейчас я заканчиваю книгу с характерным названием: «Мои счастливые годы на кафедре «Компьютерные технологии», а Корнеев, Маврин, Буздалов и Станкевич и ряд других прекрасных мальчиков и девочек почти мои дети и друзья, то я считаю, что все пока идет совсем неплохо!