- История реле
- История электронных компьютеров
- История транзистора
Горнило войны подготовило почву для появления транзистора. С 1939 по 1945 года технические знания из области полупроводников невероятно сильно разрослись. И тому была одна простая причина: радар. Самая важная технология войны, среди примеров применения которой: обнаружение воздушного налёта, поиск подводных лодок, направление ночных авиарейдов на цели, наведение средств ПВО и морских орудий. Инженеры даже научились впихивать крохотные радары в артиллерийские снаряды, чтобы те взрывались при пролёте рядом с целью – радиовзрыватели. Однако источником этой новой мощной военной технологии была более мирная область: изучение верхних слоёв атмосферы в научных целях.
Радар
В 1901 году компания «Беспроводной телеграф Маркони» успешно передала беспроводное сообщение через Атлантику, из Корнуолла в Ньюфаундленд. Этот факт привёл современную науку в замешательство. Если радиопередачи перемещаются по прямой (как и должно происходить), подобная передача должна быть невозможной. Между Англией и Канадой нет прямой линии видимости, не пересекающей Землю, поэтому сообщение Маркони должно было улететь в космос. Американский инженер Артур Кеннели и британский физик Оливер Хевисайд одновременно и независимо предположили, что объяснение этого феномена должно быть связано со слоем ионизированного газа, находящегося в верхних слоях атмосферы, способного отражать радиоволны обратно к Земле (сам Маркони считал, что радиоволны следуют кривизне поверхности Земли, однако физики его не поддержали).
К 1920-м учёные разработали новое оборудование, позволявшее сначала доказать существование ионосферы, а затем изучить её структуру. Они использовали электронные лампы для генерации коротковолновых радиоимпульсов, направленные антенны для отправки их вверх в атмосферу и регистрации эхо, и электронно-лучевые приборы для демонстрации результатов. Чем больше задержка возврата эхо, тем дальше должна быть ионосфера. Эту технологию назвали атмосферным зондированием, и она обеспечила базовую техническую инфраструктуру для создания радара (сам термин «радар», от RAdio Detection And Ranging, появился только в 1940-х в военно-морском флоте США).
То, что люди, обладающие нужными знаниями, ресурсами и мотивацией, поняли потенциал наземного применения такого оборудования, было лишь вопросом времени (таким образом, история радара противоположна истории телескопа, который сначала предназначался для наземного использования). И вероятность такого озарения повышалась по мере того, как радио всё больше распространялось по планете, и всё больше людей замечали помехи, исходящие от находящихся неподалёку судов, самолётов и других крупных объектов. Знания из области технологий зондирования верхних слоёв атмосферы распространились во время второго Международного полярного года (1932-1933), когда с разных арктических станций учёные составляли карту ионосферы. Вскоре после этого команды в Британии, США, Германии, Италии, СССР и других странах разработали свои простейшие радарные системы.
Роберт Уотсон-Уотт со своим радаром 1935 года
Затем случилась война, и важность радаров для стран – и ресурсов для их разработки – резко возросла. В США эти ресурсы собрались вокруг новой организации, основанной в 1940 в MIT, известной, как Rad Lab (её назвали так специально, чтобы ввести иностранных шпионов в заблуждение, и создать впечатление, что в лаборатории исследуют радиоактивность – тогда ещё мало кто верил в атомные бомбы). Проект Rad Lab, не прославившийся так сильно, как Манхэттенский проект, всё же заполучил в свои ряды столь же выдающихся и талантливых физиков со всех США. Пятеро из первых сотрудников лаборатории (включая Луиса Альвареса и Исидора Айзека Раби) впоследствии получили Нобелевские премии. К концу войны в лаборатории трудилось около 500 докторов наук, учёных и инженеров, а всего работало 4000 человек. Полмиллиона долларов – что сравнимо с полным бюджетом создания ENIAC – было потрачено только на издание Radiation Laboratory Series, двадцати семи томов, где было описано всё знание, полученное в лаборатории во время войны (при этом траты правительства США на радарные технологии не ограничивались бюджетом Rad Lab; в течение войны правительство закупило радаров на три миллиарда долларов).
20-й корпус MIT, где располагалась Rad Lab
Одной из основных областей исследований Rad Lab был высокочастотный радар. Ранние радары использовали волны с длинами, измерявшимися метрами. Но лучи более высокой частоты, длины волн которых измерялись сантиметрами – микроволны – позволяли использовать более компактные антенны и меньше рассеивались на больших расстояниях, что обещало большие преимущества в дальности и точности работы. Микроволновые радары могли бы уместиться в носу самолёта и обнаруживать объекты размером с перископ подводной лодки.
Первыми эту задачу удалось решить команде британских физиков из Бирмингемского университета. В 1940-м они разработали "резонансный магнетрон", который работал как электромагнитный «свисток», превращая беспорядочный импульс электричества в мощный и точно настроенный луч микроволн. Этот микроволновый передатчик был в тысячу раз более мощным по сравнению с ближайшим конкурентом; он открыл путь к созданию практических высокочастотных радарных передатчиков. Однако ему требовался компаньон, приёмник, способный регистрировать высокие частоты. И на этом месте мы возвращаемся в историю полупроводников.
Магнетрон в разрезе
Второе пришествие кошачьего уса
Оказалось, что электронные лампы совсем не были приспособлены для принятия микроволновых сигналов радаров. Разрыв между горячим катодом и холодным анодом создаёт ёмкость, из-за чего контур отказывается работать на высоких частотах. Наилучшей технологией для высокочастотных радаров из доступных был старомодный "кошачий ус" – небольшой отрезок провода, прижатый к полупроводниковому кристаллу. Это независимо друг от друга обнаружили несколько людей, однако к нашей истории ближе всего то, что происходило в Нью-Джерси.
В 1938 лаборатории Белла заключили с военным флотом контракт на разработку управляющего огнём радара в диапазоне 40 см – это было гораздо короче, и, следовательно, больше по частоте, чем у существовавших тогда радаров в эпоху до резонансных магнетронов. Основную исследовательскую работу получили подразделению лабораторий в Холмделе к югу от Стейтен-Айленда. У исследователей не ушло много времени на то, чтобы понять, что им потребуется для высокочастотного приёмника, и вскоре инженер Джордж Саутворт прочёсывал магазины радиотоваров на Манхэттене в поисках старых детекторов «кошачий ус». Как и предполагалось, он работал гораздо лучше детектора на лампах, но делал это нестабильно. Поэтому Саутворт разыскал электрохимика по имени Рассел Ол, и попросил его попробовать улучшить однородность отклика кристаллического детектора с одной точкой контакта.
Ол был довольно своеобразным человеком, считавшим развитие технологии своей судьбой, и рассказывавшем о периодических озарениях с видениями будущего. К примеру, он заявлял, что ещё в 1939 году знал о будущем изобретении кремниевого усилителя, но что судьбой было предначертано изобрести его другому человеку. Изучив десятки вариантов, он остановился на кремнии, как лучшем веществе для приёмников Саутворта. Проблема была в возможности контролировать содержимое материала, чтобы управлять его электрическими свойствами. Тогда были широко распространены промышленные болванки из кремния, их использовали на сталелитейных заводах, но на таком производстве никого не беспокоило, допустим, содержание 1% фосфора в кремнии. Заручившись помощью парочки металлургов, Ол задался целью получить гораздо более чистые болванки, чем удавалось ранее.
В процессе работы они обнаружили, что некоторые из их кристаллов выпрямляли ток в одном направлении, а другие – в другом. Они назвали их «n-тип» и «p-тип». Дальнейший анализ показал, что за эти типы отвечали разные виды примесей. Кремний находится в четвёртом столбце периодической таблицы Менделеева, то есть у него есть четыре электрона на внешней оболочке. В болванке из чистейшего кремния каждый из этих электронов объединился бы с соседом. Примеси из третьего столбца, допустим, бор, у которого на один электрон меньше, создавали «дырку», дополнительное пространство для движения тока в кристалле. В итоге получался полупроводник p-типа (с избытком положительных зарядов). Элементы из пятого столбца, например, фосфор, давали дополнительные свободные электроны для переноски тока, и получался полупроводник n-типа.
Кристаллическая структура кремния
Все эти исследования были очень интересными, однако к 1940 году Саутворт с Олом не приблизились к созданию рабочего прототипа высокочастотного радара. Британское правительство при этом требовало немедленных практических результатов из-за нависавшей угрозы со стороны Люфтваффе, где уже создали готовые к производству микроволновые детекторы, работающие в паре с магнетронными передатчиками.
Однако вскоре баланс технических достижений склонится на западную сторону Атлантики. Черчилль решил раскрыть все технические секреты Британии американцам ещё до того, как по-настоящему вступил войну (поскольку, как он предполагал, это всё равно должно было произойти). Он считал, что стоит рискнуть утечкой информации, поскольку тогда все промышленные возможности США будут брошены на решение таких задач, как атомное оружие и радары. Британская научно-техническая миссия (более известная, как миссия Тизарда) прибыла в Вашингтон в сентябре 1940 и привезла в багаже подарок в виде технических чудес.
Раскрытие невероятной мощности резонансного магнетрона и эффективность британских кристаллических детекторов в получении его сигнала оживила исследования американцев в области полупроводников как основы высокочастотных радаров. Предстояло проделать много работы, особенно в области материаловедения. Чтобы удовлетворить запросы, полупроводниковые кристаллы «требовалось производить миллионами, куда как больше, чем было возможно ранее. Необходимо было улучшать выпрямление, уменьшать чувствительность к ударам и вероятность выгорания, и минимизировать разницу между различными партиями кристаллов».
Кремниевый выпрямитель с точечным контактом
В Rad Lab открыли новые исследовательские отделы для изучения свойств полупроводниковых кристаллов и того, как их можно изменить для максимизации ценных свойств в качестве приёмника. Наиболее многообещающими материалами были кремний и германий, поэтому в Rad Lab решили подстраховаться и запустили параллельные программы для изучения обоих: кремний в Пенсильванском университете, а германий – в Пердью. Такие промышленные гиганты, как Bell, Westinghouse, Du Pont и Sylvania начали собственные программы исследования полупроводников, и начали разработку новых производственных мощностей для кристаллических детекторов.
Общими усилиями чистоту кристаллов кремния и германия удалось поднять с 99% в начале до 99,999% — то есть, до одной частицы примеси на 100 000 атомов. В процессе этого кадровый состав учёных и инженеров близко познакомился с абстрактными свойствами германия и кремния и прикладными технологиями по контролю за ними: плавление, выращивание кристаллов, добавление нужных примесей (типа бора, увеличивавшего проводимость).
А потом война закончилась. Спрос на радары исчез, но знания и навыки, полученные во время войны, никуда не делись, и мечта о твердотельном усилителе не была забыта. Теперь гонка заключалась в создании такого усилителя. И, по меньшей мере, три команды находились в удачном положении для получения этого приза.
Уэст-Лафайетт
Первой была группа из университета Пердью под руководством физика австрийского происхождения по имени Карл Ларк-Хоровиц. Он при помощи таланта и влияния в одиночку вывел физический департамент университета из забвения и повлиял на решение Rad Lab поручить его лаборатории исследования германия.
Карл Ларк-Хоровиц в 1947 году, в центре, с трубкой
К началу 1940-х кремний считался наилучшим материалом для радарных выпрямителей, однако расположенный прямо под ним в периодической таблице материал также выглядел достойным дальнейшего изучения. У германия было практическое преимущество благодаря облегчавшей работу с ним более низкой точке плавления: порядка 940 градусов, по сравнению с 1400 градусами у кремния (практически как у стали). Из-за высокой температуры плавления было чрезвычайно сложно сделать болванку, которая бы не вытекала в расплавленный кремний, загрязняя её.
Поэтому Ларк-Хоровиц с коллегами провели всю войну за изучением химических, электрических и физических свойств германия. Самым главным препятствием было «обратное напряжение»: германиевые выпрямители при очень малом напряжении переставали выпрямлять ток и позволяли ему течь в обратную сторону. Импульс обратного тока сжигал остальные компоненты радара. Один из аспирантов Ларк-Хоровица, Сеймур Бензер, больше года изучал эту проблему, и наконец разработал добавку на основе олова, которая останавливала обратные импульсы при напряжениях вплоть до сотни вольт. Вскоре после этого Western Electric, производственное подразделение лаборатории Белла, начало выдавать выпрямители, работающие по схеме Бензера, для военных нужд.
Изучение германия в Пердью продолжалось и после войны. В июне 1947 Бензер, будучи уже профессором, сообщил о необычной аномалии: в некоторых экспериментах в кристаллах германия появлялись высокочастотные колебания. А его коллега Ральф Брэй продолжал изучение «объёмного сопротивления» по проекту, начатому во время войны. Объёмное сопротивление описывало то, как электричество течёт в кристалле германия в контактной точке выпрямителя. Брэй обнаружил, что импульсы высокого напряжения значительно уменьшали сопротивление германия n-типа к этим потокам. Не зная того, он стал свидетелем т.н. «неосновных» носителей заряда. В полупроводниках n-типа избыточный отрицательный заряд служит основным носителем заряда, но положительные «дырки» тоже могут переносить ток, и в данном случае высоковольтные импульсы создавали дырки в германиевой структуре, из-за чего появлялись неосновные носители заряда.
Брэй и Бензер соблазнительно близко подошли к германиевому усилителю, не поняв этого. Бензер отловил Уолтера Браттейна, учёного из лабораторий Белла, на конференции в январе 1948, чтобы обсудить с ним объёмное сопротивление. Он предложил Браттейну расположить ещё один точечный контакт рядом с первым, который мог бы проводить ток, и тогда они, возможно, смогли бы понять, что происходит под поверхностью. Браттейн тихо согласился с этим предложением, и ушёл. Как мы увидим, он слишком хорошо знал, что может раскрыть подобный эксперимент.
Оне-су-Буа
У группы из Пердью были как технологии, так и теоретические основы для того, чтобы совершить скачок в направлении транзистора. Но наткнуться на него они могли только случайно. Они интересовались физическими свойствами материала, а не поисками устройства нового типа. Совершенно другая ситуация царила в Оне-су-Буа (Франция), где два бывших исследователя радаров из Германии, Генрих Велкер и Герберт Матаре, руководили командой, чьей целью было создание промышленных полупроводниковых устройств.
Велкер сначала изучал, а затем преподавал физику в Мюнхенском университете, управляемом знаменитым теоретиком Арнольдом Зоммерфельдом. С 1940 года он покинул чисто теоретическую стезю и начал работать над радаром для Люфтваффе. Матаре (бельгийского происхождения) рос в Аахене, где изучал физику. Он присоединился к исследовательскому департаменту немецкого радиогиганта Telefunkenв 1939-м. Во время войны он перенёс свою работу из Берлина на восток в аббатство в Силесии, чтобы избежать налётов авиации Антигитлеровской коалиции, а потом обратно на запад, чтобы избежать наступающей Красной армии, и в итоге попал в руки американской армии.
Как и их соперники из Антигитлеровской коалиции, немцы к началу 1940-х знали, что кристаллические детекторы были идеальными приёмниками для радаров, и что кремний и германий были наиболее многообещающими материалами для их создания. Матаре и Велкер во время войны пытались улучшать эффективное использование этих материалов в выпрямителях. После войны оба подвергались периодическим допросам касательно их военной работы, и в итоге получили приглашение от французского разведчика в Париж в 1946.
Compagnie des Freins & Signaux («компания тормозов и сигналов»), французское подразделение Westinghouse, получила контракт от французского телефонного управления на создание твердотельных выпрямителей и искала немецких учёных себе в помощь. Такой союз недавних врагов может показаться странным, однако эта договорённость оказалась довольно благоприятной для обеих сторон. Французы, потерпевшие поражение в 1940, не имели возможности набрать знаний в области полупроводников, и им отчаянно требовались навыки немцев. Немцы не могли вести разработку в любых высокотехнологичных областях в оккупированной и разрушенной войной стране, поэтому ухватились за возможность продолжения работы.
Велкер и Матаре оборудовали штаб в двухэтажном доме в пригороде Парижа, Оне-су-Буа, и с помощью команды техников наладили успешный выпуск германиевых выпрямителей к концу 1947. Затем они обратились к более серьёзным призам: Велкер вернулся к интересовавшим его сверхпроводникам, а Матаре к усилителям.
Герберт Матаре в 1950
Во время войны Матаре экспериментировал с выпрямителями с двумя точечными контактами – «дуодиодами» – в попытке уменьшить шум в контуре. Он возобновил опыты и вскоре обнаружил, что второй «кошачий ус», расположенный в 1/100 млн доле метра от первого, иногда мог модулировать ток, идущий через первый ус. Он создал твердотельный усилитель, хотя и довольно бесполезный. Чтобы достичь более надёжной работы, он обратился к Велкеру, наработавшему большой опыт работы с кристаллами германия во время войны. Команда Велкера выращивала более крупные и чистые образцы германиевых кристаллов, и вместе с улучшением качества материала к июню 1948 года усилители с точечным контактом Матаре стали надёжными.
Рентгеновский снимок «транзистрона» на основе схемы Матаре, который имеет две точки контакта с германием
У Матаре даже была теоретическая модель происходящего: он считал, что второй контакт проделывает в германии дырки, ускоряя прохождение тока через первый контакт, поставляя неосновных носителей заряда. Велкер не был с ним согласен, и считал, что происходящее зависит от некоего полевого эффекта. Однако до того, как они могли бы проработать устройство или теорию, они узнали, что группа американцев разработала ровно такую же концепцию – германиевый усилитель с двумя точечными контактами – на шесть месяцев раньше.
Мюррей-Хилл
В конце войны Мервин Келли реформировал исследовательскую группу лабораторий Белла, занимавшуюся полупроводниками с Биллом Шокли во главе. Проект разросся, получил больше финансирования, и переехал из первоначального здания лабораторий на Манхэттене в расширяющийся кампус в Мюррей-Хилл (Нью-Джерси).
Кампус в Мюррей-Хилл, ок. 1960
Чтобы вновь познакомиться с передовыми полупроводниками (после того, как на войне он занимался исследованиями операций), весной 1945 Шокли посетил лабораторию Рассела Ола в Холмделе. Ол провёл годы войны, работая над кремнием, и не терял времени зря. Он показал Шокли грубый усилитель собственной постройки, названный им «дезистер». Он взял кремниевый выпрямитель точечного контакта и пустил по нему ток с аккумулятора. Судя по всему, тепло аккумулятора уменьшило сопротивление через точку контакта, и превратило выпрямитель в усилитель, способный передавать входящие радиосигналы в контур, достаточно мощный для того, чтобы питать динамик
Эффект был грубым и ненадёжным, непригодным для коммерциализации. Однако его хватило для подтверждения мнения Шокли о возможности создания полупроводникового усилителя, и о том, что это нужно сделать приоритетным направлением исследований в области твердотельной электроники. Также эта встреча с командой Ола убедила Шокли, что кремний и германий необходимо изучать в первую очередь. Они демонстрировали привлекательные электрические свойства, а кроме того, коллеги Ола, металлурги Джек Скафф и Генри Терер достигли потрясающих успехов в выращивании, очистке и добавлению примесей в эти кристаллы во время войны, превзойдя все технологии, имевшиеся для других полупроводниковых материалов. Группа Шокли больше не собиралась тратить время на довоенные усилители из оксида меди.
С помощью Келли, Шокли начал собирать новую команду. Среди ключевых игроков оказался Уолтер Бреттейн, помогавший Шокли с его первой попыткой создания полупроводникового усилителя (в 1940) и Джон Бардин, молодой физик и новый сотрудник лабораторий Белла. У Бардина, наверное, был самые обширные знания по физике твёрдых тел из всех членов команды – его диссертация описывала энергетические уровни электронов в структуре металлического натрия. Также он был ещё одним протеже Джона Хазбрука Ван Флека, как Атанасов и Бреттейн.
И как у Атанасова, диссертации Бардина и Шокли требовали сложнейших вычислений. Им приходилось использовать квантово-механическую теорию полупроводников, определённую Аланам Уилсоном, чтобы рассчитывать энергетическую структуру материалов при помощи настольного калькулятора Монро. Помогая создавать транзистор, они, по сути, внесли вклад в избавление будущих аспирантов от подобного труда.
Первый подход Шокли к твердотельному усилителю полагался на то, что позднее назвали "эффектом поля". Он подвешивал металлическую пластину над полупроводником n-типа (с избытком отрицательных зарядов). Приложение положительного заряда к пластине вытягивало избыток электронов на поверхность кристалла, создавая реку отрицательных зарядов, по которой мог легко течь электрический ток. Усиляемый сигнал (представленный уровнем заряда на пластине) таким способом мог модулировать основной контур (проходящий по поверхности полупроводника). Работоспособность данной схемы ему подсказали его теоретические познания в физике. Но, несмотря на множество опытов и экспериментов, схема так и не заработала.
К марту 1946 года Бардин создал неплохо проработанную теорию, объяснявшую причину этого: поверхность полупроводника на квантовом уровне ведёт себя не так, как его внутренности. Отрицательные заряды, вытягиваемые на поверхность, попадают в ловушку «поверхностных состояний» и блокируют проникновение электрического поля с пластины в материал. Остальные члены команды сочли этот анализ убедительным, и запустили новую исследовательскую программу по трём путям:
- Доказать существование поверхностных состояний.
- Изучить их свойства.
- Придумать, как победить их и сделать рабочий полевой транзистор.
После полутора лет исследований и экспериментов, 17 ноября 1947 года Бреттейн совершил прорыв. Он обнаружил, что если разместить заполненную ионами жидкость, к примеру, воду, между пластиной и полупроводником, электрическое поле с пластины будет толкать ионы к полупроводнику, где они будут нейтрализовывать заряды, пойманные в поверхностных состояниях. Теперь он мог управлять электрическим поведением куска кремния, меняя заряд на пластине. Этот успех подал Бардину идею для нового подхода к созданию усилителя: окружить точку контакта выпрямителя электролитной водой, а потом использовать второй провод в воде для управления поверхностными состояниями, и таким способом контролировать уровень проводимости основного контакта. Так Бардин и Бреттейн вышли на финишную прямую.
Идея Бардина сработала, однако усиление было слабым и работало на очень малых частотах, недоступных человеческому уху – поэтому было бесполезно в роли телефонного или радиоусилителя. Бардин предложил переключиться к стойкому к обратному напряжению германию, полученному в Пердью, считая, что на его поверхности будет собираться меньше зарядов. Внезапно они получили мощнейшее усиление, однако в противоположном от ожидаемого направлении. Они открыли эффект неосновных носителей – вместо ожидаемых электронов, ток, идущий через германий, усиливали дырки, приходящие из электролита. Ток на проводе в электролите создал слой p-типа (область избыточных положительных зарядов) на поверхности германия n-типа.
Последующие эксперименты показали, что электролит вообще не был нужен: просто разместив две точки контакта близко на поверхности германия, можно было модулировать током с одного из них ток на другом. Чтобы свести их как можно ближе, Бреттейн обмотал кусочком золотой фольги треугольный кусок пластика, а потом осторожно разрезал фольгу на конце. Потом при помощи пружины он прижимал треугольник к германию, в результате чего два края разреза прикасались к его поверхности на расстоянии в 0,05 мм. Это придало прототипу транзистора от лабораторий Белла его характерный вид:
Прототип транзистора Бреттейна и Бардина
Как и устройство Матаре и Велкера, это был, в принципе, классический «кошачий ус», просто с двумя точками контакта вместо одной. 16 декабря он выдал значительное усиление мощности и напряжения, и частоту 1000 Гц в диапазоне слышимости. Через неделю, после небольших улучшений, Бардин и Бреттейн получили усиление напряжения в 100 раз и мощности в 40 раз, и продемонстрировали директорам Белла, что их устройство может воспроизводить слышимую речь. Джон Пирс, ещё один член команды разработки твердотельных устройств, придумал термин «транзистор» по мотивам названия белловского выпрямителя на оксиде меди, варистора.
Следующие шесть месяцев лаборатория держала новое творение в секрете. Руководство хотело убедиться, что у них будет фора в реализации коммерческих возможностей транзистора до того, как его заполучит кто-то ещё. Пресс-конференцию назначили на 30 июня 1948 года, как раз вовремя, чтобы разбить все мечты Велкера и Матаре о бессмертии. Тем временем, группа полупроводниковых исследований по-тихому развалилась. Услышав о достижениях Бардина и Бреттейна, их босс, Билл Шокли, начал работать над тем, чтобы присвоить себе всю славу. И хотя он играл лишь наблюдательную роль, в публичной презентации Шокли получил равную, если не большую рекламу – что видно из этого опубликованного снимка, где он находится в гуще событий, и прямо у лабораторного стола:
Рекламная фотография 1948 года – Бардин, Шокли и Бреттейн
Однако Шокли было недостаточно равной славы. И ещё до того, как кто-либо вне лабораторий Белла узнал о транзисторе, он занялся его повторным изобретением, чтобы присвоить его себе. И это было лишь первым из множества подобных повторных изобретений.
Что ещё почитать
- Robert Buderi, The Invention That Changed the World (1996)
- Michael Riordan, “How Europe Missed the Transistor,” IEEE Spectrum (Nov. 1, 2005)
- Michael Riordan and Lillian Hoddeson, Crystal Fire (1997)
- Armand Van Dormael, “The ‘French’ Transistor,” www.cdvandt.org/VanDormael.pdf (1994)
Комментарии (10)
Serge78rus
19.04.2019 13:31Он возобновил опыты и вскоре обнаружил, что второй «кошачий ус», расположенный в 1/100 млн доле метра от первого, иногда мог модулировать ток, идущий через первый ус.
Действительно 10 нанометров, или это все таки опечатка?
saipr
19.04.2019 15:44А я начинал свой путь в радиолюбительстве в далеом 1965 года с транзисторов П-1А:
Serge78rus
19.04.2019 17:56В 1965 уже были П13… П15
saipr
19.04.2019 18:08И уже на подходе были МП-35….МП-40.
Но П-1А тогда уже были реликвией и было интересно их использовать.Dorogonov_DA
19.04.2019 18:17Я начал свой путь в радиолюбтельство с приёмнка на МП39 где-то в середине 90-х. Тогда много чего уже было, только этого ни у кого не было, поэтому транзсторы были ржавые и с помойки.
saipr
19.04.2019 20:21В 60-х мы все же собирали не с помоек, а со радиотехнических свалок. Часто находили сопротивления, конденсаторы (это в г. Чебоксары). За счастье было найти транзистор или кусок фольгированного текстолита или гетинакса. В магазине транзистор П-403 стоил 3 рубля, а обед в школе 15 копеек. Приходилось выбарать или или.
Serge78rus
19.04.2019 18:32Насчет П1 не скажу — всего один раз довелось держать в руках, а вот П3 (на Вашем фото справа) даже в 70-х еще использовались. Как пример использования — НЧ усилители трансляции в трамваях, посредством которых
водительвагоновожатый объявлял остановки.
Arxitektor
19.04.2019 20:49+1Поражает скорость прогресса. Не так давно примерно 70 лет назад был изобретен первый транзистор. Примерно 20 лет потребовалось на один из первых процессоров Intel 4004.
А теперь транзистор пусть и составе ЦП самый наверняка массовый продукт в истории человечества. С нетерпением жду такого взрыва в биотехе. Просто прогресс в росте мощности ЦП замедляется. Надеюсь в течении 20 лет будет прорыв как первый ЦП.
Ведь транзистор биотеха по моему мнению семейство технологий CRISPR/Cas9 хотя может и германиевый транзистор ))
ioccy
20.04.2019 00:00Рекомендую книжку Broken Genius – если бы по ней сняли фильм, то он мог бы быть не хуже Игор разума и Игры в имитацию.
VT100
Не только из-за ёмкостей. Внезапно, время пролёта электронов между электродами становится соизмеримо с периодом колебаний на входе и выходе. В числе прочего — это приводит к тому, что в цепи управляющей сетки появляется ток (затрата мощности) и лампа работает уже не так, как ней привыкли.
Старое обозначение частоты в виде «циклов [в секунду]»?
1500РУ470 в ЖЖ приводит некоторые факты в пользу первенства «французских» немцев.