Может ли строчка кода или снятая с производства модель ПК стать искусством? В современном мире — вполне. В экспозиции Музея криптографии цифровая запись «оживляет» голоса XX века, а шифровальная машина превращается в артефакт времени, который рассказывает о прошлом языком современности. Привычные предметы здесь обретают новые смыслы с помощью цифровых «медиумов».

Мы поговорили с директором Музея криптографии Лидией Лобановой и руководителем отдела хранения и развития коллекции Людмилой Кузягиной о том, как собиралась экспозиция музея и как его сотрудники сохраняют научно-техническое наследие.

— Как Музей криптографии выстраивает диалог с аудиторией?

Лидия Лобанова

директор Музея криптографии

Мы против поверхностной интеграции технологий. Интерактив — это не про красивые кнопочки, а про осмысленную работу с содержанием. Про то, чтобы технологии помогали лучше понять тему, а не отвлекали от нее.

Каждое произведение или экспонат продумывается с учетом множественности восприятия. Простой пример — наша инсталляция о паролях. Здесь можно проверить стойкость своего пароля, увидеть инфографику атак в интернете, поиграть в игру с подбором кодов. Но рядом стоит очень осязаемый экспонат — восемь бумажных томов с паролями, утекшими в сеть. В комплексе это может вывести вас на иной уровень осознания важности хороших паролей в жизни.

Еще один пример — архив звуковидов, альбом «Речь в изображении звуковидов АС и ВИР», созданный в единственном экземпляре в конце 1949 года кандидатом филологических наук Л. З. Копелевым, инженером С. Г. Куприяновым, начальником акустической лаборатории, инженер-капитаном А. М. Трахтманом. Это сотрудники лаборатории № 8 отдела оперативной техники МГБ СССР, которую в народе называли «марфинской шарашкой».

В этом альбоме из коллекции Музея криптографии собраны спектрограммы — графические изображения звуковых сигналов. Они были частью статистических исследований русского языка и использовались для определения стойкости шифраторов речи и разборчивости речи в системах секретной телефонии, а также для установления личности по голосу. Хотя звуковиды не предназначались для воспроизведения записанного на них звука, сотрудники музея смогли «оживить» голоса людей на них, звучавшие более 70 лет назад. Это соединение физического артефакта и цифрового опыта. Нам важно, чтобы каждый элемент, будь то бумажная книга или мультимедийная игра, был связан с общей повествовательной линией музея.

— Как вы обеспечиваете сохранность ваших экспонатов, особенно цифровых и технологичных?

Людмила Кузягина

руководитель отдела хранения и развития коллекции Музея криптографии

Для цифровых объектов существует специальный экспериментальный фонд. Они хранятся на сервере и физических носителях. У каждого цифрового объекта, как у любого музейного предмета, есть свой инвентарный номер. Важно понимать: даже если это цифровая инсталляция, мы относимся к ней с той же заботой, как и к любому физическому экспонату. Но есть свои особенности. Например, если вдруг в файл попадет вирус, который может угрожать всей системе, мы обязаны его уничтожить, как бы он нам ни был дорог. Это правила безопасности.

Кроме того, по музейным правилам любое работающее оборудование, поступающее в коллекцию, обычно выключается — это больше не технологическое оборудование, а экспонат.

— Что делать с экспонатами, которые теряют смысл, если их выключить? Как, например, инсталляция про число Пи из перекидных табло.

Людмила Кузягина. Да, отличный пример. Эта инсталляция генерирует бесконечную последовательность цифр числа Пи, и для ее создания использовали механизмы и перекидные элементы информационного табло с вокзала в городе Брюгге (Бельгия).

Эта инсталляция — исключение из правила о выключенном оборудовании. Мы приобретали ее как работающий экспонат, переключающееся механическое табло. Авторы специально адаптировали инсталляцию для Музея криптографии, интегрировав кириллический алфавит. Мы понимаем, что непрерывная работа экспоната приводит к износу механизма, но выключить инсталляцию — значит полностью лишить смысла.

Мы предусмотрели систему обслуживания этого экспоната: у нас есть запасные таблички с цифрами, инструменты для ремонта, команда техников. Мы следим за работой программного обеспечения и механической части. Но рано или поздно мы можем столкнуться с тем, что экспонат уже невозможно будет починить. Это большой вызов для всех музеев, работающих с технологическим искусством. Сохранять не только физическую форму, но и живую функцию объекта — задача непростая. И требует новых подходов к музейной практике.

Лидия Лобанова. Мы понимаем, что технологические объекты — это не только материальная оболочка. Это еще и процесс, движение, звук, взаимодействие. И, сохраняя этот процесс, мы сохраняем смысл экспонатов.

— Получается, работа с технологическим искусством требует еще и постоянного развития правил хранения?

Людмила Кузягина. Сейчас пересматриваются многие правила хранения и использования музейных предметов и коллекций. Ведь классические фонды предполагали сохранение статичных объектов — картин, скульптур. А цифровое искусство, технологические инсталляции требуют другой логики. Они живут, меняются, изнашиваются.

Например, число Пи на табло — это не просто объект, а бесконечный процесс смены цифр после запятой. Чтобы сохранить его смысл, мы поддерживаем его работу. Понимаем, что через 50−100 лет у нас могут возникнуть сложности: запчастей может не быть, механизмы устареют. Но мы осознанно идем на этот риск.

Безусловно, часть проблем решает создание копий. Мы можем снять точные «цифровые слепки» с экспонатов, задокументировать, как работал объект. Но все равно ощущение от физического взаимодействия не заменить. Это как с картинами: можно бесконечно хорошо оцифровывать какую-то работу, но живой мазок кистью художника на полотне ничто не заменит.

Людмила Кузягина. Если говорить о переосмыслении правил хранения, в 2024 году мы запустили проект «Механическое сердце». Это серия видеороликов, где мы показывали, как работают шифровальные машины из нашей коллекции — те, которые можно было безопасно запустить. Наши коллеги аккуратно их включали, а мы снимали весь процесс на камеру, записывали звук, который издают предметы, а затем монтировали ролики.

Когда посетитель смотрит на технику под стеклом, безусловно, ему любопытно узнать, как она работает, почему, например, крутятся шифровальные диски. С «Фиалкой» и Enigma все проще — у нас есть симуляторы, которые позволяют каждому посетителю попробовать себя в роли шифровальщика. А вот для других машин мы сделали эти ролики. В экспозиции музея они не могут работать, но мы очень хотели показать «живые» экспонаты и процесс шифрования.

— Какую шифровальную технику можно увидеть в Музее криптографии?

Людмила Кузягина. Мы получили 39 единиц шифровальной техники по распоряжению Правительства РФ (от 16.02.2021 г.). Это рассекреченные образцы криптографической техники с разным уровнем рассекречивания, но для просмотра в экспозиции музея они доступны все.

Образцы шифровальной техники охватывают полвека — с 1950–х до начала 2000-х гг. Часть устройств в рабочем состоянии — те, у которых не изъяты внутренние блоки. У некоторых же пока рассекречена только внешняя часть (корпус), а секретные модули удалены. Поэтому они не функционируют.

Лидия Лобанова. У нас в коллекции много уникальных вещей. Например, Kryha Liliput — шифровальное устройство в виде карманных часов, созданное в 1924 году. Ему больше ста лет, и он поражает не только технологичностью, но и эстетикой промышленного дизайна.

Есть и швейцарская шифровальная машина NEMA, созданная по принципу легендарной Enigma. Мы стремимся не просто показывать технику, но и объяснять, как она работала: иногда через симуляции, иногда через сохраненные экземпляры.

В России подобные коллекции никогда не представляли публично. И мы гордимся, что можем показывать это оборудование и не требовать паспорт на входе, как это было раньше.

Одна из задач Музея криптографии — снизить сакрализацию темы шифрования и передачи секретной информации. Даже если мы не замечаем этого, принципы криптографии лежат в основе многих технологий, которые мы используем каждый день, — от мессенджеров до онлайн-банков. И задача музея — объяснить эту связь понятно и доступно.

— Как сейчас происходит пополнение коллекции музея? Продолжаете ли вы собирать новые экспонаты?

Людмила Кузягина. Мы регулярно отслеживаем лоты на аукционах — изучаем, что появляется, и выбираем экспонаты, которые могут органично дополнить нашу коллекцию. Так, дважды в год проходят крупные аукционы предметов науки и техники, где можно найти шифровальные устройства. Чаще всего там встречается Enigma.

Но особенно ценно для нас то, что люди стали приносить в дар предметы из личных архивов. Это говорит о высоком уровне доверия к нашему музею. Одна девушка после посещения экспозиции связалась с нами и передала архив своего дедушки-радиоразведчика. Там более 600 документов: фотографии, дневники, материалы о службе. Это настоящая находка, потому что за каждой вещью стоит история человека. Мы сохраняем не просто «железо», но и человеческие истории. Ведь криптография — это не только машины и коды. Это люди, их судьбы и вклад в развитие науки и технологий.

— По какому принципу вы отбираете и вводите в экспозицию новые экспонаты?

Лидия Лобанова. Мы не стремимся просто копить все подряд. Для нас важно, чтобы каждый новый экспонат встраивался в общее повествование музея. Иначе экспозиция превратится в «склад древностей». Мы этого избегаем. Если новый экспонат не нашел места в текущей экспозиции, мы обязательно опишем его, исследуем и представим публике, когда это будет уместно в логике очередной выставки.

— Вы несколько раз подчеркивали важность научно-технического наследия. Какие проблемы видите сейчас в этой области?

Людмила Кузягина. Большая часть технологических разработок сегодня рождается в частных компаниях. А механизмов для сохранения их достижений для общества практически нет. В государственных музеях часто нет средств на выкуп дорогостоящих экспонатов. А корпоративные музеи если и создаются, то ориентированы больше на маркетинг, чем на долгосрочное хранение.

Технологии развиваются стремительно: те, что сегодня считаются передовыми, через 10 лет могут просто устареть. Если сегодня мы не научимся их сохранять, то завтра мы рискуем потерять целые пласты технологической истории.

Лидия Лобанова. Наша миссия как музея, среди прочего, — быть мостиком между прошлым и будущим. И строить этот мост нужно уже сегодня. Чтобы через сто-двести лет наши потомки могли увидеть, как развивалась криптография, как технологии вплетались в жизнь общества.