Немного запоздалое продолжение фантастической повести. Для тех кто забыл (или не знал) что там было раньше — ссылки на предыдущие части ниже.

Предыдущие части

• Глава 1
• Глава 2
• Глава 3

^{Иллюстрация Анатолия Сазанова}
Еще весной, незадолго до того как Марина прошла биорефакторинг, она и Ваня — двоюродный брат по маминой линии — сидели в какой-то кафешке и усиленно грели носы в кружках с дымящимся кофе. Погода стояла странная — ни тепло, ни холодно, а как-то все одновременно. Рассуждая о завтрашней прогулке, они отвлеклись на бубнящий в углу телевизор, который, похоже, говорил о погоде. Так, по крайней мере, им показалось на первый взгляд.

На экране красивая девушка в зеленом платье («Приятный цвет», подумала Марина) с улыбкой на лице водила указкой по карте.

— А теперь о погоде в мире. Над центральными штатами бушует сильный циклон, ветер до десяти метров в секунду гонит облака с западного побережья на восточное. Это означает, что на завтрашней ассамблее ООН нашим партнерам следует воздержаться от резких заявлений. Как мы с вами знаем, время полета баллистической ракеты «Стрекоза» — всего пять минут, а сильный ветер легко разнесет облако с радиоактивными осадками по всему континенту. Обильные дожди в восточной части лишь усугубят ситуацию.

— Ну, нам этот прогноз не сильно поможет, — заключил Ваня. Марина поморщилась:

— Мерзко это как-то. Я бы не смогла вот так вот, с улыбкой, рассуждать. Ты представь, что там где-нибудь в кафешке сидит некая Мэри, такая же как я.

— И кузен Джон, — вставил Ваня.

— Да. И кузен Джон.

— И смотрят то же самое, только со своей стороны.

— Вот именно. И им тоже неприятно, мерзко. Тогда зачем мы это смотрим, зачем нам это показывают? Кому от этого хорошо?

Ваня сделал большой глоток кофе, промокнул салфеткой свои редкие еще усы и ответил:

— Ты слишком серьезно к этому относишься. Ты же понимаешь, что сказать и сделать — разные вещи. В сердцах или сгоряча можно наговорить всякого, а потом вроде как приходится придерживаться сказанного — но только на словах.

— Не думаю что они там, — Марина кивнула в сторону телевизора, который увлеченно рассказывал о системе наведения «Стрекозы», — говорят сгоряча.

— Тогда другой вариант. Ты, скажем, перед экзаменом говоришь же себе обычно — «я завтра обязательно все сдам». Это вроде как не совсем правда, и никакой уверенности у тебя быть не может, но говоришь же. А кто-то говорит «вот бы препод сломал себе ногу». Это как бы не значит, что человек реально пойдет ломать преподавателю ногу. Он даже, наверное, не сильно обрадуется, узнав, что его пожелание сбылось. Это защитная реакция на стресс. И это, — он кивнул на телевизор, — тоже. Вроде аутотренинг перед дракой, «мы обязательно победим» и так далее.

— Да, но я не хочу ни с кем драться, — возмутилась Марина.

— Ну, — протянул Ваня, — это не мы с тобой решаем — будет драка или нет.

— Зато, — возразила Марина, — мы решаем, хотим ли мы.

Позже вечером, завершая прогулку, Ваня задумчиво спросил ее.

— Знаешь, может быть ты и права. Ты не хочешь драки, Мэри, допустим, тоже. И все бы ничего, но тогда зачем вы дали дубину в руки тому, кто хочет?

* * *

Теперь они шагали втроем, назад, к железной дороге. Дальше они пойдут по путям — отец сказал им ничего не бояться, пока он с ними. Он уверенно шел вперед, придерживая правой рукой висящий на ремне автомат. Шел он быстро, и сестры быстро уставали от его темпа. Тогда он великодушно останавливался на отдых, подтрунивая над ними.

— Ты куда-то торопишься? — огрызнулась Марина, — Я тебя не держу.

Лиза посмотрела на нее с удивлением.

— Прогоняешь? — укоризненно покачал головой отец, — Нет, как я могу вас теперь бросить. Дойдем, посмотрим на вашего доктора, тогда и разойдемся.

— Думаешь, без тебя не дойдем?

— Думаю. И тебе не мешало бы начать. Может перестанешь пытаться разбивать приборы об дерево.

— А что я должна была с ним сделать? — кипятилась Марина.

— Выключить, — спокойно ответил отец, — Есть такие выключатели. Или обесточить. Армейский квадрокоптер рассчитан на взрыв гранаты поблизости. Ты могла не разбить его, а активировать. И что бы я с вами двумя дерущимися тогда делал?

Лиза, переводя взгляд с сестры на отца, тихо сказала:

— Не ссорьтесь, пожалуйста.

Марина промолчала и виновато посмотрела на нее. Отец удивленно заявил, поднимаясь:

— Да разве мы ссоримся? Так, разговариваем. Ну все, отдохнули, пошли.

И они пошли дальше. Марина шла, крепко держа Лизу за руку, и смотрела по сторонам. Осень наступала неумолимо, и места, где они шли еще день назад, изменились. Больше листвы на дороге, меньше на деревьях. И ветер холоднее. «По этой дороге мы шли туда, — думала Марина, — теперь идем обратно. Только туда шла одна маленькая девочка, а обратно — две».

Вечером, когда начало темнеть, они свернули с железной дороги в лес и, по выражению отца, «разбили лагерь». Лиза тут же заявила, что она ничего такого не разбивала и вообще ходила за хворостом.

Придирчиво оценив принесенные дочерьми ветки, он высказал свое одобрение и стал выкладывать костер. Затем он поднес палец, щелчок — и ветки вспыхнули.

«Странно, — подумала Марина, — я почему-то только сейчас поняла, что у него тоже есть модификации. Как-то это не бросалось в глаза.»

— Следите за огнем, я пойду принесу что-нибудь покрупнее.

Он скрылся за деревьями, и Марина заняла его место. Лиза пристроилась рядом. «Сейчас будет пилить или рубить, — раздосадованно подумала Марина, — и все, что я Лизке говорила, пойдет насмарку». К ее изумлению, отец вскоре вернулся с аккуратно напиленными полешками. Как он раздобыл их совершенно бесшумно — вот загадка.

Подложив поленья в костер, он достал из кармана мятую пачку сигарет — на ней был налеплен зеленый ценник — вынул одну, взял зубами. А потом протянул руку к костру, вытащил красный уголек и прикурил от него. Сестры не поверили своим глазам. Отец заметил это и удивленно спросил, не выпуская сигареты.

— Чего это вы на меня уставились?

— Он же горячий! — воскликнула Лиза.

— Да ну, — он затянулся и выпустил струю дыма, — а я думал холодный.

— Ты не обжегся?

— У меня, как и у вас, в правой руке почти не осталось своих тканей. Чему там обжигаться, железкам?

Лиза сообразила быстрее, и запустила в костер ладонь, набрав пригоршню углей.

— Ух ты!

— Не держи долго, — поучал ее отец. — Нагреется металл — начнет отдавать тепло телу.

— А на порезы болит, — задумчиво сказала Марина, разглядывая свою руку.

— Если ты сама полоснешь себе руку — боли не будет, — пояснил отец.

Потом они сидели втроем, вокруг пылающего костра. А кругом стеной стоял лес. И тишина. И темнота. Чем ярче пламя, тем гуще тьма вокруг. «Почему так?» — гадала Марина. Она посмотрела на отца. Костер отбрасывал причудливые тени на его лицо. Немолодое уже, и такое непривычное, только напоминающее лицо человека, которого она знала в детстве. Марина поежилась и вдруг, от наплыва чувств, прижалась к отцовскому плечу. «Я не могу все время быть сильной. Позволь мне от этого отдохнуть, пожалуйста». Не сразу, с десяток всполохов пламени спустя, он обнял ее свободной рукой и… улыбнулся?

«Так славно», — думала Марина, — «И так странно. Я же никогда толком его не знала. Может ли так случиться, что он действительно любит нас?". Лиза подсела с другой стороны, и положила голову ему на колени. Натянув капюшон, она будто бы дремала. Так они сидели какое-то время, и было так неожиданно тепло.

* * *

Марина вернулась домой заполночь, даже не пытаясь сосчитать часы до предстоящего подъема. Осторожно повернула ключ в замке, тихо зашла в темную прихожую. В маминой комнате горел свет, пробиваясь из-под двери. Там творилось колдовство.

Мама задумчиво ходила вокруг рабочего стола — гигантского экрана с голографическим проектором — и варила зелье очередной загородной резиденции. Задумчиво добавляла ингредиенты — щепотку клумб, горсть елок, вязанку дорожек — и тщательно перемешивала. Оценивала, смотрела. Крутила лампу над столом — это ее местное солнце. Потом морщилась и взмахом руки стирала все. Дом, сад, забор рассеивались словно дым. И все начиналось заново.

— Тук-тук, — Марина приоткрыла дверь.

— Привет, гулена, — мама задумчиво смотрела на пустой пока ландшафт. Потом улыбнулась, — все равно не думается, давай пить чай.

— Давай, — обрадовалась Марина, — сейчас чайник подогрею и все принесу.

Через пятнадцать минут они уже сидели за маленьким столиком у окна и дули на чашки. Город за окном то ли засыпал, то ли уже просыпался, окна домов то загорались то гасли. То ли завтра, то ли сегодня.

— Последнее время заказов немного, — жаловалась мама, — И все однообразные до ужаса. Высокий забор, с колючей проволокой, дом из кирпича. Или вообще бетона. И вот еще мода пошла — «убежище». Разглядели у какого-то чиновника на даче, и все — подавай каждому убежище. Или бункер. Главное что там должно быть, из чего оно — никто толком сказать не может. А я как-то никогда не подряжалась строить бомбоубежища. Это же не погреб с картошкой. Отговариваешь — обижаются. Вот, посмотри.

Она повернулась к рабочему столу и жестами начала листать проекты один за другим.

— Вот это на что похоже?

— Замок, — не задумываясь ответила Марина.

— А это?

— Замок со рвом.

— А это?

— Высокий замок. Кстати, он не обрушится?

— Обижаешь. А вот последний заказ, ушел уже в работу.

Одноэтажное строение словно вжалось в землю, спряталось, выглядывало несмело. А вокруг — каменный забор. Колодец, дорожка от ворот к дому. И — все?

— Там внутри склеп?

— Вот и нет. Обычная обстановка. Кухня, гостиная, спальни. Детская, кстати. Канализация, отопление. В подвале котел и генератор. Слава богу хоть бункера нет.

— А ворота — тяжеленные. На такие раньше вешали щиты поверженных врагов.

Мама приблизила изображение.

— О, — поразилась Марина и принялась считать развешенные на стене и воротах флаги, — То ли мания величия, то ли он и правда так на всех обижен.

— Хозяин барин, — развела руками мама. Марина еще раз осмотрела неказистый домик и спросила.

— Мам, а тебе самой нравятся эти проекты?

— Стерла бы не задумываясь, — мама взмахнула рукой, и проект рассыпался.

— Так может…

— Бросить? Ах, Мариш, было бы все так просто, — грустно улыбнулась она, — Я же ничего другого не умею. Я надеюсь, это все временно. И на моих проектах снова окажутся клумбы, детские площадки.

Она говорила все тише, будто сама не веря в то, что говорит. Потом вдруг отряхнулась от невеселых мыслей и весело предложила.

— Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.

* * *

На станции доктора не оказалось. Марина и Лиза тщетно искали какую-то весточку от Саши, но ничего не нашли. Отец триста раз спросил, не перепутала ли Марина станции. Марина привычно отвечала, что не такая уж она дурочка. На что отец в свою очередь высказывал шутливые сомнения.

Они пробыли на станции целый день и заночевали неподалеку. Отец нисколько не смущаясь взломал запертый магазинчик недалеко от станции и пополнил запасы. Наутро он не пожелал слышать никаких возражений.

— Нет, — говорил он, — мы уходим сейчас же. У меня есть еще дела, а оставлять вас тут я не собираюсь. Хотите, пишите ему записку.

— И напишем, — отвечала Марина, — но ты можешь хотя бы сказать куда мы идем?

— Пиши «Париканъярви». Если ваш доктор не совсем дурак, он знает что это. Впрочем, если он не дурак, то не будет туда соваться.

— Отлично. А мы туда зачем тогда суемся?

— Всему свое время, — загадочно ответил отец, — собирайтесь и пошли.

Они отправились прямо на запад, через брошенные и опустевшие дачные участки. Отец шел совершенно не таясь, будто знал, что никого они не встретят. Где-то вдалеке, прямо по курсу, что-то прогрохотало по разбитой дороге. Отец даже ухом не повел.

— А как ты выбираешь направление? У тебя тоже есть «Юный натуралист»? — спросила его Лиза.

— Я иду по солнцу, — ответил он, — Оно никогда не обманывает.

— «Юный натуралист» тоже не обманывает, — возразила Лиза.

— Да ну? Это вот что за грибы? — он ткнул пальцем в пенек, из которого росло семейство невысоких светло-розовых грибов. Лиза прищурилась:

— Это опята.

— Вот и наврала твоя система, — срезал ее отец, — это ложные опята.

Марина уставилась на грибы в недоумении. Грибник из нее был никакой, она совершенно не знал чем одни отличаются от других. «Ох, рассказывал мне дед, а я ушами хлопала»

— Ничего не наврала, — возмутилась Лиза, — Его даже в школе всем рекомендуют.

— Ага, а составлял твоего «Натуралиста» кто? Мы? Или они? Откуда ты знаешь, что они не взломали его и не перепутали съедобные и ядовитые грибы?

— Да ну, ты уже какие-то глупости говоришь, — вмешалась Марина.

— Да? — отец обернулся на нее и остановился, — может, испытание проведем? Давай. Кто будет пробовать — я, ты? Или Лизка?

Марина слегка опешила и не нашлась что сказать. Отец, выждав паузу, хмыкнул и продолжил движение. Сестры несмело поплелись вслед за ним. С каждым шагом их путешествие нравилось Марине все меньше и меньше. Ей было тревожно от того, что ждало их впереди. Кто-то добрый внутри нее говорил ей успокаивающе «Ты же помнишь вчерашний вечер. Все же было хорошо». А кто-то злой говорил ей «Ты же помнишь предыдущие двадцать пять лет. Все же было совсем не хорошо»

— Ты мне вчера не ответил, — твердо начала она, — почему ты убил того человека.

— Я увидел врага рядом со своей дочерью, на моей земле, — спокойно ответил отец, — Что я еще должен был сделать?

— Он мог менять цвет. Если бы он рассказал как, мы могли бы стать одного цвета и перестать стрелять друг в друга.

— Во-первых, нет никакого «цвета». Есть код страны. Система свой-чужой знает с кем мы в состоянии войны, и помечает цели. Ты не можешь так просто взять и сменить код.

— Но он же…

— Не перебивай. У него был модуль-шпион. Это военный модуль, его нельзя просто взять и поставить другому солдату. Не говоря уже о гражданских. Ничем бы тебе этот предатель не помог.

— Предатель, говоришь, да? — разозлилась Марина, — А меня ты заодно почему не пристрелил?

— А у меня родные и близкие добавлены в исключения, — парировал он, — Право добровольца.

— Вот спасибо, позаботился.

— Именно что позаботился. А ты — нет. Вот и прячетесь теперь от дронов, как от чумы.

— Он не собирался причинять мне вред, — гнула свое Марина, — Ты убил человека только потому, что он высветился не таким цветом.

Отец остановился и развернулся к ней, глядя на нее с какой-то… жалостью?

— Ты, дочь, почему-то зациклилась на цвете, — менторским тоном начал он ее наставлять, — Почему ты думаешь, что взлом меняет только код страны, только цвет? Может, провода в твоей голове перепутали, и ты тоже не знаешь где опята ложные, а где — настоящие? Где свои, где чужие? Вложили тебе в голову, что отец плохой, и ты вместо того, чтобы довериться, донимаешь меня какими-то подозрениями?

Он подошел близко — так, что дуло автомата ненароком уперлось ей в руку.

— Ну так как мне поступить, дочь? — спросил он, — Мне меньше всего хочется подставлять своих ребят.

— Каких еще ребят?

— Вот этих, — отец вытянул руку вверх, и в воздух взвилась сигнальная ракета. Не прошло и минуты, как откуда-то из леса поднялся ответный огонек. Взревел мотор и что-то тяжелое заскребло колесами вдали, медленно приближаясь.

— Извини, я не могу взять тебя в лагерь, — покачал он головой, — Я боюсь, ты кого-нибудь там убьешь ненароком.

— Я? — Марина полностью растерялась, беспомощно глядя то на отца, то на приближающийся бронетранспортер. Лиза стояла рядом, разинув рот, пока отец не схватил ее за руку и не дернул на себя.

— Лиза пойдет со мной, — заявил он, — поспит и поест в нормальных условиях. Тебя я тоже не бросаю — пригоню тебе палатку и ужин. Но с нами тебе нельзя.

— У тебя тут что, военный лагерь?

— Так точно, — улыбнулся он.

— Война закончилась.

— Это твоей взломанной головушке так кажется. Но ничего. Я ее закончу, тогда и займемся твоим лечением.

— Разве Марина заболела? — ничего не поняла Лиза.

— Немножко, — ответил отец. Он поднял руку — и транспортер остановился в сотне метров от них, — боюсь ближе они могут открыть огонь, не разобравшись. Жди тут. И никуда не уходи, если жизнь дорога. Скоро вернемся.

И они пошли от нее прочь. Марина стояла посреди дороги и смотрела им вслед, не веря, что это действительно происходит. «Бред, дурной сон. Я сплю. Мы еще идем с Лизой вдвоем, и я просто вижу кошмар».

Трое бойцов выскочили из бронетранспортера и, построившись по стойке «смирно», отдали отцу честь. Лиза с любопытством посмотрела на них и тоже приложила руку к голове, но отец одернул ее. Они залезли на машину, и та начала сдавать назад.

Придя в себя, Марина рванулась было за ними, но вовремя одумалась. У всех бойцов, и у самой машины, были ярко-красные силуэты. «Не думаю, что они меня пожалеют». Она, шатаясь, отошла с дороги и присела у пенька с непонятными опятами. Ее трясло и знобило, осеннее солнце не грело и не давало утешения. «Что мне делать… Ждать, что же еще? Куда мне еще идти? И как я могу бросить Лизку?»

* * *

Вечером Лиза пришла к ней. Она усердно тащила армейскую палатку и котелок с остывшим рисом.

— Там здорово, — рассказывала она, помогая ставить палатку, — Все добрые, улыбаются. Конфет надавали полный карман. Вот, держи половину.

— Ты останешься? — с надеждой спросила Марина.

— Я обещала папе, что вернусь, — опустила глаза Лиза, — Да и дядя Ренат стоит там и ждет меня.

Марина вздохнула.

— Отец не говорил тебе, что они там делают?

— Он сказал, что хочет закончить войну. Дал мне вот такую штуку, — она вытянула руку, и ее указательный палец превратился в сложный узор выступов и впадин. Марина поняла — это был ключ, — Сказал что под дном озера расположена шахта «Стрекозы». Мы спустимся туда и оба повернем ключи. Он смеялся, когда рассказывал. Я думаю, он хочет выключить ракету, чтобы ее никто не запустил. Правда ведь?

Марина закрыла глаза.

— Да, — с трудом ответила она, — конечно выключить. Посиди со мной еще немного. Пожалуйста.

Как обычно, буду рад любым комментариям — тут или Вконтакте. Помните: чем больше комментариев, тем быстрее появляется следующая глава :)
Спасибо за внимание и хороших вам праздников.