Приходилось ли вам, стоя где-нибудь на большой высоте, испытывать желание прыгнуть вниз? Джудит Данкоф провела один ясный день на мосту Дисепшн-Пас, соединяющем через пролив два острова к северу от Сиэтла. Если бы она поддалась желанию спрыгнуть, то почти наверняка погибла бы, пролетев перед этим 55 метров до поверхности океана.

В своих книгах она часто описывает полёты. В тот день она не испытывала суицидальных мыслей – впрочем, как и всегда. Обычно она боится высоты, но в тот момент почему-то наоборот, не испугалась, хотя мост Дисепшн-Пас находится в списке самых страшных в мире. Его стройная конструкция элегантно тянется над зазубренными утёсами, и, как говорят, качается на ветру. От далёкой воды вас отделяют небольшие перила, сделанные ещё в 1935 году.

Но Дэнкоф всего этого не знала; не знала она и историю моста, с которого часто прыгали люди. Всё происходящее казалось ей сном, и она представила, как забирается на пешеходные перила и ныряет вниз. Она так разволновалась, что уселась, скрестив ноги, на тротуар, чтобы не поддаться искушению. «Пугала сама возможность этого, – вспоминает она позже. Я чувствовала себя глупо. Я думала: откуда это берётся?»



На первый взгляд, иррациональное, но распространённое желание прыгнуть – в одном из опросов в наличии такого желания призналась половина респондентов – может так волновать человека, что всяческие мыслители, от Жана-Поля Сартра в "Бытие и ничто" до анонимных комментаторов на Reddit, сломали себе всю голову на эту тему. И в то время, как французский философ увидел момент экзистенциальной истины в свободе человека выбирать, жить ему или умереть, комментатор под ником ramp_tram назвал своё поведение «пи***ц каким странным», когда ему пришлось отойти подальше от перил балкона в 14-этажном атриуме отеля, поскольку «Я смертельно боялся того, что каким-то образом случайно спрыгну».

Французы называют это чувство «L’Appel du Vide», «зовом бездны». Это из-за того, что они французы, или бездна на самом деле может манить вас к себе? Новые научные знания по поводу баланса, страха и теории познания говорят, что голос бездны как реален, так и силён. Высоты оказываются не тем, чем кажутся.

Традиционные теории относят сильные фобии – фиксация на высотах, змеях или виде крови – к эмоциональным проблемам, негативному мышлению, беспокойному темпераменту и прошлым травмам. «По поводу страхов и фобий психологи любят рассказывать вам, что вы боитесь этого, потому что у нас нет механизмов для борьбы с этим, или потому что вы слишком беспокойны», – говорит Карлос Коэльо [Carlos Coelho], известный своим революционным психологическим исследованием акрофобии, боязни высоты. «Но откуда берётся беспокойство?»

В случае с высотами дело не только в проекции бывших беспокойств, как думали когда-то. Природа больших высот смешивает вместе ощущения, кинестетику тела и душевные состояния. «Мы склонны верить нашим ощущениям: верим глазам своим», – говорит Джанин Стефануччи [Jeanine Stefanucci], профессор когнитивистики и нейробиологии из Университета Юты, изучающая то, как эмоции, возраст и физическое состояние человека меняет его отношение к пространству, особенно вертикальному.

Её исследование не оправдывает мнение, согласно которому мы верим в то, что видим. Её испытуемым в лаборатории казалось, что экскременты (на самом деле это был шоколад) находятся к ним ближе, чем на самом деле, а ширина доски, по которой им нужно было пройти, казалась им меньше, чем на самом деле. Другие исследователи обнаруживали, что испытуемые недооценивали время, прошедшее до встречи со змеёй или пауком, но не с бабочкой или кроликом [Vagnoni, E., Lourenco, S.F., & Longo, M.R. Threat modulates perception of looming visual stimuli. Current Biology 22, R826-R827 (2012)].

Страх также может объяснить, почему люди оценивают направления вверх/вниз не так, как горизонтальные. Чтобы понять, как это работает, давайте выйдем на высокий балкон и подойдём к перилам. Посмотрите на лежащий на земле предмет, а затем отходите от перил, пока не окажетесь на таком же расстоянии от них, на каком земля была от вас. Вы только что сравнили горизонтальное и вертикальное расстояния.

И, скорее всего, вы ошиблись. Участники исследований сильно переоценивали вертикаль, минимум на одну треть, а максимум — вдвое [Willey, C.R. & Jackson, R.E. Visual field dependence as a navigational strategy. Attention, Perception, & Psychophysics 76, 1036-1044 (2014)]. Но с горизонталями обычно у людей проблем не возникало. Переоценка вертикалей делает для некоторых людей высоту страшнее, чем она есть: Стефануччи и другие обнаружили, что больше всего боятся высоты те люди, что больше всего её переоценивают, что усиливает их страх и заводит в порочный круг [Teachman, B.A., Stefanucci, J.K., Clerkin, E.M., Cody, M.W., & Proffitt, D.R. A new mode of fear expression: Perceptual bias in height fear. Emotion 8, 296-301 (2008)].

«Многие, узнав о нашей работе, спрашивают, какую пользу приносит человеку переоценка высоты. Я считаю, что это адаптация, – говорит Стефануччи. – Выгоднее сделать шаг назад».



Крутые и высокие обрывы могут привести к возникновению симптомов, связанных с морской болезнью, из-за конфликта визуальной системы и вестибулярного аппарата, считает Коэельо. Вестибулярный аппарат – это строительный уровень в нашей голове, реагирующий на гравитацию и движение, и состоящий из жидкости, расположенной в трёх каналах внутри уха. Когда мы страдаем от морской болезни на судне, вестибулярный аппарат знает, что мы движемся, но мы видим себя неподвижными, поскольку стоим на палубе, раскачиваясь вместе с судном. Контраст вызывает тошноту (и закрытие глаз помогает от неё).

Нечто подобное может случиться и на обрыве. Возможно, горный перевал в Пиренеях, там, где Сартр любил проводить отпуск, вдохновил его на пассаж по поводу прыжков в книге «Бытие и ничто», если верить его биографу, Гэри Коксу. Пейзаж будто бы не имеет границ, и дальние просторы уходят в бесконечность. Когда у вас под ногами так мало земли, визуально движение вперёд мало что подтверждает, и ваша визуальная и вестибулярная системы конфликтуют.

Людям, больше полагающимся на визуальные подсказки при ориентировании, тяжелее сохранять баланс в движении, они больше боятся высот, когда потеря глубины резкости нарушает их визуальные способности.

Другие могут страдать от плохой осанки, требующей силы мускулов и гибкости. Коэльо измерял контроль осанки в своей лаборатории при помощи позы Ромберга, использующейся при проверке водителей на опьянение, когда их просят пройти по прямой. Если вы хотите самостоятельно попробовать усложнённую, лабораторную версию этой позы, встаньте босиком так, чтобы левая нога стояла перед правой, и пальцы правой ноги касались пятки левой, скрестите руки на груди и закройте глаза. Сохраняйте позу две минуты. Звучит просто, но большинству людей удаётся простоять так лишь несколько секунд. Среднее время, зафиксированное в лаборатории, равнялось 40 секундам. Те, кому удалось простоять две минуты, меньше всего боялись высоты [Coelho, C.M. & Wallis, G. Deconstructing acrophobia: Physiological and psychological precursors to developing a fear of heights. Depression and Anxiety 27, 864-870 (2010)].

Трудности, выражающиеся в таких эффектах – неправильная визуальная перспектива, плохой контроль над телом, слабая работа вестибулярного аппарата, преувеличение высоты – делают акрофобию, боязнь высоты, одной из самых распространённых фобий в мире. Ей подвержен каждый 20-й. Но в отличие от змей, пауков или боязни крови, акрофобия может привести к появлению очень странного контринтуитивного эффекта – желания поддаться панике и спрыгнуть.

Боязнь высоты – сложное чувство, а желание прыгнуть объяснить ещё сложнее. Дженнифер Хеймс, профессор клинической психологии в Университете Нотр-Дам специализируется на суицидальном поведении. Она назвала желание спрыгнуть «феноменом высоких мест». В знаковой работе 2012 года она с коллегами обнаружила, что половину людей из группы численностью в 431 испытуемого, никогда не думавших о самоубийстве, посещали мысли о прыжке с высоты [Hames, J.L., Ribeiro, J.D., Smith, A.R., & Joiner Jr., T.E. An urge to jump affirms the urge to live: An empirical examination of the high place phenomenon. Journal of Affective Disorders 136, 1114-1120 (2012)]. Среди людей, рассматривавших самоубийство, такие мысли посещали 75%. Она предполагает, что это желание может быть неправильно интерпретацией сигнала, отправляемого в сознательную часть мозга системами обеспечения безопасности тела. Наша система страха, в которую входят миндалевидная железа и другие быстродействующие подсознательные участки мозга, могут отправлять сигнал тревоги на интерпретацию в префронтальную кору. Сознание, обрабатывающее сигналы, и работающее медленнее, чем участки, отвечающие за страх, распознаёт сигнал тревоги, но может не знать, почему он был отправлен.

И если вашему сознанию не нужно долго думать, почему вы вдруг отдёрнули руку от горячей духовки, в случае с обрывом вы можете не сообразить, почему ваше тело автоматически отодвигается от края. Пустота не такая. Как объясняет Хеймс, вы удивляетесь: «Почему я попятился назад? Я же не мог упасть. Там перила. Наверно, я хотел прыгнуть».

Этой теории соответствует тот факт, что люди, испытывавшие желание спрыгнуть (и не думавшие о самоубийстве) также испытывают более выраженную реакцию своего тела и волнуются по этому поводу. Среди этих эффектов – выделение пота, сердцебиение, головокружение, дрожь в коленях – распространённые реакции на высоту. Интерпретация этих реакций и ведёт к тому, чувствуете ли вы панику, если думаете «Я умру», или же радостное возбуждение, если вам нравится ощущение высоты. «В этом есть субъективизм, – говорит Коэльо, особенно в части восприятия вестибулярных сигналов. – То, как вы интерпретируете вестибулярную систему, больше зависит от вас», чем интерпретация визуальной картинки, поскольку первая работает вне зависимости от сознания. Люди, испытывающие желание прыгнуть, обычно склонны сильнее волноваться и по поводу других жизненных проблем, включая возможности сойти с ума.

Но такое беспокойство не коррелирует с желанием спрыгнуть среди тех испытуемых, которые задумывались о самоубийстве. Неясно, отражало ли их желание спрыгнуть настоящее стремление умереть, или неправильную интерпретацию сигнала о безопасности. «Это хороший вопрос для последующих исследований», – говорит Хеймс.

Альтернативную теорию появления желания спрыгнуть предлагает Адам Андерсон, нейробиолог из Корнеллского университета, использующий снимки мозга для разметки поведения и эмоций. Он предполагает, что феномен высоких мест происходит из тенденции людей рисковать перед лицом большего риска. «Люди реже избегают рисков в плохой ситуации, – говорит Андерсон. – Они кидают кости, чтобы избежать неприятностей».

В случае с высотой, бросить кости – значит, прыгнуть. «Я сам немного побаиваюсь высоты, я чувствую притяжение земли, будто бы это – безопасное место», – говорит Андерсон. Конечно, смысла в этом нет, поскольку прыжок приведёт к смерти, но присущие нам когнитивные искажения (включая переоценку скидок и отрицательное подкрепление) заставляют нас стремиться избегать сиюминутных потерь сильнее, чем стремиться к будущей выгоде. «Боязнь высоты и страх смерти в мозге могут быть связаны гораздо меньше, чем принято считать, – поясняет Андерсон. – Мы решаем проблему боязни высоты при помощи прыжка. А затем уже нам предлагается проблема страха смерти. Это похоже на то, как у ЦРУ с ФБР отсутствует канал коммуникаций по оценке рисков».



Наша непрямая и медленная обработка сигналов о возможной смерти наблюдалась и в исследовании «Экзистенциальная нейробиология», в котором немецкие психологи делали снимки мозга. В эксперименте участвовали Оснабрюкский университет и Институт биологической кибернетики им. Макса Планка [Quirin, M. Existential neuroscience: A functional magnetic resonance imaging investigation of neural responses to reminders of one’s mortality. Social Cognitive and Affective Neuroscience 7, 193-198 (2012)]. Изучая фМРТ-снимки 17 студентов мужского пола они обнаружили, что мысли о смерти задействуют участки мозга, связываемые с предчувствием волнения, а не те, что реально испытывают волнение. Иначе говоря, наш мозг держит идею смерти на эмоциональном расстоянии.

Эти теории сходятся в том, что желание жить – и предчувствие смерти – переплетаются и запутываются на краю бездны. В каком-то смысле бездна призывает нас. Головокружение на краю обрыва, как писал Сартр, «головокружение от возможностей», возникает, когда люди размышляют над опасными экспериментами со свободой. «Во время головокружения мы одержимы падением, – как поясняет Кокс в своей книге „Экзистенциальное руководство по смерти, вселенной и небытию“ [The Existentialist’s Guide to Death, the Universe and Nothingness]: „Бездна вроде бы манит нас вниз, но на самом деле это манит нас наша свобода, тот факт, что мы всегда можем сами выбрать спуститься вниз самым коротким путём“.

Трудно, если вообще возможно, узнать, какая из этих теорий относится, и относится ли, к людям, решившим спрыгнуть. За два года до того, как на мосту Дисепшн-Пас появилась Данкоф, 25-летний человек с криком „йехуууу“ нырнул с него. Он рассказал своим друзьям, что прыгал и с более высоких мест, но, судя по всему, о воду ударилось уже его безжизненное тело, а потом его затянуло в водоворот, и больше его никто не видел. Он присоединился к списку из более чем 400 людей, погибших при прыжке с этого моста с момента его постройки в 1935 году. Почему он это сделал? Глупость, алкоголь, тайное стремление к смерти, экзистенциальный выбор?

Вспоминая свой опыт, пережитый на мосту, Данкоф не считает, что бездна звала её вниз. Она говорит, что та звала вверх. „Ощущение было противоположностью головокружению. Это был позыв к полёту“, – говорит она, добавляя, что этот экстаз, ощущение нахождения вне собственного тела, напомнил ей радостные детские сны о том, что она умеет летать. Она добавляет в список свою теорию „феномена высоких мест“: её импульс к прыжку был связан со старым мифом, отражающим коллективное бессознательное человечества. Оно выражено в древнегреческом мифе об Икаре, чьи крылья, сделанные им самим из воска и перьев, растаяли, когда он подлетел слишком близко к солнцу, в результате чего он разбился.

Нас предупредили. Не все прислушиваются к этому предупреждению, что видно по всплеску интереса к экстремальному спорту вроде бейсджампинга, в котором люди прыгают с высоты со специальным парашютом или вингсьютом, снабжённым парашютом, открывающимся позже. Количество смертей в нём очень большое, порядка 50-100 на каждые 100 000 прыжков, что превышает число самоубийств в США (13 смертей на 100 000 человек), особенно из-за того, что многие люди прыгают больше одного раза.

Это напоминает нам, что нам не обязательно волноваться из-за волнения, испытываемого нами на высоте, говорит Коэльо. „Гораздо опаснее вообще не бояться. Отсутствие страха убивает много людей. Они не обращаются к врачам, они умирают“.