Удар. Мгновенный разворот. Стремительный полет. Удар. Мгновенный разворот. Невыносимый вой сирены. Ужасный вой. Очень громкий. Нестерпимо громкий! В голове от него вспыхивают боль и свет. Он вибрирует и эта вибрация усиливает боль. Запах стекла, резины горячего металла, масла и дизельного топлива. Воздух становится плотным как вода и горячим.

        Частота растет. Два конуса света перекрещиваются, сплетаются, давят друг на друга, как будто пытаются выдавить, вытолкнуть друг друга за пределы этого пространства-времени. Сейчас! Как это будет? Удар. Вспышка. Апофеоз. А дальше? Потом? Будет потом? Но некогда об этом задуматься.

        Удар. Мгновенный разворот. Вот! Да! Сейчас. Свершится предначертанное! И вдруг тишина, и темнота, и покой... И полет в тишине и темноте... И снежинки. Много-много снежинок...

***

        — Им страшно было умирать?

        — Ннуу… — Петя задумался, поскреб щетинистый подбородок — А как мы определим страх смерти? Допустим, как маниакальное стремление делать все, что в твоих силах, чтобы избежать этой самой смерти. Если так, то да, они делали всё возможное, значит, боялись. По определению. Вообще, у них же выбора не было. Они должны были и делали все, что возможно. И только это могло спасти их от смерти.

        — А что они делали?

        — Они торговали на фондовом рынке. Им давали историю котировок "голубых фишек". Реальную историю. Обучающий временной ряд. Они должны были научиться совершать сделки, трейды, подобрать параметры своей торговой стратегии. Результат любого отдельно взятого трейда не имел значения. Важен был баланс прибыльных и убыточных. Баланс нужно было удерживать положительным и, по-возможности, максимально высоким. Это был критерий. Потом им давали другой ряд котировок. Тоже реальный, той же самой бумаги. Эти данные не использовались при обучении. Проверочный временной ряд. Они виртуально торговали, использовали свою стратегию, ту, что разработали во время обучения. На проверочных котировках они получали прибыль, ну  или убыток, как выйдет. Их ранжировали по этой прибыли. Один-единственный из всех, чемпион, допускался до совершения сделок на реальном рынке, в реальной торговой сессии. А тот, кто оказывался на последнем месте, уничтожался. Его место занимал свежий, необученный новичок. Это повторялось каждый день.

        — Казнь была публичной?

        — Да. Наверное можно сказать и так. Но каждый из них был настолько поглощен своей работой, что, скорее всего, им не было дела до этой ежедневной экзекуции.

        — Ты собственноручно их, того…?

        — Нет, зачем? У меня все было автоматизированно. В этом не было нужды. Я просто должен был следить, чтобы все исполнялось по правилам.

        — И как долго ты этим занимался?

        — Не помню. Около года.

***

        Она выскочила из города и полетела вдоль трассы. Сто восемьдесят километров до Питера. Сложные городские запахи сменились простыми трассовыми. Горячий асфальт, выхлоп бензиновый и дизельный. Подтекающее топливо. Вонючий дым подгорающих фрикционных накладок. Сто восемьдесят километров. Потом проскочить Питер и еще сто сорок до Выборга.

        Раньше она всегда летала по кратчайшему расстоянию и с постоянной скоростью. Ей понадобилось несколько лет, чтобы понять, что лететь можно по произвольной кривой и менять скорость в очень широком диапазоне. Важно только поддерживать заданную среднюю скорость на всем отрезке от начального пункта до конечного, что для нее не составляло абсолютно никакого труда. Это открытие невероятным образом изменило всю ее жизнь. В ней сразу появилось столько всего! Мест, событий, встреч, знакомств. И Альберт.

        И вот сейчас Альберт ждал её под Тосно. Дети снова выросли и разлетелись кто-куда. Он снова один. Это значило, что сцена расставания будет невыносимой. Придется смотреть в его глаза, полные слез, выслушивать бесконечные вопросы и обвинения. За все эти годы он так и не сумел понять её, не сумел смириться с тем, что у неё есть цель, миссия, высшее предназначение, которое превыше всего.

***

        — Ты говорил, типа, искусственный интеллект к ней прикрутил?

        — Ну да. Я прикрутил к ней Алису, а еще облачный модуль памяти и навыков. Она помнит события, людей, диалоги. Ты, в принципе, можешь с ней поговорить, если захочешь. А если тебя не предупредить, ты возможно подумаешь, что говоришь с живым человеком.

        — Ого. Типа, она тест Тьюринга проходит?

        — Не всегда. Да, в любом случае, тест Тьюринга — вздор. Сейчас полно примитивных ботов, которые легко пройдут тест Тьюринга, тем более, если принудительно сузить тему разговора.

        Кофеварка выдала последние капли кофе, немного вхолостую пошипела паром и переключилась в режим поддержания температуры. Петя встал, задумчиво осмотрелся и решительно отодвинул в сторону клавиатуру, мышь, листы бумаги исчерканные многоэтажными формулами и непонятными схемами. Затем он с громким щелчком открыл дверцу микроволновки, вынул два бургера, большой пакет картошки и водрузил все это великолепие на рабочий стол. Маленькая студия мгоновенно до краев наполнилась убийственно аппетитной смесью запахов кофе, бургеров и жареного картофеля.

        — Картошка, как ты понимаешь, квелая, но вполне съедобная. А бургеры должны быть безусловно хороши.

        Петя разлил кофе по двум большим чашкам, вынул из буфетного отсека сахарницу и поставил на стол.

        — Слушай, вообще не вопрос. Я так проголодался, что могу кажется упаковку от этой картошки съесть.

        Петя раскрыл окно, приглушенные стеклопакетами ритмичное буханье грузовиков, истеричные сигналы легковушек и другие звуки большого, загруженного шоссе стали заметно громче. Приятели принялись за еду.

        — Это очень интересно. Вот смотри, есть нечто. Нечто огромное и уже непостижимое. Это искусственный интеллект, такой самозародившийся — или не искусственный интеллект — хрен его знает. В общем, в любом случае, это какая-то бездна информации. А она теперь стала эдаким порталом в эту бездну. Причем, там, по ту сторону портала всё абсолютно не персонифицировано, а здесь она полностью погружена в контекст. Она помнит, с кем говорила, о чем говорила. Иногда может знать привычки собеседника, предпочтения, его психологический портрет. Это уже очень похоже на то, как представляют себе разумную жизнь буддисты, например. Есть моя телесная оболочка, сложно устроенный биоробот, по сути, и есть нечто непостижимое, внетелесное. То, что «смотрит на этот мир через мои глаза».

***

        Диспетчер открыл дверь и ввалился в душную, подслеповато освещенную подсобку. Здесь пахло рабочей одеждой, спиртным и табачным перегаром, матерыми мужскими телами. Бригада газорезчиков рубилась в домино. Костяшки с оглушительным треском врезались в поверхность стола и только многие десятилетия эволюции позволяли им оставаться целыми.

        Диспетчер подошел и, под стать игрокам, смачно шлепнул о стол небольшой стопкой бумаг.

        — Что это? — не прерывая игры, покосился на бумаги бригадир.

        — Наряд. Завтра порежете тепловоз.

        — Какой?

        — Я Пушкин что ли? Там в наряде написано. Минут через двадцать подгонят маневровый с платформой и погрузчиком. Закидывайте на платформу весь свой шмурдяк, что понадобится. Завтра с утра сразу выходите в утильный отстойник и начинайте, по готовности. Машинист платформу и кран сейчас отгонит туда.

        — От же …! Нет чтобы подвезти утром! Ладно.

        Диспетчер изобразил на лице сострадание, абсолютную солидарность, полное собственное бессилие перед лицом вопиющей несправедливости этого мира и обреченно развел руками.

***

        — Если ты программист, ты можешь творить свои собственные миры, населять их существами, какими угодно, по своему вкусу.

        — Как в игре «Life»?

        — Игра «Life» - примитив, упражнение для младших школьников. Но дает общее представление о концепции. Можно делать гораздо более интересные вещи.

        — Типа этих твоих чудиков, которые торговали на фондовом рынке?

        — Типа того. Хотя, это тоже примитив. У них была очень узкая функциональность. Сейчас можно делать несравнимо более интересные штуки.

***

        Выборг Сортировочная. Утилизационный отстойник. Локомотив "А" стоит на своем месте, там где простоял все последние семь лет. Она подлетела к лобовому стеклу, аккуратно, почти беззвучно коснулась его, развернулась и полетела обратно.

        Обратно на станцию Воронеж Сортировочная, где четыре года назад упокоился локомотив «Б». Ветер южный. Придется весь день лететь против ветра. Перед закатом он должен стихнуть.

        Нужно быстро решить, где перекусить, здесь или где-нибудь по пути? Можно, например, заскочить в какой-нибудь фешенебельный ресторан на Невском. Хотя, в этих фешенебельных ресторанах всегда удивительно отвратительная кухня и очень нервный персонал. Здесь в железнодорожной столовке все гораздо проще и намного вкуснее и уютнее. 
 
        В любом случае, надо подгадать так, чтобы следующий перекус был в кавказском кафе в Домославле, за Волочком.  Этот неповторимый, незабываемый, божественный харчо! Главное не перебрать снова, чтобы остались силы лететь.

***

        — А как ты все это придумал?

        — Мне попался на глаза старый математический анекдот про задачу на сообразительность. Там два локомотива движутся навстречу друг другу с известными скоростями, начальное расстояние известно. Между локомотивами летает муха. Долетает до одного, разворачивается, летит к другому, и так до самого момента столкновения. Скорость мухи известна. Вопрос: какое расстояние "налетает" муха от начала движения до столкновения?

        Если дать эту задачу студенту-первокурснику, задолбанному матаном, он начнет составлять ряд, выводить формулу для суммы этого ряда. Там действительно получается сходящийся ряд. Это вполне корректный путь, и ответ в итоге получится верный, но это сложный и долгий путь. На самом деле, нужно просто начальное расстояние поделить на сумму скоростей локомотивов, а результат умножить на скорость мухи. Получится тот же самый ответ, что и при суммировании ряда.

        — Ну, а в чем анекдот?

        — Анекдот в том, что однажды эту задачу предложили маститому математику, светиле, академику. Он почти мгновенно выдал верный результат. Его спросили: как вы вычислили? Ряд, говорит, просуммировал, а как еще?

        — Смешно!

        — Так вот, я тогда учился в аспирантуре и подхалтуривал на одну контору. Они занимались геймдевом. У них был свой игровой движок, весьма неплохой, надо сказать, а я им писал генератор игровых объектов. Я подумал, что из этого анекдота можно сделать очень хороший тест. Сгенерил два локомотива, муху, прикрутил к мухе функцию измерения расстояния и запустил все это. Мне было интересно, насколько близким к точному ответу получится результат мухи? Но, как оказалось, я некорректно прописал условие столкновения локомотивов. Они благополучно разминулись и покатили по виртуальному игровому ландшафту по какой-то своей логике, которая была прописана у них в конструкторах по умолчанию. А муха продолжила летать между ними. Я посмотрел на это дело, посмотрел и решил, пусть оно все так и крутится. Сделал себе из этой сессии заставку на экран. Потом постепенно радикально заапгрейдил муху, я тебе рассказывал.

        — Да-да.

        — Поправил немного логику локомотивов. И вот уже несколько лет оно все непрерывно работает.

        — Слушай, а если убрать один из локомотивов? Что будет делать муха?

        — Интересно… не знаю. — Петя рассмеялся. Действительно интересно. Я движок не писал. Не знаю, как там происходит удаление объектов. По идее, сборщик мусора не освободит память из под объекта «локомотив», пока у мухи есть ссылка на него. То есть, локомотив после удаления превратится в «зомби» или, точнее, в «призрака». Он исчезнет в игровом пространстве. Но его память не освободится, и муха, в некотором смысле, по-прежнему будет его «видеть». Она, вероятно, сможет взаимодействовать с ним, считывать его состояние.  Да…, интересно-интересно, может быть, когда-нибудь попробую.

***

        Воронеж. Раннее утро. До рассвета еще так много времени. Темнота над городом густая, совсем еще ночная. Будильник непрерывно тарахтит, негромко, мягко. Молодому бригадиру газорезчиков снится сон. Он едет на мотоцикле, огромном тяжелом чоппере. Далеко впереди на тротуаре стоит Маша. Он выкручивает ручку газа, чтобы лихо подкатить к ней и эффектно, с заносом заднего колеса, затормозить, но мотор не реагирует. Что такое? Тросик оборвался? Бригадир несколько раз раздраженно выкручивает ручку и просыпается.

        Снова это горькое разочарование. Ничего нет.  Мотоцикла нет. Маша…? Маши тоже, можно считать, нет. Всё — сон.

        Бригадир идет в ванную, пускает воду и подставляет широкую, сильную, натруженную ладонь под струю воды. 

        Ладно, ерунда! Надо работать. Много и качественно работать. И пробиваться наверх. Вот уже и бригадир. И ещё есть перспективы. Всё будет. Мотоцикл будет, и Маша будет. Надо просто работать, развиваться, не останавливаться. Итак, бригадир плеснул воды в лицо, что у нас сегодня? Ах да, сегодня мы режем старый тепловоз.

***

        Петя курил, выпуская облака дыма в распахнутое окно. Ветер задувал весь дым обратно в комнату, но Петя этого не замечал.

        Снова поцапались. Как она не может понять. Ведь сто раз уже объяснял. Еще немного и всё это — математика, программирование, нейронные сети — все эти разрозненные куски мозаики сложатся в единую картину. И он сделает то, что вероятно было ему предначертано. Кем предначертано или чем? Свыше — не свыше, хрен его знает. Не важно. И сделает что? Открытие, прорыв к новым горизонтам, подарок человечеству? Не имеет значения, как это назвать. Он чувствовал, что всё сойдется и всё получится. Получится нечто грандиозное!

        Мимо окна с натужным гулом, против ветра пролетела здоровенная, мясистая навозная муха. Черт, откуда здесь, в дебрях питерской городской застройки навозная муха? В ноябре? Природа определенно сходит с ума.

        Петя вдавил сигарету в пепельницу, закрыл окно и вернулся к рабочему столу.