Есть такая поговорка: «Айтишник-экстраверт — это тот, кто во время разговора смотрит не на свои ботинки, а на ботинки собеседника». Истинная правда! Мы в массе своей глубокие интроверты, с навыками общения существенно ниже среднечеловеческих. А наша профессиональная деятельность еще сильнее развивает эту склонность. Те из нас, у кого общение не так затруднено, кому удается часть пара «пустить в гудок», довольно быстро выбиваются в начальство. Это и есть наш интерфейс с внешним миром.

Наше безудержное многословие, которое порой прорывается в камерной обстановке, обманчиво. Стоит рядом с нами появиться настоящему природному экстраверту, как становится ясно: в глубине души мы всего этого не хотим и не умеем. Мы не любим больших совещаний и рабочих групп. Они представляются нам пустопорожней болтовней. Мы намного эффективнее в малых группах, а порой и вовсе в одиночку. Чтобы разговориться, нам необходимо некоторое пространство. Сражаться за него, перебивая и оттесняя других ораторов, — непосильная для нашей психики задача. Когда нам приходится это делать, у нас получается коряво, запальчиво и довольно глупо.

Тот из нас, кто прочел пару книг о важности нетворкинга для карьерного роста, порой выглядит смешно, натужно пытаясь следовать советам людей, сделанных из совершенно другого теста. На этом поприще нам не взять объемом, напором, обаянием. Как и многое другое, нам надо делать это умнее, а не больше и энергичнее. Нам не подходит никогда не есть в одиночку. Такая обязаловка нам против шерсти, она нас разрушает, лишает равновесия и стоит нам изрядного душевного напряжения. Потому что даже самое феерическое общение для нас энергозатратно.

Иногда мы чертовски высокомерны. Мы обожаем смешные (с нашей точки зрения) истории об эпической глупости пользователей. Тех самых, по сравнению с которыми мы в человеческих отношениях — малые дети. Мы убеждены, что они не умеют формулировать и не знают сами, чего хотят. Они нечувствительны к нашей логике, и оттого мы искренне считаем себя умнее. Так порой проявляется наше уязвленное самолюбие — от пребывания в самом низу корпоративных пищевых цепочек, от недостатка уважения к нашему действительно сложному, многообразному и интересному миру и от нашей неспособности должным образом о нем рассказать. Простите нас.

Мы плохо думаем в темпе, на ходу (по ходу) разговора. Нам нужно подумать более обстоятельно, наша немедленная реакция на что-то действительно нетипичное мало что значит. Elevator speech — не наш конек. У нас почти не бывает легких побед. Процесс наших размышлений — мощный и широкий, это не игра в пинг-понг, а запуск реактивных самолетов с авианосца. Мы можем классно играть блиц только когда материал заранее изучен и прожит. И часто так оно и есть. Все наши экспромты — надводная часть айсберга.

Как рыбы на песке, мы выглядим беспомощно в чужой, несвойственной нам роли. Наша настоящая жизнь, наш драйв совсем в другом. Это медитативный транс перед монитором, длящийся часы или недели. Это созидательная игра, опера во многих действиях, исполненная особой стройности и особой функциональной красоты. Нам импонирует многосложность этого мира и наша способность ее оседлать. Немыслимое разнообразие — и наша тяга его классифицировать и упорядочивать. Разнокалиберность объектов — и наше устремление собрать из этих кубиков целую вселенную. И ни с чем не сравнить то окрыление, когда произведенное нами на свет сложное технологическое решение становится, по меткому выражению Артура Кларка, неотличимым от чуда. Которое живет дальше само по себе. Без нас.