Примечание переводчика: В нашем блоге на Geektimes мы рассказываем о работе на фондовом рынке, описываем то, как на него влияют различные технологии, а также разбираем ситуации, которые помогают лучше понять устройство индустрии финансов. Сегодня мы представляем вашему вниманию первую часть адаптированного перевода лонгрида Bloomberg об истории Тома Хейса, бывшего трейдера банка UBS, удачливого «Человека дождя» фондового рынка, который оказался в центре скандала и получил 14-летний тюремный срок за манипулирование ставкой LIBOR. Первая часть материала представлена по ссылке.



Обеспокоенный друг Хейса отправил ему статью из Wall Street Journal, но тот проигнорировал ее как не относящуюся к делу: мошенничество LIBOR в долларах не имело никакого отношения к его торговому портфелю с LIBOR в иенах. В сентябре 2008 года к тому моменту, как Lehman Brothers стали банкротом, система Хейса работала даже лучше, чем раньше. Денежные рынки – сердечно-сосудистая система финансовой отрасли – замедлили свою работу, так как банки отказывались выдавать друг другу займы и откладывали свои средства, в страхе ожидая, что кто-нибудь из их коллег не переживет эту ночь. Каждый день составители ставки LIBOR понятия не имели, какую величину следует публиковать, и в итоге стали еще больше зависеть от мнения брокеров, которые, в свою очередь, были подкуплены Хейсом.

Единственной проблемой была их оплата, которая должна была быть настолько высокой, чтобы те оставались верны Хейсу. 18 сентября, когда рынок замер в ожидании, возникло небольшое окно, во время которого были открыты рынки Токио и Лондона. Во время этого окна Хейс никак не мог найти сделки, которые были достаточно крупными, чтобы заплатить всем, кто должен был получить за свои труды фиксированный оклад. И тут к нему в голову пришла новая мысль. Он позвонил одному из своих брокеров и предложил провести так называемую фиктивную сделку, в ходе которой обе стороны устанавливают сделки через брокера так, что ни одна из сторон с этой сделки ничего не получает, при этом списывая комиссию на счет посредника. Проведение таких операций запрещено многими фирмами, так как не служит никакой коммерческой цели и является лишь способом передать большой объем «бро» – сленговый термин, которым обозначают комиссию.

Потребовались дополнительные объяснения, прежде чем брокер сообразил, что именно предлагал ему Хейс, но идея ему понравилась. «Хорошо, давай посмотрим, что можно из этого сделать, – смеясь, ответил брокер. – Здорово, черт возьми!» Хейс уговорил принять участие в сделке двух трейдеров из JPMorgan и RBS. Первый решил просто помочь. Последний же в обмен на свои услуги попросил Хейса оплатить обед для своих коллег в ближайшем ресторане на сумму 500 фунтов. Позднее Хейс договорился с брокером по телефону, что так он будет платить ему и в дальнейшем (JPMorgan и RBS отказались комментировать произошедшее).

За последующие 11 месяцев Хейс в общей сложности потратил более 470 тысяч фунтов на выплаты своим брокерам, треть из которых стали членами его сети. Если Хейс мог манипулировать системой формирования ставки LIBOR, чтобы сохранить свою прибыль в критический момент крупнейшего на его веку кризиса, то теперь ему казалось, что он способен на все.

Его успех начал привлекать внимание других игроков на рынке. Летом 2008 года Goldman Sachs предложил Хейсу работу с авансом в размере трех миллионов долларов. Хейс от этого предложения отказался, объясняя своим коллегам, что хочет остаться верным компании, которая привела его в Токио. Сам он, однако, считал, что не готов к работе в самом престижном инвестиционном банке мира.

Год спустя, в июне 2009 года, он согласился встретиться с Крисом Сесере, известным трейдером Citigroup, в шикарном, тускло освещенном джаз-баре отеля Grand Hyatt Tokyo. Сесере взял себе пиво, Хейс же попивал апельсиновый сок и слушал, как Сесере рассказывал о создании крупнейшего в мире бизнеса, основанного на торговле деривативами, главное место в котором должен был занять Хейс. Так же как и Goldman Sachs, Сесере предложил Хейсу 3 миллиона долларов аванса, если тот примет его предложение. На этот раз Хейс согласился. Позже Сесере хвастался перед коллегами, что нашел «настоящего зверя».

В то время как престиж Хейса рос быстрыми темпами, у Макгонагла и его команды из CFTC работа нисколько не продвинулась. После многочисленных попыток получить от банков данные о формировании ставки у регулирующих органов появился ряд важных фактов, но в большинстве случаев им напрямую отказывали в просьбе. Более того, спустя несколько месяцев после финансового кризиса правоохранительный орган тратил большую часть своего времени на изучение того, были ли товарные спекулянты ответственны за резкий скачок цен на сырую нефть.

В это время в Лондоне торговая организация BBA, регулировавшая величину LIBOR, начала принимать ускоренные меры по пресечению слухов о манипуляции ставкой. В интервью Wall Street Journal и другим изданиям лоббистская организация заявила, что скандал вокруг эталонной ставки явился скорее результатом непонимания ситуации журналистами, нежели неправомерными действиями банков. Кроме того, британские правоохранительные органы не проявили интереса к выяснению обстоятельств дела. Они были слишком заняты спасением финансовой системы от краха (FSA, SFO и BBA отказались комментировать произошедшее).

К началу 2010 всего лишь одна компания помогала CFTC в расследовании дела о ставке LIBOR и приносила хоть какую-то пользу – Barclays. Британский банк нанял бывшего главу CFTC Грега Мосека в качестве юриста для помощи в расследовании дела после обнаружения явных фактов манипуляции LIBOR. Мосек находился в хороших отношениях со своими бывшими коллегами и посчитал, что лучше будет учесть имеющиеся доказательства, но продолжить поиск более надежного способа разрешить ситуацию.

После прихода в Белый Дом новой администрации CFTC возглавил Гэри Генслер, в прошлом работавший на руководящих должностях в Goldman Sachs, а его состояние оценивалось в 60 миллионов долларов. Барак Обама поручил Генслеру, описывавшему себя как «невысокий, лысый еврей из Балтимора», вести регулирование рынка деривативов, который к тому времени многими считался причиной обострения кризиса. После вступления Генслера в должность в мае 2009 года его целью стало «придание важности» государственному органу. Дело LIBOR больше всего соответствовало этой цели, и он горел желанием возобновить расследование. В марте он получил посылку, исполнившую все его желания.

Это был компакт-диск от Barclays. Генслер, его приближенные и сотрудники правоохранительного органа расположились на потертых диванах и стульях в зале ожидания вблизи его офиса – единственном месте, где находился рабочий CD-проигрыватель – чтобы прослушать запись. На диск был записан телефонный разговор между двумя менеджерами среднего звена Barclays, произошедший восемнадцатью месяцами ранее во время одного из наиболее напряженных периодов кризиса. Мужчина с характерным английским акцентом просил своего подчиненного начать снижение ставки LIBOR в их банке. После возражений младшего сотрудника первый заявил, что приказ шел с верхушки правления банка, которое действовало по инструкциям, переданным Банком Англии.

На этом запись обрывалась. Около офиса Генслера стояла мертвая тишина. Разговор был настолько однозначным, что казалось, будто оба человека знали, что за ними подслушивают, как потом рассказывал один из служащих CFTC. После нескольких безуспешных месяцев у них в руках имелись материалы, которые могли помочь им раскрыть это дело. Если сотрудники Barclays открыто обсуждали манипуляцию LIBOR, логично предположить, что и другие банки могли заниматься тем же самым (руководство Barclays отказалось комментировать произошедшее).

CFTC обычно дорожила своими делами, не позволяя другим организациям в них вмешиваться. Но теперь, имея на руках диск из Barclays, следователи понимали, что у них нет другого выбора, кроме как предоставить материалы Министерству юстиции. Его представители могли принудить компании к сотрудничеству со следствием и предъявить уголовные обвинения отдельным лицам. Руководитель отдела по вопросам охраны правопорядка CFTC Стив Оби связался с Робертсоном Парком – высоким, общительным юристом, находящимся на одной из ведущих должностей в Минюсте США. Оби и Парк несколько лет работали вместе над некоторыми делами и время от времени любили встретиться и поговорить за кружкой пива.

«Роб, бросай все, чем сейчас занимаешься, и слушай меня», – сказал Оби. Он поднес телефон к колонкам своего компьютера и включил запись разговора из Barclays. Когда запись закончилась, первым, что сказал Парк, было: «Вот черт!»

Журналисты ежедневно критиковали уголовный отдел Министерства юстиции, так как тот не мог проследить за деятельностью банков, усугубляя тем самым критическое положение в стране. Теперь у него была возможность объяснить свои действия прессе. В течение месяца Парк собрал команду для собственного расследования ситуации с LIBOR. В дело пришлось вмешаться британцам. LIBOR, может быть, и устанавливался банкирами в Лондоне и регулировался BBA, но FSA все это время старалось не вмешиваться в дела, которые, по мнению его руководства, вели к большим затратам и политической неразберихе. С 2008 года основной задачей FSA было получение данных от банков и их передача в руки CFTC. На этот раз после серии переговоров FSA согласилось на сотрудничество со своими американскими коллегами.

Благодаря этому сотрудничеству CFTC удалось вызвать в суд 16 банков, заставив их предоставить улики по делу и провести опрос их персонала. Помимо прочего, регулирующий орган посоветовал банкам обратиться в сторонние юридические фирмы, чтобы те провели расследование по делу о манипуляции LIBOR и к концу года сообщили о своих результатах.

В течение нескольких недель в CFTC стали поступать целые пакеты с доказательствами. Следователи Макгонагла и Оби проводили все свое время в офисах, склоняясь над своими столами, занося документы в каталоги и прослушивая аудиозаписи. Стены были заполнены плакатами со структурой управления различных отделов в различных банках. Понятия, использовавшиеся трейдерами для обозначения сроков торговли фьючерсными контрактами и смены структуры предприятия, постепенно расшифровывались.

Одним из банков, вызванных в суд, был UBS. В его штаб-квартире в Цюрихе юристы работали с огромными архивами переписок и электронной почты, используя для поиска такие фразы, как «понижай на 6 м.» и «одолжение». Выяснилось, что имя одного трейдера фигурировало чаще остальных.

Перед тем, как приступить к торговле в Citigroup, Хейс должен был пройти три месяца испытательного срока. Все это время он готовился к новой атаке на LIBOR. Он договорился о переводе молодого трейдера Хаято Хосино из токийского отделения Citi в Лондон и наладил связи с местными составителями LIBOR: так Хейс мог продолжать свое влияние на размер ставки. Кроме того, Хейс начал устанавливать отношения между своим банком и группой составителей TIBOR – токийской межбанковской ставки предложения. В октябре Хейс отправился в Лондон, чтобы лично встретиться с людьми, устанавливающими эту ставку в Citi.

Хейса провели в штаб-квартиру европейского отделения Citi в Кэнэри-Уорф и представили главе отдела кассовых операций Эндрю Турсфилду. Первым, что сказал Хейс, было: «Приятно с вами познакомиться. Вы можете помочь нам в работе с LIBOR».

Турсфилд был серьезным англичанином, который провел больше двадцати лет в отделе управления рисками в Citi. Лысеющий мужчина в очках с противным голосом и педантичными манерами был больше похож на бухгалтера, чем на банкира. Ему нравилось считать себя хранителем балансовой отчетности компании.

Хейс был небрит, потрепан и рассеян. Он рассказывал Турсфилду, как отдел кассовых операций UBS регулировал движение своей ставки, чтобы подстроить ее под себя, и хвастался своими связями с учредителями ставки в других банках, а также тем, как они обмениваются услугами. Хейс пытался произвести впечатление на Турсфилда, но недооценил этого человека и ситуацию в целом. Турсфилд тут же невзлюбил Хейса и на следующий день позвонил его менеджеру, обеспокоенный новичком компании. «Кто бы ни был начальником вашего отдела, – заявил Турсфилд, – ему следует пристально следить за своими действиями и тем, насколько они открыты». Хейс, по его же словам, произвел на Турсфилда впечатление «уличного торговца» – так в мире финансов называют болтливых хвастунов.



20 июня 2013 года. Том Хейс у здания Вестминстерского суда в Лондоне

Хейс вызвал раздражение у самого неподходящего человека. Citi уже тогда сотрудничал со следствием по делу о мошенничестве со ставкой LIBOR, организованном CFTC, а в марте 2009 года Турсфилд даже передал следователям ссылку на презентацию из 18 слайдов о том, как осуществляется вычисление ставки. Хейс, в свою очередь, не особо переживал о прошедшей встрече и даже не смог вспомнить имя Турсфилда.

В декабре, когда Хейс все-таки появился в токийском офисе Citi, расположенном в здании «Син-Маруноути Билдинг», его планы были раскрыты. Составители ставки в банке не раз говорили ему, что не могут учитывать его мнение при вычислении LIBOR. От него отвернулись даже его бывшие товарищи. Слухи о расследовании CFTC стали быстро распространятся, и все начали переживать. «Недавно я обратился к нему, и он попросил меня больше ни о чем его не просить, но, приятель, я попытаюсь еще не раз, – сказал один из брокеров Хейсу, который стал ему надоедать. – В последнее время все стали вести себя как-то странно».

Хейс, помимо прочего, умудрился сделать ряд неудачных ставок на рынке, и его финансовые убытки начинали расти. В июне, после того, как один из коллег Хейса в Citi уволился и передал детали торгового портфеля Хейса его бывшему начальнику в UBS, они объединились против Хейса с другими игроками на рынке и начали искать его слабые места. В результате совместных усилий по смещению рынка в обратную сторону они вынудили Хейса потерять 100 миллионов долларов.

Под конец одного из худших месяцев в его карьере Хейс уже впадал в отчаяние. 25 июня, сидя за своим столом над бухгалтерской отчетностью, показатели которой были хуже, чем когда-либо, Хейс взял телефон и набрал лондонский номер Хосино. Несмотря на то, что ему не раз твердили о том, что учредители ставки не хотели больше говорить о LIBOR, Хейс приказал своему подчиненному попытаться договориться с ними еще раз. В конце месяца он мог заключить крупную сделку, а для этого величина эталонной ставки должна была вырасти.

Выбрав себе в помощники Хосино, Хейс жестоко просчитался. Скромный молодой человек, известный среди своих коллег как «маленький Хосино», на самом деле никогда не связывался с учредителями ставки, когда Хейс просил его об этом. Со своим плохим английским молодой трейдер их просто боялся. В этот раз Хейс оказался настойчивее обычного. Сразу после обеда Хосино прошел по торговому залу, подошел к рабочему месту учредителя LIBOR и передал послание Хейса. Это стало роковой ошибкой. CFTC только что вызвало в суд руководство Citi и поручило ему проследить за тем, не пытаются ли трейдеры, торгующие деривативами, манипулировать ставкой LIBOR. Зная о давлении на банк со стороны CFTC, учредитель ставки сказал Хосино, что его действия неправомерны, и сообщил об инциденте Турсфилду, который, в свою очередь, тут же позвонил в отдел нормативно-правового регулирования.

В течение нескольких следующих месяцев юристы Citi допрашивали Хейса в общей сложности более 12 часов. Руководство уверяло Хейса, что все будет в порядке и что это лишь часть более масштабного расследования. Затем 6 сентября, когда Хейс направлялся в свой офис, его попросили пройти в обычную комнату для переговоров. Там он встретился с двумя менеджерами Citi, Эндрю Мортоном и Брайаном МакКэппином, которые наняли его меньше года назад. Они сидели за столом с серьезными лицами. Также там присутствовали главный юрист-консультант Citigroup и начальник отдела кадров отделения банка в Японии (Мортон, МакКэппин, Турсфилд и Хосино не откликнулись на просьбу прокомментировать случившееся, которая была направлена в Citigroup).

После того, как Хейс сел за стол, МакКэппин сказал ему, что руководство банка следило за ним на протяжении нескольких месяцев и имеет на руках ряд фактов манипуляции ставками. Эти действия шли вразрез с правилами банка, и это означало, что руководство вынуждено его уволить. Хейс был просто поражен. Еще неделю назад он все также вел свою торговлю и обсуждал стратегии действий с МакКэппином в его офисе.

Как это обычно с ним бывало, Хейс быстро пришел в себя. «Что ж, довольно странно, что вы меня увольняете, так как вы тоже в этом замешаны», – вспоминает свои слова Хейс, обращавшийся тогда к МакКэппину.

«Он-то как раз не был в этом замешан, – мгновенно ответил юрисконсульт. – У него не было собственных торговых позиций».

Хейс был готов с этим поспорить и заявил, что, будучи главой инвестиционного банка Citi в Японии, МакКэппин несет полную ответственность за каждую проведенную сделку. Затем он провел потрясающую ответную атаку. «Сколько вы готовы мне заплатить, чтобы я ушел тихо? – спросил он. – В противном случае я сделаю из этого события настоящий скандал».

Руководство Citi такого не ожидало. Менеджеры попросили Хейса покинуть комнату, чтобы обсудить его контракт. Чуть позже они вызвали его и сообщили, что тот не получит ни копейки. Но они разрешили оставить Хейсу его аванс в три миллиона долларов.

Следующие несколько месяцев Хейс делал все возможное, чтобы наладить свою жизнь. Через несколько дней после увольнения он вернулся в Англию и женился на Тай. Они сыграли роскошную свадьбу в отеле Four Seasons в предместье Гэмпшира. В 2011 году у них родился первый ребенок, которого родители назвали Джошуа. Затем они купили дом с шестью спальнями, некогда принадлежавший приходскому священнику, в скромной деревушке недалеко от Лондона. Они заплатили за него 1,2 миллиона фунтов (1,9 миллиона долларов) наличными, не выплачивая ипотеки, судя по записям в поземельной книге. Хейс записался на курсы MBA, а Тай все также продолжала работать юристом. Вместе они начали строить свою мечту: они пристроили к дому новое крыло и решили установить автоматические ворота высотой шесть футов, чтобы находится в полной безопасности.

Тем временем, американские следователи продолжали работать над своим делом. До Хейса доходили слухи о ходе расследования, но он и не подозревал, что является одной из главных мишеней. Он отправил сообщение по Facebook Мирхату Аликулову, трейдеру, с которым он вместе работал в токийском отделении UBS на протяжении многих лет, и через несколько недель они созвонились. Хейс решил перейти сразу к делу и спросил, не собираются ли в банке вести переговоры с Министерством юстиции. Без ведома Хейса, Аликулов совершал звонок из офиса своего адвоката по уголовным делам в Вашингтоне по прослушиваемой линии, которую ФБР настроили так, что казалось, будто звонок поступает из Токио. Настолько непринужденно, насколько это было возможно, Аликулов спросил Хейса, что тот собирается делать. Аликулов, против которому также был направлен ряд обвинений в мошенничестве, пошел на сделку со следствием: ФБР согласилось закрыть судебное дело против него, если тот все расскажет и поможет поймать Хейса. Если бы Хейс предложил ему соврать госучреждению, то его можно было бы обвинить не только в мошенничестве, но и в сопротивлении властям.



29 июля. Том Хейс со своей женой Сарой направляются в здание Королевского суда Саутворка в Лондоне

Хейс остановился, как если бы понял, что это была ловушка. «Министерство юстиции США, друг, знаешь, это чуваки, которые, ну, короче, они садят людей за решетку, – выпалил Хейс. – Зачем тебе с ними вообще разговаривать?» (Аликулов, отвечая через своего адвоката, отказался комментировать эту ситуацию).

В 2012 году за две недели до Рождества во вторник в 7 часов утра Хейс услышал стук в дверь. Больше десяти полицейских и следователей из Отдела по борьбе с крупными финансовыми махинациями [англ. Serious Fraud Office, SFO] ворвались в дом, смели все на своем пути, забрав компьютеры и документы. Хейс был арестован. Его отвезли в полицейский участок в Лондоне, где сказали, что он подозревается в организации заговора с целью мошенничества.

Хейс отказался отвечать на вопросы и был отпущен на свободу. Восемь дней спустя, как потом вспоминал Хейс в своих показаниях, он смотрел телевизор, и тогда выпуск новостей перешел в пресс-конференцию из Вашингтона. Перед множеством камер Генеральный прокурор США Эрик Холдер заявил, что банк UBS оштрафован на 1,5 миллиарда долларов и понесет ответственность за манипуляцию ставкой LIBOR в японском отделении банка. Кроме этого, Министерство юстиции выдвинуло уголовное обвинение Хейсу и его бывшему коллеге Роджеру Дарину и ожидало их экстрадиции в США. Хейс об этом даже не подозревал.

Он пытался изучить все имеющиеся против него факты. У следователей с трех континентов на руках имелись тысячи электронных писем и аудиозаписей, разоблачающих Хейса. Единственной возможностью избежать экстрадиции в США и последующего наказания, по словам адвоката Хейса, было содействие британским властям, признание своей вины и разоблачение всех, с кем он сотрудничал. Британцы с радостью были готовы принять эту сделку. Они поздно приступили к расследованию, но, тем не менее, хотели услышать признание подсудимого на родной земле.

В этот момент Хейс начал активно сотрудничать со следствием. На протяжении следующих трех месяцев жизнь Хейса вновь вошла в привычную колею. По меньшей мере, раз в неделю он заходил в SFO, находившийся недалеко от Трафальгарской площади. При входе он обычно ставил подпись в виде вымышленной фамилии, к примеру, известного футболиста из его любимой команды Queens Park Rangers, затем поднимался на лифте на четвертый этаж, проходил мимо торговых автоматов и заходил в свою комнату для исповедей – светлое помещение, в котором были лишь стол, проектор, его адвокат и два следователя в костюмах. Им не нужно было даже заставлять его говорить.

«Первая мысль, которая возникает в твоей голове, – говорил тогда Хейс, – как заработать чуть больше денег, как протолкнуться и раздвинуть границы, понимаете? Как мне войти в эту промежуточную зону и расширить поле своего действия. – Он остановился, чтобы перевести дыхание. – Но весь смысл в жадности: ты хочешь завладеть каждым центом, который можешь получить, потому что только так тебя судят окружающие. Это твой показатель производительности».

Низкорослый коренастый следователь начал спрашивать его: «В то время, как вы стали руководить процессом, как вы считаете: осознавали ли вы, что именно...»

«Я думаю, мы все понимаем, что это нечестная игра, не так ли? – прервал его Хейс. – И я был участником этой игры, так что вполне очевидно то, что я осознавал, насколько нечестными были мои действия». Склонившись над столом тесной комнаты для допросов, он направил взгляд перед собой, погрузившись в состояние отрешенности.

Хейс будто бы получал удовольствие, вновь переживая моменты из прошлого. Он говорил все быстрее, описывая счастливые моменты, когда он собирал свои позиции, договаривался о лучшей цене с брокерами и настраивал трейдеров друг против друга. «Торговля большими объемами деривативов, – говорил он на одном из допросов, – подобна огромному живому организму. После нескольких лет торговли начинаешь ощущать, как все взаимосвязано».

В июне после 82 часов допроса Хейсу официально предъявили обвинения. Он опознал более 20 людей как соучастников заговора, включая своего сводного брата. (О’Лири, Пьери, Хосино и МакКэппину обвинения не предъявлялись). В список входили трейдеры из JPMorgan, RBS, Deutsche Bank и HSBC, а также брокеры двух крупнейших междилерских контор. Хейс считал, что выдача своих соучастников – вполне оправданный поступок. Зная, что ему грозит гораздо меньший срок в Великобритании, по сравнению с законами США, Хейс сказал, что чувствует себя как человек, которому диагностировали рак, а потом сообщили, что он полностью здоров.

Пока скандал вокруг LIBOR набирал свою популярность, тем же летом из-за заголовков, разлетавшихся по всему миру, облегчение Хейса сменялось злостью. Во время его признаний следователи демонстрировали ему улики, которые не выходили у него из головы. Несмотря на понимание того, что они указывали на всю серьезность обвинений, он считал, что эти факты также говорят о несправедливости ситуации в целом. Хейс провел все лето за столом в своем доме, разбираясь в документах, которые только усиливали его недоумение: электронные письма от руководства, оправдывающие его действия; копии протоколов, указывающие на проведение манипуляций еще до его прихода в компанию; даже бумаги, которые, по его мнению, напоминали внутрибанковские инструкции по обхождению систем. В нем скапливался гнев. Манипуляции LIBOR были широкомасштабной практикой. Почему же он должен нести за это всю ответственность?

9 октября, когда SFO подводили итог делу против Хейса и его соучастников, в здание был передан белый конверт. Письмо было отправлено адвокатами Хейса: «В целях соблюдения правил этикета, мы вынуждены сообщить, что господин Хейс будет заявлять в суде, что ни в чем не виновен, – гласило письмо. – Таким образом, теперь он официально отходит от текущего процесса». Избежав экстрадиции в США, талантливый трейдер взял на себя самый большой риск в своей жизни: он отказался от сделки и доверил свою судьбу в руки случайным присяжным лондонского суда.

«Я лучше отдам свою судьбу в руки двенадцати людей, чем признаю себя виновным в политически мотивируемом процессе, – впоследствии скажет Хейс. Может случиться так, что я буду не согласен с окончательным решением, но, так или иначе, я его приму».

26 мая 2015 года, спустя семь лет с начала расследования, первый человек, обвиненный в манипуляциях ставкой LIBOR, нервно прошел по заполненному помещению и занял свое место в здании Королевского Суда Саутворка, построенном из обычного красного кирпича на берегу Темзы. Хейс был одет в штаны из хлопка и темный свитер, на нем не было галстука, его светлые волосы, как ни странно, были аккуратно уложены. Хейс выглядел скромно и не был похож на агрессивного трейдера, каким его собиралось представить обвинение. Его мать смотрела на него с зарезервированного места посреди толпы журналистов.

Присяжные, семь мужчин и пять женщин, были осведомлены о синдроме Аспергера, обнаруженном у Хейса, еще в начале слушания. Эта болезнь не влияла, по словам судьи, на способность подсудимого различать честные и нечестные поступки, однако может объяснить резкость его ответов. По состоянию здоровья Хейсу было разрешено сидеть за столом, вместе с командой его юристов, а не одному на скамье подсудимых – закрытой стеклянной коробке в центре зала. Рядом с ним во время всего судебного процесса сидел посредник, в чьи обязанности входило следить за признаками стресса у подсудимого и просить его успокоиться, если тот начинал испытывать раздражение, что зачастую сопровождалось резкими движениями головы и написанием записок своим адвокатам.

Главный прокурор SFO Мукул Чавла, облаченный в темную мантию крупный добродушный мужчина с копной седых волос и электронной сигаретой, которую он курил в перерыве, сдержанно представил дело Хейса. «Возможно, вы полагаете, что, судя по имеющимся уликам, мотив преступления был очевиден, – говорил Чавла во вступлении. – Жадность. Господин Хейс жаждал заработать и накопить как можно больше денег. Чем больше бы он заработал для своих работодателей, тем выше они ценили бы его услуги, и, следовательно, платили бы ему еще больше».

Не было сомнений в том, какое преступление совершил Хейс. Однако чтобы добиться признания его виновным, Чавла должен был доказать, что подсудимый понимал, что совершает мошенничество. Главным оружием прокурора были слова трейдера.

«Я знал, что, возможно, мне не стоит этим заниматься, – заявил Хейс в одном из своих интервью SFO в 2013 году, проигрываемом через колонки судебного помещения так громко, что звук начинал искажаться. – Но, как я уже сказал, я принимал участие в очень масштабной деятельности, которая началась еще до моего прихода в UBS и продолжалась после моего ухода из компании».

Когда наступила очередь Хейса, он стал отрицать сказанное в разговоре с сотрудниками SFO, заявив, что его причастность сильно преувеличена – таким образом он пытался гарантировать ведение следствия по его делу на территории Великобритании. В течение двух недель дачи показаний Хейс опровергал заявления о том, что поступал несправедливо, так как практика влияния на движение LIBOR была настолько распространенной в финансовой сфере, что он даже не подозревал о том, что ведет незаконную деятельность. Его адвокат подкрепил его заявления документами, подтверждающими, что менеджеры UBS вынуждали его идти на определенные действия, а BBA одобряло намеренное снижение ставок во время кризиса.

В один из моментов Хейс разрыдался. «Я не считаю, что совершил что-то плохое», – утверждал он, глядя на свою жену, сидящую на балконе. Ее светлые волосы были аккуратно заплетены сзади, а руки были сложены на коленях. Она кивнула ему в знак поддержки.

Когда сторона обвинения включила аудиозапись, на которой Хейс рассказывал, как торговал своими контрактами на рынке, он улыбнулся, погрузившись в воспоминания. «Наверное, это была худшая работа в мире, – заявил Хейс. – Она может заставить тебя сброситься с моста. Она может заставить тебя чувствовать тошноту каждый раз, когда приходишь на работу». И все же, самым тяжелым в данной ситуации, по его словам, был тот факт, что ему было запрещено заниматься своей деятельностью. «Я был, и в чуть меньшей степени остаюсь одержимым рынками, финансовыми рынками, и очень сильно скучаю по своей прежней работе, – рассказывал он. – Я скучаю по своей прежней карьере. Она была важной частью моей жизни».

К концу первой недели выступлений Хейса в суде, дело, казавшееся таким очевидным, теперь ускользало от Чавлы. Молодой человек предстал перед судом как прямолинейный, любезный и наивный – скорее как жертва системы, нежели как организатор преступления.

Но все надежды Хейса рухнули при перекрестном допросе. Когда его попросили подтвердить самые простые факты, например, какими документами он торговал, трейдер начал уклоняться от ответов и стал выражать недовольство. Он был напряжен, прищурившись и сжав челюсть. Когда Чавла предоставил Хейсу улики против него, Хейс сменил тему разговора, осуждая обвинение из-за отсутствия тщательно проведенного анализа, и заявляя, что является жертвой борьбы между органами власти Великобритании и США, что он – «беглец от американского правосудия». Здесь свое слово сказал судья, приказав Хейсу отвечать на вопросы и воздержаться от многословных высказываний. Один из участников стороны защиты пожаловался репортеру во время перерыва: «Два года моей жизни за пару минут ушли коту под хвост».

Спустя десять недель с начала судебного разбирательства присяжные удалились для вынесения приговора. Через пять дней они объявили единогласное решение: подсудимый виновен по всем пунктам.

Через полчаса Хейс уже шел обратно в заполненный, но тихий зал суда в последний раз. В этот раз он не мог покинуть скамью подсудимых. Перед тем как войти в зал, он спросил охранника, можно ли ему поцеловать свою жену на прощание. Одетый в синюю рубашку и голубой свитер, со спальным мешком в руках, Хейс был помещен в стеклянную камеру.

Хейс почти никак не реагировал, когда судья объявил о заключении в тюрьму на 14 лет – один из самых суровых приговоров для офисных работников в Великобритании. Его жена качала головой, склонившись к коленям, и держала руку матери Хейса, которая дрожала, глядя перед собой.

«Ваши действия были несправедливы, и вы прекрасно это понимали, – сказал судья в своей заключительной речи. – Это дело явило нам отсутствие добросовестности, которая должна быть характерна для банковской сферы».

Сейчас Хейс находится в тюрьме Ее Величества в Уандсворте, крепости, построенной к югу от Темзы еще в викторианскую эпоху и известной своими плохими условиями и недружелюбными обитателями. В октябре [статья опубликована в сентябре 2015 – прим. перев.] шесть брокеров, обвиненных в злоупотреблении своим влиянием на банки, пытаясь помочь Хейсу двигать ставку LIBOR в нужном направлении, будут вынуждены ходить по тем же ступеням Королевского Суда Саутворка, присутствуя на своих судебных процессах. SFO сообщает, что в ближайшие месяцы в частном порядке предъявит обвинения сообщникам Хейса.

Расследование по LIBOR, начатое Макгонаглом и его коллегами в CFTC, переросло в наложение штрафов примерно на двенадцать компаний. Сумма штрафов составила 10 миллиардов долларов. Более сотни трейдеров и брокеров были уволены или сами покинули сферу финансов. Для тех, кто остался работать в банковском деле, торговая площадка «пост-хейсовской» эпохи выглядит совсем иначе, более сдержано. Вдохновленные своим успехом в деле о манипуляциях LIBOR, правоохранительные органы успешно внедрили исследование манипуляций на рынках иностранных валют, драгоценных металлов и деривативов.

Банки обзавелись ценными кадрами в юридических отделах по соблюдению правовых норм. Исчезли оплачиваемые предприятиями путевки во французский Валь-д’Изер и оплачиваемые ужины в Le Gavroche. Трейдеры сегодня живут в страхе, что их прошлые разговоры будут обнаружены и использованы против них. Отток большого объема средств из банковской сферы в последнее время принято объяснять наличием финансового кризиса. Но, как известно, никто из работников Уолл-Стрит еще не попадал в тюрьму по делу о рискованном ипотечном кредитовании. Так как Хейс находится за решеткой, а его сообщники стоят в очереди на скамью подсудимых, к LIBOR и связанными с этой ставкой делами о сговорах предъявляются такие же, если не более высокие, требования в рамках новой сдержанной действительности.