Хабровчане, приветствую! Меня зовут Андрей Иванов, я системный аналитик в сфере медицины и здравоохранения. Но это сейчас, а до этого я 20 лет работал врачом, а после — руководителем медицинского информационно-аналитического центра.

У людей есть сотни причин рассказать «о времени и о себе». Кому-то нужно «попиариться», кто-то пытается понять происходящее. Кто-то просто тщеславен и не особенно озадачивается, зачем он это делает. Для меня важно объяснить себе и другим, зачем же я это делаю.

Мы внезапно оказались в стремительно меняющемся мире. Хотя он, конечно же, был таким и раньше, но, как и всегда, никто из нас совершенно не был к этому готов. Огромное количество людей меняет профессию. Многие идут в IT. И наверняка ни для кого (как и для меня) это путь не стал простым и лёгким.  Для этих людей мой рассказ. 

Я хочу рассказать о своём опыте как в медицине, так и в системной аналитике. Такая идея ко мне пришла после встречи со студентами и выпускниками Яндекс Практикума. Она была долгой, но я был удивлён — на пике мой рассказ слушали 84 посетителя, а до финала «досидели» 64 человека. Может, моя история будет интересна читателям и здесь. Буду рад, если кому-то станет хоть немного легче в трудной ситуации смены профессии.

Содержание

• Во врачевателях

• На стыке медицины и технологий

• Почему я выбрал системную аналитику

• Первое предложение о работе

• Что было дальше: новое место и радости удалёнки

• Проект медицинской статистики и планы на будущее

• Три совета для тех, кто реализуется в новом деле

• Вместо послесловия

Во врачевателях

Предпосылки к работе в медицинской сфере были у меня ещё в детстве. Я рос в обычной советской семье. Моя бабушка была фельдшером и акушеркой во время и после Великой Отечественной войны. Отец работал начальником лаборатории в НИИ, занимался моделированием электромагнитных полей при высоковольтных исследованиях. Мама — провизором, аптечным сотрудником. Можно сказать, что я вырос в аптеке, делая домашние задания на подоконнике.

Склонность к биологии и химии проявилась ещё в школе. Родители ощущали и поощряли эту тягу, поэтому после школы я уехал поступать в медицинский институт. Ничего необычного, всё как у многих. 

И, в общем-то, работа врачом, а если точнее, работа в родовспоможении в последующие 20 лет после учёбы стала для меня абсолютно всем. У меня не было хобби. Я не заметил, как выросли мои дети. Работа занимала всё моё время. Домашние даже говорили, что роддом для меня — дом «родной», а не «родильный».

Если вспомнить время работы в акушерском стационаре, то о нормированности рабочего дня не было и речи. Просто приходишь на работу, отрабатываешь смену, затем уходишь на дежурство, а потом на новую смену. Всего — 36 часов подряд. При этом говорить о том, что ты устал или хочешь спать, было как-то не принято. А фразу «Трудовой кодекс» вовсе сочли бы неприличной.

Все эти годы у меня было ощущение, что книга Стругацких «Трудно быть богом» хоть и написана совсем про другое, но название-то определённо из родовспоможения. Потому что акушер действительно платит своей жизнью, здоровьем и часто судьбой за право почувствовать себя Сверхчеловеком в определённые моменты. Беременность — это не заболевание, и все (за редчайшим исключением) в роддом приходят за радостью, за счастьем. Поэтому любые неудачи здесь особенно трагичны и невероятно тяжелы. 

Но в подавляющем большинстве ощущение «акушерского хеппи-энда» ни с чем не сравнимо. И к этому невозможно привыкнуть за десятилетия. Ты ежедневно получаешь некоторую долю родительского счастья от произошедшего. Конечно, всё это произошло не благодаря тебе, а просто при твоём присутствии и даже при некотором участии. Нет в медицине другой отрасли с такими чёткими, такими явными критериями врачебного успеха или неуспеха. 

Работа сделана — и у тебя в руках чистый белый лист. На нём можно написать шедевр, гениальную математическую формулу,  эпохальное научное открытие, можно нацарапать гадкое бранное слово. И когда держишь этот чистый белый лист, всё время думаешь — это Пушкин, Ландау, Луи Пастер, мать Тереза, хирург Николай Пирогов прямо у тебя в руках! Никогда не думаешь, что вырастет человек, чью фамилию здесь не хочется вспоминать и воспроизводить.

Обычно принято считать, что люди уходят из профессии, когда они в ней не совсем успешны. У меня всё сложилось с точностью до наоборот. Я был очень, без ложной скромности, успешен в своём деле, а в последние 10 лет работы врачом заведовал отделением областного родильного дома в Тюмени.

Но, так или иначе, в 43 я понял, что родовспоможение в той именно части, в какой я его знаю, умею и люблю, это дело молодых. Всё-таки боксёры-профессионалы и лётчики-истребители должны уходить из профессии вовремя. И лучше на несколько лет раньше, чем на несколько секунд позже.

На стыке медицины и технологий

Меня беспокоило, что радость от оказания реальной помощи нивелируется часами заполнения медицинской документации. Как это происходит? Днём ты помогаешь роженицам и родильницам, выполняешь хирургические операции, кого-то спасаешь. Ночью, в три или четыре часа, садишься за стол, берёшь шариковую ручку и начинаешь старательно описывать, как всё это было. А в восемь утра приходишь на планёрку — и какой-нибудь начальник, выспавшийся и в отличие от тебя хорошо пахнущий, начинает орать на тебя диким голосом за то, что ты написал всё не так, как надо.

В какой-то момент я, устав от этого, начал делать совсем нелогичные вещи. Я начал писать программное обеспечение, которое при выборе пользователем определённых пунктов меню cобирает из объёмных текстовых блоков медицинские записи: анамнез заболевания, анамнез жизни, дневниковые записи врача родового блока, протокол операции, выписной эпикриз. Сначала писал на Clipper. Всё это я делал на «Роботроне» производства ГДР с зелёным монохромным экраном. Это чудо инженерной мысли было установлено в предприятии, где работали мои друзья и которое было никак не связано со здравоохранением.

Действия эти были совершенно иррациональны, потому что не было ни малейших перспектив, что все эти чудеса прогресса и здравого смысла появятся в родильном доме в ближайшие 500 лет. Но я ничего не мог с собой поделать и после дежурства снова шёл к зелёному экрану. 

И тут совсем внезапно наступило будущее с Windows 95, FoxPro и базами данных на Oracle. Нечего и говорить о том, что всё это было по умолчанию пиратским. А как иначе? 

Программный продукт, написанный по большей части ночью на дежурствах, рос, развивался, и со временем на нём стала успешно работать вся сеть из 18 компьютеров в роддоме.

Когда судьба распорядилась так, что я стал говорить себе про боксёров-профессионалов и лётчиков-истребителей, которые должны вовремя уходить из профессии, я совершенно логично очутился в IT-отрасли здравоохранения.

Сначала стал руководителем информационной службы Окружной больницы в Салехарде. Потом, там же, директором медицинского информационно-аналитического центра.

Есть присказка, что Ямало-Ненецкий автономный округ больше, чем Франция, на две Швейцарии и одну Грецию. Всё усложняет то, что огромная часть этих территорий расположена за Северным полярным кругом, и даже южная часть округа в общепринятом разумении — далёкий Север, где июнь ещё не лето, а август уже не лето. Но важно даже не это. Важно, что элементарных автодорог на этой сложной территории крайне мало. Во многие населённые пункты можно добраться только по воздуху либо водным транспортом. Или через тундру, на вездеходах. Возможности передачи данных соответствующие. Даже в столице округа Салехарде в те дремучие 2000-е ещё не было оптоволоконной связи с «большой землёй». Интернет был спутниковый и крайне медленный. И вот там мы строили информационную систему. Если в «мегаполисах» Ноябрьске и Новом Уренгое кое-как ещё можно было сыскать вменяемого сисадмина, то в Яр-Сале, Мужах или Шурышкарах такие специалисты если и есть, то они уже либо в «Ростелекоме», либо в местном аэропорту. В здравоохранение их точно не утащить.

Тем не менее мы сделали целый ряд очень значимых для тех лет технологических внедрений  — всё это активно и весьма долго использовалось на Ямале с 2005 года, постепенно уступая место другим технологическим решениям. Очень хорошо помню всеобщий восторженный шок от того, что врач прямо в ординаторской мог видеть на мониторе результаты лабораторных анализов и инструментальных исследований пациента, а также медицинские изображения КТ, МРТ, УЗИ, рентгеновские исследования. Не бежать искать его карточку в приёмном отделении, а протянуть руку к мыши. Сейчас это, что называется, must have, но тогда и в тех местах это было сравнимо с прохождением terra Incognita.

Север отпускал тяжело. Не всем удаётся оттуда уехать — есть в нём очень много чарующей и мистической магии. Я проработал в Гиперборее без девятнадцати дней восемь лет и всё же уехал. Предложили работу в Екатеринбурге руководителем информационной службы НИИ охраны материнства и младенчества, потом в Кемерове директором МИАЦ. Важная особенность состояла в том, что в тот момент Кемеровская область была, пожалуй, единственным регионом в России, который в масштабах области эксплуатировал медицинскую информационную систему собственного производства. Это была не купленная на конкурсных торгах у стороннего производителя информационная система, а программмное обеспечение, все права на которое принадлежали местному органу исполнительной власти — департаменту здравоохранения. Его разработкой и поддержкой занималось наше предприятие с очень крепкими производственными традициями. Разработка системы велась с 1974 года, конечно, с поправкой на технологические возможности тех далёких лет. 

Ещё один период в жизни, за который совсем не стыдно. Например, там мы собрали централизованный региональный архив медицинских изображений, к которому были подключены более двух десятков организаций и семи десятков диагностических устройств, от рентген-аппаратов до КТ и маммографов. В региональном архиве медицинских документов на то время было 12 миллионов записей — это совсем немного, но тем не менее были пациенты, которым это помогало. 

Уезжая из Кемерова осенью 2020 года, я твёрдо знал, чем стану заниматься. Давно у меня зрела идея фикс — создать новую систему, которая передаёт, хранит и даёт регламентированный доступ к гистологическим изображениям. Это то, что видит патологоанатом под микроскопом, — то есть то, что ложится в основу для диагноза об онкологическом заболевании. Патологоанатомы склонны считать своё слово последним и часто уверены, что изображение под микроскопом не увидит никто кроме них. Роль «всевидящих и всезнающих» к патологоанатомам приросла накрепко. Проверить их заключение, получить второе врачебное мнение бывает чрезвычайно сложно. 

Информационная система позволила бы сделать гистологические изображения объектом корпоративного использования и коллегиальной оценки. И это безусловно во благо пациента, когда любой патологоанатом будет понимать, что предмет его исследования — это объект коллективной оценки других профессионалов, таких же, как и он. Результат его работы непременно проверит другой врач — сегодня, через три месяца или через полгода. Решения бы стали коллегиальными, а вероятность ошибки снизилась бы в разы. Второе независимое врачебное мнение помогло бы онкологическим пациентам принимать решения о тяжелейшей химиотерапии или сложной (подчас калечащей, но сохраняющей жизнь) хирургической операции. 

Я успешно нашёл инвестора. Начались работы по проектированию софта. В скором времени мы уже рассчитывали получить рабочий прототип системы. Но печальные события февраля 2022 года поставили крест на этом проекте. Потому что все поставщики оборудования (Olympus, Leica, Karl Storz), которое может сканировать и оцифровывать гистологические препараты, ушли из России. И это был по-настоящему кризисный момент для меня. В 61 год всё, что у меня было, внезапно стало неопределённым, непонятным и ненужным. Устойчивая память о том кризисном состоянии настойчиво побуждает меня писать всё то, что я сейчас пишу. 

Почему я выбрал системную аналитику

Работая над информационными системами, я много общался с разработчиками. И общаться приходилось не так, как на предыдущих местах работы, — я не мог сказать им с позиции руководителя: «сделайте вот так, вот так и вот так». Надо было осваивать отраслевые стандарты, чтобы правильно доносить свои идеи. Идей у меня на тот момент (да и сейчас) огромное количество, поэтому я решил учиться тому, чем занимался фактически уже давно. Так я и пришёл в Практикум, на курс «Системный аналитик», который окончил в возрасте 62 лет.

Почему аналитика? Мне всегда нравилось рисовать диаграммы и графики, выравнивать квадратики, раскрашивать стрелочки — в общем, создавать этот момент рождения порядка из хаоса. Я и сейчас думаю, что основная задача аналитика — это не хорошо писать SQL-запросы или читать JSON, а знать, как подружить всех со всеми, собрать много разных данных и организовать их в единую эффективную систему, которая движется в одном направлении.

Первое предложение о работе

Во время учёбы в Практикуме я поучаствовал в разработке агрегатора скидок и бонусов для различных маркетплейсов и торговых сетей. Я понял, что за пределами медицины существуют IT-проекты, которые тоже интересны, что и в этом есть профессиональный челлендж, опыт и польза. И когда я начал искать работу, я, наверное, был готов пойти и в какую-то новую для себя сферу. Но всё же мне хотелось найти работу в компании, которая связана с медициной и здравоохранением. Работать в финтехе или заниматься складской логистикой как-то подсознательно не хотелось.

Совершенно внезапно, на второй неделе карьерного трека в Практикуме (это блок в программе, где мы учились трудоустройству, работали над резюме и отправляли отклики), я получил оффер в софтверную компанию, которая занимается разработкой медицинского ПО. Перед этим прошло два собеседования с HR-ом и техническими специалистами. На втором дали тестовое: нарисовать BPMN-диаграмму поступления больного в приёмное отделение. Было легко. Меня взяли.

Для меня стало очень знаковым событием, что я трудоустроился, ещё не завершив обучение. Я ликовал. Но на самом деле хорошего в этой работе было немного. Меня вряд ли можно было назвать системным аналитиком, скорее я был проектным менеджером, писальщиком писем, звонильщиком, собиральщиком, подгоняльщиком… Задачи по аналитике были несложными, но однообразными и требующими скрупулёзной работы по поиску ошибок. Зарплата была неимоверно низкой — получал 450 рублей в час и работал 20 часов в неделю. А ещё у меня было тяжёлое ощущение, что я всегда предоставлен сам себе. Раз в неделю проходили какие-то собрания, где на Zoom-конференции все сидели с выключенными камерами, и это тоже было весьма странно. Всё остальное время я не очень понимал, кто со мной работает. Контракт был на пять месяцев, и я уже на третий месяц твёрдо решил его не продлевать.

Что было дальше: новое место и радости удалёнки

Я активно искал работу. На первых порах получалось не очень. Март, апрель, май 2024 года для меня прошли под этим знаком. И вот эту главную рекомендацию  я очень хотел бы донести своим читателям. Не раскисать, не сдаваться. Хотя когда читаешь бесконечные «Мы с большим интересом изучили Ваше резюме и портфолио…», «Мы сохраним всё это в нашей базе данных…», «Мы непременно свяжемся с Вами, как только...» — от такого действительно очень часто накатывает уныние. Но нужно верить в хорошее. Обязательно верить. Я сделал более 1 200 откликов на различные вакансии, поучаствовал примерно в 20 собеседованиях как с HR-ами, так и с профильными специалистами, но так и не получил ни одного предложения. 

Всё изменилось после карьерной консультации. Я понял свою главную ошибку — нельзя уместить всю огромную жизнь в краткую форму резюме. Рекрутер смотрит отклики очень быстро, и он должен зацепиться глазами за что-то важное. Поэтому мне пришлось «наступить на горло собственной песне» и безжалостно обкорнать подробности о предыдущем опыте. Я сократил резюме раз в пять, обновил портфолио и поменял подход к написанию сопроводительных писем.

Стало лучше, и всё снова вышло внезапно — в одну неделю я получил сразу три предложения о работе.

Я устроился на работу системным аналитиком в компанию, которая создаёт медицинскую информационную систему для клиник, больниц и лабораторий. И мне здесь нравится всё: позитивная атмосфера, в которой можно обратиться к коллегам за советом; большое количество служебных материалов о нашем продукте, которые помогают в работе; заработная плата, которую мне предложили; офис в Питере (я успел съездить в командировку) и, конечно, моя работа.

Я занимаюсь упорядочиванием и обновлением служебной документации, снимаю и озвучиваю ролики с захватом экрана. Пишу технические задания для разработчиков на основе фидбэка пользователей или если вижу ошибки. Провожу много тестов. Делать это в базах клиентов по понятным причинам нельзя, но я могу зайти в бесчисленное множество разных тестовых баз, создать виртуальную больницу с врачами и другим персоналом, «записать» вымышленных пациентов на приёмы, «провести» десяток операций и «поставить» ещё больше диагнозов. В общем, сделать всё, чтобы понять, как система на самом деле работает.

А ещё я впервые работаю удалённо. Даже сейчас я не в родном Екатеринбурге, а в Тюмени. В прошлом году я ездил по Краснодарскому краю, навещал внуков в Сербии, и всё это не бросая работу. Это очень вдохновляющий момент — когда ты находишься за тридевять земель и это не беспокоит работодателя.

Проект медицинской статистики и планы на будущее

Ещё одно важное событие карьерного трека — участие в Мастерской Практикума. Сначала я увидел, как работают аналитики данных, и возможности технологий поразили моё воображение! Так мне пришла идея нового проекта, которой я поделился с другими студентами и организаторами Мастерской Яндекс Практикума.

В России есть огромное количество данных медицинской статистики, которая опубликована в бескрайних таблицах в формате PDF. Я понял, что если представить ту же информацию в виде интерактивных панелей (дашбордов), то она станет понятнее и полезнее. Так я стал заказчиком проекта WebMedStat в Мастерской. В качестве источника данных мы выбрали доклад главного онколога Министерства здравоохранения России — что из этого вышло, я уже рассказывал в двух предыдущих материалах на Хабре: «Социальный проект: визуализация данных медицинской статистики» и «200 таблиц в одном дашборде: как мы создаём проект визуализации данных медицинской статистики». Сейчас мы провели уже четвёртую Мастерскую. Все новости проекта я публикую на сайте WebMedStat и в телеграм-канале @WEBmedSTAT. Я бесконечно благодарен всем, с кем меня свела судьба на этом проекте и чьими усилиями наше изделие развивается. Хотя об этом, пожалуй, отдельно ещё расскажу.

Какие у меня планы? Я бы, конечно, хотел личностного роста, дорасти до senior-уровня. Хочу развиваться в той же компании, но больше заниматься API, в идеале вернуться к SQL (наша система работает на нереляционной базе данных). Но SQL наверняка пригодится при настройке многочисленных интеграций нашего продукта с другими информационными системами.

Я свято верю, что совсем скоро мы увидим технологии, которые позволят нам представить цифровые аналоги инфаркта, инсульта, острой кровопотери и других патологических состояний. Например, врач сможет вести данные о пациенте и посмотреть на развитие ситуации со скоростью два часа в минуту — «заглянуть в будущее» и с вероятностью 80–90% предсказать, к чему приведёт лечение. Я верю, что мы станем свидетелями появления таких технологий, и хотел бы посодействовать их появлению. Еще я твёрдо убежден в развитии сферы оборота медицинской документации. Многие разработчики считают её готовой до степени «всё уже сделано, и вопрос закрыт навсегда». Но это в корне не так. В самое ближайшее время мы увидим её бурное и самое неожиданное развитие.

Три совета для тех, кто реализуется в новом деле

У меня есть несколько советов, которые помогут как тем, кто уже состоялся в своей профессии и хочет всё поменять, так и всем, кто в принципе берётся за что-то новое.

Первое — ничего не бойтесь. Я часто слышал от соучеников, что у них уже есть хорошая зарплата, например в финтехе, но им всё надоело до чёртиков и единственное, что удерживает их на старом месте, это страх и желание стабильности. Я уверен, что бояться не нужно. И это дополнительный совет для тех, кто постарше — я искал работу в 62, и, конечно, для многих работодателей это было красным флагом. Хотя никто не говорил мне открыто «ты старый, и мы тебя не возьмём», но это часто явно чувствовалось. К таким неудачам нужно относиться спокойно и не давать себе раскиснуть. Если работодатель не понимает ценности моего возраста, значит, он недостоин этих преимуществ.

Второе — не стесняйтесь просить ту зарплату, которую заслуживаете. Если у вас есть навыки джуниора, то просите столько, сколько получают джуниоры. Если вы мидл, то столько, сколько получают мидлы в вашем направлении. Кажется, что это очевидно, но у многих есть проблемы с тем, чтобы чётко и внятно заявить о желаемом.

И третье — используйте свой прошлый опыт. Многие мои соученики были настроены на то, что новая профессия — это новая жизнь, своего рода начало с чистого листа. Ничего подобного! С чистого листа человек может начать только лёжа на пеленальном столике в родовом зале. Как только ему повесили браслетики на запястья, спеленали и отнесли в палату, всё остальное всегда будет продолжением. Не отрицайте свой прошлый опыт. Продолжайте его. Если вы пришли в системную аналитику из складской логистики, ищите себе применение в компании, которая занимается ПО в этой сфере. Работали в банке? Так и продолжайте, но в новой роли. Одна из моих соучениц, например, всю жизнь проработала в библиотеке. И даже это богатейший простор для работы в IT — оцифровка книг, каталогизация, тегирование… Ваш предшествующий опыт — это очень-очень большое благо, пользуйтесь им и верьте в себя.

Вместо послесловия

Закончу тем, с чего начал (возвращаясь на круги своя). Однажды мы проснулись во внезапно изменившемся мире. Профессии, которые ещё вчера были высоко востребованными, сегодня либо вовсе не нужны, либо нужны весьма ограниченно. И все наши рассказы о том, что всё так неожиданно изменилось, не более чем плод нашего забвения прописных истин о том, что нет ничего нового под солнцем. И примеров тому несть числа. Вот хрестоматийный пример: за десять лет с 1918 по 1928 год в мире количество лошадей уменьшилось в 10 раз. И соответственно все шорники, седельники, ямщики, пастухи, кузнецы, ветеринары, конюхи, табунщики, гусары, драгуны, уланы, кирасиры, биндюжники и конокрады — вся многочисленная армия тех, кто был занят в этой индустрии, в подавляющем своём большинстве ушла в другие профессии. Совершенно аналогичные ситуации можно вспомнить со внезапным исчезновением парусного флота и всех сопутствующих профессий. Так чем же отличается нынешняя ситуация от того, с чем успешно справлялись наши прадеды? Очевидно, что ничем! «Что было, то и будет!», а «Всё, что будет, уже есть!».

Сменить профессию, сферу и направление деятельности — нет в этом ни малейших признаков неудачи. Есть лишь признак прогресса и вечного движения. Верьте в то, что ваша ситуация не уникальна. Её смогли успешно преодолеть те, кто был прежде вас, и не менее успешно справятся те, кто придёт после вас!