Привет, Хаброжители!

В конце мая 2025 года скончался академик Святослав Медведев — выдающийся нейрофизиолог, который всю свою жизнь посвятил исследованиям человеческого мозга. «Мозг против мозга» — его последняя книга — это взгляд на человеческий разум с точки зрения физиологии, кибернетики и даже философии. Автор исследует, как устроено мышление, и приходит к выводам, которые могут заинтересовать даже тех, кто привык иметь дело с алгоритмами и далек от биологии.

Медведев разбирает мозг как сложную распределенную систему. В отличие от компьютера, где каждый процесс можно отследить по четким логическим цепочкам, здесь всё работает иначе. Нейроны не просто передают сигналы — они формируют динамические сети, которые перестраиваются в зависимости от задачи. Например, когда мы говорим, задействуются не только известные зоны Брока и Вернике, но и десятки других областей, часть из которых остаются «невидимыми» для стандартных методов сканирования.

Особенно интересны исследования механизма детекции ошибок — своеобразного встроенного «валидатора», который сверяет действия человека с внутренними шаблонами. Этот механизм экономит ресурсы, но иногда дает сбои, приводя к навязчивым состояниям или зависимостям. Медведев рассказывает, как такие сбои лечат с помощью нейрохирургии, и почему это сложнее, чем исправление багов в коде.

Книга не рассматривает прямых аналогий между мозгом и компьютерами — скорее, она заставляет задуматься о принципиальных различиях между ними. Мозг медленнее, но гибче. Он не хранит данные в виде битов, но умеет находить связи там, где машина видит только шум. И главное — он до сих пор остается загадкой даже для тех, кто его изучает.

Вашему вниманию предлагается глава «ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС ИЛИ ВНУТРЕННИЙ
ЦЕНЗОР», посвященная механизму детектора ошибок

В ранней юности Уинстон Черчилль, будучи военным корреспондентом, освещал события Англо-бурской войны. Поезд, на котором он ехал, подвергся обстрелу, а Черчилль был взят в плен бурами. Спустя месяц заточения ему удалось сбежать. Будущий политик добрался до деревушки и постучался в один из домов. Оказалось, что тот дом был единственным в округе, принадлежащим англичанину, а не бурам...

Второй раз внутренний голос спас жизнь премьера во время Второй мировой войны. Обедая на Даунинг-стрит, Черчилль вдруг встал из-за стола, отправился на кухню и приказал служащим немедленно спуститься в бомбоубежище. Спустя час в помещение угодил снаряд.

Наконец, Уинстон Черчилль оказался обязанным жизнью своему внутреннему голосу, когда на политика совершили покушение, пытаясь взорвать его автомобиль. Вопреки обыкновению, Черчилль сел в машину не с той стороны, где садился обычно. Это и спасло ему жизнь. Позже премьер-министр вспоминал, будто кто-то невидимый подсказал ему сесть на другое сиденье.

Ученые склоняются к мысли, что «внутренний голос» — не что иное, как накопленный в течение жизни опыт. Например, человек видит какие-либо признаки опасности, но полностью осознать увиденное не успевает. Однако, основываясь на этих признаках, мозг молниеносно дает команду, которую мы считаем подсказкой «внутреннего голоса». Мы можем инстинктивно остановиться посреди улицы или, напротив, резко ускорить шаг, заметив краем глаза падающую с крыши сосульку или кирпич. Осознать, что ему грозит опасность, человек не успевает, однако мозг действует быстрее и дает команду, что делать. Можно сказать, что у этого феномена есть точное научное определение — детектор ошибок, один из основных
механизмов работы мозга, который был впервые экспериментально открыт и описан в 1968 году в Ленинграде Натальей Бехтеревой и Валентином Гречиным (рис. 39).

История открытия весьма необычна. Произошло это во время лечебного сеанса пациента с болезнью Паркинсона при помощи вживленных в мозг долгосрочных тонких электродов. Лечение требует крайней осторожности, ведь это прямое воздействие электрическим током на вещество мозга. С помощью такой методики можно было одновременно исследовать поведение мозга путем регистрации различных сигналов с электродов. При этом никакого воздействия на сам мозг не проводилось, следовательно, это было абсолютно безопасно для больного.

Такая возможность прямого контакта с мозгом стала настоящим прорывом в исследованиях с начала 1960-х годов. Общепринятая методика была такова: больному предлагали выполнять определенные задания и на различных приборах регистрировали, что происходит в мозге при их выполнении. Задания были самыми разнообразными. Прочитать на память стихотворение, прослушать рассказ, произвести в уме некоторые арифметические действия и т. п. — при этом фиксировались изменения сигналов, появляющиеся во время исполнения заданий. Эти исследования позволяли без ущерба для больного получить массу интереснейших и важнейших данных о работе мозга. Разумеется, все сеансы проводили под строжайшим контролем врача.

Это было время великого энтузиазма, когда практически каждый день мы узнавали что-то новое. Работа была тяжелейшей. Компьютеров не было, исследователь линейкой измерял амплитуды и интервалы с утра до глубокой ночи. Кстати, и весело отдыхали. Сложился даже свой фольклор. Молодой исследователь Валечка Чернышова (лауреат Государственной премии СССР профессор В. А. Илюхина) проводила исследование восприятия пациенткой стихов. Пришла комиссия и, естественно, работать в этот час было нельзя. Лишь дождавшись ее ухода, Валя начала проникновенно, с выражением, читать: «Ты жива еще, моя старушка…»

Именно тогда выработался подход, который оказался очень плодотворным и с различными вариациями используется сейчас. Почему? Как он организован? Дело в том, что исследователь ставит задачу изучить определенный вид деятельности. Человек же одновременно (мы еще поговорим, что значит «одновременно») выполняет множество действий. Нам нужно разделить, что в сигнале отражает информацию об интересующих нас событиях, а что связано с другими действиями. Например, он выполняет арифметические действия и одновременно размышляет, что будет на обед. Чтобы избежать «перемешивания золота и песка», используют следующий прием. Каждое задание испытуемые выполняют как минимум дважды, парами, но первое задание немножко отличается от второго. Например, в первом задании цифры надо складывать и называть текущую сумму, а во втором — просто повторять. Таким образом, в первом задании есть арифметические операции, а во втором их нет. Далее, сравнивая регистрируемые сигналы, замечают в первом какие-то особенности, которых нет во втором. Делают вывод, что именно эти особенности связаны с мозговым обеспечением арифметических операций.

Начиная с 60–70-х годов на протяжении 25 лет активно велись исследования сигналов с имплантированных электродов при выполнении различных видов деятельности. Такую возможность, напомню, имели всего три лаборатории в мире; пожалуй, наиболее продвинутой была лаборатория (отдел) Н. П. Бехтеревой. Имплантированные электроды были, по ее классификации, первым прорывом в изучении механизмов деятельности мозга; эти исследования дали совершенно фантастические результаты, о которых я расскажу ниже. Но наиболее драматичной оказалась судьба открытия, с которого мы начали эту главу, —
механизма детекции ошибок.

Итак, во время очередного лечебного сеанса измерялось так называемое напряжение кислорода — показатель, который оценивает снабжение данного участка мозга артериальной кровью, насыщенной кислородом, — мозговой кровоток. Испытуемый выполнял задание. Самописец исправно чертил кривые. И вдруг пациент ошибся. Ну, скажем, вместо 2 × 2 = 4 сказал «пять». И потребление кислорода на одном из участков повысилось. Сначала врачи-исследователи подумали, что это случайность, и продолжили сеанс. Но задание было довольно напряженным, поэтому ошибка повторилась, кривая показала тот же рисунок. (Для специалистов это не рисунок, а паттерн — понятие, которое ввел Грей Уолтер.) Заинтересовались. Оказалось, что каждый раз, когда испытуемый делал ошибку, паттерн повторялся (рис. 40).

Замечу сразу, что это были не собственно ошибки, а, скорее, оговорки. Правильное решение человек знал, но путал слово в знакомом стихотворении, неправильно называл цвет и т. п.
Если он принимал заведомо неверное решение, то паттерн не появлялся. Результаты этих экспериментов были опубликованы в 1968 году в научном англоязычном издании. В статье этот феномен был назван детектором ошибок.

Открытие детектора ошибок было важнейшим событием в науке о мозге. Мы более или менее знаем физическую географию мозга, но наше понимание механизмов его работы существенно слабее. Открытие детектора ошибок было прорывом в исследовании именно этих механизмов.

Через десять лет известный финский ученый профессор Ристо Наатанен обнаружил похожее явление, названное им негативностью рассогласования. Суть его в следующем. Представьте, что вы собираете в лесу грибы; значит, ваше внимание сосредоточено на зрении. Но в лесу всегда слышны шорохи, шелест листвы — обычные звуки леса, на которые вы, увлеченный поиском грибов, не обращаете внимания. Вы их как будто не слышите. Но вдруг ваш слух выхватывает необычный, выбивающийся из общего ряда звук. Вы немедленно останавливаетесь и осматриваетесь. О, появилось какое-то животное (хорошо, что не волк или медведь...).

Что же произошло? Вы поглощены своим делом (сбором грибов), а в вашем мозге все время дежурит часовой. Причем задача часового — не отслеживать, правильный ли это лес, все ли в порядке; для этого ему необходимо знать, какие бывают леса, каковы характеристики леса, а это потребовало бы хранения огромного массива информации. По аналогии он должен быть и в курсе того, какие бывают улицы, моря, степи и т. д. Нет.

Когда вы попадаете в лес, ваш часовой быстро собирает общую картину, обрабатывает ее, закрепляет, считая стабильной, а потом мониторит текущую обстановку, проверяя, не изменилось ли что. Если возникают изменения, сообщает сознанию. Его задача — обратить на это изменение внимание, а там пусть уж человек сам принимает решение, что ему делать. Задача часового — следить за отклонениями от стандарта.

Судьба этого открытия, как это часто случается в истории науки, была если не драматичной, то по крайней мере с богатым сюжетом. Как писала сама Н. П. Бехтерева, «про детектор ошибок можно сочинить если не роман, то уж точно повесть». В России спокойно себе исследовали детектор ошибок, в Финляндии — негативность рассогласования, писали и публиковали статьи. Но в начале 1990-х вдруг возник детективный сюжет. В 1991 году немецкий нейрофизиолог Михаэль Фалькенштейн, а в 1993 году исследователь мозга из США Уильям Геринг описали феномен, который также назвали детектором ошибок. Никаких ссылок на Бехтереву и Наатанена не было. В ответ на их недоуменные послания, а также на письма некоторых ученых, знающих ситуацию с приоритетом, «переоткрыватели» детектора сообщали, что никто не обязан цитировать то, что не хочет. После этого в мировой научной литературе возник буквально бум работ, посвященных феномену детекции ошибок. В единичных статьях были ссылки на российских ученых, но в большинстве они отсутствовали. Постепенно благодаря неимоверным усилиям по восстановлению справедливости наш приоритет признали, но, к сожалению, Бехтеревой и Гречина уже нет в живых.

Произошло не научное воровство, а открытый грабеж. В частных письмах все признавали приоритет за Бехтеревой, а официально декларировали, что это западное открытие. Можете себе представить, какой величины было открытие детектора ошибок, если из-за него пошли практически на преступление! (Этот факт подтверждает тезис Маркса о том, что нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист, если будет иметь 200 % прибыли.)

Итак, что мы знаем о детекторе ошибок? В мозге человека постепенно формируется очень важный механизм сравнения реальной ситуации с контрольной, которая принята в качестве
стандартной. Стандартная ситуация тоже формируется в мозге не сразу. Она строится по методу проб и ошибок. Ребенок дотрагивается до кипящего чайника и на всю жизнь это запоминает. Вот уже появился стандарт или стереотип: не трогай чайник, не проверив, горячий ли он. По мере взросления человека таких запретов становится все больше, формируются и внутренние автоматические правила поведения: утром необходимо почистить зубы, принять душ, причесаться, позавтракать, застелить постель и т. п. Все это закрепляется не сразу, а годами. Появляются знания, правила поведения, мораль. Постепенно человек становится опутанным стереотипами. Подумать только, скольким ограничениям мы покоряемся ежеминутно! Если бы мы следовали им сознательно, то на другие мысли просто не оставалось бы времени.

Однако (о радость!) мозг так устроен, что мы соблюдаем их автоматически, не задумываясь. Это обеспечивает так называемая матрица стереотипов (стандартов) (рис. 41). Мы знаем, что она существует, знаем, что она распределена в пространстве мозга, но не знаем, как она устроена в виде системы нейронов мозга, хотя уже зафиксировали некоторые ее узловые точки.

Итак, матрица стандартов сформирована. Как же она влияет на наше поведение и что является механизмом ее влияния? Вот здесь-то и появляется феномен детектора ошибок. При отклонении поведения от стандартного (забыли выключить свет или «дважды два равняется пяти», как в первом эксперименте) в мозге появляется сигнал, аналогичный тому, с описания которого мы начали главу, — смутное беспокойство, ощущение того, что что-то не так. Заметьте: не говорит, ЧТО ИМЕННО не так, а просто портит настроение. И это уже ваше дело — сообразить, на что вам намекают. Получается, что вместо огромного табло с табличками («не закрыта форточка», «не выключен утюг») зажигается всего одна — «Внимание!» (рис. 42).

Другая важная роль детектора ошибок заключается в отсечении заведомо ненужных вариантов. Пример. У женщины полный шкаф нарядов — от вечернего платья и шубы до халата и купального костюма. Но когда она собирается на работу, ей не приходит в голову ни первое, ни второе. Она выбирает не из всего гардероба, а лишь из ограниченного набора деловых вещей. Детектор ошибок позволяет резко минимизировать проблему любого выбора.

В обоих случаях это происходило не на сознательном уровне (ну почти не на сознательном). Еще пример. Автомобиль во время движения незначительно отклоняется; вы, не прерывая
разговор, возвращаете его на правильный курс. А вот если происходит серьезная проблема — езда в сложных дорожных условиях, то вы сознательно сосредоточены только на вождении и теряете нить разговора.

Представьте себе, что вам предстоит очень сложный день: ответственный доклад или важные переговоры. Вы просыпаетесь и тут же начинаете думать об этом событии. Вы поглощены им настолько, что, если днем вас спросить, что было на завтрак, вы, скорее всего, не ответите. Это прошло мимо сознания. Кто же заставил вас одеться, причесаться и т. д.? Детектор ошибок, который руководил всеми стереотипными действиями.

Таким образом, детектор ошибок освобождает нас от рутины, причем так, что мы чаще всего не осознаем этого. Это хорошо, но не всегда. Естественно, чаще всего я езжу на автомобиле по маршруту «дом — работа — дом». Часто, когда я, о чем-то напряженно думая или разговаривая по телефону, еду не на работу, а, например, позаниматься спортом, я автоматически проскакиваю поворот, так как детектор ошибок думает, что выполняется наиболее стереотипное действие.

Детектор ошибок избавляет нас от необходимости все замечать, все анализировать. В истории, описанной в начале главы, Черчиллю, скорее всего, на подсознательном уровне приглянулись английские мини-детали дома. Они были роднее, привычнее, и детектор ошибок повел его туда.

Этот пример иллюстрирует «оборотную сторону медали» — а можно ли стать рабом детектора, к чему это может привести? Каждый малыш по-своему гениален, у него часто возникают неожиданные ассоциации, сравнения. Это связано с тем, что матрица стереотипов еще не построена. Он верит в сказки, потому что еще не знает слов «не бывает»; это свойство позволяет ему познавать мир. Но с каждым уроком его «поле разрешенного» сужается, исчезает фантазия и появляется здравомыслие. На этом пути есть опасность гиперразвития детектора ошибок. Человек может потерять способность к нестандартным действиям. «Почему?» — «Так надо», без осмысления причин.

Вообще гиперразвитие даже самой хорошей и важной функции всегда опасно. Возьмите некоторые религиозные течения: там все регламентировано, матрица стандартов развита великолепно, но человек, по сути, превращается в робота. Он не в состоянии придумать ничего нового, сделать что-либо выдающееся.

Вот пример из фильма «Семнадцать мгновений весны»: разговор Штирлица с немецким генералом. Генерал утверждал, что человек, работающий под вождем, не может быть инициативным и творческим. Вождь устанавливает границы, которые переходить не надо. Человек блестяще выполняет все поручения вождя, пишет для него речи. В выполнении заданий он инициативен, но у него на глазах шоры. Он не позволяет себе сомневаться в том, что делает вождь; при всем блеске своей исполнительской активности существуют границы, которые он не может перейти. А творчество позволяет себе и еретические мысли, которые не дозволены.

Еще одно явление, связанное с детектором ошибок. Понятно, что его влияние с возрастом усиливается. Мы на опыте постигаем, как много нам нельзя, и постепенно ограничиваем свою фантазию. Из этого вытекает интересное следствие. Если мы рассмотрим продуктивность математиков, физиков-теоретиков, то окажется, что все фундаментальные открытия были сделаны ими в возрасте до сорока лет. Часто это приводит к переживаниям и смене деятельности. Академик А. Н. Колмогоров, крупнейший математик прошлого века, занялся преподаванием, академик А. Д. Сахаров — политикой. Благодаря своей разносторонности такие люди, как правило, находили путь в жизни. Сохранялся огромный административный опыт, знания, но «безумная» искра исчезала.

И с другой стороны — врачи, юристы становятся светилами, напротив, уже в зрелые годы. Вспомним слова Нильса Бора о том, что идея должна быть достаточно безумной, чтобы быть
правильной. В работе математика или теоретика всегда важно отрешиться от принятых норм, выйти за границу известного — чем дальше, тем больше этому мешает детектор ошибок. А для врача и юриста необходимо максимально большое количество знаний, причем важно замечать даже не очень проявляющиеся моменты. Часто диагноз ставят на основании интуиции, внутренней организации маловидных симптомов. (Опять вспомним случаи с Черчиллем.) Это приходит с опытом.

Понимание соотношения и взаимодействия детектора ошибок и творчества — задача, поставленная Н. П. Бехтеревой в начале 2000-х, представляет грандиозную и еще не решенную проблему. Любой организм стремится к гомеостазу, то есть хочет жить спокойно, поэтому детектор ошибок будет противиться отклонениям от курса. С другой стороны, известны люди с адреналиновым голодом, которые не могут жить, не рискуя. «Красный барон», даже закончив гонки, продолжал вести рискованную жизнь. Творчество — это всегда выход за рамки. Как же нам добиться этого? Только поборов детектор ошибок. Но ведь тогда он перестанет нас правильно защищать. Парадокс... Может быть, именно с этим связана частая неустроенность жизни творческих людей? Это интереснейшая проблема, которая представляет обширное поле для исследований.

Мозг человека очень надежен. Он рассчитан на столетие. Сравните сами. Гарантия на очень хороший и дорогой автомобиль не превышает трех лет; машина, которой пятнадцать лет, считается старой. Мобильный телефон живет около четырех лет. А ведь они несравненно проще мозга. Но абсолютно надежных систем не бывает. Иногда и в мозге происходят поломки. Ломается и система детекции ошибок. Редко, но все-таки случается. К сожалению, ее можно намеренно сломать. Как? Об этом ниже.

Существуют такие тяжелые, трудно поддающиеся лечению заболевания, как навязчивые состояния. Лучше всего это проиллюстрировано в одном из любимых моих фильмов — «Авиатор». Прототипом главного героя стал невероятно талантливый в самых разных областях миллиардер Говард Хьюз, страдавший тяжелейшей фобией, которая в конце концов разрушила его психику, упрощенно — боязнью микробов. Он боялся выйти из комнаты, дотронуться до кого-либо и т. п. Не буду описывать подробно, сами посмотрите этот прекрасный фильм. Когда богача пытались убедить, что все эти страхи надуманы, он соглашался — умом, а бояться не переставал. Человек моет руки, но не так, как мы с вами, а каждую минуту. Сдирает не только кожу, но и мясо. И его не убедить, что руки уже давно чистые.

Подобных примеров можно привести очень много. У таких больных возникает непреодолимое желание что-либо сделать. Почему? Причина — поломка детектора ошибок, точнее — искажение матрицы стандартов. В ней появляется неверная информация. В последние десятилетия научились лечить это заболевание, называемое обсессивно-компульсивным синдромом. Говарда Хьюза смогли бы вылечить за три недели. Каким образом? Дело в том, что система детекции ошибок очень умная, но очень жесткая. Если она что-то затвердила, то сбить ее с пути очень трудно.

Но если уменьшить жесткость системы? Не выключить ее (это слишком опасно!), а дать ей больше свободы. Оказалось, что она настолько умна, что возвращается к правильным настройкам. Почему это происходит, мы пока не знаем. Если пустить любую систему на самотек, она разрушается, а эта — нормализуется. Вероятно, есть какие-то общие механизмы организма и сознания, базовые и правильные.

Технически это можно сделать с помощью малотравматичной операции «укол в мозг». Конечно, не просто укола, а введения в мозг криодеструктора, который замораживает участок, функционирующий неправильно (рис. 43). Эти участки воздействия надо знать очень точно. Мы провели сотни подобных операций с очень хорошими итогами: все проявления заболевания исчезают, но личность человека не меняется. Результаты опубликованы в научных журналах, западных и российских. У нас исследовано порядка ста человек, на Западе — несколько сотен; изменений психики и личности не найдено, а это, напомню, является важнейшим условием допустимости операций на мозге.

Почему же лечебный эффект есть, а побочных явлений нет? Наши исследования показали, что участок мозга, на который надо воздействовать, уже переродился. Он не работает, а только портит картину. Поскольку перерождение шло медленно, его позитивные функции взяли на себя другие зоны мозга (как мы теперь знаем, это вполне обычная ситуация). Поэтому уничтожается участок, который уже проявляет не позитивную активность (потому нет изменений личности), а патологическую, убирая которую мы добиваемся выздоровления. Мы немного разбалансируем детектор ошибок и даем ему возможность выправиться.

Однако случается, что обсессивно-компульсивное расстройство вызвано самим человеком, его поведением. Я имею в виду устойчивую психическую зависимость от наркотиков. Еще раз повторю: мозг человека очень устойчив. Ни собака, ни кролик, ни обезьяна не выдерживают и доли тех нагрузок, которые выдерживает человек. Но бывают воздействия на некоторые базовые механизмы, против которых человек бессилен. Если вводить в организм определенные вещества, то сопротивление невозможно, так как именно сопротивление блокируется.

Известны легенды о волевых разведчиках, которые молчали под любыми пытками и не выдавали информацию. Такое могло быть, но под воздействием специальных психотропных
веществ человек теряет волю и отвечает на любой вопрос. Эти вещества действуют как свои, дружеские, и у организма нет защиты от них. Известна широкая группа веществ, вызывающих привыкание, и это привыкание можно разделить на три типа.

1. Когда человек физически нуждается в препарате. Например, широко известный доктор Хаус не может жить без болеутоляющего из-за сильных болей. Если боли устранить, то и потребность исчезнет (если это не наркотическое обезболивающее).

2. Когда формируется стойкая психологическая навязчивая потребность в препарате. Мы уже понимаем, что это означает непорядок, поломку в механизме детекции ошибок.

3. Социальная зависимость. «Каждый год тридцать первого декабря мы идем в баню...» — то есть некоторые социальные правила, которые регулируют поведение. Например, «выпьем за дружбу».

Наркомания включает все типы зависимости. Наркотик меняет механизм потребления клетками энергии (питания клеток) с более сложного на простой. Я не буду вдаваться в детали, но этот простой механизм не обеспечивает полноценного питания и, что более важно, невозможен без присутствия определенного вещества. Поэтому если просто прекратить его потребление, то начнется то, что в обиходе называется «ломкой».

Принципиально то, что при резком отказе от наркотиков каждая клетка тела наркомана «болит», то есть выработалась физическая, физиологическая потребность в наркотике. Но с ломкой медицина научилась относительно легко справляться. Наркоман ложится на одну-две недели в клинику и выходит уже «отмытый». Клетки снова могут потреблять энергию по нормальному механизму. Однако поломка в детекторе ошибок осталась. И подобно тому как описанному выше больному кажется, что у него грязные руки, наркоману кажется, что ему все еще нужны наркотики. Механизм детекции ошибок, повторяю, — один из основных механизмов мозга, бороться с его влиянием очень трудно.

Единственный надежный способ лечения — это операция, о которой уже упоминалось. Ее эффективность очень высока, но она показана только тем, кто сознательно и твердо решил отказаться от наркотиков; отбор таких людей труден.

В клинике ИМЧ РАН за пять лет (1998–2003) было прооперировано более трехсот больных наркоманией. О дальнейшей судьбе некоторых из них мы не знаем. Обычно это значит, что
все в порядке, так как иначе люди, что называется, «предъявляют рекламации». У двух третей прооперированных воздержание от наркотиков сохраняется более трех лет. Этот результат в несколько раз превышает эффективность других методов лечения. Иногда я встречаю бывших пациентов. Интересно, что для них эта встреча со мной всегда радость. Радость от того, что теперь они здоровы. Они вспоминают период зависимости от наркотиков как время кошмара. Однажды ночью на заправке я увидел, что ко мне бежит здоровенный парень. Ощущения были специфическими. Оказалось, бывший больной. В красках описал, как изменилась его жизнь.

Но эта операция, как я уже говорил, показана далеко не всем, а только тем, кто по-настоящему тяготится своей зависимостью. И таких пациентов, по нашему опыту, достаточно мало. К сожалению, большинство приходят к врачам не для того, чтобы бросить наркотики, а чтобы уменьшить дозу, которая со временем все увеличивается и увеличивается. Для них операция бессмысленна.

Поговорим об оставшейся трети — социальной. У нас принято отмечать почти все значимые и не очень значимые события рюмочкой. Мы все знаем выражения «тост контрольный, пьем до дна», «ну одну-то рюмочку можно». Непьющий противопоставляет себя компании, часто его сопротивление бывает сломлено. Но для завязавшего алкоголика или представителя некоторых народностей с генетической непереносимостью алкоголя одной рюмки достаточно, чтобы уйти в запой на недели. Так называемая «культура пития»? Надо сказать, что именно это обстоятельство является причиной, почему мы не оперировали алкоголиков. Очень мала вероятность того, что у него хватит воли отказаться от рюмки.

Так вот, некоторые из пролеченных нами наркоманов (уже бывших наркоманов) снова попадают в ту же среду, и так как не обладают достаточной силой воли, то снова, так или иначе, вовлекаются в использование наркотиков. Причем часто принудительно.

Необходимо заметить, что оперативный способ лечения может вылечить от любой зависимости. Это и тики, и болезнь Туретта (непроизвольные крики и движения). Но наркомания занимает особое место, потому что в нашей стране средний срок жизни наркомана — четыре года. Можно сказать, что это лечение по жизненным показаниям.

Итак, существующие медицинские меры против наркомании неэффективны, кроме операции, которая может быть сделана далеко не всем. Эффективны ли запреты? Нет. Мы забываем о том, что душевные болезни существенно отличаются от соматических (болезней тела). Когда у больного шизофренией возникают слуховые галлюцинации, он их действительно слышит. Он может снисходительно согласиться с собеседником, что их нет, и даже будет испытывать жалость, что собеседник их не слышит. Но для больного эти «голоса» реальны. Алкоголик легко согласится с доводами о вреде алкоголя, но пить не бросит.

Это болезнь. Поэтому и наркоманов следует рассматривать как тяжелобольных людей, несмотря на то что они получили эту болезнь от распущенности.

В завершение этой главы вынужден сообщить, что мы прекратили эти операции, несмотря на положительный эффект. Чтобы метод работал и развивался, он должен быть внедрен во многих клиниках, чего не произошло. По многим причинам — из-за неверия, негативного отношения к психохирургии, нежелания осваивать что-то новое, а также из-за того, что сегодня доминирует и экономически (для клиник) выгоден другой подход (легче и прибыльнее множество раз лечить от ломки, чем однажды покончить с проблемой).

Ознакомиться с книгой «Мозг против мозга. Mind vs brain» у нас на сайте.

» Оглавление
» Отрывок

По факту оплаты бумажной версии книги на e-mail высылается электронная книга.
Для Хаброжителей скидка 20% по купону — Мозг