Раз уж речь зашла о Фадееве, нельзя не вспомнить еще об одном студенте Московской горной академии – Николае Константиновиче Костареве.
Он родился в 1893 г. в Перми в семье казачки и разночинца. В этом самом 1893 году Антон Павлович Чехов плыл на Сахалин, долго смотрел с борта на свинцовые волны стылого Охотского моря, а вечером записал в книжечке: «Когда с мальчика, начитавшегося Майна Рида, падает ночью одеяло, он зябнет, и тогда ему снится именно такое море».
Родившийся в тот год мальчик Коля — видел такие сны.
Пермь и сегодня является довольно брутальным городом, а уж до революции, окромя заводов да кабаков там мало что водилось. К счастью, никакая окружающая среда не может отменить книги, в которых есть все то, чего недостаточно в реальности — мечта, приключения, романтика и чудеса.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров,
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали, пьянея от строк.
Н.К. Костарев. Это единственное сохранившееся изображение.
Коля читал запоем – и помянутого Майна Рида, и Вальтера Скотта, и Александра Дюма и Эмилио Сальгари и Луи Буссенара – да и вообще перемалывал все, что удавалось найти. Читал и в Перми, и в Тюмени, куда переехала семья, и где Коля пошел в реальное училище.
Как известно всем родителям, увлечение книжными приключениями небезопасно – рано или поздно дитятко начнет искать их в реальности. Так и случилось с Колей – еще в старших классах он живо заинтересовался политикой, близко сошелся с анархистами, штудировал и цитировал Бакунина и Кропоткина, и вообще погряз в политической деятельности. Об университете неблагонадежному реалисту не стоило и мечтать, поэтому после школы Коля, получив дефицитную специальность слесаря, скитался в поисках приключений по всей Руси Великой. Работал на заводе «Новый Лесснер» в г. Петрограде, там сошелся с марксистами, стал писать заметки в газету «Правда», с которой сотрудничал в 1912 – 1913 годах. Досотрудничался – был арестован, в тюрьме начал писать стихи, а после освобождения уехал на другой конец материка в славный город Владивосток, где и трудился слесарем в военном порту. После начала Первой мировой войны был призван и оказался на фронте.
Началась долгая военная эпопея Николая Костарева.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный крик принимавшие вой,
Тайну слова «приказ», назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.
Лязг боевых колесниц все никак не желал прекращаться, и две революции ничего в этом смысле не изменили – даже в родной Перми, где член ВКП(б) Николай Костарёв оказался в 1917 году, порохом пахло ничуть не менее отчетливо, чем в окопах на германском фронте. Впрочем, запах этот юноше был уже привычен, да и ощущения грядущей большой крови, без которой, видать, никак не обойтись, не пугали, а скорее стимулировали политическую активность бывшего книжного мальчика.
С марта 1917 г. товарищ Костарев – член Исполнительного Комитета Пермского окружного (Уральского) Совета рабочих и солдатских депутатов. Один из редакторов газеты «Известия Уральского Совета рабочих и солдатских депутатов». В июне 1917 года — участник знаменитого 1-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. И здесь же, в Перми, он издает в 1917 году свою первую книгу — сборник стихов «Контрасты: Лирика тюрьмы и воли».
А после Октябрьской революции окончательно стало ясно, что без войны – не обойтись. Никак не даст им мировая буржуазия построить желанную Страну Справедливости.
В феврале 1918 г. Костарев — организатор частей Красной Армии в городе Пермь. С 1918 участник Гражданской войны: сначала в Приуралье, в отряде Василия Константиновича Блюхера. Вместе с будущим маршалом прошел весь легендарный 54-дневный и 1500-километровый рейд по тылам белых, за который Блюхер и стал первым военным, награжденным орденом Красного Знамени. Потом, как известно, 51-я стрелковая дивизия с боями прошла путь от Тюмени до озера Байкал, и вместе с ней этот путь прошагал и Николай Костарев.
Кавалер ордена Красного Знамени Василий Блюхер в 1919 году.
В Забайкалье он воевал при штабе Сергея Лазо – Костареву везло на знаменитых командиров. По приказу Лазо Костарев перебирается на Дальний Восток, в Приморье, где под псевдонимом «Туманов» становится командиром штаба партизанских отрядов в районе Спасска-Яковлевки. Член областкома и Военного совета партизанских отрядов Приморья.
Тогда Николай Костарев и стал первым литературным учителем Александра Фадеева, воевавшего в его партизанском отряде. Два обладателя псевдонимов – командир отряда Туманов и боец Булыга сблизились на почве любви к литературе как таковой и приключенческой литературе — в частности. Как ни странно, но даже реальная Гражданская война не отменила любовь к пожелтевшим страницам и растрепанным переплетам. Пиратские бриги, мушкетерские плащи, сокровища Эльдорадо и прочие фор-стеньги-стаксели и фор-бом-брамсели по-прежнему волновали и того, и другого – несмотря на войну, личный состав, международную обстановку и Мировую Революцию.
Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что обсуждали эти двое ночью у костра в тайге и о чем они трепались на кажущихся бесконечными пеших маршах. Но кое-что нам могут рассказать все те же книги. Если точнее — два томика с автографами Фадеева Костареву, хранящиеся в фонде редкой книги Хабаровского краевого музея имени Н.И. Гродекова. Одна дарственная надпись — на книге «Последний из удэге» образца 1931 года — вполне традиционна: «Дорогой Коля! На вечере, посвящённом дальневосточным партизанам, я рад подарить тебе эту книгу о партизанах — тебе, с которым мы провели лучшие наши партизанские годы. А. Фадеев. 07.04.1931 г.». А вот второе посвящение более чем интересно. В 1927 году Фадеев подписал Костареву свой недавно вышедший бестселлер «Разгром» так: «Джеку Парусу от Джека Матроса, превратившегося, впрочем,… просто в обывателя. Александр. 9.11.1927 г.».
Такой вот вырисовывается Монтигомо Ястребиный Коготь на фоне штурмовых ночей Спасска и волочаевских дней.
Впрочем, любая война рано или поздно заканчивается. И хотя Гражданская война на Дальнем Востоке затянулась на два с лишним года по сравнению с европейской Россией, пошла на спад и она. Когда стало потише, ко всеобщему удивлению, партизанский командир в немалых чинах товарищ Туманов становится не партийным работником, как всеми ожидалась, а журналистом, корреспондентом местной газеты «Красное знамя» (редакция которой в мою бытность владивостокским журналистом располагалась аккурат над нами) и… авангардным поэтом под псевдонимом «Никола».
«Поэт Никола» был очень известен в творческих кругах Владивостока — являлся членом Литературно-художественного общества, поддерживал тесные творческие отношения с поэтами группы “Творчество» вроде Николая Асеева и Сергея Третьякова. В 1919–1924 напечатал во Владивостоке свои первые произведения – поэмы «IDEEFIXE: трагедия человеческих дерзаний», «Белый флаг… Убивали: (Лирическая экспрессия)» и «Аэропоэма».
Рисунок Н.Тырсы к книге Н. Костарева «Мои китайские дневники»
Но все равно — поэтическим творчеством, как вы догадываетесь, жизнь Костарёва не исчерпывалась. Не та кадровая ситуация была в Республике, чтобы бросаться проверенными товарищами, преданными делу Революции. В 1920 – 1921 годах Костарев в командировке в Китае, где выполняет некие деликатные поручения, в частности, по слухам – встречается в Харбине с Николаем Устряловым, отцом-основателем идеологии «национал-большевизма» и идеологом «сменовеховства». Причем встреча вроде как происходила при посредничестве редактора харбинского сменовеховского журнала «Окно» поэта Сергея Алымова, автора песни «Хороши весной в саду цветочки, еще лучше девушки весной», заключенного на Соловках и участника трагической обороны Севастополя в 1941-42 годах.
Осенью 1921 г. Костарев переехал в Москву – оставшийся в новой столице после партийного съезда и ранения Фадеев в одном из писем сообщает, мол, наших дальневосточников здесь все больше, вот и поэт Никола с женой прибыли. Кстати, в конце 1921 года в Москве в Первом Государственном театре РСФСР (ныне театр им. Мейерхольда) открытие зимнего сезона ознаменовалось премьерой пьесы Н.К. Костарева «Idee Fixe».
Профессиональным драматургом, впрочем, поэт Никола не стал, а поступил вместе с А. Фадеевым в Московскую горную академию. В письме И.И. Дольникову 1 мая 1922 года будущий «литературный министр» Советского Союза писал:
«Живу я теперь в общежитии Горной академии, где много хорошей братвы, в частности, сейчас мой сожитель Костарев, не унывая, что я его не слушаю, яростно доказывает мне, что природа не любит постоянства, и доказывает это положение большей частью нецензурными словами — ну, да пусть простит его Иегова! Однако… черт возьми! он брызжет слюной и лезет драться. Костарев!.. А вот пришел и Белецкий, к которому я ездил в Витебскую губернию, он намнет Костареву бока, ибо дядя здоровый, а я с эпическим спокойствием докончу послание».
С Фадеевым все понятно – ему едва за двадцать, но Костарев-то! А что Костарев? А отцу-командиру Костареву – на секунду – тоже всего двадцать девять.
__________________________
Интермедия:
Упомянутый в письме Белецкий – это Иван Яковлевич Белецкий, еще один персонаж с приснопамятной фотографии – второй здоровенный верзила с правого фланга.
Про Ивана Белецкого практически ничего не известно. Из крестьян, белорус по национальности, родом с Витебской губернии, участник Гражданской войны, выпускник Горной академии. Во время учебы в академии дружил с Фадеевым, будущий классик даже ездил к нему домой в белорусскую деревню на каникулы. В 1925 году был комендантом того самого легендарного общежития на Старомонетном переулке, 33, где и жили почти все мои герои. На должности не засиделся, и в следующем году передал должность коменданта общежития Леониду Евгеньевичу Миллеру, в будущем – одному из первых разработчиков биметаллов в стране, орденоносцу и лауреату Сталинской премии. Тот комендантствовал долго, несколько лет, вплоть до окончания МГА. А Белецкий в 1928-29 годах стал одним из трех членов деканата горного факультета Московской горной академии.
Горный инженер, ученик Александра Митрофановича Терпигорева. В 1933 году выпустил под редакцией своего учителя книгу «Угольные комбайны» в Госгориздате. Вот, собственно, и все, что мне удалось нарыть об этом человеке. Но вернемся к Костареву.
______________________
Из поэтов крайне редко получаются инженеры, а если и получаются, то обычно довольно плохие. Поэтому, наверное, и к лучшему, что Костарев, как и Фадеев, обучение в Горной академии не закончил. С 1924 году мы видим его уже в Ленинграде, журналистом, специальным корреспондентом «Рабочей газеты». К тому времени он написал пьесу «Трагедия человеческих дерзаний», партизанские повести и рассказы «Поход», «Прощание с конем», «Конец Ивана Шевченко» и др. Однако главной его любовью и основным объектом творчества в 1920-х годах становится приключенческая литература.
Джек Парус не забыл юношеской увлеченности. В 1924 – 1926 гг. в соавторстве с поэтом Венедиктом Мартом-Матвеевым, с которым он познакомился еще во Владивостоке и продолжил знакомство в Харбине, издает под псевдонимом «Никэд Мат» приключенческий роман-трилогию «Желтый дьявол» (том первый – «Гроза разразилась», том второй – «Зубы желтого: Повстанчество», том третий – «Зубы желтого обломаны»). Это был один из первых советских авантюрных романов, в котором разведки, спец службы и контрразведки разных стран столкнулись на Дальнем Востоке. Роман этот, как ни странно, не забыт до сих пор, Борис Стругацкий вспоминает его в своем втором и последнем сольном романе «Бессильные мира сего».
В 1925 году писательский дуэт Костарев — Март, но уже под псевдонимом «С. Нариманов» выпускает книгу в жанре «роман приключений» под названием «Белый якорь». Согласно аннотации, в книге «коварным диверсантам и вездесущим шпионам постоянно разлагающейся в шантанах и на панелях Константинополя белой эмиграции противостоит гениальный сыщик советского угрозыска и его недотепа-помощник. Погони, переодевания, перестрелки и приемы джиу-джитсу – в комплекте».
Это очень занятные книги. Нет, ну это, конечно, трэш, «советская пинкертонщина», но это настолько неповторимый трэш первых годов социализма, что он уже перестает быть pulp fiction и становится свидетельством эпохи. Занятно, что из всех книг Костарева время пережила только эта авантюрщина. Все остальные творения давно забыты, а трехтомник «Желтого дьявола» переиздали в 2015 году, «Белый якорь» — в 2016-м.
К сожалению, вскоре дуэт распался, и здесь, наверное, необходимо сказать пару слов о соавторе Костарева.
Венедикт Март, он же, по паспорту, Венедикт Николаевич Матвеев происходил из известного всему Владивостоку культуртрейгерского семейства Матвеевых. Папенька, Николай Петрович Матвеев, появился на свет в семье фельдшера русской православной миссии в Японии и стал сначала первым европейцем, рождённым на Хоккайдо, а потом – известным владивостокским поэтом-краеведом-журналистом, добровольно принявшим псевдоним «Краб» и отцом 12 детей, сплошь поэтов (Николай «Матвеев-Бодрый», Венедикт, Гавриил) и краеведов (Зотик).
Соавтор Костарева Венедикт Матвеев остался в истории как поэт-футурист, что несколько обидно. Они действительно вместе с братом Гавриилом одно время активно тусовались с заполонившими Владивосток футуристами, но Венедикт быстро вдрызг рассорился с Бурлюком и компанией и даже выпустил статью «Футуризм – музейная плесень».
Вообще Венедикт был идеальным, эталонным образцом богемного поэта и биографию себе состряпал – всем на зависть, декаданс в самых ярких его проявлениях. Стихи писать начал в гимназии, первый сборник «Порывы» издал в 1914-м, в типографии отца. С началом войны призван в армию, где заколол штыком унтер-офицера, после чего начал косить и угодил не под трибунал, а в «дурку». В психушке заразился тифом и едва не помер. Спасла его фельдшерица еврейской национальности Серафима Лесохина, которая влюбилась в Венедикта и забрала его к себе домой. Едва оклемавшись, благодарный поэт тайком удирает от спасительницы домой во Владивосток, где издает несколько сборников стихов и собственные переводы древних китайских поэтов Ван Вэя и Ли Бо, а также японского императора Муцухито.
В.Матвеев на военной службе
Поэт, впрочем, недооценил упорство «дщери израилевой», которая, зная адрес, вскоре объявилась во Владивостоке в доме на Абрековской 9, причем в безнадежно беременном состоянии.
Пришлось жениться. Первый ребенок не выжил, второй сын, которого папаша-поэт безжалостно записал «Зангвильдом», появился на свет 1 декабря 1918-го. Папа-поэт меж тем почти весь 1918 год провел в путешествиях по Японии по приглашению выдающейся японской поэтессы Ёсано Акико и её супруга поэта Ёсано Хироси. В 1919-м во время очередной отлучки Венедикта его жене недруги подбросили записку «Ваш муж убит» и она сошла с ума. Вскоре родственники забрали ее в Петербург, где она пробудет в сумасшедшем доме до конца дней своих и умрет в блокаду. А папа-поэт с сыном, которому не исполнилось и двух лет, перебирается в Китай, в Харбин.
В Китае Венедикт опять выпустил несколько сборников стихов, а также глухо подсел на морфий и курение опиума. Поэтому вскоре дошел до ручки. В 1921-м в вечерней харбинской газете было опубликовано объявление: «Русский поэт-журналист ищет работы (всё равно какой). Могу заниматься с детьми, работать при библиотеке, секретарствовать, знаю газетное дело (десятилетний стаж), корректирование, экспедицию, выпуск газет и пр. Могу продать авторское право на свои издания. Могу составлять доклады, руководить литературными начинаниями. Согласен быть чернорабочим, дворником, сторожем и пр. Работы никакой не боюсь. Адрес: Харбин, Нахаловка, Королевская ул. №8, В.Н. Матвеев-Март».
Венедикт Март. Хай-шин-вей (китайское название Владивостока — ВН). Песенцы. Китайские этюды. Харбин, 1922.
В 1923-м поэт все-таки умудряется соскочить с наркотиков и перебирается с сыном в Москву. Тут-то и случилось соавторство с Костаревым, и все бы хорошо, но место опиума быстро заняла водка. Венедикт живёт в Томилино на даче поэта Константина Фофанова, кутит с Есениным и пьет как лошадь, слухи о его алкогольных подвигах ходят по всей Москве. В итоге за ресторанную драку получает три года ссылки в Саратов без права возвращения в Москву. Десятилетний уже к тому времени Зангвильд какое-то время будет жить на улице с беспризорниками, пока его не подберут родственники.
А перспективный дуэт авторов авантюрной прозы распадается навсегда. Да и веселая бесшабашность двадцатых уже подходила к концу, наступали свинцовые тридцатые.
Пока один сидит в Саратове, второй опять ездит по Поднебесной. В 1926-27 гг. Костарев вновь в командировке в Китае, в качестве журналиста сопровождает своего старого боевого товарища Василия Блюхера, который как раз в это время планирует и осуществляет северный поход гоминдановский войск в качестве главного военного советника Сунь Ятсена. По итогам поездки у Костарева вышла книга «Мои китайские дневники», ставшая очень популярной и выдержавшая за короткое время пять изданий. Книга вышла с авторским посвящением «Товарищу Блюхеру посвящаю. Автор». Впоследствии именно из-за этого посвящения после ареста Блюхера она изымалась из библиотек при живом-то авторе.
С конца 1920-х гг. Костарев, наконец, повзрослел и стал солидным человеком. Он забросил и стихи, и авантюрные романы, и полностью перешел на документально-художественный жанр, до конца жизни писал только очерки. Возглавлял ленинградское объединение пролетарских очеркистов «Сквозняки» (шикарное название, согласитесь), где учились несколько получивших известность советских писателей, в частности, автор трилогии «Старая крепость» Владимир Беляев.
В 1929–1937 бывший поэт Никола регулярно публиковался в журнале «Знамя»; автор очерковых книг «Граница на замке» (1930), «Сахалинские записи» (1937), «Встречи с Сергеем Лазо» (1937). Кстати, именно Костарев является автором распространенного фейка о том, что С. Лазо был сожжен японцами в паровозной топке — именно в его очерке эта легенда впервые увидела свет.
В Ленинграде жил в Доме-коммуне инженеров и писателей (он же — «Слеза социализма») по адресу ул. Рубинштейна, дом № 7. Дружил со многими литературными функционерами, ныне почти забытыми, и только с Фадеевым у них что-то произошло, и друзья стали чуть ли не врагами. Подробности никому не известны и вряд ли когда всплывут, но Фадеев ни одной буквой нигде не вспоминал Костарева, а книги бывшего командира буквально громились в журналах «Лава» и «На рубеже», членом редколлегии которых был А.Фадеев.
Стараниями одного из новых друзей – тоже очеркиста, генерального секретаря СП СССР в 1936—1941 годах Владимира Ставского Костарев в середине 30-х перебирается из Ленинграда в Москву, и заселяется в «писательский» же кооперативный дом по адресу Нащокинский переулок, д. 5. Вместе с женой и дочерью занимал комнату в квартире № 26, а вторую комнату занимало семейство Мандельштамов. Последовавшая «коммунальная война» подробно описана во «Второй книге» Н.Я. Мандельштам, где многократно поминается сосед, «вселенный к нам Союзом писателей под поручительство Ставского. Он называл себя писателем, а иногда сообщал, что он по чинам равен генералу. Фамилия его Костырев».
В этих воспоминаниях Костарев предстает тем, кем он к тому времени, скорее всего, и стал – литературным функционером, близким к сильным мира сего и поддерживающим тесные неформальные связи со спецслужбами. По мнению литературоведа и публициста Игоря Волгина, Н. Костарёв вообще является одним из прототипов Алоизия Могарыча в булгаковской «Мастере и Маргарите». И лишь в одном эпизоде мелькнет тот, прежний Костарев, поэт и воин, бредящий книгами романтик-партизан – когда он перепечатывает для себя на машинке найденные в общей ванной стихи Мандельштама, отдавая дань таланту нелюбимого соседа.
На этой картине – солидный очеркист, близоруко вглядывающийся в чужой листок и тюкающий пальцами в кнопки машинки, — лучше всего и закончить этот рассказ. Все равно хеппи-энда никак не получается.
Любимый командир Василий Блюхер умрет 9 ноября 1938 года в тюрьме НКВД на Лубянской площади, 10 марта 1939 года уже задним числом будет лишён звания маршала и приговорён к смертной казни за «шпионаж в пользу Японии».
Нелюбимого соседа Осипа Мандельштама арестуют в Подмосковье в ночь с 1 на 2 мая 1938 года, впаяют пять лет лагерей, он умрет под Новый год, 27 декабря 1938 года в пересыльном лагере на Первой Речке в любимом Костаревым Владивостоке.
Поэт Март-Матвеев отсидит, вернется из ссылки, заберет сына и уедет с ним в Ленинград, а оттуда в Киев. Никуда ни от кого не убежит – его возьмут в Киеве 12 июня 1937 года по обвинению в шпионаже в пользу Японии, и расстреляют 16 октября 1937 года.
Его сын Зангвильд во время войны останется в оккупированном Киеве, а потом они с женой уйдут с немцами на запад. Осядет в Мюнхене, потом переберется в США. Поменяет имя и фамилию, станет одним из самых известных поэтов русского зарубежья Иваном Елагиным, и напишет знаменитую «Амнистию»
Еще жив человек,
Расстрелявший отца моего
Летом в Киеве, в тридцать восьмом.
Вероятно на пенсию вышел…
Надежда Яковлевна Мандельштам проживет долгую, но вряд ли счастливую жизнь, и умрет в Москве. Тоже под Новый год – 29 декабря 1980 года, на девятом десятке лет.
Литературный функционер-очеркист Владимир Петрович Ставский будет военным корреспондентом на Халхин-Голе и на финской войне, где получит тяжёлое ранение. В войну — специальный военный корреспондент газеты «Правда» (в которой начинал свою журналистскую деятельность Костарев) на Западном и Калининском фронтах. Погиб в 1943-м во время вылазки за нейтральную полосу вместе со снайпером Клавдией Ивановой недалеко от Невеля. Похоронен в Великих Луках.
Двумя годами раньше, в 1941-м, скончается в невесть каком лагере враг народа Николай Константинович Костарев, арестованный и осужденный в 1939-м.
Джек Матрос переживет Джека Паруса на 15 лет – он выстрелит себе в сердце из револьвера на даче в Переделкино 13 мая 1956 года.
Цитатой Чехова о детских книгах мы начали этот очерк, цитатой о детских книгах и закончим.
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
В очерке использованы стихи В.С. Высоцкого и О.Э. Мандельштама. Благодарю ЖЖ-юзера alter_vij, чей постинг о Костареве когда-то и познакомил меня с этим человеком.
Он родился в 1893 г. в Перми в семье казачки и разночинца. В этом самом 1893 году Антон Павлович Чехов плыл на Сахалин, долго смотрел с борта на свинцовые волны стылого Охотского моря, а вечером записал в книжечке: «Когда с мальчика, начитавшегося Майна Рида, падает ночью одеяло, он зябнет, и тогда ему снится именно такое море».
Родившийся в тот год мальчик Коля — видел такие сны.
Пермь и сегодня является довольно брутальным городом, а уж до революции, окромя заводов да кабаков там мало что водилось. К счастью, никакая окружающая среда не может отменить книги, в которых есть все то, чего недостаточно в реальности — мечта, приключения, романтика и чудеса.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров,
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали, пьянея от строк.
Н.К. Костарев. Это единственное сохранившееся изображение.
Коля читал запоем – и помянутого Майна Рида, и Вальтера Скотта, и Александра Дюма и Эмилио Сальгари и Луи Буссенара – да и вообще перемалывал все, что удавалось найти. Читал и в Перми, и в Тюмени, куда переехала семья, и где Коля пошел в реальное училище.
Как известно всем родителям, увлечение книжными приключениями небезопасно – рано или поздно дитятко начнет искать их в реальности. Так и случилось с Колей – еще в старших классах он живо заинтересовался политикой, близко сошелся с анархистами, штудировал и цитировал Бакунина и Кропоткина, и вообще погряз в политической деятельности. Об университете неблагонадежному реалисту не стоило и мечтать, поэтому после школы Коля, получив дефицитную специальность слесаря, скитался в поисках приключений по всей Руси Великой. Работал на заводе «Новый Лесснер» в г. Петрограде, там сошелся с марксистами, стал писать заметки в газету «Правда», с которой сотрудничал в 1912 – 1913 годах. Досотрудничался – был арестован, в тюрьме начал писать стихи, а после освобождения уехал на другой конец материка в славный город Владивосток, где и трудился слесарем в военном порту. После начала Первой мировой войны был призван и оказался на фронте.
Началась долгая военная эпопея Николая Костарева.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный крик принимавшие вой,
Тайну слова «приказ», назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.
Лязг боевых колесниц все никак не желал прекращаться, и две революции ничего в этом смысле не изменили – даже в родной Перми, где член ВКП(б) Николай Костарёв оказался в 1917 году, порохом пахло ничуть не менее отчетливо, чем в окопах на германском фронте. Впрочем, запах этот юноше был уже привычен, да и ощущения грядущей большой крови, без которой, видать, никак не обойтись, не пугали, а скорее стимулировали политическую активность бывшего книжного мальчика.
С марта 1917 г. товарищ Костарев – член Исполнительного Комитета Пермского окружного (Уральского) Совета рабочих и солдатских депутатов. Один из редакторов газеты «Известия Уральского Совета рабочих и солдатских депутатов». В июне 1917 года — участник знаменитого 1-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. И здесь же, в Перми, он издает в 1917 году свою первую книгу — сборник стихов «Контрасты: Лирика тюрьмы и воли».
А после Октябрьской революции окончательно стало ясно, что без войны – не обойтись. Никак не даст им мировая буржуазия построить желанную Страну Справедливости.
В феврале 1918 г. Костарев — организатор частей Красной Армии в городе Пермь. С 1918 участник Гражданской войны: сначала в Приуралье, в отряде Василия Константиновича Блюхера. Вместе с будущим маршалом прошел весь легендарный 54-дневный и 1500-километровый рейд по тылам белых, за который Блюхер и стал первым военным, награжденным орденом Красного Знамени. Потом, как известно, 51-я стрелковая дивизия с боями прошла путь от Тюмени до озера Байкал, и вместе с ней этот путь прошагал и Николай Костарев.
Кавалер ордена Красного Знамени Василий Блюхер в 1919 году.
В Забайкалье он воевал при штабе Сергея Лазо – Костареву везло на знаменитых командиров. По приказу Лазо Костарев перебирается на Дальний Восток, в Приморье, где под псевдонимом «Туманов» становится командиром штаба партизанских отрядов в районе Спасска-Яковлевки. Член областкома и Военного совета партизанских отрядов Приморья.
Тогда Николай Костарев и стал первым литературным учителем Александра Фадеева, воевавшего в его партизанском отряде. Два обладателя псевдонимов – командир отряда Туманов и боец Булыга сблизились на почве любви к литературе как таковой и приключенческой литературе — в частности. Как ни странно, но даже реальная Гражданская война не отменила любовь к пожелтевшим страницам и растрепанным переплетам. Пиратские бриги, мушкетерские плащи, сокровища Эльдорадо и прочие фор-стеньги-стаксели и фор-бом-брамсели по-прежнему волновали и того, и другого – несмотря на войну, личный состав, международную обстановку и Мировую Революцию.
Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, что обсуждали эти двое ночью у костра в тайге и о чем они трепались на кажущихся бесконечными пеших маршах. Но кое-что нам могут рассказать все те же книги. Если точнее — два томика с автографами Фадеева Костареву, хранящиеся в фонде редкой книги Хабаровского краевого музея имени Н.И. Гродекова. Одна дарственная надпись — на книге «Последний из удэге» образца 1931 года — вполне традиционна: «Дорогой Коля! На вечере, посвящённом дальневосточным партизанам, я рад подарить тебе эту книгу о партизанах — тебе, с которым мы провели лучшие наши партизанские годы. А. Фадеев. 07.04.1931 г.». А вот второе посвящение более чем интересно. В 1927 году Фадеев подписал Костареву свой недавно вышедший бестселлер «Разгром» так: «Джеку Парусу от Джека Матроса, превратившегося, впрочем,… просто в обывателя. Александр. 9.11.1927 г.».
Такой вот вырисовывается Монтигомо Ястребиный Коготь на фоне штурмовых ночей Спасска и волочаевских дней.
Впрочем, любая война рано или поздно заканчивается. И хотя Гражданская война на Дальнем Востоке затянулась на два с лишним года по сравнению с европейской Россией, пошла на спад и она. Когда стало потише, ко всеобщему удивлению, партизанский командир в немалых чинах товарищ Туманов становится не партийным работником, как всеми ожидалась, а журналистом, корреспондентом местной газеты «Красное знамя» (редакция которой в мою бытность владивостокским журналистом располагалась аккурат над нами) и… авангардным поэтом под псевдонимом «Никола».
«Поэт Никола» был очень известен в творческих кругах Владивостока — являлся членом Литературно-художественного общества, поддерживал тесные творческие отношения с поэтами группы “Творчество» вроде Николая Асеева и Сергея Третьякова. В 1919–1924 напечатал во Владивостоке свои первые произведения – поэмы «IDEEFIXE: трагедия человеческих дерзаний», «Белый флаг… Убивали: (Лирическая экспрессия)» и «Аэропоэма».
Рисунок Н.Тырсы к книге Н. Костарева «Мои китайские дневники»
Но все равно — поэтическим творчеством, как вы догадываетесь, жизнь Костарёва не исчерпывалась. Не та кадровая ситуация была в Республике, чтобы бросаться проверенными товарищами, преданными делу Революции. В 1920 – 1921 годах Костарев в командировке в Китае, где выполняет некие деликатные поручения, в частности, по слухам – встречается в Харбине с Николаем Устряловым, отцом-основателем идеологии «национал-большевизма» и идеологом «сменовеховства». Причем встреча вроде как происходила при посредничестве редактора харбинского сменовеховского журнала «Окно» поэта Сергея Алымова, автора песни «Хороши весной в саду цветочки, еще лучше девушки весной», заключенного на Соловках и участника трагической обороны Севастополя в 1941-42 годах.
Осенью 1921 г. Костарев переехал в Москву – оставшийся в новой столице после партийного съезда и ранения Фадеев в одном из писем сообщает, мол, наших дальневосточников здесь все больше, вот и поэт Никола с женой прибыли. Кстати, в конце 1921 года в Москве в Первом Государственном театре РСФСР (ныне театр им. Мейерхольда) открытие зимнего сезона ознаменовалось премьерой пьесы Н.К. Костарева «Idee Fixe».
Профессиональным драматургом, впрочем, поэт Никола не стал, а поступил вместе с А. Фадеевым в Московскую горную академию. В письме И.И. Дольникову 1 мая 1922 года будущий «литературный министр» Советского Союза писал:
«Живу я теперь в общежитии Горной академии, где много хорошей братвы, в частности, сейчас мой сожитель Костарев, не унывая, что я его не слушаю, яростно доказывает мне, что природа не любит постоянства, и доказывает это положение большей частью нецензурными словами — ну, да пусть простит его Иегова! Однако… черт возьми! он брызжет слюной и лезет драться. Костарев!.. А вот пришел и Белецкий, к которому я ездил в Витебскую губернию, он намнет Костареву бока, ибо дядя здоровый, а я с эпическим спокойствием докончу послание».
С Фадеевым все понятно – ему едва за двадцать, но Костарев-то! А что Костарев? А отцу-командиру Костареву – на секунду – тоже всего двадцать девять.
__________________________
Интермедия:
Упомянутый в письме Белецкий – это Иван Яковлевич Белецкий, еще один персонаж с приснопамятной фотографии – второй здоровенный верзила с правого фланга.
Про Ивана Белецкого практически ничего не известно. Из крестьян, белорус по национальности, родом с Витебской губернии, участник Гражданской войны, выпускник Горной академии. Во время учебы в академии дружил с Фадеевым, будущий классик даже ездил к нему домой в белорусскую деревню на каникулы. В 1925 году был комендантом того самого легендарного общежития на Старомонетном переулке, 33, где и жили почти все мои герои. На должности не засиделся, и в следующем году передал должность коменданта общежития Леониду Евгеньевичу Миллеру, в будущем – одному из первых разработчиков биметаллов в стране, орденоносцу и лауреату Сталинской премии. Тот комендантствовал долго, несколько лет, вплоть до окончания МГА. А Белецкий в 1928-29 годах стал одним из трех членов деканата горного факультета Московской горной академии.
Горный инженер, ученик Александра Митрофановича Терпигорева. В 1933 году выпустил под редакцией своего учителя книгу «Угольные комбайны» в Госгориздате. Вот, собственно, и все, что мне удалось нарыть об этом человеке. Но вернемся к Костареву.
______________________
Из поэтов крайне редко получаются инженеры, а если и получаются, то обычно довольно плохие. Поэтому, наверное, и к лучшему, что Костарев, как и Фадеев, обучение в Горной академии не закончил. С 1924 году мы видим его уже в Ленинграде, журналистом, специальным корреспондентом «Рабочей газеты». К тому времени он написал пьесу «Трагедия человеческих дерзаний», партизанские повести и рассказы «Поход», «Прощание с конем», «Конец Ивана Шевченко» и др. Однако главной его любовью и основным объектом творчества в 1920-х годах становится приключенческая литература.
Джек Парус не забыл юношеской увлеченности. В 1924 – 1926 гг. в соавторстве с поэтом Венедиктом Мартом-Матвеевым, с которым он познакомился еще во Владивостоке и продолжил знакомство в Харбине, издает под псевдонимом «Никэд Мат» приключенческий роман-трилогию «Желтый дьявол» (том первый – «Гроза разразилась», том второй – «Зубы желтого: Повстанчество», том третий – «Зубы желтого обломаны»). Это был один из первых советских авантюрных романов, в котором разведки, спец службы и контрразведки разных стран столкнулись на Дальнем Востоке. Роман этот, как ни странно, не забыт до сих пор, Борис Стругацкий вспоминает его в своем втором и последнем сольном романе «Бессильные мира сего».
В 1925 году писательский дуэт Костарев — Март, но уже под псевдонимом «С. Нариманов» выпускает книгу в жанре «роман приключений» под названием «Белый якорь». Согласно аннотации, в книге «коварным диверсантам и вездесущим шпионам постоянно разлагающейся в шантанах и на панелях Константинополя белой эмиграции противостоит гениальный сыщик советского угрозыска и его недотепа-помощник. Погони, переодевания, перестрелки и приемы джиу-джитсу – в комплекте».
Это очень занятные книги. Нет, ну это, конечно, трэш, «советская пинкертонщина», но это настолько неповторимый трэш первых годов социализма, что он уже перестает быть pulp fiction и становится свидетельством эпохи. Занятно, что из всех книг Костарева время пережила только эта авантюрщина. Все остальные творения давно забыты, а трехтомник «Желтого дьявола» переиздали в 2015 году, «Белый якорь» — в 2016-м.
К сожалению, вскоре дуэт распался, и здесь, наверное, необходимо сказать пару слов о соавторе Костарева.
Венедикт Март, он же, по паспорту, Венедикт Николаевич Матвеев происходил из известного всему Владивостоку культуртрейгерского семейства Матвеевых. Папенька, Николай Петрович Матвеев, появился на свет в семье фельдшера русской православной миссии в Японии и стал сначала первым европейцем, рождённым на Хоккайдо, а потом – известным владивостокским поэтом-краеведом-журналистом, добровольно принявшим псевдоним «Краб» и отцом 12 детей, сплошь поэтов (Николай «Матвеев-Бодрый», Венедикт, Гавриил) и краеведов (Зотик).
Соавтор Костарева Венедикт Матвеев остался в истории как поэт-футурист, что несколько обидно. Они действительно вместе с братом Гавриилом одно время активно тусовались с заполонившими Владивосток футуристами, но Венедикт быстро вдрызг рассорился с Бурлюком и компанией и даже выпустил статью «Футуризм – музейная плесень».
Вообще Венедикт был идеальным, эталонным образцом богемного поэта и биографию себе состряпал – всем на зависть, декаданс в самых ярких его проявлениях. Стихи писать начал в гимназии, первый сборник «Порывы» издал в 1914-м, в типографии отца. С началом войны призван в армию, где заколол штыком унтер-офицера, после чего начал косить и угодил не под трибунал, а в «дурку». В психушке заразился тифом и едва не помер. Спасла его фельдшерица еврейской национальности Серафима Лесохина, которая влюбилась в Венедикта и забрала его к себе домой. Едва оклемавшись, благодарный поэт тайком удирает от спасительницы домой во Владивосток, где издает несколько сборников стихов и собственные переводы древних китайских поэтов Ван Вэя и Ли Бо, а также японского императора Муцухито.
В.Матвеев на военной службе
Поэт, впрочем, недооценил упорство «дщери израилевой», которая, зная адрес, вскоре объявилась во Владивостоке в доме на Абрековской 9, причем в безнадежно беременном состоянии.
Пришлось жениться. Первый ребенок не выжил, второй сын, которого папаша-поэт безжалостно записал «Зангвильдом», появился на свет 1 декабря 1918-го. Папа-поэт меж тем почти весь 1918 год провел в путешествиях по Японии по приглашению выдающейся японской поэтессы Ёсано Акико и её супруга поэта Ёсано Хироси. В 1919-м во время очередной отлучки Венедикта его жене недруги подбросили записку «Ваш муж убит» и она сошла с ума. Вскоре родственники забрали ее в Петербург, где она пробудет в сумасшедшем доме до конца дней своих и умрет в блокаду. А папа-поэт с сыном, которому не исполнилось и двух лет, перебирается в Китай, в Харбин.
В Китае Венедикт опять выпустил несколько сборников стихов, а также глухо подсел на морфий и курение опиума. Поэтому вскоре дошел до ручки. В 1921-м в вечерней харбинской газете было опубликовано объявление: «Русский поэт-журналист ищет работы (всё равно какой). Могу заниматься с детьми, работать при библиотеке, секретарствовать, знаю газетное дело (десятилетний стаж), корректирование, экспедицию, выпуск газет и пр. Могу продать авторское право на свои издания. Могу составлять доклады, руководить литературными начинаниями. Согласен быть чернорабочим, дворником, сторожем и пр. Работы никакой не боюсь. Адрес: Харбин, Нахаловка, Королевская ул. №8, В.Н. Матвеев-Март».
Венедикт Март. Хай-шин-вей (китайское название Владивостока — ВН). Песенцы. Китайские этюды. Харбин, 1922.
В 1923-м поэт все-таки умудряется соскочить с наркотиков и перебирается с сыном в Москву. Тут-то и случилось соавторство с Костаревым, и все бы хорошо, но место опиума быстро заняла водка. Венедикт живёт в Томилино на даче поэта Константина Фофанова, кутит с Есениным и пьет как лошадь, слухи о его алкогольных подвигах ходят по всей Москве. В итоге за ресторанную драку получает три года ссылки в Саратов без права возвращения в Москву. Десятилетний уже к тому времени Зангвильд какое-то время будет жить на улице с беспризорниками, пока его не подберут родственники.
А перспективный дуэт авторов авантюрной прозы распадается навсегда. Да и веселая бесшабашность двадцатых уже подходила к концу, наступали свинцовые тридцатые.
Пока один сидит в Саратове, второй опять ездит по Поднебесной. В 1926-27 гг. Костарев вновь в командировке в Китае, в качестве журналиста сопровождает своего старого боевого товарища Василия Блюхера, который как раз в это время планирует и осуществляет северный поход гоминдановский войск в качестве главного военного советника Сунь Ятсена. По итогам поездки у Костарева вышла книга «Мои китайские дневники», ставшая очень популярной и выдержавшая за короткое время пять изданий. Книга вышла с авторским посвящением «Товарищу Блюхеру посвящаю. Автор». Впоследствии именно из-за этого посвящения после ареста Блюхера она изымалась из библиотек при живом-то авторе.
С конца 1920-х гг. Костарев, наконец, повзрослел и стал солидным человеком. Он забросил и стихи, и авантюрные романы, и полностью перешел на документально-художественный жанр, до конца жизни писал только очерки. Возглавлял ленинградское объединение пролетарских очеркистов «Сквозняки» (шикарное название, согласитесь), где учились несколько получивших известность советских писателей, в частности, автор трилогии «Старая крепость» Владимир Беляев.
В 1929–1937 бывший поэт Никола регулярно публиковался в журнале «Знамя»; автор очерковых книг «Граница на замке» (1930), «Сахалинские записи» (1937), «Встречи с Сергеем Лазо» (1937). Кстати, именно Костарев является автором распространенного фейка о том, что С. Лазо был сожжен японцами в паровозной топке — именно в его очерке эта легенда впервые увидела свет.
В Ленинграде жил в Доме-коммуне инженеров и писателей (он же — «Слеза социализма») по адресу ул. Рубинштейна, дом № 7. Дружил со многими литературными функционерами, ныне почти забытыми, и только с Фадеевым у них что-то произошло, и друзья стали чуть ли не врагами. Подробности никому не известны и вряд ли когда всплывут, но Фадеев ни одной буквой нигде не вспоминал Костарева, а книги бывшего командира буквально громились в журналах «Лава» и «На рубеже», членом редколлегии которых был А.Фадеев.
Стараниями одного из новых друзей – тоже очеркиста, генерального секретаря СП СССР в 1936—1941 годах Владимира Ставского Костарев в середине 30-х перебирается из Ленинграда в Москву, и заселяется в «писательский» же кооперативный дом по адресу Нащокинский переулок, д. 5. Вместе с женой и дочерью занимал комнату в квартире № 26, а вторую комнату занимало семейство Мандельштамов. Последовавшая «коммунальная война» подробно описана во «Второй книге» Н.Я. Мандельштам, где многократно поминается сосед, «вселенный к нам Союзом писателей под поручительство Ставского. Он называл себя писателем, а иногда сообщал, что он по чинам равен генералу. Фамилия его Костырев».
В этих воспоминаниях Костарев предстает тем, кем он к тому времени, скорее всего, и стал – литературным функционером, близким к сильным мира сего и поддерживающим тесные неформальные связи со спецслужбами. По мнению литературоведа и публициста Игоря Волгина, Н. Костарёв вообще является одним из прототипов Алоизия Могарыча в булгаковской «Мастере и Маргарите». И лишь в одном эпизоде мелькнет тот, прежний Костарев, поэт и воин, бредящий книгами романтик-партизан – когда он перепечатывает для себя на машинке найденные в общей ванной стихи Мандельштама, отдавая дань таланту нелюбимого соседа.
На этой картине – солидный очеркист, близоруко вглядывающийся в чужой листок и тюкающий пальцами в кнопки машинки, — лучше всего и закончить этот рассказ. Все равно хеппи-энда никак не получается.
Любимый командир Василий Блюхер умрет 9 ноября 1938 года в тюрьме НКВД на Лубянской площади, 10 марта 1939 года уже задним числом будет лишён звания маршала и приговорён к смертной казни за «шпионаж в пользу Японии».
Нелюбимого соседа Осипа Мандельштама арестуют в Подмосковье в ночь с 1 на 2 мая 1938 года, впаяют пять лет лагерей, он умрет под Новый год, 27 декабря 1938 года в пересыльном лагере на Первой Речке в любимом Костаревым Владивостоке.
Поэт Март-Матвеев отсидит, вернется из ссылки, заберет сына и уедет с ним в Ленинград, а оттуда в Киев. Никуда ни от кого не убежит – его возьмут в Киеве 12 июня 1937 года по обвинению в шпионаже в пользу Японии, и расстреляют 16 октября 1937 года.
Его сын Зангвильд во время войны останется в оккупированном Киеве, а потом они с женой уйдут с немцами на запад. Осядет в Мюнхене, потом переберется в США. Поменяет имя и фамилию, станет одним из самых известных поэтов русского зарубежья Иваном Елагиным, и напишет знаменитую «Амнистию»
Еще жив человек,
Расстрелявший отца моего
Летом в Киеве, в тридцать восьмом.
Вероятно на пенсию вышел…
Надежда Яковлевна Мандельштам проживет долгую, но вряд ли счастливую жизнь, и умрет в Москве. Тоже под Новый год – 29 декабря 1980 года, на девятом десятке лет.
Литературный функционер-очеркист Владимир Петрович Ставский будет военным корреспондентом на Халхин-Голе и на финской войне, где получит тяжёлое ранение. В войну — специальный военный корреспондент газеты «Правда» (в которой начинал свою журналистскую деятельность Костарев) на Западном и Калининском фронтах. Погиб в 1943-м во время вылазки за нейтральную полосу вместе со снайпером Клавдией Ивановой недалеко от Невеля. Похоронен в Великих Луках.
Двумя годами раньше, в 1941-м, скончается в невесть каком лагере враг народа Николай Константинович Костарев, арестованный и осужденный в 1939-м.
Джек Матрос переживет Джека Паруса на 15 лет – он выстрелит себе в сердце из револьвера на даче в Переделкино 13 мая 1956 года.
Цитатой Чехова о детских книгах мы начали этот очерк, цитатой о детских книгах и закончим.
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
В очерке использованы стихи В.С. Высоцкого и О.Э. Мандельштама. Благодарю ЖЖ-юзера alter_vij, чей постинг о Костареве когда-то и познакомил меня с этим человеком.
Комментарии (19)
Demanih
20.06.2018 11:42Спасибо, ваша серия человеческих историй очень интересна, познавательна и, на мой взгляд, поучительна. Вы только не прекращайте данную серию. Да, в мире все люди разные, и вкусы у них разные, и пропаганда везде разная, но от этого сильные люди не перестают быть сильными, а их дела не перестают удивлять и восхищать. Эх, хотелось бы мне иметь всё это (только чтобы там было историй 30-40) в виде книжки, пусть и электронной.
lobzanoff
20.06.2018 12:09Странно, вообще-то, читать упреки о пропаганде от людей, которые не читали предыдущих семи частей и не понимают всей картины, которую разворачивает автор перед нами. А уж упреки в терминологии… По моему, логично использовать в описании эпохи слова, использовавшиеся в то время, тем более, что если читать все части, никому в голову не придет упрекать автора в советской пропаганде. Правда, почитайте с начала, там очень интересно.
tvr
20.06.2018 13:32Шикарный цикл, великолепный слог и стиль — 100% попадание в фактуру описываемых времён и людей, на мой взгляд. Аж мурашки по коже. Спасибо!
Javian
21.06.2018 06:14Шикарные публикации, вполне могли бы быть сценарием для серии документальных фильмов или книги. Каждый раз вспоминаю Воланда из романа «Мастер и Маргарита»:
Люди как люди.
***
обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…
А комментарии по поводу «что эти публикации делают на хабре» — это просто индикатор сколько людей живут в вакууме от истории, в своей изолированной капсуле «здесь и сейчас».
Если просто объяснить «что эти публикации делают на хабре», то инженер 19-20 века — это гик своей эпохи. Коллега из прошлого читателей этого ресурса.
Никого же не удивляет публикация, например, Линия неэлектропередач, Бездымный паровоз, или Паровой аккумулятор повышенной емкости о работах именно таких инженеров?
Пишите еще, и может быть подумаете о книге, например, через краудфандинг.
ehabi
21.06.2018 07:04Спасибо автору — прочел не отрываясь. Из окна моей камералки вид на Океанский проспект, да и сам я геолог, поэтому было интересно втройне.
Комент мвабанатанги умилил, мне жалко Вас, гр. Мвабанатанга, снимите с него кто-нибудь шоры и поднимите веки!
Mike_soft
а зачем _это_ на на этом ресурсе?
vad_nes Автор
Вам — наверное, незачем, но вы здесь, слава богу, не один. ))) Если вы обратите внимание, практически все очерки в этом цикле — об учёных или производственниках, Фадеев и Костарев — «недоучившиеся исключения». В общем, народ, думаю, сам скажет плюсами и минусами, нужно ему это или нет.
mwambanatanga
«Практически все очерки в этом цикле» — коммунистическая пропаганда. Причём не такая вымученная, насквозь фальшивая, какой я её помню, а самоупоённая, искренняя, под стать описываемому периоду. И герои ваши суть убийцы и террористы, пускай даже умные и образованные.
vad_nes Автор
О, спасибо. Буду, если что, жаловаться, что отхабрен по политической статье. )))
Но если серьезно, вы меня пугаете. Вот что должно быть в головах у людей, чтобы этот, к примеру, очерк счесть «коммунистической пропагандой»? «Я потрясен, мне нужно полежать в кустах» (с)
mwambanatanga
А какой ещё я должен сделать вывод, видя слово «революция» с заглавной буквы, видя выражения «мировая буржуазия» и «Страна Справедливости»? Современные политтехнологи хорошо постарались, набив оскомину клише типа «ополченцев» и «карателей», так что нынешнее поколение налету определяет политические пристрастия ораторов.
vad_nes Автор
С точностью до наоборот. Первый комментарий делался к заминусованному постингу, теперь ситуация развернулась до обратной. Не факт, что такой и останется, но тенденция радует.
А насчет всего остального — не обижайтесь, но похоже, что вы уже сравнялись со своими оппонентами. Те все жидов под кроватью ловят, а вы коммунистическую пропаганду везде выглядываете. Ну да воля ваша.
Всего вам доброго.
mwambanatanga
У вас дар писателя, но ваша манера общения с читателями…
vad_nes Автор
«Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!» (с) М.А. Булгаков
(Извините, не удержался. ))) Теперь точно всего доброго)
Mike_soft
Ну, даже такая пропаганда — это часть нашей истории. Время такое было. И «историю пишут победители».
но непонятно, зачем истории о поэтах-недоучках на техническом ресурсе. учились в Горной Академии — ну так там наверняка учились какие-нибудь выдающиеся милиционеры, и бандиты. что, детективы тоже сюда публиковать?
пы.сы. Например, про Славского — мне понравилось.
vad_nes Автор
На всякий случай напомню, изначально эти истории были запущены не на «техническом ресурсе», а на Гиктаймсе, который как раз и был заявлен как «открытая трибуна» и где чего только не публиковалось — от краудфандинга до фантастических романов.
Поверьте — не я Гик закрыл и не своей волей сюда переселился. Впрочем, вы так расстроены, как будто вас в этот блог силком приводят. ))))
Mike_soft
Гиктаймс тоже отличался от телеканала Спас.
vad_nes Автор
А уж как он отличался от телеканала «Карусель»… )))
etz
Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик! Ура!
Кровавые слёзы идут? :]