Продолжаем рубрику «Войти в IT»! Сегодня у нас в гостях заслуженный ветеран индустрии и просто отличный человек Константин Хаустов, Delivery Manager DataArt. Костя перенесет нас на 30 лет в прошлое и расскажет о том, как путь в IT начинался для него.
Мой «вход» в IT случился задолго до того, как я услышал слово “IT”. Даже слово «компьютер» тогда использовалось редко. Обычно говорили «ЭВМ» или просто «машина». Это вполне соответвтвовало внешнему виду – шкаф размером с большой холодильник, в котором вставлены какие-то платы соединённые кабелями, огромные дисководы, блоки питания и вентиляторы. Всё это мигало лампочками и тарахтело, как трактор.
В нашей школе было две таких «машины», назывались «Электроника-60». Как я позже выяснил, это был советский клон компьютера DEC PDP-11, того самого, на котором когда-то появилась операционная система Unix. Но тогда, в 1985 году, было всё равно, что это за компьютеры. Иметь хоть какие-то компьютеры в школе было запредельно круто и необычно. Настолько необычно, что никто толком не понимал, что с ними делать. Информатики как школьного предмета не было, даже калькуляторы в школе только-только появились. У нас всё держалось на директоре-энтузиасте, который сам увлёкся этим хардом и софтом и отправил заинтересовавшихся учителей математики на курсы. Учителя сразу же открыли кружки, чтобы передавать знания детям, пока не забыли. Это был скорее испорченный телефон, чем обучение, но нам давали самое главное — доступ к компьютерам.
Хотя компьютеров было всего два, рабочих мест в классе получалось около пятнадцати: к каждому компьютеру подключалось несколько терминалов и запускался интерпретатор языка Basic, поддерживающий многопользовательскую работу. В общем, можно было программировать только на Бейсике, и только два часа в неделю. Остальное время приходилось довольствоваться программируемым калькулятором. Если сравнивать с большими компьютерами, программирование калькулятора – это написание программы даже не на ассемблере, а сразу в машинных кодах. Занятие очень трудоёмкое, но тогда куча народу была этим увлечена, примерно как сейчас каждый гик программирует Raspberry. Программы для калькуляторов обсуждались и печатались в околонаучно-популярных журналах. Были даже игры для калькуляторов, правда, тут надо было сильно полагаться на своё воображение.
Игры на «Электронике-60» тоже были, даже с более человечным интерфейсом, чем на калькуляторах, нарисованным символами на алфавитно-цифровом дисплее. Именно там я впервые поиграл в Тетрис, в 1986 году, всего через год после того, как он был придуман. Но играть было не так интересно, как программиовать. В то время ощущение магии программирования ещё не утратило новизны, и большинство моих ровесников, получавших доступ к компьютерам, подсаживалось прежде всего не на игры, а на эту гибкость и податливость компьютерного мира, на иллюзию всемогущества. Мы делали какие-то тесты и обучающие программы для школы и ещё «для себя» писали игры. Из-за ограничений железа иллюстрации в обучающих программах и анимация в играх делалась всё теми же стандартными символами, даже не псевдографикой. Конечно, мы мечтали о настоящей графике, и со временем, в 1988 году, мы получили её. Это был целый класс с компьютерами «БК-0010», у которых была графика, звук, локальная сеть – масса новых возможностей. Мы стали делать всё то же, что и раньше – обучающие программы и игры, – но на новом уровне. Из моих проектов того времени вспоминается утилита для печати графики на матричном принтере, 3D-лабиринт, который хоть и рисовался правильно, но работал очень медленно, и вирус, приписывающий себя в загрузочный сектор дискеты.
Благодаря активности нашего директора, к нам постоянно «прилипали» разные конкурсы и олимпиады. Например, на первую всесоюзную олимпиаду по информатике от Воронежа без всяких отборов поехал один из моих старших товарищей. Потом до нас магическим образом дошло приглашение на международный конкурс из болгарского городка Стара Загора. Мы выполнили задания отборочных туров, послали распечатки программ по почте (по обычной, электронной тогда не было), в итоге я и мой старший товарищ туда поехали. Было очень круто. Мы поучаствовали во всей конкурсной программе, даже в «компьютерной лингвистике», о которой ничего не знали, и развлеклись всем, чем нас развлекали: постояли на вершине горы Шипка, походили по посёлку Габрово, съездили в Пловдив вместе с делегацией из Красноярска, сходили в музей роз и выпили ведро тоника Schweppes, который тогда у нас не продавался. С лингвистикой у меня получилось не очень, с программированием получше, я даже получил бронзовую медальку. А через год я встретился с теми же ребятами из Красноярска уже у них дома, на первой российской олимпиаде по информатике.
Потом вдруг школьные годы закончились, но я об этом ни капельки не жалел, в том числе потому, что теперь я мог “войти в IT” по-настоящему. После некоторых метаний я оказался в ВГУ на факультете ПММ в одной группе с такими же “вошедшими”. У каждого была своя интересная история входа в IT, жизни в IT, и позднее у некоторых из них (Кости Сулимина и Дениса Цыплакова) появилась своя история Enjoy IT.
Мой «вход» в IT случился задолго до того, как я услышал слово “IT”. Даже слово «компьютер» тогда использовалось редко. Обычно говорили «ЭВМ» или просто «машина». Это вполне соответвтвовало внешнему виду – шкаф размером с большой холодильник, в котором вставлены какие-то платы соединённые кабелями, огромные дисководы, блоки питания и вентиляторы. Всё это мигало лампочками и тарахтело, как трактор.
В нашей школе было две таких «машины», назывались «Электроника-60». Как я позже выяснил, это был советский клон компьютера DEC PDP-11, того самого, на котором когда-то появилась операционная система Unix. Но тогда, в 1985 году, было всё равно, что это за компьютеры. Иметь хоть какие-то компьютеры в школе было запредельно круто и необычно. Настолько необычно, что никто толком не понимал, что с ними делать. Информатики как школьного предмета не было, даже калькуляторы в школе только-только появились. У нас всё держалось на директоре-энтузиасте, который сам увлёкся этим хардом и софтом и отправил заинтересовавшихся учителей математики на курсы. Учителя сразу же открыли кружки, чтобы передавать знания детям, пока не забыли. Это был скорее испорченный телефон, чем обучение, но нам давали самое главное — доступ к компьютерам.
Хотя компьютеров было всего два, рабочих мест в классе получалось около пятнадцати: к каждому компьютеру подключалось несколько терминалов и запускался интерпретатор языка Basic, поддерживающий многопользовательскую работу. В общем, можно было программировать только на Бейсике, и только два часа в неделю. Остальное время приходилось довольствоваться программируемым калькулятором. Если сравнивать с большими компьютерами, программирование калькулятора – это написание программы даже не на ассемблере, а сразу в машинных кодах. Занятие очень трудоёмкое, но тогда куча народу была этим увлечена, примерно как сейчас каждый гик программирует Raspberry. Программы для калькуляторов обсуждались и печатались в околонаучно-популярных журналах. Были даже игры для калькуляторов, правда, тут надо было сильно полагаться на своё воображение.
Игры на «Электронике-60» тоже были, даже с более человечным интерфейсом, чем на калькуляторах, нарисованным символами на алфавитно-цифровом дисплее. Именно там я впервые поиграл в Тетрис, в 1986 году, всего через год после того, как он был придуман. Но играть было не так интересно, как программиовать. В то время ощущение магии программирования ещё не утратило новизны, и большинство моих ровесников, получавших доступ к компьютерам, подсаживалось прежде всего не на игры, а на эту гибкость и податливость компьютерного мира, на иллюзию всемогущества. Мы делали какие-то тесты и обучающие программы для школы и ещё «для себя» писали игры. Из-за ограничений железа иллюстрации в обучающих программах и анимация в играх делалась всё теми же стандартными символами, даже не псевдографикой. Конечно, мы мечтали о настоящей графике, и со временем, в 1988 году, мы получили её. Это был целый класс с компьютерами «БК-0010», у которых была графика, звук, локальная сеть – масса новых возможностей. Мы стали делать всё то же, что и раньше – обучающие программы и игры, – но на новом уровне. Из моих проектов того времени вспоминается утилита для печати графики на матричном принтере, 3D-лабиринт, который хоть и рисовался правильно, но работал очень медленно, и вирус, приписывающий себя в загрузочный сектор дискеты.
Благодаря активности нашего директора, к нам постоянно «прилипали» разные конкурсы и олимпиады. Например, на первую всесоюзную олимпиаду по информатике от Воронежа без всяких отборов поехал один из моих старших товарищей. Потом до нас магическим образом дошло приглашение на международный конкурс из болгарского городка Стара Загора. Мы выполнили задания отборочных туров, послали распечатки программ по почте (по обычной, электронной тогда не было), в итоге я и мой старший товарищ туда поехали. Было очень круто. Мы поучаствовали во всей конкурсной программе, даже в «компьютерной лингвистике», о которой ничего не знали, и развлеклись всем, чем нас развлекали: постояли на вершине горы Шипка, походили по посёлку Габрово, съездили в Пловдив вместе с делегацией из Красноярска, сходили в музей роз и выпили ведро тоника Schweppes, который тогда у нас не продавался. С лингвистикой у меня получилось не очень, с программированием получше, я даже получил бронзовую медальку. А через год я встретился с теми же ребятами из Красноярска уже у них дома, на первой российской олимпиаде по информатике.
Потом вдруг школьные годы закончились, но я об этом ни капельки не жалел, в том числе потому, что теперь я мог “войти в IT” по-настоящему. После некоторых метаний я оказался в ВГУ на факультете ПММ в одной группе с такими же “вошедшими”. У каждого была своя интересная история входа в IT, жизни в IT, и позднее у некоторых из них (Кости Сулимина и Дениса Цыплакова) появилась своя история Enjoy IT.
jk057
Насчёт «Электроники-60» — сомнительно, «Электроника-60» — это была микро-ЭВМ с штатной памятью 4, кажется, килобайта. Добавить памяти больше, чем 56 килобайт было сложно, адресное пространство маленькое, и нужна была дефицитная плата диспетчера памяти (сегментация, страницы — вот это всё). Хотя — да, совместимая с PDP-11; а если точно — то клон LSI-11.
У вас, наверное, была СМ-4 — вот это, действительно, многопользовательская машина, аналог PDP-11.
P.S. Хотя дефицитная и дорогая СМ-4 в школе в 1985 году — это фантастика. Так что, наверное, ваш директор действительно был большим энтузиастом, если организовал многопользовательскую работу на «Электронике-60».
DataArt Автор
Мы называли эти машины «Электроника-60». Возможно, это была какая-то модификация. Памяти, действительно, было мало, но точные цифры сейчас уже не скажу. У нас была плата дополнительной памяти, и мы на ней иногда делали RAM-диск. Хотя не уверен, что это было за пределами 64K.
Полноценной многопользовательской работы не было. Для этого нужна была многопользовательская операционная система RSX-11. У нас была RT-11 и её локализованные аналоги. Многопользовательским был только Бейсик. Дополнительные терминалы подключались только когда он был запущен.
Да, директор был большим энтузиастом. Конечно, сошлось несколько факторов. Спонсором нашей школы (или «шефом», как тогда говорили) был воронежский завод «Процессор», который как раз выпускал эти компьютеры. Но такую возможность надо ещё уметь и хотеть использовать. Директор использовал и это, и многое другое.
Он сам очень увлёкся и сидел программировал. Самым интересным его проектом была программа для расчёта школьного расписания. В августе каждого года кабинет информатики был завален распечатками черновиков расписания. Задача очень сложная, особенно когда её решаешь в реальных условиях, с пожеланиями от учителей, ограничениями на кабинеты, отсутствие «окон» у учеников, спаренные уроки, и т.п.