Александр Труханов — соавтор книг «А я был в компьютерном городе» и «Энциклопедия профессора Фортрана» — побеседовал со своим знакомым, ныне бизнесменом, Константином Смирновым о ввозе иностранных компьютеров в СССР: про дырку в железном занавесе, про немецкого барона-контрабандиста и британского люмпена-авантюриста.

После интервью, где упоминались ограничения КОКОМ на импорт технологий в страны Восточного блока, один мой старый знакомый через Facebook указал на пару неточностей. Во-первых, согласно классикам марксизма-ленинизма, капиталист идет на любое преступление, если это обещает прибыль не 100 %, а 300 % (это мы сразу поправили в тексте). Во-вторых, в обход ограничений запретные компоненты в СССР поставляли не только индусы. Константин Смирнов — так зовут моего знакомого — сообщил, что был знаком с еще как минимум двумя подобными персонажами: немецким бароном и о британским люмпеном, и готов о них рассказать.

Ранее мы общались в основном на темы внедорожной езды, которой оба увлекаемся: Костя то на Эльбрус на внедорожнике карабкается, то по льду Байкала колесит. А тут неожиданно выяснилось, что в жизни каждого из нас времена КОКОМ оставили довольно глубокий след. Созвонились, встретились. Расположились на веранде загородного дома Кости и за чашкой крепкого кофе начали беседу.

Я подарил Константину раритетную «Энциклопедию профессора Фортрана» и рассказал о шутливом упреке одного из читателей: тот в детстве мечтал стать космонавтом, а, прочитав книгу, стал программистом. Получается, профессор Фортран человеку жизнь поломал, не пустил его к звездам.

Константин Смирнов: У меня вся семья ракетно-космическая, за исключением бабушки-фармацевта. Я после окончания Физтеха в 1988 году остался в аспирантуре и тоже успел поработать на космос. Мы занимались высокочастотными пульсациями давления при кавитации в турбонасосных агрегатах. Если объяснять на пальцах гуманитариям, исследовали процессы образования пузырьков в текучих жидкостях. Эти самые пузырьки при определенных обстоятельствах схлопываются, вызывая локальный гидроудар. Подобное явление иногда наблюдалось в топливных насосах ракет, разрушая дорогостоящее изделие. Помимо космоса, похожие исследования проводили и судостроители, потому что кавитация приводит к повреждению гребных винтов. Но там эта самая кавитация не только вредна, но порой и полезна, например, при конструировании торпед. Кстати, в фильмах часто показывают эффектный шлейф пузырей от винтов торпед и подводных лодок. Зрители ошибочно полагают, что в них воздух. Раскрою секрет: внутри пузырьков воздуха совсем нет — там холодный водяной пар.

Первый год аспирантуры был самым феерическим временем в моей жизни: в институте можно сказать, что я на экспериментальной базе, на базе сказать, что в институте… и отправиться по своим делам. Аспирантская стипендия 135 рублей плюс полставки лаборанта в 55. Получалось за сто восемьдесят — по тем временам после института столько зарабатывали очень немногие. Да еще и никакого контроля — полная свобода, хотя работал я достаточно интенсивно.


Константин Смирнов (в центре) в ожидании диплома, 1988 г.

На экспериментальном стенде у нас была ЭВМ ЕС-1060, которой, кроме меня, мало кто интересовался. Два головастых старичка-научника привыкли работать по старинке, а остальному научному планктону, проживающему штаны и юбки, эта ЭВМ была вообще до фонаря: они пили чай, вязали, ждали обеда и втихаря бегали по магазинам. Появился молодой и любознательный — отлично — его на ЭВМ и посадим. Посадили, и я начал обрабатывать данные экспериментов. Потом появились персональные компьютеры, причем было очевидно, что компьютеризация насаждалась приказом сверху. Народ в институте принял инициативу без особого восторга и освоение новой техники спихнули на студентов и аспирантов. Так я погрузился в мир компьютерных технологий.

Александр Труханов: Персоналки у вас в институте чьи были, польские или венгерские? Во времена СЭВ — Совета Экономической Взаимопомощи — терминалы даже на Кубе собирать пытались, чтобы местное население чем-то занять. Я лично такой видел и кнопки на нем нажимал.

К. С.: У венгров были сильные позиции на нашем рынке. Был у меня старший товарищ в туристической тусовке, с которым я по речкам сплавлялся. Он числился сотрудником УПДК — Управления по обслуживанию дипломатического корпуса. Через это УПДК венгерский «Видеотон» на условиях аутсорсинга нанимал в нашей стране инженеров. Платили какие-то совершенно фантастические по тем временам зарплаты в 400 рублей, хотя и работа шла на износ с постоянными командировками.

А. Т.: 400 рублей при средней зарплате инженера в стране в 120 рублей? Круто! Когда я окончил МИФИ, такой сумасшедшей зарплатой заманивали на должность программиста в вычислительный центр православной церкви в Загорске. Сколько реально платили, так и осталось тайной — с нашего курса туда никто не пошел. Там секретность, финансовая сфера и необходимость отработать без права увольнения минимум три года. А про венгров ходили слухи, что за компонентами для сборки персоналок они с чемоданчиками по мостику через речку в Австрию ходили.


«То, что меня тогда по-настоящему увлекало». Средняя Азия, река Чонг-Кемин. Константин Смирнов на носу слева. 1986 г.

К. С.: Большие деньги платят всегда не просто так, а за кое-что. В хождение через мостик за компонентами, зная реалии того времени, я охотно верю.

А. Т.: Костя, все-таки мне непонятно почему ты ушел из науки. Учился в аспирантуре, минимум кандидатский, вероятно, сдал. И вдруг все бросил. Почему это произошло, из-за большой любви к компьютерам?

К. С.: Я не только минимум сдал. У меня диссертация была наполовину готова, оставались только детали в оформлении. Тем не менее, за три месяца до защиты я подал заявление об увольнении, причем совершенно осознанно. Впервые я задумался о своем месте в этом мире через год после поступления в аспирантуру. Ночью во сне сам себе задал вопрос: «Могу ли я состояться как ученый?» Вот мои микро- и макро-шефы, пожилые (как мне тогда казалось) «головастики», как ученые состоялись. Если разбудить их ночью и спросить, о чем они думают, ответ будет очевиден — о гидродинамике. А у меня в голове что? Походы, девушки… Нужно либо быть одержимым, как мои шефы, либо стать научным планктоном и просиживать в институте штаны! Я понимал, что не так фанатично предан делу, как мои «головастики». Но в тот раз после мучительных размышлений я принял мужественное решение засунуть голову в песок и игнорировать внутренний голос. Прошел год, до защиты всего-ничего. И тут снова сон, и снова внутренний голос. Только теперь он уже не унимается, не хочет молчать, а повторяет, повторяет и повторяет: «Не становись планктоном, не становись посредственностью! Ищи себя! Займись тем, к чему душа лежит!» Душа лежала к компьютерам. Три дня я ходил в перевернутом сознании, а потом пошел в отдел кадров и написал заявление.

А. Т.: В институте от неожиданности все, наверное, глаза выпучили?

К. С.: Выпучили, конечно, не понимая происходящего. Но я не был единственным ньюсмейкером — в то время в стране начинало происходить много такого, отчего глаза у народа, привыкшего к постоянству, выпучивались.

А. Т.: Как к твоему ходу конем отнеслись дома?

К. С.: Мама, которая работала еще с первым БЭСМ, приняла мое решение с пониманием. Но предупредила, что года через три-четыре мне компьютеры надоедят. И оказалась права, ошиблась лишь на год-два.

А. Т.: Из аспирантуры ты ушел, с зарплатой в 180 рублей расстался. На что же ты жил? И когда на твоем горизонте появились немецкий барон и британский люмпен?

К. С.: В то время мои знакомые под руководством того самого старшего товарища, туриста-водника, уже променявшего УПДК с «Видеотоном» на вольные хлеба, встали под флаг МЖК — молодежного жилищного кооператива. Ребята быстро, как и положено пионерам кооперации, забыли о своем «жилищном» предназначении и ринулись в госпрограмму по компьютеризации энергетического сектора СССР. Работы там хватало. Благодаря им я на условиях подряда стал ставить локальные сети по 10–15 персоналок в Управлениях строительством атомных станций.

Там-то и столкнулся с бизнесом британского люмпена-контрафактника. Это был, как я сейчас понимаю, обычный британский ПТУшник, которого обучили пусконаладочным работам на больших компьютерах, поставляемых в СССР в обход КОКОМ. К иностранцам у нас тогда относились с определенным пиететом. Обычный английский техник со средним образованием стал обрастать связями. Парень быстро сообразил, что наткнулся на новый Клондайк: компьютеры он и сам может купить, а затем перепродать в Страну советов вместе с инсталляцией — операция не сложнее аферы с тухлыми яйцами из книг Джека Лондона. Нужно только зарегистрировать компанию подальше от бдительного британского правосудия, например на Кипре, что он и сделал.

Теперь он не просто разворачивал локальные сетки, но и продавал компьютеры. Вроде бы перескочил из грязи в князи, стал боссом, но менталитет сохранил: господин вместо лицензионного сетевого софта Novell NetWare поставлял на объекты пиратские копии с самопальными этикетками на дискетах. Мы обратили на это внимание и заставили поменять левую сборку на оригинал. Заменил. Но только один комплект из почти 30 левых. Дотошных ребят вроде нас поначалу было совсем мало. Это позволяло персонажу какое-то время делать деньги из воздуха и процветать. Ну и мы на этих работах поднялись. Думали так будет вечно, но увы — список объектов в портфеле у знакомых быстро закончился, и пришлось придумывать что-то новое.

А. Т.: С бароном вы как познакомились? Я про него тоже слышал. В НИИ, где я работал, стоял мощный (примерно, как VAX) компьютер NORD фирмы NORSK DATA. Знакомый физик, считавший на нем толщину защиты для космических аппаратов, как-то проговорился, что на одной из выставок видел «барона, который через дырку в железном занавесе нам NORD и притащил». По рассказам, немец на публику со стенда не выходил, только осторожно выглядывал из-за приоткрытой двери переговорной с бокалом вина в руке.

К. С.: Да, это Гарри, его манера поведения — был осторожен, на выставках попивал вино, но пьяным я барона никогда не видел. Были у Гарри и другие особенности: на переговорах он много записывал, что-то размашисто подчеркивал, создавая у посетителей впечатление серьезного бизнес-партнера. Потом выяснилось, что все это дешевая показуха. После одной из подобных встреч, уже в роли его помощника, я увидел как Гарри вырывает из толстого красивого ежедневника исписанные листы и выбрасывает их в мусорное ведро за ненадобностью. Этот трюк перед неискушенными советскими заказчиками он проделывал постоянно.

Были в арсенале барона приемы и посерьезнее — оказывается, он понимал по-русски, но вида никогда не подавал. О тщательно скрываемом Гарри знании русского языка я узнал только через полгода достаточно плотного общения. Да и то случайно. Полгода он водил меня, своего помощника, и всех остальных за нос! Жена у Гарри была русскоязычная, но отнюдь не славянской внешности. Видимо, с ее помощью язык и освоил. Кстати, мадам была своеобразная с отнюдь не европейскими манерами, выдававшими в ней совковые корни. Еще одной фишкой барона было правило никогда не говорить «нет». Вместо этого он использовал обтекаемые формулировки вроде «будет, потом». Правильнее было бы говорить «потом, когда рак на горе свистнет». Вот только про рака Гарри деликатно умалчивал.

А. Т.: Все-таки как вы с бароном познакомились?


«Подобрашка с улицы» и еще один товарищ Константина

К. С.: На барона я вышел через ребят из той же туристической тусовки, с которыми сплавлялся по горным рекам на надувных плотах. В тот период я сидел без работы, недавно женился, да еще и теща — честь ей и хвала — умудрилась внедрить меня в один из последних в Москве советских жилищных кооперативов. Половину взноса покрыли родители. Нужно было найти еще столько же, а денег нет. Я был согласен на любую работу — от сборки компьютеров до установки окон. Халтура подвернулась случайно: позвонили знакомые и предложили русифицировать партию принтеров. Работа разовая, нудная, но хорошо оплачиваемая. Так я попал в контору барона. К слову сказать, к процессу я подошел творчески: оптимизировал рабочее место и алгоритм работы так, что не было ни одного лишнего движения. Научный подход дал результат: скорость работы выросла в два с половиной раза. Работая от зари до зари, я за полторы недели перепрошил всю партию принтеров на складе, за что получил увесистый конверт — его вполне хватило на покрытие второй половины кооперативного взноса за трехкомнатную квартиру. Потом была еще пара подобных халтур, после которых на ударника капиталистического труда с физтеховским бэкграундом обратил внимание сам барон. Так я стал работать на капиталистическое предприятие.

А. Т.: Как же барон дошел до жизни такой? В моем представлении у каждого уважающего себя аристократа и замок должен быть, и миллионы на швейцарских счетах.

К. С.: Я в близкий круг доверенных лиц барона не входил. Созерцал происходящее с галерки, но от ребят из первого ряда партера слышал, что и замок у Гарри был, и безукоризненная родословная. Вот только денег на содержание замка почему-то не хватало. Бедный был барон! Так что заняться новым по тем временам компьютерным бизнесом его заставили житейские обстоятельства.

Поначалу Гарри ориентировался на поставку дорогих и больших компьютеров класса VAX — графических станций. Бизнес на продаже и сборке персональных компьютеров барон долго игнорировал (хлопот столько же, а денег меньше) и просмотрел, как стало ясно позже, направление с колоссальным потенциалом. Довольно долго контрабандный барон процветал, но ничего не бывает вечным. Рухнул бизнес барона вместе с великим и могучим Советским союзом. В крахе виноваты как жадность самого аристократа, так и форс-мажорные обстоятельства.

Случилось следующее: Гарри предложили крупный контракт аж на 5 миллионов долларов. Сумма и сейчас не маленькая, а по тем временам — просто огромная. Условия простые: утром стулья, то бишь компьютеры, вечером деньги. Под гарантии советских уполномоченных банков, разумеется. Барон контракт подписал, отгрузил компьютеры и стал ждать от СССР оплаты. Тут Советский Союз взял, да и развалился. Деньги остались в советском, точнее, уже в российском банке, и переводить их барону никто не собирался. Появились всевозможные «решалы», которые поначалу за 10 %, потом за 30 %, а позже и за половину застрявшей суммы предлагали услуги по ее возврату. Барон упрямился: «Платить проценты? За что? Мне деньги по контракту и так заплатить должны!» Дальше все как обычно: «Должны не значит обязаны. СССР обещал? Вот пусть СССР, которого уже нет, вам и платит…»

Железный занавес исчез, а вместе с ним исчезли и деньги, заработанные бароном на обходе запретов и ограничений. На этом компьютерный бизнес Гарри фактически закончился. Проекты с персоналками и русифицированными принтерами, в которых я участвовал, были не более чем попыткой барона запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда. Вялой, а потому безуспешной. Я наблюдал как на излете карьеры Гарри с головой окунулся в только начинавшее развиваться на российских просторах направление — стройматериалы для «евроремонта» (ТМ). На этом этапе барон исчез из поля моего зрения и больше в нем не появлялся. Кроме одного единственного эпизода: спустя пару лет после краха в России Гарри взялся привезти нам приличную партию процессоров в своем кожаном чемодане. После этого наши с бароном дороги больше не пересекались.


Константин Смирнов во время поездки в Лас-Вегас на компьютерную выставку COMDEX — первого выезда за границу. Плотина Гувера, 1996 г.

А. Т.: Костя, мне всегда было интересно, как к контрабандистам относились спецслужбы по разные стороны от железного занавеса. У тебя есть мнение на этот счет?

К. С.: Я со спецслужбами, слава богу, никогда не сталкивался — ни со своими, ни с чужими. Могу полагаться только на здравый смысл, информацию от коллег и из открытых источников. Не сомневаюсь, что и немецкого барона, и британского люмпена соответствующие советские органы изучили вдоль и поперек и вынесли резолюцию, как в песне Высоцкого: «проверенный, наш товарищ». Проверили и дали добро на бизнес в СССР. В интересах роста обороноспособности страны, скорейшего построения развитого социализма и т. д. и т. п. — я уже подзабыл риторику того времени. Приоткрыли капиталистическим «товарищам» калитку в железном занавесе с нашей стороны. Понятно, что в любой момент калитку могли захлопнуть и прищемить хвосты провинившимся.

А. Т.: Как же эти двое решали проблемы по другую сторону занавеса? Приехавших в Британию индусов вязали прямо на трапе самолета за контрабанду в СССР 386-х процессоров.


Самая ранняя из сохранившихся у Константина фотографий, связанных с компьютерным бизнесом. «Уже не в подвале», 1998 г.

К. С.: Я занимался только техникой и к тайнам логистики отношения не имел. Но люди, наблюдавшие за происходящим из первых рядов, за бутылкой чая иногда делились увиденным. По их рассказам, британский люмпен в самом Королевстве ничего не закупал и вообще не вел там бизнеса. Товарищ зарегистрировал себе конторку на Кипре, через нее и работал. На построение крупного бизнеса не замахивался. Ограничился дойкой прикормленного союзного министерства, раскрутив его на поставку почти трех десятков комплектов сетевых решений примерно по 10–15 машин в каждом. Был малозаметен, но жаден и беспринципен. Когда проявились проблемы с работой сетевого софта, вскрылось, что все присланные комплекты не только копии, а не оригиналы, но еще и с уже инсталлированного когда-то пакета — эта сборка корректно работать в принципе не могла. Мистер извинился и прислал оригинал. Но, помните, я уже говорил: один на три десятка проданных комплектов. Вы же умные, вы разберетесь. На том и зарабатывал.

В отличии от британского ПТУшника, германский барон у нас работал долго и с размахом — миллионный контракт был для него рядовым событием — но более осторожно и изощренно: изделия для СССР (в 1980-е годы он занимался большими компьютерами и графическими станциями) закупал не в Европе, а в США. Затем через свои конторы (по слухам, их у него было не менее пяти в разных частях света) отправлял грузы пароходами в Южную Африку. Потом траками грузы шли на север континента, снова перегружались на пароходы. В конце концов компьютеры, многократно поменяв хозяев и национальность, оказывались за железным занавесом с нашей стороны. Позднее, в самом начале 1990-х, когда барон пытался заняться персональными компьютерами, действовал уже не столь изощренно в плане логистики, но идеологически так же: транспортными компаниями приезжали компьютерные корпуса, флоппики и материнские платы, а микросхемы памяти, процессоры и харды, завернутые в пузырчатую пленку, барон лично привозил в огромных кожаных чемоданах. Как барон проходил таможни, откуда, из какой страны прилетал с увесистыми чемоданами, история умалчивает, что не удивительно. Такие были времена, такие были нравы. Справедливости ради нужно отметить, что за последние две тысячи лет человечество не придумало ни одного нового греха. Все старо как мир, включая контрабанду.

А. Т.: Контрабандисты еще Спартаку предлагали скрытую переброску бойцов морем — главное, оплатить их услуги. Но какие еще персонажи из компьютерного прошлого тебе запомнились?

К. С.: Был один забавный господин. На семинаре только появившейся на российском рынке компании AMD говорил по-английски. По-русски ни слова не понимал. Позже на банкете этот западный представитель слегка переусердствовал с водочкой и по мере опьянения стал переходить на гремучую смесь явно родного английского со столь же явно не родным, но очень приличным и беглым украинским. В моей родословной половина — украинцы, так что беседу я охотно поддерживал. Через полчаса мне уже были известны все корпоративные и семейные тайны докладчика: его дедушка оказался в Англии сразу после войны. Но больше всего из его откровений мне запомнилась одна фраза на англо-украинском: «Англiчане, вонi таки дурны людины, у реклами бачуть — Pentium, Pentium… For me four eighty six performance — дюже гарна..». Я уже давно вышел из компьютерного бизнеса, работаю в другой индустрии, но эту его крылатую фразу время от времени вспоминаю.


На выставке. 2001 г.

А. Т.: Лучшее — враг хорошего или, как говорили сисадмины на заре компьютерных сетей: «Не пытайся улучшить то, что работает. Лучше не сделаешь, только поломаешь».

К. С.: По поводу «лучше не сделаешь…»: надежные западные технологии в наших реалиях порою дают сбой по причинам, которые их разработчикам даже в голову не могут прийти. Приведу пример: один заказчик регулярно присылал нам рекламации на клавиатуры, которые мы им поставляли. По началу мы без звука меняли их на такие же новые. Потом стали менять на супернадежные, выдерживающие неимоверное количество кликов. Все равно возвращают. Стали разбираться. Вскрыли корпуса клавиатур, а там — давленные тараканы в неимоверном количестве!!! У нас в стране заказчику проще на поставщика оборудования наехать, чем тараканов с объектов убрать. Спутники запускаем, атомные электростанции и ледоколы строим, а с тараканами на объектах разобраться не можем. Справедливости ради замечу, что объект был довольно специфический — сеть обменников валюты с не совсем понятным статусом в переходах метрополитена. Ну как тут без тараканов-то.

Провожая меня, Константин сообщил, что задолго до нашей встречи попытался разыскать в сети хоть какие-то упоминания барона-контрабандиста и британского люмпена. Но в интернете о них и об их компаниях пустота, хоть шаром покати. Не сохранилось ничего, что, впрочем, и неудивительно — ведь все рассказанное происходило задолго до появления интернета и затрагивало лишь «узкий круг ограниченных людей». А если где-то что и сохранилось, простым смертным туда доступа нет. Может, оно и к лучшему: меньше знаешь, крепче спишь. А то случится как в рассказе Константина: разбудит посреди ночи внутренний голос и начнет резать правду-матку, да так что придется работу менять. Хорошо если только работу, а то и всю жизнь изменить придется.