14 сентября при поддержке Фонда Егора Гайдара в Москве состоялась очередная лекция профессора финансов Высшей школы бизнеса Стэнфордского университета Ильи Стребулаева. Илья – автор собственного курса и книги, посвященных Кремниевой долине.

Россия входит в пятерку самых активных стран, поставляющих стартапы в Кремниевую долину. Среди проектов долины 5% российского происхождения. Но более 30% проектов запускают выходцы из Индии.

В беседе с корреспондентом издания Slon господин Стребулаев также поделился своими соображениями по поводу секрета успеха Кремниевой долины и причинах провала ее клонов.

«Мегамозг» приводит наиболее интересные высказывания профессора.

Дозированная поддержка государства

Американское правительство обеспечило новые инвестиционные механизмы, приняв в 1979 году Prudent Man Investor Act, позволивший страховым и пенсионным фондам и другим инвесторам вкладываться в рискованные активы через венчурные фонды. Благодаря Prudent Man Investor Act общий приток капитала в технологический сектор увеличился в 50–100 раз.

Но не менее важно, что довольно быстро государство почти полностью ушло от решений, кому и на что давать деньги. Именно это не удается многим странам, где делают ставку на госфинансирование: государство дает деньги «от и до», без привлечения частного капитала и без создания структур, которые бы позволили государству в какой-то момент отстраниться.

Лучший пример «клонирования» Кремниевой долины

Удалось не сделать этой ошибки, пожалуй, только Израилю, который можно считать лучшим примером воссоздания Долины. В Израиле государство создавало фонды для инвестиций в технологии, но совместно с американскими фондами, которых потом сменили израильские частные инвесторы. Чиновники в Израиле не указывали, кто в какие проекты будет вкладываться, и это очень правильно. Я не знаю ни одного карьерного американского чиновника, который бы разбирался в финансировании инноваций так же хорошо, как профессиональный инвестор. Когда частные фонды не дают денег компании Solyndra, производителю солнечных батарей, а потом проект поддерживает государство, – ничем хорошим это не заканчивается: налогоплательщики теряют сотни миллионов долларов.

Непрерывное финансирование технологических проектов

Ты можешь поднять несколько десятков тысяч долларов, когда у тебя есть только идея, и можешь рассчитывать привлечь миллиарды долларов, когда выходишь на IPO. А так как путь инновационных компаний до прибыли занимает много времени (в среднем от первых инвестиций до IPO проходит восемь лет), такая непрекращающаяся цепочка притока капитала – вопрос жизни и смерти.

Кремниевой долине выживают только 10%, а оказываются по-настоящему удачными лишь 0,5–2%, то нужны гарантии и подстраховки. Их дают такие инструменты, как конвертируемые привилегированные акции (convertible preferred stock) и конвертируемые займы (convertible note). Они предполагают, что если инвестор не возвращает вложенные средства, то он получает все права на компанию и весь ее выхлоп. С другой стороны, предприниматель, чья компания набирает обороты, может рассчитывать на большой кусок пирога.

Эволюция финансирования в Кремниевой долине

В последние годы «лестница» непрерывного финансирования меняется. Во-первых, ощутим приток инвестиций на ранних стадиях. Десять лет назад такого бума ангелов быть не могло: чтобы начать софтверный проект, предпринимателю нужно было хотя бы несколько миллионов долларов (купить системы Oracle, снять офис, нанять разработчиков), и такие деньги могли дать в основном венчурные фонды.

Сейчас на старте достаточно $50–100 тысяч, поэтому и частных инвесторов куда больше. Технологиям уровнем выше нужны инвесторы с большей экспертизой и более внушительными суммами, так что ни ангелы, ни краудфандинг не вытеснят венчурный капитал.

Так что хотя сейчас в Долине инвестклимат хороший, но нет сомнений, что будет спад. Как скоро он начнется, сказать сложно. Но это точно нельзя будет считать провалом Кремниевой долины, это нормальный этап развития подобных экосистем.

Объединение теории и практики

Стэнфордский университет и другие ведущие университеты США остаются интеллектуальным ядром Кремниевой долины. В России Стэнфорд воспринимают как топовый университет, который можно сравнивать с МГУ. Это неверно. В России университет – это учебное заведение, а научные исследования живут в институтах РАН. В США наука и учеба развиваются вместе, Стэнфорд выполняет функции и РАН, и МГУ.

В России же многие ученые считают, что они не должны опускаться до коммерции, что уважаемые исследователи стоят в стороне от денег и внедрений. Это совершенно противоположный американскому, немного ханжеский подход: подавляющее большинство ученых Стэнфорда – «эдвайзеры» в венчурных фондах и стартапах. Там наоборот: если у тебя есть идея и ты можешь ее воплотить, – это хорошо скажется на твоей репутации.

Можно ли повторить синергию науки и образования, воплощенную в Стэнфорде? Да. Я не слежу за развитием «Сколково», но если именно эта идея заложена в проекте инновационного центра, она правильная. Главное, чтобы чиновники понимали, что, чтобы повторить успех Стэнфорда, недостаточно просто влить $2–3 млрд, пригласить корпорации и строить красивые здания. Нужно учесть множество факторов.

Обратная сторона взлетов и падений

В Долине есть культура принятия риска: люди не так переживают, что не получится. Разумеется, на провалы никто не ориентируется, но если это происходит – это не конец карьеры, не крест на возможности успеха. Поэтому многие многомиллиардные компании выстрелили не с первой идеей их создателей, а после пивота.

Во многих странах континентальной Европы, в Азии за человеком право ошибки не признается. Если, например, ты открываешь во французской деревушке ресторан и прогораешь, скорее всего, тебе и твоей семье придется уехать, потому что в течение 50–100 лет ты и твоя семья будете известны как те, кто провалил бизнес. И согласно законодательству Франции, ты как бывший гендиректор закрывшейся компании не сможешь снова встать у руля бизнеса в ближайшие 5–10 лет.

Соответственно, и пивоты при таком отношении работать не будут: первая мысль инвестора, который обнаруживает, что на его деньги делается не та идея, под которую он давал деньги, а новая, – это мысль о выводе денег. В Кремниевой долине все финансисты понимают, что вкладываются в идею, которая может измениться.