Эта публикация предназначена для прочтения в выходные или предвыходые дня для поднятия или поддержания хорошего настроения. Всё изложенное в ней абсолютная правда. Или почти.

Сразу после окончания Новосибирского Университета, в первый же день моей трудовой деятельности на ВЦ СОАН СССР я возглавил коллектив из более чем тридцати учёных, включая двух докторов наук. Руководящий пост я не покупал, как возможно предположили некоторые, никаких необходимых для занятия этого поста связей и знакомств у меня не было.

Я не уверен, что могу посоветовать мой рецепт карьерного роста другим. Но узнать о нём вам будет, я надеюсь, небезинтересно.

Пятница

Как взлёт самолёта невозможен без его предварительного разгона, а прыжок в высоту невозможен без разгона прыгуна, так и моя история началась не в день моего карьерного взлёта, а как минимум за три дня до этого, в пятницу.

В пятницу я приехал из родительского дома назад в Академгородок уже в статусе стажёра‑исследователя первого года ВЦ СОАН СССР.

Забросив чемодан в комнату аспирантского общежития я пошёл на ВЦ, чтобы забрать оставленные там кое‑какие ценные вещички.

Когда я шел по коридору к моей комнате, дверь кабинета заведующего нашим отделом открылась и из него энергично вышел Шеф.

Увидев меня издалека, он из широко раскинул руки, как будто‑бы хотел меня обнять. Его круглое лицо светилось от радости. Когда мы сблизились, обнимать меня он не стал, но крепко, с видимым удовольствием пожал мне руку.

Было очевидно, что прямо‑таки какой‑то камень скатился с его души.

— Здравствуй, дорогой! — радостно заговорил он, удерживая мою руку после рукопожатия в своей руке. — А я уже хотел секретаршу в общагу с запиской посылать, а ты вот сам пришёл! — удовлетворено констатировал он. И, не дав мне возможности открыть рот, чтобы хотя бы ответить на приветствие, он пафосно произнёс: — Значит так. Тебе оказано высокое доверие представлять наш коллектив в подшефном совхозе следующие две недели!

И он выжидательно уставился на меня, как будто ожидал, что я расплачусь от радости.
В мои планы поездка в совхоз на две недели не входила совсем. Можно ли как‑то увильнуть? Я начал импровизировать.

— Мне кажется, Юрий Алексеевич, я недостоин такой высокой чести. Может я лучше поработаю пока, а кто‑нибудь другой… из более достойных сотрудников поедет? Мне ведь Владимир Ильич (речь идёт о руководителе моего первого проекта на ВЦ) уже и задачу поставил.

— Владимир Ильич в курсе! — энергично заверил Шеф, отпустив наконец мою руку только для того, чтобы своей освободившейся рукой как бы дружески хлопнуть меня по плечу. — Да что ты, в самом деле? Ведь погоду обещают прекрасную! — (Прогноз погоды обещал на следующую неделю сплошные дожди). — Вас там поить‑кормить задарма будут, ночлег организован! — увещевал меня шеф. — Да я бы сам поехал, да дела не отпускают…

— Юрий Алексеевич! Вы не поверите, с какой радостью я уступлю Вам своё место! А давайте действительно Вы поедете! А я программы попишу? — без особой веры в успех попробовал я пробрать этот малый шанс.

Шев озадаченно‑удивлённо посмотрел на меня. Его взгляд был как у человека, который позвонил три раза в квартиру, где его должны были ждать, а дверь ему никто не открыл. Но это продолжалось только пару секунд. Его глаза сузились, он сам как‑то набычился.
— Ну хватит Ваньку валять! — строго сказал он и для пущей уверенности рубанул в воздухе рукой. — У нас всё честно. Все поедут в совхоз или на стройку. Рано или поздно. А сейчас тебе очередь досталась! — И он ещё раз рубанул воздух рукой. После этого он начал говорить с монотонно‑лекторским выражением в голосе: — В понедельник, в восемь утра быть в рабочей одежде у главного входа в ВЦ. — И он для пущей убедительности показал пальцем в направлении главного входа, как будто я мог это забыть. — При себе иметь зубную щётку, бритву, в общем — предметы личной гигиены и на всякий случай немного денег. — Шеф выдержал паузу, — Инструктаж закончен. Вы свободны. — Уже совсем ледяным тоном добавил он.

— Служу подшефному совхозу! — отпарировал я пошёл по коридору в свою рабочую комнату.

Делать нечего. Игра проиграна вчистую. Вместо программирования, по которому чесались руки, в понедельник придётся поехать в на две недели в подшефный совхоз.

Суббота

В субботу сначала всё шло по плану. Ближе к обеду, как и было заранее обговорено, ко мне приехал мой друг Серёга. В Академгородке он был первый раз и моей задачей было показать Серёге все академгородковские достопримечательности. Но сначала мы сходили с Серёгой пообедать в столовую ТБК (Торгово‑Бытового Комплекса), в те времена наверное одну из лучших в Академгородке, да и лежавшую недалеко от моего аспирантского общежития. В расположенном в том же здании магазине мы купили несколько бутылок пива и вернулись в общежитие.

В общежитии я жил в комнате на троих, но один мой сокомнатник был в отпуске, а второй уехал на выходные к своей подружке. Так что мы с Серёгой спокойно, со смаком попили пива, повспоминали наших общих друзей и прошлые совместные приключения. А после этого тронулись в путь.

Мой план состоял пройтись сначала мимо Дома Учёных, по центру Академгородка до Университета и студенческих общежитий, затем пройти через лесок на тогдашний Проспект Науки (переименованный позднее в Проспект им. Лаврентьева) и по нему, а затем по Морскому проспекту вернутся в общежитие на ул. Золотодолинскую.

Мы полюбовались с Серёгой Домом Учёных и пошли от него вниз по ул. Ильича по направлению к Университету.

Когда мы проходили мимо ресторана, которому за его оригинальную форму местные жители дали меткое название «Поганка», и я оживленно рассказывал Серёге, как мы первые полгода в ФМШ именно здесь питались, мне бросилась в глаза большая группа подвыпивших молодых людей у дверей этого ресторана. Но особого внимания я на них не обратил, хотя нам пришлось пройти очень близко от них, поскольку я планировал провести Серёгу через Торговый Центр — одну из главных достопримечательностей Академгородка в глазах людей, далёких от науки.

Молодые люди были явно не местные. Возможно, компания хотела попасть в ресторан, но её не пустили.

Я не помню, чтобы мы с Серегой толкнули кого‑то из группы или отпустили шуточку на их счёт.

Но не успели мы пройти и нескольких шагов, как перед нами вырос здоровенный детина, видимо предводитель этой банды и ещё несколько человек загородили нам дорогу. Оглянувшись, я увидел, что они взяли на с Серёгой в плотное кольцо. Их было человек пятнадцать, не меньше.

«Бей их!» — заорал детина и стал снимать с пояса солдатский ремень с тяжелой пряжкой. Откуда‑то сбоку и сзади мне прилетел первый удар. Из моих глаз посыпались искры.
Серёгу тоже ударили.

В детстве мы с ним не были большими драчунами. Но реалии павловского уличного воспитания подразумевали участие любого пацана в драках и приобретения базовых навыков и рефлексов. И, видимо повинуясь рефлексу, мы встали с Серёгой спина к спине и начали, как могли, отмахиваться и отпинываться от наседавших и всё более звереющих негодяев.

В моей голове пульсировала мысль: «Главное — не упасть. Иначе запинают до смерти».
А ситуация становилась всё тяжелее и тяжелее. Удары кулаками в голову или по телу были не очень умелыми. Было больно, но терпимо. Но вдруг я получил удар в надбровье чем‑то твёрдым, наверное кастетом. И почти сразу — оглушительный удар в пряжкой солдатского ремня в лоб. Кожа на лбу треснула и кровь хлынул потоком, полностью заливая мне глаза.

Это было немыслимо, невозможно. Но это был не сон. Нас с Серёгой беспощадно избивали среди бела дня в самом центре Академгородка!

Видимо, кто‑то пытался оттащить драчунов, кто‑то кричал, что позвонит в милицию. Но пользы от этого было мало. Их целая озверелая толпа, а нас только двое. Долго нам не устоять.

Только чудо могло спасти нас.

И разумеется, чудо произошло. Иначе бы вы не читали бы сейчас эти строки.

Чудо материализовалось очень близким, и от этого пронзительным рёвом сирены. Кто‑то из шайки крикнул: «Шухер! Менты! Сматываемся!».

Удары прекратились. Когда я стёр с глаз и лба очередную выступившую порцию крови, то увидел спины улепетывающих обидчиков. Они побежали сначала на улицу Ильича а потом по тротуару вниз. Детина бежал один из первых.

Милицейский газик с включённой мигалкой и ревущей сиреной повернул и поехал за ними прямо по широкому тротуару мимо Торгового Центра.

Откуда он взялся, этот газик, осталось невыясненым.

Наша драка была очень интенсивной, но длилась всего пару минут. Мобильных телефонов тогда не было. Возможно, кто‑то всё‑таки по стоявшему рядом телефон‑автомату успел позвонить в милицию. Чтобы доехать от отделения милиции до места драки требовалось бы не меньше десяти минут. Возможно, газик был недалеко и ему передали целеуказание по рации. Возможно, милицию вызвали уже давно, когда подвыпившая толпа пыталась проникнуть в ресторан. Но скорее всего, милиционеры просто совершали рутинный объезд территории и на наше счастье в тот момент проезжали рядом.

Голова, живот и получившие несколько пинков тяжёлыми ботинками ноги кричали от боли, но мозг понемногу просветлялся.

Я увидел Серёгу, у которого глаз и пространство вокруг него на глазах наливались кровью, а сам он сидел на корточках, схватившись за живот. Несмотря на такое свое состояние, он сказал: «Валить отсюда надо, Вить. Они вернутся!».

Не знаю, кого — бандитов или милиционеров имел ввиду Серёга, но в мою всё ещё ноющую от боли голову пришло воспоминание об услышанных историях, когда милиционеры забирали не нападавших, а жертв драк, оформляли на них протоколы и отсылали их на рассмотрение по месту работы. А жертвы потом на работе должны были доказывать, что они не виновны.

На ходу поблагодарив женщину, которая предлагала позвонить в Скорую Помощь, мы с Серёгой, хромая и скрипя зубами от боли, попытались поскорее убежать с этого злополучного места.

Бежать особо не получалось.

Я сообразил, что передвигаться по большой и хорошо просматриваемой улице Ильича в таком виде нельзя, и увлёк Серёгу на известную мне дорожку, которая вилась по тенистому в то время кварталу верхней зоны Академгородка.

Вдруг, на дорожке нам встретилась женщина. Увидев нас, она испугалась, сначала ойкнула, а потом стала испуганно оглядываться по сторонам. Похоже, она была готова начать громко звать на помощь.

Я сообразил, что причиной тому был мой окровавленный вид. «Ничего страшного, это я упал неудачно!» — крикнул я ей первое, что пришло в голову. «Мы оба упали» — заверил семенящий за мной Серёга. Женщина, всё еще вне себя от страха, посторонилась, хотя места на дорожке было и так достаточно.

И хотя по пути следования мы вызвали ещё немало удивлённых взглядов, тем не менее мы без дальнейших осложнений добрались до моей комнаты в общежитии.

Немного отдышавшись, и беспрестанно стирая свою кровь со лба уже полностью окровавленной рукой я понял, что наверное при желании нас можно было бы «выследить» по каплям крови на дорожках и асфальте. К счастью, этого не произошло.

К сожалению, у меня не было вообще никаких медицинских материалов типа бинта или пластыря.

За ними я, оставляя на полу коридора общежития капли крови, двинулся к знакомому Коле, который жил в этом общежитии уже несколько лет.

К счастью, Коля оказался на месте. К несчастью, ничего медицинского, кроме таблеток аспирина, у него не было. Но к счастью, у Коли была знакомая медсестра Эльвира, или просто Элька, как он её называл, которая тоже жила в этом общежитии. И уже тройной удачей стало то, что Эльвира тоже оказалась в своей комнате, медицинские принадлежности у неё были в избытке и она согласилась нам помочь.

Эльвира промыла и прижгла наши с Серёгой раны йодом и забинтовала нам головы бинтами.

Осмотрев наши черепа под густыми тогда волосами она недовольная, что её потревожили, буркнула: «Бошки у обоих целы».

Проверив с помощью своих пальцев, что мы можем сосчитать их количество, она вынесла вердикт: «Сотрясений мозга, по крайней мере больших, тоже нет. Если ночью будет рвота — значит есть».

Она заставила нас раздеться до трусов и, осмотрев наши ноги, сказала: «Раз стоять можете, переломов нет». Тут она заметила, что Серёга держится рукой за бок. Убрав его руку, она заметила здоровенный кровоподтёк. Побив под стоны Серёги по нему пальцами, она сказала: «Может рёбра сломаны. Если боль не пройдёт, на рентген сходи».

Коля был в курсе, что мне в понедельник надо ехать в совхоз. Увидев, что Эльвира свой медосмотр закончила и начала складывать свой саквояж, он решил взять инициативу в свои руки.

— Элька, а ты можешь Витьке больничный на неделю выписать? — спросил он нашу благодетельницу. — Они ведь за девушку вступились — как знаток женской души приврал он.

— Не могу. Я не врач, а медсестра — отрезала она. — А про девушек все врут — добавила она, осуждающе посмотрев на Колю.

— А ты врачиху свою попроси, она не откажет — не сдавался Коля.

— Откажет — отрезала Эльвира.

— А если он на приём придёт, она выпишет? — с надеждой спросил Коля.

— В зависимости от состояния. Но вряд ли. Завтра раны засохнут, повязки снимите — продолжила она, обращаясь уже к нам. — Если боли до понедельника не пройдут, к врачу обратитесь. — продолжила она. — Но учтите, при таких увечьях — у вас кастеты на лбу отпечатаны — врач обязан известить милицию. Так что подумайте…

И с этими словами Эльвира вышла из нашей комнаты.

Серёга сел на стул и, всё ещё держась руками за живот, нашёл в себе силы пошутить: «Здорово погуляли. Приехал на учёных посмотреть, а сам по роже получил!».

Мы с Колей засмеялись, хотя мне смех отдавался болью в животе.

— Ну что Витя,…» — обратился ко мне Коля. — Стыдно нам за Академгородок перед гостем. Какое у него воспоминание останется? — и он сделал театральную паузу. — Но хорошо, что у меня бутылочка винца припасена!

— Хорошее дело — поддержал его Серёга. — Мы раны изнутри обработаем!.

Субботу мы закончили втроём за скромной трапезой и задушевными мужскими разговорами, когда доза выпитого ровно та, которая способствует их возникновению и поддержанию. То ли с каждым часом, толи с каждым выпитым стаканом, но боль понемногу отступала.

Воскресенье

Проснувшись в воскресенье утром, я не узнал спящего на соседней койке человека. И только после пристального вглядывания в покрытое синяками, кровоподтёками и шрамами, с раздутыми губами лицо спящего, я разглядел в этом кошмаре знакомые Серёгины черты. «Да, крепко ему вчера досталось!» — подумал я и машинально прикоснулся ко лбу, чтобы убрать с него волосы. Острая боль словно ударила током в месте прикосновения.

Я подошёл к зеркалу. Себя в нём я узнал тоже не сразу. Всё было как у Серёги, только на лбу отчётливо проступали регулярными рядками два налившихся кровью следа от кастета.

Тогда я сделал для себя неприятное открытие, эмпирические подтверждения которому я получал после этого ещё несколько раз в жизни на примере других людей. Открытый мной закон звучит так: «Сильно побитые люди похожи друг на друга. А все вместе они похожи на опустившихся на самое дно алкоголиков и прочих асоциальных типов».

Серёга проснулся и тоже долго всматривался в меня. «Я смотрю, рубашка вроде твоя, а рожа чья-то бандитская» - пошутил он.

Мы позавтракали чем бог послал и он засобирался назад в Новосибирск. Настроения дальше наслаждаться прелестями Академгородка у него, очевидно, не было.

Но как в таком виде ходить по улицам и ехать в автобусе?

Мы стали соображать.

К счастью, собираясь ко мне в гости, Серёга надеялся, что ему во время этого визита удастся искупаться в Обском море, омывающим одним своим краешком Академгородок. С этой целью он прихватил не только плавки, но и футболку и большие черные солнцезащитные очки. Залитую кровью рубашку он положил в сумку, а оттуда достал футболку. После этого он облачился в вышеупомянутую футболку и  джинсы, надел очки.

Выглядеть он стал получше, очки прикрыли самое страшное, но распухшие губы и покрытый шишками и синяками лоб картину портили. 

В этом Серёга убедился, подойдя к зеркалу. Но он был парень сообразительный.

В то время он (как и я) носил усы. 

— Смотри! — сказал он и втянул нижнюю губу под верхнюю, хоть это и было больновато. И действительно, распухших губ не стало видно.

— А со лбом что делать? — спросил я. И сам ответил: — Хорошо бы шляпу найти. Может у Коли есть? Пойду спрошу.

— Не надо! — уверенно сказал Серёга, видимо что‑то придумав. — Дай‑ка мне газетку…» — попросил он.

Из газеты он смастерил подобие фуражки с длинным козырьком. Великолепно! — если не присматриваться к щекам, ничего не заметно.

«И мне шляпу сделай!» — попросил я Серегу, а сам полез в чемодан, где у меня лежали мои солнцезащитные очки с очень большими, как тогда было модно, стёклами.

И вот по тротуару Морского Проспекта в сторону автобусной остановки, немного прихрамывая, двигаются два молодых человека. Они ненадолго привлекают внимание редких прохожих своими неподходящими к погоде одеяниями. На небе свинцовые тучи, но молодые люди нацепили на себя большие солнцезащитные очки. Капающий из тёмных туч дождик на глазах размачивает сделанные из газеты фуражки на их головах. Молодые люди ведут интенсивную беседу, но при приближении прохожих замолкают. Что прохожие не замечают — так это того, что при этом молодые люди втягивают свои нижние губы под верхние, покрытые усами.

Но эти наблюдения не задерживаются надолго в сознании прохожих. Может студенты дурят. А может это такая новая мода…

Понедельник

В понедельник утром я, выбирая преимущественно маленькие дорожки и лесные тропки, двинулся из своего аспирантского общежития на улице Золотодолинской в сторону ВЦ. Тогда Академгородок был застроен намного меньше, чем теперь. Мощные деревья большими группами росли внутри кварталов, а между Университетом и ВЦ лежал практически нетронутый лес.

Вернувшийся в воскресенье вечером мой сосед по комнате Лёша, уже заканчивавший аспирантуру, по‑братски помог мне с экипировкой. Сам он обладал колоссальным опытом откомандирования в колхозы и совхозы, а также на стройки Сибакадемстроя и давно обзавелся рабочей одеждой. Комплекция у нас была схожая, и даже размер ноги одинаковый. Так что шёл я к ВЦ облачённый в Лёшины рабочие штаны, обут был в его сапоги. В руках я нёс сумку с его фуфайкой. На моей голове красовалась легкомысленная, но с широкими полями панама, а на нос были нацеплены большие солнцезащитные очки. Мои шрамы и синяки были со стороны практически не видны.

Я постарался прийти почти к самому отходу автобуса в совхоз. И это мне удалось.
Автобус уже стоял у входа в ВЦ, а около него стоял зам. директора по общим вопросам Семён Калистратович.

Позже мы познакомимся с ним поближе и он поразит меня свои признанием, что в любом научном институте заместителя директора по общим вопросам можно через полгода после начала работы садить в тюрьму. Такая уж профессиональная специфика. Выполнять эту работу, не нарушая социалистическую законность, было невозможно.

Но это будет через несколько лет. А пока, спросив мою фамилию, поставив галочку в своём списке, Семён Калистратович придирчиво осмотрел мою экипировку. Оставшись ей доволен, он сказал по‑отечески: «Проходи в автобус. Скоро тронемся».
И действительно, через пару минут мы тронулись.

Отступление о помощи города селу

Пока автобус добирается до места назначения, я позволю себе объяснить более молодым читателям, зачем и почему едут в совхоз научные работники.

Начать надо издалека. Большевики‑ленинцы, пришедшие к власти в России в результате революции, жителей деревни в соответствии с марксистским мировоззрением не любили. И хотя в тогдашней крестьянской России крестьяне составляли большинство населения, соратниками пролетариата считались только беднейшие из них. Большевистская власть стала объединять крестьян в колхозы. При этом им требовалось отдавать в колхоз своих лошадей, коров и инвентарь. Это привело к голоду в стране.

Сталинская индустриализация требовала много рабочих рук. И крестьян стали правдами и неправдами выжимать из деревни в город.

Эта тенденция, во всё более мягкой форме, но продолжалась и при Хрущёве и при Брежневе. Так, например, крестьяне в СССР долго не имели, в отличие от горожан, паспортов и были тем самым фактически заперты в своей деревне и ограничены в правах. Только переезд в город снимал с них эти ограничения. Заработок селян в колхозах и совхозах был намного ниже, чем у горожан, а пенсии в описываемые времена — символические. Молодёжь массово уезжала из деревень в города.

Проблему усугубляло низкое качество выпускавшихся в СССР сельскохозяйственных машин. Они очень часто ломались. Потому многие сельскохозяйственные операции приходилось делать вручную.Помню, мой отец, человек с начальным образованием, спрашивал меня: «Вот ты учёный человек. Ответь мне, как так получается: луноход по Луне ездит и не ломается. А свеклоуборочный комбайн только на поле выедет — сразу пять поломок в нём? И опять Манькам и Дунькам деревенским спину надо гнуть и руками свеклу из земли вытаскивать?». Что я мог ему ответить? Что на конструирование сборку и испытания одного лунохода денег было потрачено больше, чем на все свеклоуборочные комбайны СССР?

Одним словом, рабочих рук на селе не хватало. Казалось бы, в рамках плановой экономики СССР это можно было легко исправить. Но руководившая страной партия выбрала другой путь: в случае необходимости направлять горожан на работу в село. Эта кампания получила название «Помощь города селу».

Как правило, за каждым совхозом или колхозом закреплялось одно или несколько городских предприятий или учреждений. В начале года колхоз или совхоз подавал заявку, сколько людей в какое время ему будет нужно. А предприятие должно было обеспечить доставку этого количества людей в указанное время в подшефный колхоз или совхоз.

Как правило, заказы шли на выполнение массовых операций, например — уборки вручную картошки, морковки или свеклы. Но иногда, как в случае едущих в нашем автобусе людей, перед горожанами ставились и другие задачи.

Мой карьерный прыжок

В совхоз мы ехали долго, почти три часа. При этом два из них автобус нещадно подбрасывало на ухабах разбитых просёлочных дорог. Внутри автобуса подскакивали мы, пытаясь удержаться на наших сиденьях сами и удержать на коленях наши сумки с тёплой одеждой и прочими необходимыми в такой экспедиции вещами.

Но вот, наконец, мы на месте. Автобус подъехал к правлению совхоза.

Мы с удовольствием вышли из автобуса.

Семён Калистратович зашёл в правление и вернулся через несколько минут с директором совхоза, молодым и энергичным человеком.

Тот с нами поздоровался и сказал, что мы можем пока пройти к зданию общежития, которое располагалось недалеко на той же улице. Там можно оставить вещи и получить спальное бельё. А через полчаса надо вернуться на это место, где нас, по его расчётам, уже будет ждать Владимир Сергеевич, совхозный прораб (начальник совхозного строительства). «Только он…того, …» — несколько замялся директор. — «Он в эти выходные младшую сестру замуж выдал. Три дня гуляли.» — добавил улыбнувшись директор. И, посерьезнев, добавил: «Он после этого может быть…» — директор замолчал, подыскивая подходящее слово, — «…строгий может быть.» — закончил он свою мысль.

Когда мы через полчаса вернулись к зданию правления, около него стоял мотоцикл с люлькой, а на его сиденье сидел, явно ожидая нас, довольно молодой мужчина. Это и был прораб собственной персоной.

Стал понятно, почему директор так долго подбирал слово для точного описания настроения Владимира Сергеевича.

Было видно, что плоть этого человека мучается жестоким похмельем. И эта плотская мука самым негативным образом отражается на его духовном состоянии. Он был зол до свирепости. Зол на весь мир. Особенно на части мира, ближайшие к нему. А это были мы.

— В шеренгу построились! — строго скомандовал он.

— А мы что, в армии? — спросил кто‑то из мужчин.

Но прораб бросил на него такой взгляд, что и спросивший, и все остальные, включая женщин, быстро встали более‑менее в одну линию.

Заложив руки за спину, как Наполеон в одном из кинофильмов, прораб стал прохаживаться вдоль нашего строя. Мы ему не нравились. Совсем не нравились.

Повисла тяжёлая пауза.

— Ну и рожи! — обратился прораб сам к себе, видимо не найдя более достойного собеседника.

— Я же говорил ему… — (прораб возможно подразумевал директора совхоза) — Я ему говорил. Мне строители нужны!. Мне же крышу картофелехранилища надо до холодов перекрыть! — продолжен он свой монолог.

— Так вроде хранилище прошлой осенью сдали. Ленточку разрезали. В газете про это писали…‑ спросил кто‑то знающий из нашей группы.

— На бумаге сдали! — отрезал прораб. Крышу плитами бетонными покрыли. А ещё надо щели между ними заделать. Потом щебёнкой засыпать. Потом стяжку бетонную сделать. Потом рубероид наклеить. А сверху гравием керамзитовым засыпать. А она эта крыша знаешь какая? — спросил он непонятно кого и сам же ответил: — с полполя футбольного! — на выдохе закончил он. И, как бы усиливая трагический эффект спросил: — вы когда‑нибудь крыши крыли?

— Только матом — сбалагурил мой однокурсник Серёжа Щекото, принятый одновременно со мной в ВЦ.

В голосе Серёжи была слышна примирительная интонация, но прораб её не расслышал.
— Остряк? Да? — подскочил он к Серёге. Но Серёга был его выше и крепче в плечах. Так что прорабу пришлось смотреть на него снизу вверх. Дуэль взглядов выиграл Серёга. — Остряк? — снова повторил прораб, но уже не так воинственно.

Прораб прошел до конца нашей кривоватой шеренги, весь вне себя от ярости. И тут в поле его зрения попал я, стоявший почти в самом конце. Моя панама с пальмами взбесила его окончательно.

— Ты куда, бля приехал? Тебе тут что, «Сочи дело к ночи?» — заорал он на меня.

— Кабакабана — ответил я ему, тоже разозлившись, первое, что пришло в голову.

— Чё? — переспросил прораб.

— Это пляж в Рио‑де‑Жанейро — подсказал женский голос из шеренги.

— Рио чё? — спросил прораб.

И сделал то, чего я не ожидал. Он сделал «финт глазами», посмотрев в сторону от меня, и я инстинктивно посмотрел тоже в том же направлении. А в это время прораб неожиданно быстрым движением сорвал с меня мою панаму.

Не знаю, что он намеревался с ней сделать. Но увиденные им на моём лбу синяки и шрамы вмиг изменили его настроение. Его взгляд как‑то потеплел.

— Очки сними — уже нормальным голосом попросил он.

— Зачем это? — отрезал я, всё ещё разозлённый.

— Ну сними — с почти детско‑просительной интонацией снова попросил он.

Я снял очки.

Прораб отступил на шаг, как это делают любители живописи, чтобы получше насладиться картиной.

— Чем били, пряхой или кастетом? — с нескрываемым интересом и неожиданной сочувствием в голосе спросил он.

— И тем и другим — ответил я, тоже смягчаясь.

— Да вижу, — согласился он со мной. — А их много было? — с явным интересом к деталям, уже вроде забыв про свои проблемы с крышей спросил он.

— Много — подтвердил я.

Прораб тут видимо вспомнил, что он на работе. И, словно смирившись с ситуацией, он громко, уже обращаясь ко всему коллективу, произнёс:

— Что сделаете то и сделаете! А бригадиром будет он! — он показал рукой с моей панамой в ней, на меня. Заметив это, он сделал шаг ко мне и отдал панаму.

— Наверняка есть более достойные кандидаты, — начал обороняться я. — Может кто сам бригадиром хочет быть — как утопающий хватается за соломинку, сделал я предположение.

— Кто сам хочет быть бригадиром? — зычно гаркнул внезапно повеселевший, будто выпивший похмельную стопку, прораб.

— Нет желающих — ответил за всех программист Степанов, единственный кроме нескольких моих однокурсников человек, которого я более‑менее знал. — Дорогу молодым! — повторил он партийный лозунг тех лет. — Он справится.

— Он справится, — подтвердила моя однокурсница Люся, видимо надеясь таким образом поскорее избавится от общества прораба.

— Ну а я что говорил? — самодовольно констатировал прораб. — Всё! — вот он будет вами командовать. Как твоя фамилия? ….

***

Вот так, в силу цепочки совершенно невероятных событий я, не проработав на ВЦ и полдня, я возглавил коллектив из примерно тридцати научных работников, включая двух докторов наук.

По окончанию строительства и возвращению в Академгородок мой карьерный взлёт закончился и я снова стал бесправным стажёром первого года.

Забегая вперёд скажу, что злополучную крышу мы покрыли. Матом крыли тоже, но технологию соблюли полностью.

Правда, не за две недели, а за четыре.

***

Эта статья — переработанный для Хабра вариант истории из моей открытой книги «Мемуары кочевого программиста: байки, были, думы». Если у вас есть время и настроение — я приглашаю вас полистать её страницы.

Изображение: плакат тех лет