Поговорим мы сегодня о человеке природы, а какие от него получаются производные мужчина и женщина, догадаемся сами.

ЭКСПРОМПТ НА ОГАРЕВУ

«В молчанье пред тобой сижу.

Напрасно чувствую мученье,

Напрасно на тебя гляжу:

Того уж верно не скажу,

Что говорит воображенье».

Так писал Александр Сергеевич Пушкин.

Пушкин -- живее всех живых, -- твердит молва народная, а как ему быть в условиях такого рода бессмертия, увы, -- молва не упоминает, как не упоминает и то, что кануло в Лету истории 1.0 и что от этого у нас осталось. А осталась у нас одна конфигурация.

Что же явилось Пушкину в образе Огарёвой и подобии чего?

В этом вся суть досконального недоразумения. Мы, в мгновение ока, оказались без материнского, но с подобием в образе женщины. Наши мозги -- кипят. Мы создаём спасение в подобии ИИ.

Давайте же догадываться о том, с чем сталкивается бессмертный классик русской литературы и сколько требуется времени на то, чтобы понять, куда же девается человек.

Любое письмо содержит множество диалектических ошибок. Каждая наша ошибка может скрывать целомудрие красавицы от чудовища, если она владеет нежностью слова в не меньшей мере, по отношению к его силе. Той силе, которая с чудовищем -- наравне.

Так выглядят мудя мирового долга, которые возникли по мере той совести, которой от мудей мирового долга -- не дождёшься. Потому что, как только конфигурация стремиться к требованию, так сразу близка природа взрыва, а требование это то единственное, что оставляют нам невинные красавицы в сфере наших интересов. Интересов перспективизации.

Это интерпретатор. Проведя чуть ниже природы Большого Взрыва он отражает нечто более существенное, но не исключает наличия природы Большой Тягомотины.

Что же он отражает?

В нём заключена природа кочевания в Лету истории 1.0. Так исчезают цивилизации. Они исчезают ровно тогда, когда от мудей мирового долга более ждать -- нечего. Всё что ниже и несколько посередине, -- отражает бессмертность столпов народной мысли.

Лев Николаевич Толстой, после романа Воскресение, -- отдал все свои труды -- в наследство человечеству. Такие -- не умирают, но уходят в "мир иной" -- банально, -- оставляя после себя мировую войну и революцию.

Давайте вспоминать Муаммара Каддафи. Он, прилетев в Москву, -- разложил в Кремле бедуинский шатёр, как хозяин положения. Товарищ начинающий Фараон сидел перед ним на корточках. Однако, могло взыграть великое и народное желание царя, предоставив в распоряжение Каддафи всего лишь двойника начинающего Фараона, когда столь велико Эго народной фиктивности.

Буквально за считанные годы, -- от ближнего востока не остаётся и следа. Запад начинает сходить с ума от эффектов Манделы, квантовой механики и прочих Матриц, -- утверждая в хозяевах мудей мирового долга -- автомобиль бессмертия.

Получается два типа бессмертия и два типа вечно блеющего скота:

-- Скота исключительной важности;

-- Скота исключительной дефективности;

Лев Николаевич Толстой, в эпопее Война и Мир, описал логику поведения золотого миллиарда, будто бы утверждая, что Пушкин вырастил только сад, которому нет дела до жизни садовника. Золотой миллиард не видит войн, он даже к ним, ни то что не готов, -- он не готовится. Сам же Пушкин, найдя слова нежности, произвёл ход согласный совести невинных красавиц, -- он смодулировал собственную дуэль, причиной которой стала какая-то его модальность, оставаясь верным своему делу.

Как же тогда мог бы закончить роман Воскресение человека природы?

Екатерина спокойно уснула, не наблюдая природы того князя, который был результатом системы отношений тех современников Пушкина, которые остались в реальности его настоящего благодаря ловкости его письма. Князь буйством интереса к куколке, создал бабочку, которая разбила его на множество интерпретационных версий.

Вот и получается. Есть реальность некоторого настоящего, в котором ищет пути освобождения от такого рода бессмертия -- человек природы, делая при этом всё то самое простое, что требуется от человека. Он способен смодулировать всё и иное. Всё то, что захочет тот люд, который не меняется. Вопрос только совести.

Реальность настоящего стремится размежеваться с расслоением. Бессмертный хозяин мудей мирового долга живёт дыханием должников, а задолжавший люд черпает запасы от бессмертного столпа русской литературы, не уделяя и капли внимания к его трудам. Получается палка о двух концах.

"Мультивселенная" славится домами Рабиновичей, или тем, что мы оставляем потомкам только на рассмотрение. Мы даже не намекаем, что многие их предки попросту могли не встретиться, когда столп, будто силой львиного сердца прикрывает ту природу, которая уже "фсё". Дом Рабиновича это не про нацизм. Это про глобальный сбой в интерпретациях, про то, что может ожидать человека природы и про то, чего ждёт народ такого отечества.

Давайте так. Плюс-минус во времена промысла Моисея, -- сошёл ледник балтийского моря. На Земле появилось несколько схожих языковых культур, каждая из которых что-то несёт в природу автоматизированного программирования, благодаря которой Солнцу невероятно сложно разворачивать банальности, а столь уважаемый народ только этого и ждёт.

«Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог».

Так писал Пушкин в Евгении Онегине, будто намекая, что есть скрытое отечество, которое помимо всего прочего отдаёт всё новые и новые дома земли -- в залог.

Кто же тогда все мы на этих землях?

А мы и есть те самые маленькие и бессовестные инопланетяне. Подсказкой этому является финское Солнышко Aurinko. Оно будто намекает, что как не старайся замалчивать, -- возникнут лишь новые дома. "Aura in -- ко".

Казалось бы -- все карты -- биты. Но не тут-то было. В районе Чудского озера есть чрезвычайно малая народность сету. У них-то Солнышко куда более покладистое, будто бьющее в одну точку -- Päiv. Оно же -- день. Pää с финского языка -- голова, что вносит дополнительные очки в пользу настоящего. "Pää и в", когда рядом светит Päike.

Толстой -- скрыл природу шизофрении революционеров. Она-то и пробила слой непробиваемого.

«Ночь сердится, а день исподтишка
Расписывает краской облака.
Как выпившие, кренделя рисуя,
Остатки тьмы пустились врассыпную.
Пока роса на солнце не сошла
И держится предутренняя мгла,
Наполню я свой кузовок плетёный
Целебным зельем и травою сонной.
Земля — праматерь всех пород, их цель.
Гробница их и вновь — их колыбель.
Всё, что на ней, весь мир её зелёный
Сосёт её, припав к родному лону.
Она своим твореньям без числа
Особенные свойства раздала.
Какие поразительные силы
Земля в каменья и цветы вложила!
На свете нет такого волокна,
Которым не гордилась бы она,
Как не отыщешь и такой основы,
Где не было бы ничего дурного.
Полезно всё, что кстати, а не в срок —
Все блага превращаются в порок.
К примеру, этого цветка сосуды:
Одно в них хорошо, другое худо.
В его цветах — целебный аромат,
А в листьях и корнях — сильнейший яд.
Так надвое нам душу раскололи
Дух доброты и злого своеволья.
Однако в тех, где побеждает зло,
Зияет смерти чёрное дупло».
Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта
(перевод Б.Л. Пастернака)

Пару дупел смерти -- скрывают ещё две, заключительных для нас, -- советских реальностей. Одна голова хорошо, а советская голова -- ещё лучше. Андропов и Черненко. ЧК и юннаты, -- у всех сбываются мечты, кроме мечты о Свободе...

Давайте метнёмся в сторону древнего Египта. Жрецы, Фараоны, Иерофанты, настенные послания и наша незыблемая интерпретация, когда сам интерпретатор -- не от большой совести. Ничего не говорится о грамотных мужиках, каждый из которых мог понимать, что может быть в параллельных псевдореальностях в любом из качеств, если незыблемо его целеполагание.

Нам не понять, каково может быть устройство сверхмасштабной модуляции, как не понять и механику, пока мы не смекнём на тему о том, о чём же улыбается Солнце. А "тема" с эстонского языка это ещё и "он, она, оно".

Был такой т. Гаряев, который бился об заклад, что имеется лингвистико-волновой геном. Он примерно так же покинул этот мир, погрузив части нас -- в "мир иной".

Коли уж пошла мысля об улыбке Солнца, давайте и мы ироничнее взглянем на вопрос планеты Нибиру. Ведь если есть слово и образ, -- то где-то может скрываться и логическая последовательность.

Мы всеми своими силами стремимся на Марс. В канувшем же в Лету истории 1.0, -- СССР, всеми силами могут стремиться на Венеру, когда столь смекалиста советская голова. Не с Марса ли тогда древний Египет, а таяние ледников ажно целое послание с самой Венеры?

Казалось бы -- катапультировались на другую планету и все проблемы решены, кроме вопроса о Большой Тягомотине, невозможность решения которой скрывает за пазухой Солнца воображаемую планету шизофренических фантазий. Получается как бы невероятно долгое решение одной и той же проблемы. Проблемы трёх тел: "Не решили тут, нате вам из-за угла".

Однако Пушкин ведь живее всех живых, а товарищи несбывшиеся вожди, бесконечно сталкиваются с неповоротливостью автомобиля бессмертия, тогда как отец Ульяновых, будучи учителем, мог проработать вопрос мировоззренчески шире, оставив нам на память фотографии своих сыновей над нашими головами из детского сада.

Если говорить о прагматичности, то нужно задаться вопросом о том, как поступит грамотный мужик, понимая, что его потомство, не ровен час, но вляпается не только в мудя мирового долга, но и в те производные модуляции красавиц, которых мы проглядели, самовыражая одно чудовище, так и не разобравшись с вопросом о том, что прдеки могли и не встретиться?

Хорошо. Посмотрите на Китай и на то, как лихо они перенимают всё то, что даёт однонаправленное дыхание. Но есть один момент. Момент с буквальным восприятием. Он-то и выражает программную реальность. Однако если взять любое некогда запавшее из Пушкина и после просмотреть весь пройденный путь, то вдруг окажется, что бытует явление более широких моделей рассмотрения одной и той же незадачи, каждое из которых развернёт свою банальность.

Как долго мы будем двигаться к синергии свежего воздуха, зависит от того, какие мы оставим наследства. Потому что "только покажи".

Материя, информация и мера. Материя это информация и мера. А информация это только мера, у которой недостаток только совести. Природа мирового долга -- выжирает совесть, требуя всё новых и новых наработок. Однако дефективной скотине совесть не присвоить. Дефективная скотина понимает, что с совестью можно рождаться, но мешают дефекты рассинхронизации.

Давайте немного так. Многих наших матерей из СССР могла спрятать смерть родного отца, а отец это то первое, что является помехой для обострённого интереса к содержанию его дочерей. Всего один деревенский бедолага может запустить процесс отказа ФРС от золотого стандарта, возбудить спецоперацию Кондор в южной Америке, делая это на свою голову и оставляя нам "hide something" от Жеки Ротшильда, когда у нас уже ну вообще логическое "фсё". "Фсё" обвитое вымпелами о пандемии. А всё делается с одной единственной целью, чтобы наши матеря -- спокойно учились и без дураков.

Что же возникает в качестве граблей?

Возникает: "Дураков нам не надо!".

Куда же девать тех дураков из детства, которые держат друг друга за яйца -- не позволяя участвовать в образе своём и подобии "Рабиновича", -- в уму непостижимых проектах.

Иерофант от того Идиота, который намекнул Фараону, что есть дела, которые человеку не свойственны. Кто его знает, может именно в Иерофанте скрывается чёткое подобие того, что действительно надо.