«Род приходит и род уходит, а земля пребывает вовеки»
Екклесиаст 1:4

Отступить, но не погибнуть

В фантастическом романе Джорджа Стюарта «Земля без людей» («Earth abides») главный герой и еще кучка людей выживают после эпидемии вирусного заболевания, от которого гибнет почти все население Земли (какая свежая тема, а ведь написано в 1949 году) главный герой осознает, что его главная миссия — сохранение цивилизации в том виде, в каком она существовала до катастрофы. Но усилия его тщетны. Оставшихся людей слишком мало, чтобы удержать в руках факел знания.

Ситуация не столь фантастическая, как это, возможно, казалось первым читателям романа. Во всяком случае, лицезревшим и пережившим пандемию COVID-19, вполне ясно, что может быть, когда появится более смертоносный вирус.

Однако возможная будущая эпидемия, это нечто эфемерное, существующее в растревоженной психике наиболее чувствительных индивидуумов, работах ученых и произведениях фантастов. Депопуляция же вполне реальна и происходит прямо сейчас, пока локально [1].

Она вызвана постепенным но значительным снижением уровня воспроизводства человеческого вида. Многие страны уже достигли пика своего населения и начали спуск вниз, а остальным это предстоит в ближайшее время [1].

Осознание структурных изменений, которое влечет за собой уменьшение числа граждан в последние годы приводит к судорожным попыткам противостоять этому, генерируя слабо связанные между собой идеи, иногда разумные, иногда фантастические или просто чудовищные, которые хаотически воплощаются в жизнь с околонулевым результатом [3]. Фактически создан только один действенный механизм, переток населения из еще растущих стран в те, которые уже теряют людей. Та самая миграция, которая имеет колоссальное число отрицательных последствий [4].

Но так ли страшен черт, как его малюют? Сможем ли мы без эпидемий и прочих катастроф попасть в положение людей из романа Стюарта? Вряд ли.

Мало того, в истории человечества есть примеры, когда уменьшение населения вело к быстрому прогрессу. После катастрофической пандемии чумы (1347–1351), которая сократила население Европы примерно на 30–50%, произошли значительные социальные и экономические изменения [2]. Снижение численности населения привело к перераспределению ресурсов, росту заработных плат и ослаблению феодальных структур. Это способствовало развитию городов, торговли и, в конечном итоге, расцвету искусства, науки и философии — эпохе Возрождения.

Без матки нет улья

Согласно расчетам активно создают знания и технологии 1–2% населения Земли, это когнитивное ядро человеческой популяции [5].

Прогресс создаётся очень малым числом людей — главное, чтобы инфраструктура поддерживала их работу. Таких людей сейчас в мире 80–160 млн. человек. Еще 800 млн — 1,2 млрд. человек обеспечивают их деятельность являясь техническими специалистами разных уровней, медицинскими работниками, педагогами и воспитателями, организаторами. На их иждивении находятся 3 млрд. детей и стариков, число которых будет закономерно убывать в процессе депопуляции. Итого: около 4 млрд. человек при текущем населении планеты 8 млрд [6]. То есть, если население снизится до 4 млрд с сохранением указанных пропорций, человечество не провалится в каменный век, а продолжит демонстрировать прежние темпы прогресса.

Сокращение человеческой популяции приведет к восстановлению окружающей среды: снизится давление на ресурсы, уменьшится выброс парниковых газов, прекратится или резко замедлится процесс утраты биоразнообразия, вернутся нетронутые деятельностью человека фрагменты дикой природы [7][8].

Неравномерность падения

Согласно текущим прогнозам ООН, население Земли достигнет пика в 10,3 млрд человек примерно в 2080 году, а к 2100 году немного снизится — до 10,2 млрд [1]. Альтернативные сценарии, учитывающие более резкое падение рождаемости, указывают на возможное сокращение до 6–7 млрд человек к концу столетия. Но ни один из них не предполагает снижения до уровня 4 млрд — той самой «компактной цивилизации», о которой мы размышляли выше [6].

Так в чём же тогда проблема? Почему в заголовках статей, аналитических отчётах и речах политиков всё чаще появляются слова «демографический кризис»?

Проблема — в неравномерности. Мир с 10 миллиардами человек может оказаться гораздо менее жизнеспособным, чем мир с 4 — если сокращаются именно те страны, где сосредоточена когнитивная и технологическая энергия человечества.

Сегодня депопуляция происходит не повсюду, а в «ядре» прогресса: в Японии, Южной Корее, Германии, Китае, Италии [1][5]. А растёт население преимущественно в странах, где плотность «созидателей» крайне мала — из‑за отсутствия системы образования, научной инфраструктуры, индустриальных кадров.

При этом общее соотношение тех, кто: создаёт знания и технологии, поддерживает и масштабирует прогресс и живёт вне этих процессов, остаётся почти неизменным.

Вот в чём настоящий кризис. Цивилизация может провалиться в регресс — не потому что людей мало, а потому что нужных людей становится недостаточно. Даже при 10 миллиардах на планете.

Старые шаблоны

Во всём мире демографическая политика сводится, по сути, к двум инструментам: поощрению рождаемости и стимулированию миграции. Однако эффективность первого крайне ограниченна: даже при масштабных мерах рождаемость редко возвращается к уровню простого воспроизводства. Миграция же — явление многогранное: её влияние зависит не только от численности потоков, но и от их состава. В одни страны едут квалифицированные специалисты, в другие — в основном малообразованные и культурно далекие группы, способные лишь на тяжёлый физический труд и часто оказывающиеся в остром конфликте с принимающим обществом.

Парадоксально, но такая миграция способна ухудшать социокультурный климат, делая страну менее привлекательной для собственных высококвалифицированных граждан. В результате растёт не только приток дешёвой рабочей силы, но и отток творцов — тех, кого миграция якобы должна была восполнить [4][5].

Между тем идея управляемого, осознанного сокращения численности населения — как самостоятельного направления — по‑прежнему остаётся вне повестки.

Горькие пилюли

Итак, как вывести сокращение населения из разряда проблем и, возможно, перевести в разряд блага.

1. Производительность без безработицы

В течение всего XX века рост производительности труда обеспечивался внедрением механизмов, автоматизацией процессов, стандартизацией производства и улучшением управленческих структур. Конвейеры, промышленные роботы, системы контроля качества и логистическая оптимизация стали фундаментом устойчивого экономического роста, особенно в странах, прошедших индустриализацию.

Однако в последние десять лет наблюдается сдвиг: на смену преимущественно физической и организационной автоматизации приходит когнитивное усиление труда — переход к инструментам, которые не просто заменяют руки, а расширяют интеллектуальные возможности человека.

Искусственный интеллект и цифровые помощники используются для обработки информации, анализа больших данных, генерации текста и кода, принятия решений и моделирования [9][10]. Специалисты, работающие с ИИ, могут выполнять объёмы задач, которые раньше требовали целых коллективов. Это не гипотеза, а наблюдаемая практика: в экономике появляются рабочие места нового типа — индивидуальные, но масштабно эффективные.

В параллель с этим продолжается развитие физической автоматизации: роботы внедряются в склады, логистику, агросектор, строительство. Не менее важен и переход на гибкие, адаптивные производственные системы, где цифровой двойник, сенсорная обратная связь и удалённое управление заменяют устаревшие иерархии.

При этом традиционные формы роста производительности — сокращение избыточной бюрократии, цифровизация документооборота, оптимизация занятости — также сохраняют значимость. Всё это формирует условия, при которых один человек может производить кратно больше, чем двадцать или тридцать лет назад [9].

Таким образом, в условиях демографического сжатия повышение производительности труда становится не только компенсаторным механизмом, но и единственно устойчивой основой для сохранения уровня жизни, научного прогресса и общественной устойчивости. И в отличие от других вызовов, здесь у человечества уже есть не только цель, но и инструменты, проверенные практикой.

Важно подчеркнуть: сам по себе рост производительности — не цель, а инструмент. Если его результатом становится массовое вытеснение работников с рынка труда, на смену которым приходят алгоритмы и машины, то мы получаем не устойчивость, а социальную дестабилизацию [10][14]. Угроза технологической безработицы, особенно на фоне демографического сжатия, может превратиться в парадокс: людей становится меньше, но они всё равно оказываются «лишними».

Именно поэтому не менее важной, чем автоматизация, становится задача перераспределения трудовых ресурсов. Люди должны не просто терять работу, а находить новое место в экономике — более значимое, более содержательное, возможно, более гибкое, но точно не маргинальное. Это требует:

• создания новых сфер занятости, связанных с уходом, образованием, культурой, восстановлением природы и инфраструктуры;

• признания ценности человеческого участия там, где оно незаменимо — в эмпатии, воспитании, принятии решений с этическим измерением;

• трансформации образовательных и социальных систем таким образом, чтобы адаптация к новым форматам труда не становилась стихийным стрессом, а сопровождалась институтами поддержки и развития.

Повышение производительности труда не должно приводить к безработице — оно должно освобождать людей для более ценной деятельности. Только в этом случае сокращение численности населения не станет угрозой, а откроет путь к более сбалансированному и гуманному обществу.

2. Здоровое долголетие как ресурс

Сокращение населения вовсе не означает, что у общества станет меньше активных участников экономической и интеллектуальной жизни. Один из важнейших компенсаторных механизмов — увеличение продолжительности здоровой, трудоспособной жизни. Это не вопрос геронтологии или футурологии, а вполне практическая задача, связанная с современными достижениями в медицине, гигиене труда, цифровом мониторинге и профилактике.

Сегодня граница между «трудоспособным» и «нетрудоспособным» возрастом всё более условна. Многие профессии не требуют физической выносливости, а когнитивный и организационный потенциал зрелых людей зачастую выше, чем у молодых. При грамотной поддержке со стороны здравоохранения, технологий и рынка труда, люди могут оставаться активными до 70–75 лет и дольше — особенно если структура занятости будет адаптирована под частичную, гибкую, удалённую и проектную работу.

Параллельно решается и другая задача: снижение преждевременной нетрудоспособности в молодом и среднем возрасте. Механизмы просты:

• цифровая превентивная диагностика;

• персонализированные программы профилактики хронических заболеваний;

• управление стрессом и психическим здоровьем;

• адаптация условий труда к возможностям человека, а не наоборот.

Всё это уже существует. В научно‑технологическом плане — это решённая задача. Человечество обладает достаточными знаниями и средствами, чтобы поддерживать высокую степень трудовой и когнитивной активности в течение большей части жизни [11][12].

Однако здесь возникает ключевое противоречие, связанное с общим парадоксом современного прогресса. Хотя возможности продления активной жизни и профилактики болезней существуют, в реальности они доступны лишь узкой части населения [12]. Доступ к высокотехнологичной, персонализированной и действительно эффективной медицине по‑прежнему ограничен географией, доходом и социальной позицией.

Мы сталкиваемся с ситуацией, когда способность трудиться дольше — один из центральных ресурсов будущей экономики — оказалась встроенной в неравенство. Те, кто мог бы работать и приносить пользу дольше, просто не получают шанса на это: либо из‑за недоступности качественной медицины, либо из‑за деградирующей социальной инфраструктуры, которая не предполагает заботы о здоровье как части трудового долголетия.

Таким образом, здоровье и активность перестают быть универсальной базой, превращаясь в признак класса. И если этот разрыв не будет устранён, то стратегия компенсации депопуляции через продление трудоспособной жизни останется лишь на бумаге — как и многие другие идеи, существующие «за стеклом» технологической витрины.

3. Труд со смыслом

В условиях сокращения численности населения и роста эффективности труда прежняя логика занятости — удерживать как можно больше людей в формально занятых позициях — становится не только неэффективной, но и вредной. Поддержание полной занятости ради занятости приводит к инфляции ролей, распаду мотивации и распространению так называемой «бессмысленной работы».

Значительная часть современной занятости — это деятельность, не создающая ни общественной, ни личной ценности [13]. В своей книге «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда» («Bullshit Jobs: A Theory») Дэвид Гребер описал целые классы профессий, существующих лишь ради сохранения иерархий, видимости контроля и внутреннего самовоспроизводства институций. При сокращении населения это становится всё менее оправданным: такие роли больше нельзя удерживать только потому, что «иначе человек останется без работы».

Однако история последних десятилетий показывает, что внедрение технологий само по себе не ведёт к освобождению от ненужной занятости [14]. С начала 1980-х годов массовое распространение компьютеров, офисного ПО, электронной почты и цифрового документооборота породило ожидания, что административные структуры сократятся. На практике произошло обратное: число управленцев, координаторов, контролёров и бюрократических специалистов только увеличилось.

Этот феномен получил название парадокса цифровизации. Новые инструменты создавали не упрощение, а усложнение: цифровая отчётность, новые метрики, уровни контроля, юридические обязательства, формализованные процедуры. Вместо избавления от лишнего труда появлялись новые формы занятости, питающиеся возможностями технологий.

Сейчас на повестке — новая волна: широкое внедрение ИИ в беловоротничковые сферы [10][14]. И вновь звучат заявления, что искусственный интеллект заменит миллионы офисных работников. Но если подход останется прежним, ИИ может не сократить, а наоборот, расширить бюрократическую ткань — теперь уже на машинном уровне: больше аудита, больше этических согласований, больше контроля за алгоритмами.

Именно поэтому переосмысление структуры занятости — критически важный элемент адаптации к депопуляции. Главный вопрос — не «как сохранить все рабочие места», а «какие виды труда действительно необходимы обществу в условиях меньшей численности и большей эффективности».

Необходимо:

• признать ценность труда в сферах, долго оставшихся на периферии: уход, воспитание, восстановление окружающей среды, локальная инфраструктура, культурная и интеллектуальная работа;

• обеспечить возможность гибкой и сокращённой занятости, не отождествляя труд с полной занятостью;

• пересмотреть роль управления и контроля, ограничив самовоспроизводящуюся бюрократию;

• инвестировать в занятость, создающую устойчивость, а не отчётность.

Сокращение численности населения даёт редкий шанс пересобрать структуру занятости — так, чтобы труд стал не инструментом дисциплины или занятости ради занятости, а формой участия в жизни общества. Только тогда рост производительности и технологическая модернизация не приведут к парадоксальному вымыванию смысла из труда, а откроют путь к его переопределению.

Описанные выше подходы уже частично применяются на практике.

Япония — страна, где депопуляция перестала быть гипотетическим сценарием, а стала повседневной реальностью: с 2011 года население сокращается на 0,5–0,7% ежегодно, а к 2100 году может уменьшиться со 125 до 53 млн человек [16][17]. В ответ страна превратилась в полигон для адаптационных стратегий. Здесь массово внедряются роботы‑сиделки и автономные фермы, чтобы компенсировать нехватку рабочих рук; каждый третий житель старше 65 лет, но многие остаются на рынке труда благодаря гибким формам занятости и цифровым инструментам. Парадоксально, но при сокращении населения ВВП на душу продолжает расти — за счёт автоматизации и перераспределения ресурсов [16][17]. Однако японский опыт также раскрывает ключевую проблему: технологическая компенсация работает лишь в условиях развитой инфраструктуры и высокой дисциплины. Попытки заместить миграцией убыль населения (как в Европе) здесь политически невозможны, что делает Японию уникальным примером «чистого эксперимента» — общества, которое пытается сокращаться, не теряя качества жизни.

Вы за повышение пенсионного возраста?

— Не имею ничего против, но только при одном условии: если тогдашний 75-летний будет здоровее, красивее, силнее, энергичнее и быстрее умом, чем нынешний 65-летний. Не просто «мудрый старец», а «быстромудрый не совсем старец». Тогда — пожалуйста.

А как же космос? Как осваивать другие планеты, если нас станет меньше?

Это, как ни странно, не проблема. Придумать, как адаптироваться здесь и сейчас — первостепенная задача. С ней справимся — и любые следующие задачки окажутся по силам.

Список литературы

• United Nations, Department of Economic and Social Affairs. World Population Prospects 2022 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://population.un.org/wpp, свободный.

• Wilkinson R., Pickett K. The Inner Level: How More Equal Societies Reduce Stress, Restore Sanity and Improve Everyone's Well‑being. — London: Penguin Books, 2018. — 368 с.

• Goodhart D., Collier P. Population and the Economy: Demographic Decline and Economic Growth. — Washington: International Monetary Fund, 2023. — 92 с.

• Миланович Б. Глобальное неравенство: новый подход к эпохе глобализации / пер. с англ. — М.: Институт Гайдара, 2018. — 376 с.

• UNESCO Institute for Statistics. How Much Does Your Country Invest in R&D? [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://uis.unesco.org/en/topic/research‑and‑development, свободный.

• Jones C. I. The End of Economic Growth? Unintended Consequences of a Declining Population. — NBER Working Paper No. 26 651. — Cambridge: National Bureau of Economic Research, 2020. — 42 с.

• Steffen W. et al. Planetary boundaries: Guiding human development on a changing planet // Science. — 2015. — Vol. 347, № 6223. — P. 1 259 855. — DOI: 10.1126/science.1 259 855.

• Ellis E. C. Anthropocene: A Very Short Introduction. — Oxford: Oxford University Press, 2018. — 208 с.

• Brynjolfsson E., McAfee A. The Second Machine Age: Work, Progress, and Prosperity in a Time of Brilliant Technologies. — New York: Norton, 2014. — 320 с.

• Acemoglu D., Restrepo P. Robots and Jobs: Evidence from US Labor Markets // Journal of Political Economy. — 2020. — Vol. 128, № 6. — P. 2188–2244.

• Christensen K. et al. Ageing populations: the challenges ahead // The Lancet. — 2009. — Vol. 374, № 9696. — P. 1196–1208. — DOI: 10.1016/S0140–6736(09)61 460–4.

• World Health Organization. Decade of Healthy Ageing 2020–2030 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://www.who.int/initiatives/decade‑of‑healthy‑ageing, свободный.

• Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда

• / пер. с англ. — М.: Альпина нон‑фикшн, 2021. — 416 с.

• Susskind D. A World Without Work: Technology, Automation, and How We Should Respond. — New York: Metropolitan Books, 2020. — 336 с.

• Standing G. The Precariat: The New Dangerous Class. — London: Bloomsbury Academic, 2011. — 198 с.

• Muramatsu N., Akiyama H. Japan: Super‑aging society preparing for the future // The Gerontologist. — 2011. — Vol. 51, № 4. — P. 425–432.

• Government of Japan. Annual Report on the Aging Society: 2022 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: https://www8.cao.go.jp/kourei/english/annualreport/2022/pdf/2022.pdf, свободный.