Скоро новый год, так что я публикую очередной блок глав для моих читателей. Если вам неинтересно — проходите мимо, мне не жалко.

Внутри три главы или 10 000 слов, или 64 000 знаков. Буду рад любой критике в комментариях (если она свежа). С радостью отвечу на любые вопросы.

Аннотация к книге и почему появилось «проект» в названии:

Действие «Рубежа» разворачивается в одной вселенной с «Проектом Око», спустя триста лет после событий первой книги. Теодор Янг — старший инженер-конструктор в крупнейшей компании Земли по освоению космоса и других миров. «Рубеж» — класс новейших колониальных кораблей, которые проектировались с целью путешествия сотен тысяч человек на расстояния в десятки световых лет. Однажды Тед получает приглашение на собеседование для участия в полетной программе «Горизонт» от компании HyperColonic, в которой он и работает…

P.S. В наличии все то, что было и в «Оке»: много персонажей, описание мира и технологий, несколько сюжетных линий и так далее.

Предыдущие публикации на GT:

• «Рубеж» || Проект «Рубеж» ч.1-2;
• «Рубеж» || Проект «Рубеж» ч.3-6;
• «Рубеж» || Проект «Рубеж» ч.7-10.

Если предпочитаете онгоинги по мере выхода, то за развитием книги стоит следить через группу ВК (администрация внезапно стала запрещать размещать прямой линк, поэтому смотрите в моем профиле, там, вроде, еще можно), где предлагаются и другие виды связи. Там же вы сможете найти ссылки на опубликованные главы в Telegra.ph.

По замечаниям и правкам все как обычно — в ЛС. Помните, что это — онгоинг, который не проходил все круги редактуры и корректуры (точнее круг был только один — авторский), так что косяки неизбежны.

Остальное под катом.

Глава 11

— Ты слышал о покушении на одного из инженеров HyperColonic? – Вместо приветствия спросила Лилиан у Тревора.

Мужчина уже как полчаса был на своем новом рабочем месте – в кабинете Лилиан, чьи размеры позволяли поставить еще один стол. Он слышал разговоры, которые поползли по офису ОВР, но закончились он так же быстро, как и возникли. Тревор не знал, было ли это следствием каких-то действий его новой коллеги, либо же к нему просто потеряли интерес.

В курс расследования был введен только непосредственный руководитель Лилиан – Крис Вилсон. Тревор видел Вилсона только пару раз: однажды во время обсуждения их дальнейших с Лилиан действий и еще они как-то столкнулись на общей кухне. Хоть Вилсон и был руководителем следственного подразделения ОВР Нового Вашингтона, Тревор бы никогда не сказал, что этот человек – большая шишка. Блеклый, незаметный, Вилсон перемещался даже по родному офису, будто приведение – неслышно, тихо. Сам про себя Тревор сделал вывод, что, наверное, для следователя внутренних расследований эти качества Вилсона были как нельзя кстати: по опыту Тревора, следователи, действующие «в лоб» редко добивались желаемого. Все же, в полиции существовала культура покрывания коллег, только если речь не шла о чем-то совсем из ряда вон выходящем.

— Да, видел сводку, — ответил Тревор.

Сегодня Лилиан выглядела, как и вчера, как неделю назад и как в день, когда он впервые переступил порог этого кабинета. Про себя Уорд отметил, что между повадками Лилиан и Криса есть некоторое сходство и, вполне возможно, что именно она через лет десять сядет в угловом кабинете, который сейчас занимает Вилсон.

— Что думаешь?

— Думаю, что это не совпадение, — ответил Тревор. – Правда, я не могу понять, что такой человек, как Ренненкампф делал на публичной парковке в стороне от офиса. Мне казалось, его жалование позволяет ему не только водителя – небольшую армию.

— Он немец, — коротко ответила Лилиан.

— Не понял…

— Я говорю, что он немец, — в голосе Лилиан послышались снисходительные нотки. – Ренненкампф для своего положения ведет весьма скромный образ жизни. У него нет личного транспорта, охраной дома занимается обычная частная фирма, судя по документам, у него дома даже оружия толком нет. Только антикварная «Беретта» под стеклом, да набор кухонных ножей.

— Может, он игрок? – Предположил Тревор. – Я знавал шишек, которые спускали все что есть на покер или рулетку.

Саркастичного взгляда Лилиан хватило, чтобы понять, насколько безумно было предположение Тревора.

— Нет, он просто относится к тому типу людей, что сосредоточены на своей работе, а все прочее их мало волнует, — добавила она.

— Ты думаешь, покушение на него связано как-то с нашим делом?..

— Все может быть. – Ответила Лилиан. – У нас есть биометрия стрелка, пусть он и пытался использовать «глушилку», но вокруг было слишком много камер. Но что-то мне подсказывает, что мы его не найдем.

Как бы далеко не шагнул прогресс, укрыться от правосудия было все еще вполне возможно. Конечно, Тревор мог бы заставить специалистов бросить значительный объем вычислительных мощностей на реконструкцию маршрута стрелка, но он либо уже в каком-нибудь подвале на окраине города, либо же его прикопали собственные наниматели.

Третьего варианта Тревор не видел.

— Я уйду сегодня пораньше, — вместо ответа сказал Тревор, — есть дела.

Лилиан только коротко кивнула и продолжила просматривать личные дела подозреваемых в сговоре с террористами полицейских. К сожалению, пока это были все сотрудники полиции города. Автоматические алгоритмы помогли им выделить из многотысячной армии полицейских несколько сотен человек, но даже эти данные были настоящим массивом — первичная обработка которых займет ни одну неделю.

— Я так понимаю, что ты будешь где угодно, но не с руководством «Достоинства»?

Тревор прищурился, оценивая подколку Лилиан. Она же абсолютно спокойно, даже с легким вызовом, смотрела в глаза старому полицейскому.

— Не одобряешь?

— Моя работа – ловить и сажать грязных копов, Тревор, а мой новый напарник якшается с нацистами.

— Это не то, что ты подумала, — ответил Тревор.

— Ага. Знаешь, если это поможет в деле – делай что считаешь нужным. Мы фактически на военном положении и если до конца недели мы не продвинемся в первичном расследовании, мне придется расширить команду, — сказала Лилиан. – А это в разы…

— Увеличивает шанс провала, — закончил за нее Тревор. – Я понимаю.

Женщина согласно кивнула и, показывая, что разговор окончен, вернулась к работе.

День прошел быстро. Работа, ланч прямо в кабинете и снова работа. От фотографий, дат, выделенных алгоритмов пунктов резюме и биографии у Тревора шла кругом голова.

— Уже шесть, — внезапно подала голос Лилиан, — тебе не пора?

Тревор бросил взгляд на часы на экране и коротко, но смачно выругался.

— Опоздал? – Издевательски спросила Лилиан?

— Ничего, подождут, — уже надевая плащ ответил Тревор. – Надеюсь, мне скажут что-нибудь новое.

— Даже знать не желаю.

— Возможно, придется, — ответил Тревор уже в дверях, — пока, Лилиан.

— Удачи, Уорд.

Зима приближалась. С каждым днем температура становилась все ниже и ниже, и Тревор еще в фойе поднял воротник плаща и засунул руки в карманы. На служебной парковке полицейский поймал такси – он лишился своей служебной машины, пока работал под началом Лилиан – и назвал адрес в фешенебельном районе пригорода. Машина мягко тронулась со своего места, набирая скорость и вливаясь в поток, а у Тревора было время поразмышлять над тем, что им с Лилиан делать.

Тревор надеялся, что Эдвард сможет ему помочь, в том числе и по вопросу Ренненкампфа – что-то подсказывало следователю, что у стрелка могло хватить наглости прятаться в одном из районов ультрас – фактически, у них на виду. Но так как правые никогда не выдавали своих – предпочитали собственный «суд» — Тревору придется попросить Эдварда об еще одной услуге. Или дать тому наводку, смотря с какого угла посмотреть на сложившуюся ситуацию. Одно Тревор знал точно: двадцать четыре часа с момента покушения уже почти прошло, а в сводках нет ни одной зацепки. Значит, вероятность того, что они смогут найти стрелка легальными методами и при этом достаточно быстро, чтобы пресечь подобные акции в будущем – стремятся к нулю.

Впрочем, судьба Ренненкампфа была Тревору безразлична. Через стрелка он надеялся выйти на заказчиков убийства инженера, ведь было очевидно, что за бойней у стен башни HyperColonic и последующим покушением на ведущего специалиста компании стоят одни и те же люди. А найдя организаторов, они смогут понять, кого они сумели купить в полиции Нового Вашингтона.

Спустя полчаса, после того, как Тревор сел в такси, машина остановилась у четырехэтажного особняка с высокими кованными воротами и таким же забором. Следователь расплатился за поездку, вышел из машины и двинулся прямиком к калитке. Как только он подошел к ограде, магнитный замок отключился и навстречу ему вышел высокий белый мужчина в форме военизированного крыла «Достоинства».

По документам эта организация проходила как частная охранная фирма, но занималась она обеспечением безопасности исключительно членов партии и по косвенным данным – некоторой грязной работой, которая еще осталась у ультрас.

Оружия у мужчины Тревор не заметил, но судя по крою, под одеждой у него скрывалась боевая броня. Другого следователь и не ожидал: странно, если бы Эдварда и его семью охраняли менее усердно. Полицейский не был в прошлом бойцом или профессиональным военным, но, по его прикидкам, за ним наблюдали еще минимум три охранника. Только вопрос: откуда именно?

— Добрый вечер… — Начал Тревор.

— Добро пожаловать, мистер Уорд. Вас уже ждут.

Тревор в ответ только кивнул и, повинуясь жесту охранника, прошел чуть вперед и двинулся к главному входу. Охранник шел позади, отставая буквально на полтора-два шага: такая дистанция не позволяла Тревору нанести ему вреда ударом с разворота и, в тоже время, попытаться сбежать.

За дверью особняка его ожидал просторный холл, выполненный в классическом стиле. Основными материалами было крайне дорогое дерево – Тревору было страшно представить, сколько стоил только пол, не говоря уже об обшивке стен и лестнице в высокими, резными периллами – а так же стекло. На первый взгляд помещение могло показаться безвкусным из-за массивности конструкций и нескольких картин с позолоченными рамами, но Тревор знал, что это была практически точная реконструкция одного из подобных особняков конца XIX начала XX века. В любом случае, жить здесь было купа приятнее, чем в любой из квартир Нового Вашингтона.

Тревор только-только осмотрелся и начал подмечать некоторые детали, которые выдавали в особняке новострой, как из-за боковой двухстворчатой двери появился Эдвард. Одет нацист был официально: на нем были черные туфли, серые брюки из натуральной шерсти, жилетка из той же ткани и белая рубашка с модным сейчас рукавом в три четверти. Дополняли образ хозяина жизни идеально зачесанные назад и прилизанные темно-русые волосы, простой черный галстук и серебристая цепочка карманных часов, проходящая через пуговицу и исчезающая где-то в недрах правого кармана.

— У тебя сегодня бал-маскарад, или ты где-то украл машину времени? – Не удержался Тревор.

Эдвард даже бровью не повел и поприветствовал гостя:

— Добрый вечер, Тревор. Я посмотрю, характер у тебя такой же мерзкий.

— Ты не ответил на мой вопрос, — продолжил зарываться Тревор.

— Глядя на этот дом, ты бы мог понять, что я питаю слабость к определенной исторической эпохе. – Сказал Эдвард и чуть улыбнулся. Он слишком хорошо знал вздорный характер Уорда, а ссориться сейчас им обоим было не с руки. Кроме того, Тревор был его гостем, пусть и прибыл с рабочим визитом. – К тому же, ты видел последнюю моду? А прически? Нет уж, уволь.

— Ну, а рубашка у тебя какая? — Ответил Тревор. – Рукав три четверти, все как положено у модников. Половина страны сейчас такие носит.

— А почему и нет, если мне идет? – В голосе Эдварда звучало искреннее недоумение.

— Ты в этом так уверен? – продолжил язвить Тревор.

— Уверен. Пойдем. — Эдвард жестом показал следовать за ним и пошел вглубь дома. – Не волнуйся, моя семья сейчас в более теплых краях. Скоро тут начнутся зимние бури, моя жена их не любит.

Мужчины прошли через несколько просторных комнат, обставленных в едином стиле, и в итоге оказались в кабинете Эдварда. Там, наравне с огромными книжными полками, заполненными массивными бумажными томами различных периодов издания – начиная от восемнадцатого, и заканчивая серединой двадцать первого столетий – присутствовала и современная аппаратура. Так, в поверх столешницы рабочего места Эдварда была смонтирована полноценная панель, которая использовалась хозяином кабинета в качестве рабочего компьютера.

— Ожидал увидеть в твоем кабинете полноценную систему объемного проецирования.

— Она есть, но я ей не пользуюсь, — Эдвард прошел к стенному шкафу и извлек из него пару стаканов. – Будешь?

— Не откажусь, — Тревор достаточно быстро сориентировался и положил свой плащ на спинку гостевого кресла.

В это время Эдвард плеснул из хрустального штофа янтарно-рубиновой жидкости, которую Тревор безошибочно определил как натуральный виски не менее чем двадцатилетней выдержки. Мужчины сделали по глотку и Тревор поймал себя на мысли, что даже если его с Эдвардом встреча приведет к увольнению из рядов полиции, оно того стоило.

— Ну как? – Хитро спросил Эдвард.

— Я тут подумал, что поезда уже окупилась, — ответил Тревор и сделал еще глоток.

— Мне кажется, я знаю, почему ты тут. – Эдвард уселся в свое рабочее кресло и легким движением включил рабочую панель. – Ренненкампф?

Тревор подумал сначала поставить свой стакан на стол, но оставил в руках, медленно покручивая пальцами.

— Очевидно, что покушение на инженера и стрельба возле офиса HyperColonic связаны, — начал он.

— Но ты же сейчас в ОВР?

— А ты осведомлен.

— Я знаю все, что мне стоит знать, — парировал Эдвард. – Ты же сейчас занимаешься ловлей блох с этой, как ее, Лилиан Кларк.

— Почему бы мне не заниматься ловлей блох с другого конца? – Спросил Тревор. – Ничто не мешает мне найти заказчиков покушения, а через них выйти на предателей в полиции.

— У вас ни черта нет, — резюмировал Эдвард и сделал победный глоток.

Тревор от этих слов начал закипать. Ему хотелось дать в рожу надменному нацисту, стереть эту ухмылку, а после – затолкать стакан ему в задницу. Тревор сделал над собой усилие в попытке успокоиться и продолжил:

— Я бы так не сказал, но сейчас все пути хороши.

— Ты хочешь, чтобы я искал стрелка вместо тебя? – Эдварда веселила эта беседа. – Что обо мне подумают в «Достоинстве»?

— А что о тебе подумают в «Достоинстве», если окажется, что стрелок прятался под вашим крылом? Где-нибудь в районе «Белой Кости»?

— Это еще не гарантированно, — ответил Эдвард.

Тревор недобро усмехнулся.

— Поверь мне, даже если его найдут за полярным кругом, получится так, что это была ваша территория. Не знаю, приватная дача, или просто чья-нибудь земля во владении.

Эдвард нахмурился.

— Это то, что я думаю?

— Возможно, — ответил Тревор. – Эдвард, ты, да и вся ваша праворадикальная партия должны понимать, что вы сейчас – козлы отпущения. С того момента, как этот психопат на площади выпустил первую пулю, у тебя и всех нацистов на этом континенте появилась огромная мишень во всю спину.

— И чего ты хочешь? Я и так перевернул вверх дном все склады – по отчетам все в порядке. Выборочные физические проверки тоже пока не дали результата. Это не мы. – Огрызнулся Эдвард.

— Денежные потоки проверяли?

— Ты за кого меня принимаешь? – Эдвард был раздражен. – Прямо сейчас. Сверху в низ. Трясем всех.
— Хорошо. У тебя прием файлов включен? – Спросил Тревор, кивая на рабочую станцию.

— Секунду.

Пока Эдвард менял настройки, Тревор достал из внутреннего кармана личный планшет и в несколько движений перебросил Эдварду файлы по стрелку вместе с реконструированным фотороботом, видеозаписью нападения и биометрическими данными.

— Я знаю, что этого у тебя не было, — сказал Тревор. – Пробей своих подопечных, подходящих по этим параметрам.

— Ого, очередное должностное преступление, — съязвил Эдвард, — как тебе вообще верить, Тревор?

— Преступление началось еще в момент, когда я пересек линию забора вокруг этого дома, — ответил полицейский, проигнорировав при этом вопрос Эдварда о доверии. – Одним больше, одним меньше.

Последующие двадцать минут они провели за легкой беседой старых знакомых, у которых, впрочем, не было почти ничего общего. Эдвард угостил Тревора еще парой стаканов виски, догнав стоимость выпитого полицейским до его двух годовых зарплат. Уже позже, в такси, Тревор задумался над тем, что сделал: он слил конфиденциальную информацию правым радикалам, в надежде, что те помогут найти ему стрелка и, впоследствии, заказчиков покушения на Ренненкампфа, через которых Тревор выйдет на крыс в полиции.

«Принцип меньшего зла, да, старик?» — подумал Тревор. – «Все равно гореть мне в аду, насрать».

Облегчали душевные терзания Тревора три стакана первоклассного виски, которые бы он никогда не смог себе позволить, и которые сейчас приятным теплом разливались по всему телу старого копа.

«Определенно, я в завязке недели на три-четыре. Потому что перебивать воспоминания о таком напитке простым пойлом непростительно», — подумал Тревор уже дома выйдя из душа.

Спал старый полицейский крепко и без сновидений. Он всегда умел быстро договориться с собственной совестью.
****

Эдвард был разочарован. Прямо перед ним стоял один смотрителей арсенала столичной ячейки боевиков их движения, в ведении которого был солидный запас оружия.

— Спрашиваю еще раз, Билл, где десять костюмов, что мы купили на черном рынке три года назад? – Слова Эдварда эхом разносились по пустому заброшенному цеху, где они вели беседу. На входах стояло несколько его личных охранников, которые ожидали прибытия еще двух «старших», которых Эдвард срочно вызвал, когда узнал о делах Билла. Также они ждали и специального гостя.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Эд, — в очередной раз ответил снабженец.

Билл был сильным человеком, как казалось Эдварду – преданным, но, как это часто бывает, «в меру». Эдвард и раньше замечал за Биллом некоторое самоуправство. Понятное дело, в их рядах хватало меркантильных людей, но Эдвард и прочие работали над тем, чтобы идея превалировала над материальными благами. В случае Билла это не удалось.

Первичные отчеты, которые подали все руководители ячеек, в ведении которых были арсеналы и схроны с оружием, показали, что все в порядке, все на месте. Но Эдвард не успокоился и после встречи с Тревором дал своим подчиненным указание перекопать все бумаги, счета членов движения и партии, чтобы убедиться в том, что он – Эдвард – не солгал следователю.

Оказалось, солгал.

Билла выдала случайность, мелочь. Отчет по его счетам не сошелся на несколько тысяч с заявленными доходами и в другое время все спустили бы на тормозах – списали бы на невнимательность в канцелярии или системный сбой, но не в то время, когда Эдвард искал, кто слил оружие тем идиотам, что устроили бойню у подножья башни HyperColonic. Подожди Билли с развлечениями и подарками своим многочисленным пассиям несколько недель – и его бы никогда не поймали.

В итоге же они оказались тут – в ангаре. Билл – прикованный к столбу. Эдвард – с кастетом в руке.

— Билл, ты наверное слышал, что в молодости меня за глаза называли Дробителем? – Спросил Эдвард. – Знаешь, почему?

— Из-за этого дерьма в твоей руке, — ответил Билл.

Эдвард уже пару раз приложился по корпусу нерадивого завхоза, но сильно не «трудился».

— Да, из-за кастетов. Знаешь, у нас, националистов, больше в ходу либо кулаки, либо уже огнестрельное оружие. Ножи никогда не были в особом почете. – Эдвард снял правой ладони массивный платиновый кастет и покрутил в руках.

— Этот кастет мне подарили семь лет назад, когда я стал одним из старших. Тогдашний руководитель нашего движения, Риччи Маунтин, хорошо меня знал. Этот кастет отлили под мою руку, из платины. – Эдвард обратно надел оружие, но уже на рабочую – левую руку, и подошел к Билли вплотную. – Знаешь, почему именно платина? Это не только благородный, но и очень плотный металл. Почти вдвое плотнее свинца, а сталь ему даже и в подметки не годится. Но для работы с ним требуется сноровка.

Он нанес Билли мощный удар по корпусу и, как показалось Эдварду, у того затрещали ребра.

— Я вырос в пригороде, — продолжил Эдвард, пока Билл пытался восстановить дыхание, весь красный от боли. – Уже в десять лет я приторговывал пылью, марками, травкой и прочим дерьмом похуже. Мне постоянно приходилось драться со сверстниками, защищаться от наркоманов и просто идиотов. Но в отличие от многих, я никогда не брал в руки нож. Говорят, что настоящие мужчины предпочитают нож, но это справедливо только в случае честной драки, без огнестрельного оружия. Во времена моей юности у каждого сорванца был в кармане нож, и они без сомнений пускали его в ход против безоружных. Я же ограничивался кулаками. – Эдвард заметил, что Билл пришел в чувство и нанес ему еще один удар, на этот раз в плечо.

— У меня был хороший, поставленный удар, поэтому я предпочитал самодельные кастеты. И когда к четырнадцати я понял, что вся эта цветная шваль годна лишь на то, чтобы ширяться и грабить ради очередной дозы, я пришел к нашим братьям. Я прошел множество проверок, был на подхвате, делал грязную работу. Я боролся с теми, кому раньше продавал наркоту. Как раз тогда к власти стал пробиваться Риччи. Мы гоняли цветных. Чистили собственные ряды от наркоманов, подонков и просто случайных людей. И именно тогда, за свою преданность, я заслужил свой первый именной кастет из свинца.

Эдвард прошелся мимо Билла, поднял его голову и, похлопав по плечу, продолжил.

— С каждым моим повышением в нашей иерархии, мои начальники делали мне подарки в виде нового кастета. Дома у меня целая коллекция. Стальной со свинцовыми ставками, латунный, серебряный, золотой. Но этот – мой любимый. Знаешь почему? – Вопрос был риторический. – Потому что он – тяжелый и твердый. Конечно, в драке кастет не должен быть слишком массивным, но мой последний – что сейчас на моей руке, в глазах окружающих, скорее выступает в роли ритуального оружия. Знаешь, как в небылицах о средневековых фламбергах. Хотя откуда тебе знать, ублюдок.

Эдвард коротко, без замаха, ударил Билла в живот.

-Тебе, ограниченному, алчному мусору, даже невдомек, что такое фламберг. Откуда он взялся, что это такое. – Эдвард схватил Билла за волосы и поднял его голову, заглядывая в глаза. – Вот что такое фламберг?

— Без понятия, — прохрипел Билл.

— Вот и я о том же. Ты – без понятия. Все что тебе надо знать, Билл, что платиновый кастет на моей руке – вполне себе грозное оружие, а его вес позволит мне с легкостью переломать тебе все кости, если ты не скажешь мне правду. Так кому ты продал костюмы?

— Я не продавал костюмы, — прохрипел Билл.

— Твое упорство заслуживало бы уважения, если бы ты был так предан нашей партии и нашему делу, — следующий удар Эдварда сломал Биллу скулу. – Ты зря упорствуешь.

— Ты все равно меня убьешь, — прохрипел Билл.

— Как знать.

В этот момент в цех вошли трое мужчин: несколько высших чинов партии и Тревор. Фигуру старого копа Эдвард узнал издалека, слишком приметным он был на фоне его холеных соратников.

— Добрый вечер, Эдвард, — поприветствовал его один из сопартийцев. – Я так понимаю, у нас внеплановое собрание… — Он бросил многозначительный взгляд на Тревора.

— Да, — ответил Эдвард, — со специальным гостем. Тревор, — он протянул руку полицейскому. – Я думаю, ты знаком с моими товарищами.

— Заочно, — ответил коп. – Ты поработал над моей просьбой? – Спросил он, многозначительно посмотрев на Билла.

— С каких пор мы работаем на полицию? – Возмутился один из прибывших – мужчина средних лет в шерстяной тройке. – Что он тут вообще забыл? Это внутреннее дело «Достоинства».

— Успокойся, — осадил его Эдвард. – Тревор здесь ради демонстрации нашей доброй воли и намерений. – Он повернулся к старому полицейскому и продолжил:

— Тревор намекнул, что в полиции считают, что это «Достоинство» и правое движение организовало бойню у стен HyperColonic.

— Тогда что он тут забыл? – Не унимался мужчина в тройке.

— Он примет участие в допросе. Да, Тревор?

Полицейский внимательно посмотрел на Эдварда, присутствующих, а потом оценил цель своего визита – прикованного к столбу Билла.

— Конечно, без проблем. – Он сбросил свой плащ и отдал одному из охранников. – Все еще балуешься кастетами? – заметил Тревор, глядя на руку Эдварда.

— У меня их целая коллекция.

— Коллекция вещдоков.

— Думай, что говоришь! – Вспылил один из нацистов.

— Спокойнее, господа, — голос Эдварда звучал мягко, но было понятно, что ему лучше не перечить. – Тревор тут по необходимости. И мы посодействуем органам в их расследовании всем, чем можем.

Билл, который наблюдал за этой перепалкой, не мог поверить своим глазам и ушам. Коп, прямо тут, в этом пыточном зале, только что не целуется с Эдвардом. Его дела плохи.

— Поведаешь, кто это? – Спросил Тревор.

— Это заведующий одним из наших арсеналов, — ответил Эдвард. – И у него серьезная недостача.

— Насколько серьезная?

— Десять единиц и так, по мелочи.

— По мелочи? – Переспросил Тревор.

— Пистолеты, винтовки, гранаты, боеприпасы.

Тревор на секунду задумался, а после продолжил:

— В другое время я бы отдал его нашим спецам, но…

— Но придется работать с тем, что есть.

— Ты сейчас работаешь над тем, чтобы он стал отбивной, — заметил Тревор глядя на опухающую скулу Билла, парарллельно ища что-то во внутреннем кармане плаща.

Через несколько секунд он извлек на свет маленький футляр, в котором лежал инъекционный пистолет и пять капсул.

Эдвард присвистнул.

— Это дерьмо запретили лет пятнадцать назад, — сказал он Тревору. – Даже у нас его не осталось.

— Старые запасы, — только и ответил полицейский, а после обратился уже к Биллу, — ты знаешь, что это такое?

Глаза пленника расширились от удивления. Видимо, он слышал о вещице в руках полицейского.

— Фармацевтика продвинулась очень далеко, знаешь ли, — медленно начал Тревор. Тут у нас три различных препарата для ведения допросов в полевых условиях. Использовали против фанатиков в Турции, например. Слыхал?

Тревор и все присутствующие наблюдали, как ужас овладевал Биллом.

— Так вот, — продолжил коп. – Я могут вколоть тебе любой из этих препаратов. Первый вызовет снижение болевого порога и возбудит нервную систему. Тебе будет больно даже от прикосновения одежды к телу. Следующая капсула – вызовет мощнейшие галлюцинации. На разных людей действует по-разному. Но чаще всего, люди проживают за десять-пятнадцать минут новую жизнь в собственном воображении. Возвращаться в реальность мучительно и ужасно, поверь мне. А третья капсула просто развязывает язык. Ты станешь очень общительным, доброжелательным и все такое. Вот только после нее, без детоксикации, ты умрешь в ужасных мучениях. – Тревор цокнул языком и покачал головой. – Я видел, как один парень умолял пристрелить его, даже откусил себе язык в попытке захлебнуться кровью. А теперь внимание: в каждой капсуле – около десяти инъекций. Мы можем чередовать вымышленные жизни с часами мучительной боли, а потом, в итоге, вколоть тебе последний препарат. Понимаешь?

Билл молчал. Нацисты за спиной Тревора – тоже.

— Будь мужчиной, признай, что мы все равно получим желаемое, — закончил свою тираду полицейский.

Пленник молчал.

Тревор только неободрительно покачал головой, достал инъекционный пистолет и спросил у Эдварда:

— С какой начнем?

— Думаю, с первой, — ответил нацист. – Пусть помучается.

Тревор согласно кивнул, достал первую капсулу и начал заряжать в пистолет. В этот момент Билл сорвался:

— Прошу, не надо! Я все расскажу!

— Поздно, мужик, — ответил Тревор проверяя индикатор на дисплее. Капсула встала верно и пистолет откачал необходимую дозу. – Сейчас ты отправишься в личный ад.

— Не надо! – Заверещал Билл. Он окончательно потерял самообладание. – Пару месяцев назад со мной на связь вышел мужик! Приватный канал, все дела. Сказал, нужны костюмы, хорошо заплатит! Ну, я встретился с его шестеркой – какой-то девицей, да договорился обо всем! Там и получил аванс! Не надо!

— Знаешь, я тебе уже не верю, — Тревор продолжил приготовления. – А ты ему веришь, Эдвард?

— Ни на грамм, — ответил нацист.

— Я клянусь! Это было в кафе «Гайя», что в западной части города! Пожалуйста! – Билл попытался вывернуться и протянуть руку. – Отсканируйте отпечатки, проверьте мои платежи! Я там счет оплачивал! Два кофе и какой-то сраный кекс из травы! Ну же!

— Это ничего не доказывает, Билл, — Тревор перехватил поудобнее пистолет и двинулся к пленнику.

— Ты же коп! Проверь камеры!

— Когда?

Билл назвал точное время и дату.

Тревор отдал инъекционный пистолет Эдварду, а сам отошел чуть в сторону, достал рабочий планшет и подключился к полицейскому архиву записей. Он достаточно быстро нашел нужное время и к его удивлению Билл не солгал: он был в том кафе.

— Как выглядела девица?

— Метр семьдесят пять, до ста восьмидесяти. Шарф на шее, серый, светлые волосы, светлая куртка.

Тревор пролистал запись и нарвался на описываемую Биллом девушку. Она целенаправленно зашла в двери кафе «Гайя» и пропала из поля зрения камеры.

— Билл, — это был один из сопартийцев Эдварда, — если ты считаешь, что сможешь нас провести таким образом, то…

— Но я говорю правду! Правду! Не надо, пожалуйста!..

— Господа, — это был Тревор, — я думаю, допрос окончен.

Он подошел к Эдварду и забрал у того из рук пистолет. Нацист же только коротко кивнул и двинулся к пленнику.

— Видишь, всего этого можно было бы избежать, если бы ты сразу заговорил, — сказал он, глядя Биллу в глаза.

Эдвард сделал шаг назад и надел кастет на левую руку.

— Эдвард, пожалуйста, — залепетал Билл, — Эдвард…

Нацист проигнорировал его мольбы и нанес чудовищный удар в правое подреберье, после которого пленник обмяк, не в силах сделать вдох.

— Мы закончили, пойдемте, господа.

Уже выходя из цеха в сопровождении сопартийцев и Тревора, он спросил:

— Это правда был набор армейской разведки?

— Шутишь? – Тревор чуть приподнял рукав и сделал себе инъекцию.

На удивленный взгляд Эдварда он ответил:

– Это питательный раствор высокой плотности плюс немного стимуляторов типа кофеина и некоторые соли. Таскаю с собой от похмелья, когда совсем плохо. Знаешь, быстро восстановить работоспособность в экстренной ситуации или чтобы не спать.

Все четверо остановились у припаркованных машин, на которых прибыли сюда нацисты. Как добирался Тревор – знал только он сам.

— И как ты это объяснишь? – Спросил у Эдварда сопартиец, кивая на цех. – Ты еще и оставил этот мусор в живых?

Эдвард только покачал головой.

— Стью, когда ты уже поймешь, что я ничего не делаю просто так. – Сказал нацист. – Последним ударом я сломал ему несколько ребер, вызвал разрыв печени и желчного пузыря. Он умрет через полчаса. Может час. В мучениях.

Нацист хотел еще что-то добавить, но услышав про разрыв печени, осекся на полуслове.

— Ваша же задача, господа, была в том, чтобы убедиться в серьезности моих методов и намерений, — добавил Эдвард. – Вы доведете до всех, от моего имени, информацию о том, что если у кого-то есть какие-то грехи – самое время покаяться. Или они закончат как Билл.

Мужчины коротко кивнули и, понимая, что больше не нужны, расселись по своим машинам.

— Знаешь, зря я сразу спросил про комплект, — сказал Эдвард Тревору. – Если бы они думали, что он реален – были бы более усердными. Не всех пугает мой кастет.

— Почему ты вообще мараешь руки? – Спросил Тревор.

— Как только я перестану сам казнить предателей, меня перестанут бояться. Потом перестанут уважать. А потом – я сам окажусь на месте Билла, — ответил Эдвард. – В наших рядах все еще слишком много горячих голов, которые временами воюют против своих же соратников.

— А как же слова о партии? Легальных методах? – Спросил Тревор.

Ответный взгляд Эдварда сказал намного больше, чем можно было передать словами.

— Ты сам то веришь в то, что животное под названием «человек» можно сделать цивилизованным?

Тревор промолчал.

— Тебя подвезти?

— До первой же стоянки такси, — ответил полицейский, дальше – сам.

Ехали они в тишине. Машина минула промзону и выехала в более обитаемый район города. Уже возле самой парковки Тревор заметил знакомую фигуру.

— Что-то не так? – Спросил Эдвард заметив, как напрягся полицейский.

— Меня ждет непростой разговор, — ответил Уорд.

— Все в порядке? – Многозначительно уточнил нацист.

— Буду держать тебя в курсе.

В этот момент машина остановилась возле пункта высадки пассажиров и Тревор, пожав Эдварду руку, спешно вылез из салона.

На парковке его ждала Лилиан.

— И как это понимать, Уорд? – Женщина была точно не в духе.

— Что ты имеешь в виду?

— Это же была машина Эдварда Гейта, высокопоставленного члена «Достоинства», — Лилиан не спрашивала, а утверждала.

— Сейчас все средства хороши, — ответил Тревор, — я вообще не хочу это обсуждать.

— Я нашла тебя по странному подключению к базе с рабочего планшета. Значит, мог заметить еще кто-то. Ты вообще понимаешь, что творишь? Я закрыла глаза на то, что ты ездил к этому ублюдку в его особняк, но что за дела у вас были в заброшенном цеху?..

— Оно того стоило, — ответил Тревор.

— Да? – Лилиан сложила руки на груди и всем видом кричала «убеди меня». – И что же вы там нашли? Оружие?

— Лучше.

В этот момент пискнула гарнитура Тревора, оповещая хозяина, что одна из фоновых задач, которую он незаметно запустил еще там – в цеху – завершена. Мужчина достал устройство из внутреннего кармана и начал читать полученную после анализа сводку.

— Костюм, который использовал террорист, принадлежал ультрас… — Много значительно начал Тревор.

— И? – Лилиан чувствовала подвох.

— До того, как его купили зеленые. Смотри, — он протянул планшет, на экран которого было выведено личное дело некой Мэри Аллен. — Это она встречалась с одним из оружейников правых.

— И что? – Лилиан бегло прошлась по сводке на девушку.

— Аллен – одна из руководителей бессрочного пикета у башни HyperColonic, — сказал Тревор, — я ее допрашивал, когда проверял версию экологического террора.

В этот момент мужчина наблюдал, как меняется выражение лица Лилиан. У них есть живая зацепка. Женщина быстро поняла, что раскрутить клубок под названием «крысы в департаменте» можно и с другого конца. А это была огромная нить, за которую следовало потянуть.

— И кстати, — добавил Тревор, — именно она наехала на Ренненкампфа в вечер покушения, вынудив его отправиться на другую парковку на случайной машине. Они знали, что он предпочитает люкс-транспорт, который нужно подождать, — он мягко забрал планшет из рук коллеги и еще раз посмотрел на фотографию, с которой на него смотрела Мери Аллен.

— Нам надо к башне HyperColonic, она должна быть сейчас там, — сказал он Лилиан, которая уже и так заказывала машину у терминала – женщина не могла позволить себе явиться сюда на рабочем транспорте.

«Главное успеть добраться до нее первыми», — подумал Тревор. Вполне вероятно, что к вечеру Аллен может уже не быть в живых.

Глава 12

Официально Эдвард торопился на очередное партийное собрание. Сразу после того, как он высадил Тревора, он дал указание бортовому компьютеру отправиться в центр города – в штаб-квартиру «Достоинства».

Тот факт, что правые оказались замешаны в стрельбе у башни HyperColonic выводил Эдварда из себя. Он несколько раз в сердцах ударил кулаком по дверце мини-бара, но довольно быстро взял себя в руки.

«Успокойся», — сказал он сам себе. – «То, что одна крыса слила немного запасов оружия, еще не значит, что вся партия прогнила».

В отличие от его соратников, для которых он устроил показательную казнь, Эдвард четко понимал, в каком шатком положении сейчас находится. Времена, когда субординация поддерживалась страхом и расправами над провинившимися, канули в лету. Они стали «цивилизованными» — не без участия самого Эдварда – более открытыми миру. Фактически, они, став полноценной политической силой, заняли пустующее место консерваторов — лоббисты корпоративных интересов были не в счет — стали единственными, кто мог вести с корпорациями диалог на равных.

Конечно, HyperColonic была монстром и Эдвард понимал, что рано или поздно он сожрет либо все вокруг, либо сам себя. Но прогибаться под денежные мешки он тоже не хотел. В отличие от «цивилизованного» крыла «Достоинства». Каждый раз, когда Эдвард задумывался об этих людях, людях, которые вели учет, выступали на публике, избирались в различные собрания и даже Конгресс, его начинало трясти от презрения. Люди без идеи, люди без веры, люди, работающие с десяти до шести сейчас вели его корабль в будущее. Когда-то это было хорошей идеей – уйти от насильственной борьбы, сменить боевую броню на костюм, а кастет или винтовку – на планшет или микрофон. Но сейчас, спустя годы, погрязнув в этой политической борьбе, Эдвард понимал, что сам себе связал руки.

Сколько проблем решалось старым-добрым насилием.

Сколько бесполезных нахлебников, на фоне жилищ которых особняк Эдварда – одного из старейшин «Достоинства», казался убогой халупой, они бы могли разогнать. Сколько бы времени и сил сэкономили, устроив пару показательных порок.

Теперь же мерилом всего стали деньги.

«А что кроме денег?», — спросил он сам себя. – «Честь? Не смеши. Ее нет ни у кого, в том числе и у тебя».

Честь.

Такое странное, старомодное, вышедшее из обихода слово. Был ли он честным человеком? Эдвард считал, что был, более чем. Честным и откровенным. Была ли у него честь? Конечно же нет. Нет чести в уличных драках, забитых до смерти безоружных ниггерах или казнях целых семей. Чести нет ни в одном методе «Достоинства» или любой другой политической партии современности. Честь стала архаизмом, канула в лету, вышла из моды.

Осталась только необходимость.

Но даже признание необходимости, постановка цели и следование идее стали смутными призраками прошлого, уделом горстки безумцев, которые, будто черви, прогрызают себе путь на вершину через ткань общества. Делают они это, лишь следуя своим мечтам, гонимые гордыней и подстегиваемые вечной жаждой величия; пусть и мнимого, но такого важного в плане поиска душевных сил. Все великие свершения всей истории человечества стоят на этой нужде – двигаться вперед, «к звездам». Как не иронично, эта потребность стала из метаморфичной вполне реальной: сейчас они были к звездам как никогда ближе, и все больше взоров было устремлено именно к ним.

Но к звездам сбежать нельзя. Эдвард вообще смирился с тем, что его место – в выгребной яме, вместе с его врагами, друзьями и, что самое пугающее, с так называемыми «соратниками». Эти удобные приспособленцы новой формации, которые являются членами «Достоинства» только с десяти до шести. Те, кого он никогда уже не сможет победить и не сможет от них избавиться, только если не решит начать все с начала, что невозможно, ибо человек смертен.

Машина бесшумно вкатилась на парковку большого офисного здания, которое на первый взгляд, могло бы принадлежать какой-нибудь корпорации. В холле Эдварда поприветствовали охранники, которым он ответил коротким, но одобряющим кивком, после чего мужчина проследовал к стойке контроля.

— Имя и фамилия, — спросил его дежурный.

— Эдвард Лонг.

Эдвард приложил ладонь к сканеру и посмотрел в небольшую камеру.

— Добро пожаловать, господин Лонг, — тон охранника практически не изменился. Одно из требований Эдварда к безопасности было одинаковое отношение ко всем входящим. Неважно, насколько высокий статус ты занимал в «Достоинстве», на пороге тебя встречал «цербер», которому неважно кто ты, как тебя зовут и так далее. Только соответствие твоих данных с белым списком допущенных лиц.

— Ко мне были посетители? Гости? – Спросил Эдвард дежурного.

— Секунду.

Мужчина сверился со списком вошедших в здание по приглашению Эдварда.

— Десять минут назад прибыл мистер Смит, — ответил дежурный. – Тут стоит отметка уведомить вас лично по прибытию, поэтому электронного сообщения не было. Он ожидает в приемной.

— Спасибо.

Эдвард немедля отправился к лифтам. Встреча со Смитом была не то чтобы крайне важна, но мужчина не любил заставлять других ждать. Впрочем, он не любил, когда ждать заставляли и его самого, так что тут все было честно.

Только войдя в приемную, Эдвард увидел сухую фигуру Смита, который стоял у окна и рассматривал город с высоты верхних этажей. Лидер правых не глядя передал свой плащ подошедшему секретарю, жестом попросил приготовить две чашки кофе и направился прямиком к старику.

— Рад видеть тебя, Чарльз, — Эдвард протянул руку, которую старик крепко пожал.

— Я тоже рад, Эд. Повод, правда, не самый удачный.

— Дела не терпят, — ответил Эдвард. – Пройдем в мой кабинет.

Эдвард пересек приемную, легко толкнул дверь и пропустил вперед Чарльза, после чего вошел сам.

— Присаживайся, Элли сейчас принесет кофе.

— Знаешь, мне не рекомендуют пить кофе… — Начал Чарльз.

— Одна чашка тебе не повредит. Тем более ты же знаешь, у меня один из лучших поставщиков зерен на всем побережье, — Эдвард улыбался, искренне.

— Ну, я вообще врачей особо не слушаю уже, — ответил старик усаживаясь в глубокое гостевое кресло, — я считаю, что мне уже все полезно, знаешь ли.

— А ты оптимист.

— Проживешь с мое – поймешь, — ответил той же монетой Чарльз.

Еще несколько минут мужчины провели в ничего не значащей беседе, пока секретарь и помощница Эдварда — Элли, не принесла поднос с кофе, молоком и сливками.

— Добавить? – Спросил Эдвард, наливая себе молоко.

— И испортить этот чудесный напиток? Я не так часто сейчас пью кофе, чтобы мешать его с чем-либо.

Эдвард ничего не ответил и только пожал плечами. На нет и суда нет, как говорится.

– Ты просмотрел резюме, что я тебе выслал? – Спросил Чарльз и сделал первый глоток. Кофе был обжигающим, но было видно, что старик по-настоящему оценил его богатый вкус и аромат.

— Да, посмотрел.

— И что скажешь?

— Скажу, что Вильгельм был незаменим, — ответил Эдвард. – Я не вижу ни одного из этих людей на его месте.

— Я бы присмотрелся к Теодору Янгу. Вильгельм очень его хвалил, кроме того, он уже в курсе большинства деталей проекта «Горизонт» и конкретно миссии «Джеймса Харриса». Ты же встречался с Тедом?

— Да, я видел его, — ответил Эдвард после небольшой заминки. – В нем есть что-то, какой-то стержень, но, мне кажется, до Вильгельма он не дотягивает.

Чарльз тяжело вздохнул и поставил чашку на поднос.

— Эд, пойми, Ренненкампф может и не дожить до полета. Не исключено, что будут и новые покушения. Нам нужен «запасной» на его место.

— То есть ты настаиваешь на кандидатуре Янга?

Чарльз лишь повел плечами.

— Я знаю, что у тебя проблемы с доверием, Эдвард. Ты пытаешься все контролировать сам, не считая нужным посвящать своих соратников в детали. Это в корне неверно, друг мой. Делегирование экономит тебе массу сил и времени.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что если не можешь никому доверять в рядах собственной партии, то это еще не значит, что мне некому доверять в HyperColonic, — отрезал Чарльз. – Я доверяю Ренненкампфу, а он – Янгу. Для меня этого достаточно. Тем более у парня есть армейская подготовка. Он же умудрился выжить во время бойни, еще и техника спас.

— Знаешь, я считаю, что замену Вильгельму найти откровенно сложно.

— А никто и не спорит, — Чарльз сделал еще глоток из чашки. – Но нам нужны варианты. Если «Джеймс Харрис» улетит без кого-то уровня Вильгельма, то проект не имеет смысла. Ты же это понимаешь?

— Более чем, — ответил Эдвард.

— Что с допросом? – Сменил тему Чарльз.

— Тревор займется этим. Я считаю, что нам не стоит влезать в открытое противостояние. Пока.

— То есть какому-то копу ты доверяешь больше, чем своим соратникам? – В голосе Чарльза послышалась издевка.

Эдвард задумался. Доверяет ли он Тревору? Скорее да, чем нет. Тот просто выполняет свою работу, без оглядки на то, кто такой Эдвард и чем занимается. На площади погибли десятки людей, этого для Тревора было достаточно.

— Он надежный человек, я давно с ним знаком.

— Да? И как же вы познакомились? Он тебя пытался посадить?

— Все намного сложнее.

Чарльз прожил достаточно долго, чтобы понять, что дальнейшие расспросы о Треворе и том, как они с Эдвардом познакомились, могут оказаться вредными. А, возможно, и опасными.

— Ты не находишь в этом своеобразной иронии? – Чарльз с наслаждением сделал последний глоток и поставил пустую чашку на поднос. – Ну, я имею в виду привлечение Тревора. Я навел некоторые справки. У него весьма противоречивая биография.

— А еще он не делит мир на черное и белое, Чарльз. Это крайне важно, когда работаешь с ультраправыми, — заметил Эдвард.

— Так вы и правые? – С иронией спросил старик. – Я вот больше отношу «Достоинство» к банальным консерваторам. Если смотреть новости и почитать ваши предвыборные агитки.

— Не путай внешнюю сферу деятельности и ядро партии, — огрызнулся Эдвард. – Пока я сижу в своем кресле, мы остаемся верны своему делу.

— И поэтому решили сбежать с планеты?..

Эдвард ничего не ответил.

— Ты забываешься, Чарльз. Помни% у нас союз.

— О таком сложно забыть, — ответил старик. – О таком очень сложно забыть…

Они уделили еще около часа на обсуждение рабочих вопросов касательно подготовки «Джеймса Харриса» к полету, поговорили о дальнейших действиях против «зеленых» и тех, кто за ними стоит.

Чарльз, как и Эдвард, был уверен, что за ними стоит какая-то более значительная политическая сила, возможно, целый конгломерат плюс правительство североамериканского континента.

— Ты считаешь, они что-то разнюхали?

— Если бы они были полностью уверены или имели бы железные доказательства, на офис HyperColonic уже бы сбросили десяток вакуумных бомб, а «Джеймса Харриса» порезали на металл. Знают? Нет. Догадываются – вполне, — ответил старик на вопрос Эдварда. – Поэтому меня и беспокоил вопрос с Тревором. Ты можешь ему доверять? Этот мужик вполне способен раскопать что-то такое, что поставит все предприятие под удар.

Эдвард задумался.

— Он слишком занят «зелеными» и ловлей крыс в собственном доме. Так что этот вопрос пока можно отпустить. А если и накопает, то нет таких проблем, которые бы «Достоинство» не могло решить. Особенно, если их источник – конкретный человек.

***

-Ты чем вообще думал?! — Мэри схватила Дика за куртку и пару раз тряхнула. — Ты что вообще натворил?!

Дик исподлобья смотрел на старшую сестру и молчал.

-Ты думаешь, я не понимаю, что это?! — Продолжала орать на него Мэри с пистолетом в руках. — И что у тебя там еще в рюкзаке?! Гранаты?! Ты что, идиот?!

-Слушай, успокойся ты уже, ну чего ты… — Начал Дик, но Мэри его почти сразу же перебила.

-Я не для того тащила тебя на своем горбу столько лет, чтобы находить оружие в рюкзаке! Признавайся, тебя втянули в банду?! Отвечай!

Она замахнулась на Дика и тот, будто ребенок, закрыл голову руками. Выглядело это крайне странно, потому что Дик уже давно был почти на голову выше старшей сестры и килограмм на двадцать пять тяжелее.

-Да успокойся ты, чего орешь, — опять начал парень. — Это просто…

-Что просто?! — Не унималась Мэри. — Как ты это объяснишь?! Зачем тебе это?!

Дик знал, что сестра вот-вот выдохнется. Конечно, арсенал в рюкзаке — один из самых серьезных его проступков, но далеко не худший.

Он всегда был сложным ребенком и черты инфантилизма, которые все его ровесники давно переросли, прилепились к Дику намертво. Сирота, выросший под опекой сестры, он, по сути, и неглупый парень, постоянно искал чужого одобрения. Мэри знала об этой его черте и всячески пыталась помочь брату повзрослеть, но в последние несколько лет она растеряла последние крохи авторитета. Наверное, Дик перестал ее слушать, когда окончательно осознал, что стал крупнее и сильнее сестры. Но не умнее. Жизнь поставила семью на колени, когда их отец погиб в Турции, а мать, однажды выйдя в магазин за продуктами, так и не вернулась домой. Мэри всячески старалась обеспечить их обоих, но обрести авторитет любого из родителей так и не смогла — слишком взрослым на тот момент уже был Дик. Инертный, но при этом крайне упрямый, он рос, как получалось: ввязывался в неприятности, всяческие авантюры, тяготел к неоправданному риску.

Мэри казалось, что все изменилось, когда она привела его на одно из экологических собраний своей ячейки, но арсенал в рюкзаке парня говорил другое.

-Что ты натворил? — уже спокойнее спросила Мэри. Теперь она говорила тихо, практически сквозь зубы.

Дик молчал.

-Отвечай! — девушка сорвалась на визг и ударила парня рукой, в которой до сих пор держала пистолет. Рукоять угодила в бровь. Дик почувствовал, как тонкая струйка крови заливает глаз.

-Отвечай… — уже тише, но не менее грозно повторила Мэри.

-Ты ничего не понимаешь, — ответил Дик и вытер кровь рукавом куртки. Из рассеченной брови лилось так, будто бы там проходила артерия и, судя по ощущениям, она уже начала распухать. — Я наконец-то занимаюсь чем-то важным…

Мэри настолько сильно сжала челюсти, что будь ее зубы в чуть худшем состоянии, они бы сломались. Опять он, этот дурак, “занимается чем-то важным”. Так было и с бандой, которая обчищала квартиры работяг с окраины, так было с очередным “крутым бизнесом”, который в итоге оказался наркоторговлей… Так было с любым делом, в которое ввязывался Дик.

-Знаешь, Дик, — тихо продолжила Мэри, — я устала от твоих выходок. Собирай монатки и выметайся.

-Что?..

-Я сказала, собирай свои гребанные монатки и выметайся из моего дома, — повторила девушка. — Я не собираюсь жить под одной крышей с человеком, который таскает в своей сумке оружие.

Он видел, как дрожали руки сестры и насколько тяжело ей давались эти слова. Это было что-то новое. Раньше она стремилась уберечь его от неприятностей, в которые Дик влазил с завидной регулярностью. По всей видимости, он переступил какую-то черту.

-Ну и ладно, — парень ответил намеренно холодно, стараясь сдержать дрожь голоса. — Но ты поймешь, что на этот раз я…

-Выметайся.

На этом их разговор был окончен. Дик зашел в свою комнату — забрать кое-что из вещей. Одной из футболок парень прижал бровь — кровь все не желала останавливаться, продолжая заливать глаз — подхватил пистолет, который сестра брезгливо бросила на стол, и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

Мэри после ухода брата не находила себе места. Наверное, не стоило его бить – с возрастом она все больше становилась похожа на мать в своих вспышках гнева. Она что, зря занималась митингами, клеила листовки и даже однажды давала взятку, чтобы ее брат вступил в какую-то банду и носил в своем рюкзаке целый арсенал?

Когда-то она пыталась привлечь Дика к работе активистом зеленых, но тогда юноша не проявил должного рвения: побывал всего на паре собраний, сходил с ней однажды на один из пикетов и на этом его участие в гражданской жизни, которую вела Мэри, было окончено. Девушка не знала, что Дик попал в руки более радикального крыла ее движения – она вообще не догадывалась о его существовании – слишком занятая протестом и лозунгами.

«И что теперь?» — спросила сама себя девушка. – «Куда он пошел?»

«Он уже не ребенок», — ответил ей внутренний голос. – «Ты не можешь его вечно опекать».

«А если с ним что-то случится? На него нападут?»

«Сейчас твой брат – самый опасный человек на районе, с таким-то арсеналом», — продолжал успокаивать Мэри внутренний голос.

Девушка еще некоторое время пометалась по квартире в поисках пятого угла, но усталость взяла свое: вскоре она растянулась на своей кровати и погрузилась сначала в легкую дрему, которая сменилась крепким здоровым сном человека с чистой совестью.

**

«Она мне больше не нужна», — подумал Дик, спускаясь по лестнице. – «Кем она себя вообще возомнила? Матерью?»

На улице Дика ждала ночь. На улице стало еще холоднее и парень, поежившись, бодро зашагал в сторону ближайшего укрытия Братства. Там его, несомненно, примут. Дик отложил доклад на завтра, рассудив, что дело сделано, а привлекать внимание Мэри своим поздним отсутствием ни к чему, но сейчас ничто не останавливало его от этого визита.

Он прошел темными улочками, старательно пряча лицо от многочисленных камер, сделал дополнительный круг по району, как его учили, и наконец-то вышел к массивной железной двери складского помещения. Дик несколько раз постучал, как его учили, и принялся ждать. Через несколько минут дверь открылась и к нему вышел человек в балахоне. Его лица Дик, как обычно, не видел. Его пока не допускали на собрания, но убийство этого старика было его «выпускным экзаменом», который должен был показать, что он, Дик, готов ко всему. Готов к борьбе.

-Чего тебе, парень? — Угрюмо спросила фигура в балахоне.

-Это я, Дик Аллен. У меня было задание.

-И какое? — спросила фигура.

-Старик, я должен был… — Дик запнулся. А можно ли доверять этому человеку? Так ли он предан Братству, как сам Дик? — Я должен был убрать одного мужика…

-Ты сделал это?

-Да, конечно, — с уверенностью ответил Дик.

Он сбросил рюкзак с плеча и полез в его недра, вороша смену белья, которую прихватил из дома перед уходом, в поисках оружия, — у меня тут еще осталось кое-что…

Парень извлек один из пистолетов и протянул его фигуре в балахоне.

-Тут еще где-то граната е…

Дик не успел закончить. Член братства крутанул в руках пистолет, проверил магазин, после чего всадил несколько пуль в грудь и голову парня. Убедившись, что Дик мертв, мужчина — а это несомненно был мужчина — схватил труп за ноги и втянул его внутрь склада.

— Это последний?

— Осталось еще двое, — ответил член Братства мужчине, стоящему в тени коридора, оттаскивая при этом тело Дика в угол, где лежало еще с десяток мертвецов.

— Давай, кончай с ними. У нас много дел.

— Я слышал, у мальца была еще сестра.

— Это может подождать и до завтра. Нам еще надо будет вынести мусор, — мужчина кивнул на груду тел, сваленных у входа, — а то скоро начнут вонять.

Глава 13

После ухода Чарльза лидер правых закрылся в своем кабинете и предупредил секретаря, чтобы его не беспокоили в ближайшие несколько часов.

Эдвард достал из стола увесистый том в переплете из мягкой кожи, антикварную перьевую ручку и чернильницу. Самое время немного отдохнуть. Он открыл книгу – предмет маленькой личной гордости – на последней записи, подготовил ручку к работе, выровнял ладонью пустой лист и опустил перо на бумагу.

Раньше, перед тем, как начать свои записи, Эдварду приходилось разминаться на черновиках, но последние пару лет его навык в искусстве каллиграфии достиг тех высот, когда он мог приступить к работе сразу же, как только брал перо в руку.

«День выдался насыщенным на события…»

Медленно, но верно страница заполнялась идеальными, будто машинописными буквами. Особое внимание Эдвард уделял оформлению красных строк – для этого у него было отдельное перо с красными же чернилами.

Линия, линия, завиток, следующая буква. В эти моменты Эдвард чувствовал себя монахом, возвращался на пятнадцать веков назад, в полумрак монастырской библиотеки, где он и его братья вручную переписывали книги, распространяли знание. Линия за линией, буква за буквой, слово за словом, его день стройно выкладывался на страницы дневника, идеальный в своем физическом исполнении, но менее примечательный с точки зрения содержания.

Это было неважно. О его увлечении догадывалась лишь незначительная горстка людей, а что он записывал и вовсе никто никогда не видел. Эдвард старался фиксировать не только события рядовых дней, а вести некую летопись своей жизни. Иногда он неделями не касался пером бумаги дневника, ограничиваясь лишь текущей практикой на черновиках, дабы не терять навык. Значительные отрезки текста, даже, если подумать, целые главы, он отводил собственным размышлениям, важным партийным событиям или просто наблюдениям. Чуть реже – упоминал семью, но, как казалось самому Эдварду, именно эти его строки были наиболее искренними.

Он, как и любой политик, был по природе двуличен: у него была семья, дети, но в тоже время на самом деле он был женат на своей партии и ее идеях. «Достоинство» было его изначальным домом, первой семьей – вторую, по сути, создал он уже сам. И это давление, между долгом перед делом и долгом перед настоящими родными иногда разрывал его на части. Все связанные с этим тревоги он выплескивал на страницы своего дневника, медленно, но твердо выводя букву за буквой.

Почему он достал дневник именно сегодня? Это был важный день для партии, он должен был зафиксировать свои мысли, немного расслабиться и все обдумать. Удивительно, на такое кропотливое занятие, требующее высокой концентрации от рядового человека, наоборот, высвобождало разум Эдварда, сбрасывало с него оковы. Пока его глаза следили за тем, как рука выводит очередное слово или рисует первую букву красной строки, мыслями он был далеко за пределами кабинета.

Можно ли было сравнить это со спиритическими практиками, о которых он читал? С опытом, когда душа, покидая тело, совершала кругосветное путешествие буквально в минуты и возвращалась в свое вместилище обновленной, с новым знанием? Может быть, но Эдвард сравнивал это состояние с некой медитацией. И пока прочим для расширения сознания приходилось прибегать к различным веществам и ухищрениям, ему, Эдварду Лонгу, было достаточно коснуться кончиком пера листа бумаги. С этого момента он был свободен.

Узнал о каллиграфии Эдвард почти случайно. Давным-давно, когда он еще взбирался на вершину горы партийной власти, он обратил внимание, что каждый ищет себе какое-нибудь занятие по душе. Кто-то коллекционировал табак или бутылки с дорогим алкоголем, кто-то – проводил время на просторах виртуальной реальности, его босс увлекался ремонтом старых механических часов. Однажды небрежно брошенное замечание, что руки Эдварда способны лишь сжимать кастет и дробить кости, лишь укрепило его в мысли, что и ему нужно некое созидательное увлечение.

К механике Лонг всегда был прохладен, как и к виртуальным развлечениям. Но однажды, увидев неведомо как сохранившийся в смутные времена обрывок Библии, вручную переписанный неизвестным монахом, Эдвард загорелся идеей освоить именно это искусство – искусство каллиграфии. Бесполезное в современном мире, но такое кропотливое и утонченное. Вместе с новым увлечением он обзавелся и соответствующей атрибутикой: ручками, перьями, на заказ выполненной бумагой по старым технологиям. И вот уже солидное количество лет он запирался на несколько часов в своем кабинете (а иногда и на целый рабочий день), чтобы предаться своему увлечению и немного отдохнуть от дел насущных.

Эдварда тревожило происходящее на улицах города. Эти нападения, исчезнувшее со складов оружие, чрезмерное внимание вроде и карманных, прикормленных, но все же властей страны. Сегодня его тревоги отражались в чуть более сильном нажиме и резких очертаниях букв «Г» и «Х».

Кто-то, будто осьминог, охватывал своими властными щупальцами всю планету, сжимал маленький голубой шарик с чудовищной силой, сметая все на своем пути. Пока эти разрушения были незаметны, но Эдвард загривком чувствовал опасность: скоро по поверхности шара пойдут трещины и тогда они все вступят в открытое противостояние. Группа компаний HyperColonic, ряд правительств, «Достоинство», выступят против всего мира разом.

У него были догадки, кто стоит за всей этой возней и к чему она идет. Первое: очернить партию и HyperColonic. Второе: сорвать запуск «Харриса». Третье: устроить передел сфер влияния. Правые слишком сильно подняли голову, подобных националистических настроений мир не видел последние лет четыреста пятьдесят-пятьсот. Глобализация, мультикультуризм, терпимость сталкивались лбами с фундаменталистами с одной стороны и изоляционистами с другой. Эдвард не причислял себя ни к тем, ни к другим, он придерживался весьма умеренной позиции, что исторически сложившиеся анклавы и границы сфер обитания разных наций не должны нарушаться. Он не был горд тем, что являлся потомком убийц и воров, в противовес тому же Ренненкампфу, чья генеалогия, по всей видимости, восходила еще к галльским племенам, но он не был готов делить этот регион с пришельцами.

«Достоинство» состояло из трудолюбивых людей. Не всегда законопослушных, но трудолюбивых. В последнюю волну чистки рядов они окончательно избавились от чрезмерных радикалов и четко обозначили линию партии. Но ненависть не исчезла.

Ненависть к нахлебникам, ворам, грабителям. Ненависть к отбросам, берущим начало из мигрантских диаспор, клокотала в груди Лонга. Он ненавидел это отребье всем сердцем и душой, ненавидел так, как только может ненавидеть человек.

Миссия «Харриса» разрешала большинство его этических проблем. Какая разница, кто полетит к далекой звезде для продолжения человеческого рода? Все они были достойны, а в случае «Харриса» — еще и выполняли важную миссию первопроходцев, тех, кто протопчет тропу к Атланту-4 или, если он будет непригоден для жизни – к более отдаленным мирам.

— Мистер Лонг, — голос секретаря звучал откуда-то сверху, где были установлены панорамные динамики, — важные новости.

— Не сейчас, Эби, — рука Эдварда чуть не дрогнула, но ему удалось спасти лист в последний момент. – Я же сказал, не беспокоить.

— Это касается Тревора Уорда, вы велели оповещать вас в любое время…

— Что такое?

— Он в больнице, сэр. — Голос секретаря дрогнул. – Пулевое ранение в голову.

**

Первое же стояние на перекрестке заставило Лилиан воспользоваться личным кодом агента ОВР, который давал их транспортному средству повышенный приоритет. Конечно, автоматизация позволяла большинству автомобилей даже не притормаживать, но когда трафик усиливался, то полных остановок было не избежать. Сейчас же она и Тревор неслись на скорости более трехсот километров в час по дорогам столичного пригорода. На подъездах к центру их скорость уменьшилась, но незначительно. Через десять минут они должны были ступить на тротуар площади у подножья башни HyperColonic.

«Проклятая корпорация», — подумала Лилиан. – «С ней определенно что-то не так. Не может все сводиться к этой треклятой площади».

— Ты нервничаешь, — подал голос Тревор.

— Ничуть.

— Ты стучишь ногой, успокойся.

— Не учи меня! – Лилиан ответила чуть более резко, чем следовало.

— Ты думаешь, мы застанем там Мэри? – Тревор говорил отрешенно, даже более отрешенно, чем следовало.

— Не знаю.

— Ты же не оповестила спецподразделения?

— В этом нет необходимости.

Большую часть пути они провели в молчании. Лилиан всем своим видом осуждала методы Тревора, а он не вступал с ней в полемику. Какая разница, какими способами они добывают информацию, если она идет во благо?

Тревор понимал, что его философия свидетельствовала о том, что он уже ступил на скользкий путь продажного копа, давным-давно начал свое слияние с криминальным миром. Конечно, это были не цветные диаспоры, которые занимались работорговлей и продажей наркотиков, но и в дружбе с нацистами было мало чести.

Тревору было плевать.

Он много лет знал Эдварда, они не раз вытаскивали друг друга из безвыходных ситуаций и старый коп доверял этому щеглу в тройке, который полтора десятилетия назад крошил черепа своими кастетами.

Эдвард никогда не оставлял зацепок, которые бы позволили казнить его или его соратников, а Тревор и еще несколько копов упрямо закрывали глаза на его действия в обмен на информацию. Взаимовыгодное сотрудничество. Симбиоз преступности и исполнительной власти.

Возможно Эдвард был причиной того, что Тревор сел на стакан, но будь он проклят, если нацист сам не прикладывался к бутылке. Тревора успокаивали мысли о том, что Эдварда терзает совесть. Пусть и немного, пусть и чуть-чуть, робкой мышью эта его совесть скреблась на задворках сознания. Тревор считал, что в этом случае их «обмен» был честным.

— Одна минута, — Лилиан сверилась с картой на панели управления машиной. – Ты готов? Что мы ищем?

Тревор проверил пистолет в кобуре.

— Готов.

Лилиан проследила за движением рук коллеги и также проверила свое оружие, параллельно активируя персональный жилет.

— Включи броню.

— Я без нее.

— Ты чокнутый?

— Нет, слишком старый.

Лилиан внимательно посмотрела на Тревора. Прямо сейчас полицейский жилет наползал на ее шею и голову, закрывая жизненно важные органы. Конечно, от ранения в бедро и повреждения артерии он не спасет, но синяк на шее лучше сквозного ранения.

— Может, посидишь в машине?

— И что? Ты в курсе, что там целая толпа? – Тревор поднял рукава плаща, расстегнул рубашку и коснулся браслетов на предплечьях. – Такое у тебя есть?

На глазах Лилиан руки Тревора покрылись частичным экзоскелетом, «рукава» которого сцепились воедино на спине полицейского. Эти устройства использовались агентами под прикрытием и некоторыми патрульными. Заряда хватало минут на пятнадцать или два-три полноценных удара, но в этих «рукавах» человек мог пробить кулаком бетонную стену или отбросить противника на десяток метров, переломав при этом половину костей. Лишь бы выдержали ноги и поясница.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Тревор. – На мне пояс, не волнуйся, разогнусь поутру.

Машина стала сбрасывать скорость. Через десять секунд их ноги коснуться асфальта площади.

— Я пойду первым, — Сказал Тревор. – В этих малышах особо не постреляешь.

Он поднял перед собой руки, закованные в боевые рукава.

— Это плохая идея, Тревор.

— А учитывая, что мы собираемся выдернуть из толпы главную активистку, мне кажется – в самый раз, — ответил Тревор.

В этот момент машина окончательно остановилась. Лилиан выскользнула из салона, а следом за ней проследовал и Тревор.

Пикет был на своем месте – в самом центре площади.

— Нет времени, — ответил Тревор, — пойдет напролом.

— Я бы зашла со спины, — парировала Лилиан.

— Доверься мне.

Тревор уверенно зашагал прямо к «зеленым», которые размахивали плакатами и скандировали очередную кричалку.

Тревор врезался в толпу, будто ледокол.

— Э, мужик! – Один из «зеленых» попытался возмутиться, но Тревор лишь отмахнулся от парня.

Тревору было все равно. Он уже видел Мэри – где-то там, за стеной из человечких тел, стояла его зацепка, та, кто поможет ему распутать этот клубок из предательств и убийц. Он стал активнее пробиваться через толпу, из-за чего Лилиан в какой-то момент отстала.

— Уорд! – Крикнула женщина. – Тревор!

Он не обращал внимания. Будто бультерьер, он видел цель и был готов вцепиться и не отпускать.

В этот момент Тревор увидел какое-то аномальное движение. Толпа всколыхнулась, но не в приступе очередного экстаза от лозунга, а опасливо, трусливо. Мэри Аллен была буквально в нескольких метрах. Молодая, слегка бледная, кричащая в усилитель очередной слоган «зеленых».

Первый выстрел проглотил гул толпы. Второй прозвучал уже более явно. Почти все участники пикета в едином порыве пригнулись, что позволило Тревору сделать последний рывок к Аллен, которая все так же пламенно вещала свои речи. Он прыгнул на девушку, сбивая ее с ног, в надежде, что Лилиан его прикроет. Уже в полете Тревор краем глаза увидел еще одного стрелка с поднятым в руке пистолетом. Мужчина. Средних лет. Выбритая голова и абсолютно пустой взгляд, в тоже время полный фанатичной решимости. Выстрел.

Тревора накрыла тьма.