---

Пролог

Маленький коричневый муравей уже позабыл о своем доме. Для погружающейся в сумрак Земли, для звезд, возникающих в небе, прошло совсем немного времени — но для муравья пронеслись тысячелетия. Когда-то, очень давно, его мир перевернули вверх дном. Почва вдруг взмыла в небо, оставив вместо себя широкую и глубокую пропасть, а затем вновь обрушилась, заполняя ее. На краю перекопанной земли возвышалось одинокое черное образование. Такое часто случалось в этом огромном мире — почва исчезала и возвращалась, пропасти возникали и засыпались, вырастали каменные монолиты — как видимые свидетельства катастрофических перемен. Под лучами заходящего солнца муравей и сотни его соплеменников унесли выжившую царицу, чтобы основать новую империю. Сюда, на старое место, он забрел случайно, в поисках пищи.

Муравей подобрался к подножию монолита, ощущая своими антеннами его давящее присутствие. Поверхность была твердой и скользкой, но все же по ней можно было взобраться. Муравей пополз вверх, движимый не какой-то определенной целью, а лишь случайными процессами в его несложной нейронной сети. Такие процессы шли везде: в каждой травинке, в каждой капле росы на листе, в каждом облаке в небе и в каждой звезде. У этого беспорядочного движения атомов не было никакой цели; потребовалось целое море случайного шума, чтобы цель зародилась.

Муравей почувствовал дрожание земли; оно усиливалось, и муравей понял, что приближается какое-то гигантское существо. Он продолжил подъем, не обращая на это внимания. Подножие монолита затягивала паутина. Муравей был настороже. Он аккуратно обогнул висящие липкие волокна и прошел мимо паука, который замер в ожидании, положив лапы на паутинки, чтобы вовремя почувствовать добычу. Оба знали о присутствии друг друга, но не общались — неизменно в течение тысячелетий.

Дрожь дошла до максимума и прекратилась. Гигант стоял возле каменного образования. Он был намного выше муравья, закрывая собой большую часть неба. Муравей был знаком с подобными существами. Он знал, что они живые, часто бывают в этой местности и их действия тесно связаны с возникающими и исчезающими пропастями и появляющимися каменными глыбами.

Муравей продолжал подъем, зная, что, за редким исключением, существа не представляли опасности. Далеко внизу паук как раз столкнулся с одним таким исключением, когда существо, по-видимому, заметило его паутину, растянутую между каменным образованием и землей. Существо держало в одной руке букет; стеблями цветов оно смахнуло в бурьян и паука, и его паутину. Затем существо аккуратно положило букет перед монолитом.

После этого новая вибрация земли, слабая, но усиливающаяся, поведала муравью, что второе живое существо, подобное первому, приближается к каменному образованию. В этот момент муравей обнаружил длинное углубление в поверхности камня — почти белое, с более грубой поверхностью. Муравей повернул туда, чтобы было легче ползти. Оба конца углубления оканчивались канавками покороче и потоньше; из горизонтального основания шла главная колея, а верхняя канавка отходила под углом. Когда муравей добрался до гладкой черной поверхности, он понял форму этих углублений: 1.

Рост существа перед монолитом внезапно вдвое уменьшился, сравнявшись с высотой каменного объекта. По-видимому, оно встало на колени. Показался клочок темно-синего неба с разгорающимися звездами. Глаза существа обратились к вершине камня; муравей застыл на мгновение, раздумывая — появляться ли в поле его зрения. Решил, что не стоит, и повернул параллельно земле. Быстро достиг следующего углубления и замедлил ход, наслаждаясь путешествием. Цвет этой канавки напомнил ему о цвете яиц, окружавших царицу семьи. Без колебаний муравей пополз по этому углублению вниз. Через некоторое время выяснилось, что путь изгибается более сложным образом, образуя кривую под окружностью. Это напомнило муравью о том, как он искал дорогу домой по запаху. В его мозгу отложилась фигура: 9.

Существо, стоящее на коленях перед монолитом, издало звук, или набор звуков, которые муравей был неспособен понять:

— Какое счастье быть живым… Если не понимать этого, то как же можно задумываться о чем-то более сложном?

Существо издало звук, подобный шелесту ветра в траве — вздох — и встало с колен.

Муравей продолжал ползти параллельно земле и обнаружил третье углубление. Оно было почти вертикальным, пока не повернуло вот так: 7. Эта фигура муравью не понравилась. Крутой, неожиданный поворот зачастую предвещал опасность или сражение.

Голос первого существа заглушил дрожь земли. Муравей только сейчас понял, что второе существо уже стоит возле каменного объекта. Оно было невысоким и более хрупким, с седыми волосами, которые развевались на ветру и поблескивали серебром на темно-синем фоне неба.

Первое существо обернулось и поприветствовало второе:
— Доктор Е, не так ли?
— А вы… Сяо Ло?
— Ло Цзи. Я учился в школе с Ян Дун. Почему вы… здесь?
— Тут спокойно, и легко добраться на автобусе. В последнее время я довольно часто прихожу сюда погулять.
— Примите мои соболезнования, доктор Е.
— Прошлого не воротишь…

В самом низу монолита муравей хотел повернуть вверх, но обнаружил впереди другую канавку, точно такую же, как и «9», по которой он добрался до «7». Муравей продолжил свой путь горизонтально, через «9», которая ему понравилась больше, чем «7» и «1», хоть он и не мог точно сказать — почему. Его чувство прекрасного было весьма примитивно. Проползая через «9», он ощущал невнятное удовольствие — некое одноклеточное счастье. Чувства эстетики и удовольствия у муравьев не развиваются с течением времени — какими они были сто миллионов лет назад, такими же останутся и еще через сто миллионов лет.

— Сяо Ло, Дундун часто упоминала вас. Она говорила, что вы занимаетесь… астрономией?
— Это было давно. Теперь я преподаю социологию в колледже. В вашем, кстати, хоть вы уже отошли от дел, когда я приступил к работе.
— Социология? Это крутая перемена.
— Пожалуй. Ян Дун всегда утверждала, что я не создан для работы над чем-то одним.
— Она не шутила, когда говорила, что вы умны.
— Я всего лишь способный. До уровня вашей дочери не дотягиваю. Просто я почувствовал, что астрономия — наука тяжелая, неподатливая, как слиток металла. Социология же — как деревяшка; где-нибудь всегда найдется слабое место, чтобы проковырять для себя дырку. Работать в области социологии легче.

В надежде найти еще одно «9», муравей продолжал ползти горизонтально. Однако следующая канавка, которую он нашел, была простой горизонтальной линией — такой же, как и самая первая, только длиннее, чем «1», лежащая на боку, и без канавок поменьше на концах — в виде знака: —.

— Не говорите так о себе. Это жизнь обычных людей. Не всем дано быть такими, как Дундун.
— Но я и вправду не амбициозен. Плыву себе по течению…
— Тогда я могу кое-что предложить. Почему бы вам не изучать космическую социологию?
— Космическую социологию?
— Это случайно пришедшее в голову название. Предположим, что во Вселенной имеется множество цивилизаций. Столько же, сколько и звезд. Очень много. Из этих цивилизаций состоит космическое общество. Космическая социология — это наука о природе такого сверхобщества.

Муравей не уполз далеко. Он надеялся, что выбравшись из «—», найдет приятную взору «9». Но вместо того обнаружил «2» — с приятной кривой, оканчивающейся, однако, столь же пугающим, сулящим неопределенное будущее острым углом, как и «7». Муравей пополз дальше, к следующей канавке, которая оказалась замкнутым кольцом: «0». Эта фигура была частью «9», но являлась ловушкой. Жизнь нуждается не только в гладком пути, но и в направлении — нельзя постоянно возвращаться к исходной точке. Это муравей понимал. Впереди были еще два углубления, но муравей потерял интерес. Он вновь устремился наверх.

— Но… мы пока знаем только об одной цивилизации — нашей собственной.
— Вот поэтому никто еще такой науки не придумал. Это ваш шанс.
— Очень интересно, доктор Е. Продолжайте, пожалуйста.
— Я полагаю, что эта наука может объединить обе ваши специальности. Математическая структура космической социологии проще, чем человеческой.
— Почему вы так думаете?

Е Вэньцзе указала на небо. На западе догорали последние лучи заката. Звезд было так немного, что их все можно было пересчитать по пальцам. Нетрудно было вспомнить, как выглядел мир лишь мгновение назад: бескрайний простор, и над ним — голубая пустота, лицо без зрачков, как у мраморной статуи. А теперь, хоть звезд светилось всего ничего, в гигантских глазах загорелись зрачки. Пустота заполнилась, и Вселенная стала зрячей. Звезды были маленькими серебристыми точками, которые намекали на какое-то беспокойство их создателя. Космический скульптор чувствовал необходимость разбросать зрачки по Вселенной, но в то же время ужасно боялся дать ей зрение. Маленькие звездочки, рассеянные по огромному пространству, были компромиссом между желанием и страхом — но, прежде всего, проявлением осторожности.

— Вы видите, что звезды — это точки? Хаос и случай влияют на устройство любого цивилизованного общества во Вселенной. Но дистанция размывает их влияние. Поэтому такие удаленные цивилизации можно рассматривать как точки отсчета, к которым относительно несложно применить математические методы анализа.
— Но ведь в вашей космической социологии нечего изучать, доктор Е. Ни опросы, ни эксперименты невозможны.
— Разумеется, результат ваших исследований будет чисто теоретическим. Начните с нескольких простых аксиом, как в эвклидовой геометрии, а затем выведите из них всю теорию.
— Весьма любопытно. Но какими, по вашему мнению, могли бы быть такие аксиомы?
— Аксиома первая: выживание является основной потребностью цивилизации. Аксиома вторая: цивилизация непрерывно растет и расширяется, но объем вещества во Вселенной остается неизменным.

Муравей прополз немного и заметил, что наверху есть еще много углублений, образующих сложный лабиринт. Муравей мог ощущать форму и был уверен в своей способности разобраться с ними. Но из-за ограниченной памяти он был вынужден забыть те фигуры, через которые прополз раньше. Он не сожалел, что забыл «9»: потеря знаний была частью его жизни. Ему нужно было постоянно хранить лишь несколько воспоминаний; они были закодированы в его генах, в той области памяти, которую мы называем инстинктом.

Очистив память, муравей заполз в лабиринт. Сделав несколько поворотов, он своим нехитрым разумом определил еще одну фигуру: китайский иероглиф «му», который означал «могила» — хотя муравей не знал ни иероглифа, ни его смысла. Выше находился еще один набор углублений, на этот раз попроще. Но, чтобы продолжить исследования, муравей был вынужден забыть «му». Он попал в великолепную канавку, своей формой напомнившую ему брюшко мертвого кузнечика, которого он не так давно нашел. Канавка вскоре приняла форму иероглифа «чжи» — притяжательного местоимения. Выше муравей нашел еще две бороздки. Первая, в форме двух каплевидных углублений и брюшка кузнечика, являлась иероглифом «дун», который означал «зима». Верхняя бороздка состояла из двух частей; вместе они были иероглифом «ян», означавшим «тополь». Это была последняя фигура, которую муравей запомнил, и единственная, которую он удержал в памяти. Все обнаруженные ранее интересные фигуры были забыты.

— Эти две аксиомы хорошо продуманы с точки зрения социолога… но вы их мне так быстро выдали, как будто давно уже их подготовили, — удивился Ло Цзи.
— Я раздумывала над этим большую часть своей жизни, но до сих пор никогда ни с кем не обсуждала. Не знаю, почему… И еще: чтобы из этих двух аксиом вывести базовую модель космической социологии, вам потребуются две важные концепции: цепочки подозрений и технологический взрыв.
— Любопытные термины. Вы можете их пояснить?
Е Вэньцзе взглянула на часы.
— У меня мало времени. Но вы достаточно сообразительны, и все поймете сами. Сделайте эти две аксиомы отправной точкой вашей науки, и вы сможете стать Эвклидом космической социологии.
— Я не Эвклид. Но я запомню ваши слова и попробую. Однако мне может понадобиться ваш совет.
— Боюсь, такой возможности не представится… Впрочем, вы можете забыть все, что я сказала. В любом случае, я сделала то, что должна была сделать. Мне пора, Сяо Ло.
— До свидания, профессор.

Е Вэньцзе растворилась в сумерках, торопясь на последнее собрание соратников.

Муравей продолжил подъем и достиг круглой выемки на поверхности камня. На ее плоскости располагалось сложное изображение. Муравей знал, что оно не поместится в его маленьком мозгу. Но, определив форму изображения в целом, его примитивное чувство прекрасного возликовало так же сильно, как и при виде фигуры «9». Каким-то образом муравей узнал часть изображения — это была пара глаз. Муравей умел распознавать глаза, поскольку пристальный взгляд означал опасность. Но сейчас он не беспокоился, потому что в этих глазах не было жизни. Он уже забыл, что смотрел в глаза, когда гигант Ло Цзи стоял на коленях перед камнем. Муравей выбрался из выемки на самый верх каменного образования. Он не чувствовал высоты, поскольку не боялся упасть. Его сдувало и с больших высот без вреда. А красоту высоты не ощутить без страха падения.

У основания монолита паук, которого Ло Цзи смахнул букетом, уже начал плести новую паутину. Он прикреплял блестящую ниточку к камню и спускался на ней до земли, раскачиваясь, как маятник. Еще три раза, и основа сети будет готова. Можно было порвать паутину десять тысяч раз — паук восстановит ее, не испытывая ни раздражения, ни счастья… раз за разом в течение ста миллионов лет.

Ло Цзи постоял в молчании, а затем удалился. Когда земля прекратила трястись, муравей сполз с каменного образования. Ему нужно было торопиться в муравейник и доложить о находке мертвого жука. Звезды заполнили собой все небо. Когда муравей разминулся с пауком у основания камня, оба почувствовали присутствие другого, но не подали вида.

Далекий мир затаил дыхание, прислушиваясь. Ни муравей, ни паук не осознавали того, что лишь они двое из всех живущих на Земле стали свидетелями рождения новой науки.

---

Флот трисоляриян летит к Земле и прибудет через четыре с половиной века. Софоны блокируют развитие фундаментальной науки; более того, они способны шпионить за любым человеком, читать данные с любых компьютерных носителей и бумаги, подслушивать разговоры. Общество Земля — Трисолярис продолжает действовать, несмотря на то, что множество его членов и руководство были схвачены или убиты. Но даже в таких условиях земляне придумали способ, как уйти из под тотального контроля софонов, и используя «фатальный недостаток» трисоляриан, готовятся к вторжению. Как им это удастся? Узнаете через две-три недели! Следите за новостями.