Опыт предыдущей работы показал, что совмещение онтологии и математического формализма в едином изложении затрудняет восприятие обеих составляющих. Поэтому в данной статье я сосредоточусь исключительно на философских аспектах модели, оставив строгий математический аппарат для следующей публикации.

Рассмотрим предельно простую замкнутую Вселенную, состоящую всего из двух частиц.
Формально такая система описывается единой волновой функцией:

Если спины частиц запутаны, то измерив спин одной частицы, мы одновременно определяем спин другой:

Это — классическое состояние квантовой запутанности, в котором спины отдельных частиц не имеют определённых значений до момента измерения. С точки зрения стандартного квантового формализма, результат измерения каждой частицы непредсказуем и описывается вероятностно.

Однако в рассматриваемой Вселенной существуют только эти две частицы (возбуждения поля) — и больше ничего.

В такой полностью замкнутой системе отсутствует физический механизм, который мог бы реализовать случайный выбор одного из возможных исходов. Здесь нет среды, наблюдателя или внешнего процесса декогеренции, способного запустить коллапс волновой функции. Но самое главное то, что отсутствует фундаментальный формализм реализующий случайный выбор. Иными словами, случайность принципиально нереализуема.

Следовательно, понятие «случайности» в такой модели не может иметь фундаментального онтологического смысла. Оно отражает лишь нашу ограниченность как наблюдателей, неспособных охватить полное состояние всей системы.

Если же вообразить гипотетический «внешний вычислитель», располагающий полной информацией о волновой функции этой мини-вселенной — включая все её фазы, корреляции и параметры, — то для такого вычислителя эволюция системы будет полностью детерминирована унитарной динамикой. Он сможет описать всё — включая спины частиц — без привлечения вероятностных постулатов.

Теперь добавим в нашу простейшую Вселенную третью частицу — пусть она взаимодействует со спинами первых двух, но сама по себе не измеряется.

В этом случае волновая функция уже принимает вид:

где состоянияи описывают различные состояния третьей частицы (или среды), коррелированные со спиновыми состояниями первой и второй частиц.

Такое взаимодействие ведёт к потере когерентности между компонентами суперпозиции: фазы состояния становятся "распылёнными" по дополнительным степеням свободы. И хотя полная волновая функция трёхчастичной системы остаётся когерентной и унитарно эволюционирует, каждая подсистема (например, спин первой частицы) начинает вести себя эффективно классически.

Именно этот процесс называется декогеренцией. Он создаёт иллюзию коллапса: внутри подсистемы всё выглядит так, будто частица «выбрала» одно значение. Но в действительности никакого физического коллапса не произошло — просто информация о фазах стала недоступна локальному наблюдателю, который взаимодействует лишь с частью системы.

Таким образом, добавление третьей частицы принципиально меняет картину: появляется физическая основа для возникновения видимой случайности, хотя глобально эволюция Вселенной остаётся полностью детерминированной и унитарной.

Если распространить эту идею на реальную Вселенную, мы приходим к супердетерминистическим моделям, согласно которым любое событие заранее определено структурой глобальной согласованности.

Иными словами, результаты любого эксперимента — например, измерения спина запутанной частицы — уже "записаны" в окружении, равно как и все последующие события, включая сам выбор экспериментатора.

В этом контексте фатум оказывается не мистическим, а физическим свойством — прямым следствием унитарности единой волновой функции Вселенной. Да, с одной стороны, такая картина подразумевает строгую предопределённость и отсутствие подлинной свободы воли. С другой стороны, внутри формализма самой Вселенной, локальная неопределённость сохраняет свой статус и продолжает проявляться как вероятностное поведение подсистем.

Тем не менее, в такой интерпретации, предопределенность «вшита» в структуру Вселенной и в этом контексте важно понять, насколько это меняет все.

Детерминированная Вселенная

Не было ничего — ни пространства, ни времени — и тут... БАМ!

Появляется всё. И пространство, и время, чуть позже — звезды, планеты, жизнь и, наконец, сознание. И всё, что появилось, оно такое невероятно сложное. А сознание — мало того, что способно создавать разные сложные штуки, так еще и самоосознает, самопознает и изучает как само себя, так и пытается понять субстрат, в котором существует. Невероятная, неописуемая сложность.

Как такая сложная штука, как жизнь, могла самоорганизоваться, обрести сознание и стать тем, кем сейчас является?

И вот, прищурив глаза, мы оправдываем это тем, что на это потребовалось чуть менее 14 миллиардов лет. Мол, возникло всё не сразу, а постепенно и эволюционно — сотни тысяч поколений, чей путь начался с первичного бульона.

Однако здесь мы попадаем в тонкую ловушку самореференции. Время, как и пространство — это «внутренняя» характеристика Вселенной. Некая метрика, которая задает отношения между внутренними условными «кластерами» — структурами, которые мы изнутри интерпретируем как объекты, обладающие размерами, расстояниями и существующими во времени. Эти «кластеры» можно понимать и физически — как организованные области материи, и метафорически — как узлы смысловых связей внутри целого.

Для условного внешнего наблюдателя мы — уже готовый, завершенный проект. Со всей своей бесконечной внутренней сложностью, историей, развитием, прошлым и будущим. Вся 14-миллиардная история Вселенной для такого наблюдателя существует одновременно как единый, завершенный объект.

Более того, даже вся «бесконечная» энергия начальной сингулярности так и остается энергией этой самой сингулярности — просто реинтерпретируемой через внутреннюю структуру. И сама эта «бесконечность» — величина безразмерная, не имеющая внешнего эталона для сравнения. Она может быть сколь угодно большой или малой — важно лишь отношение между внутренними компонентами системы.

Что это означает? То, что вся кажущаяся нам “эволюционная сложность” — лишь внутренняя перспектива. С точки зрения целого, Вселенная всегда была такой сложной — просто эта сложность проявляется по-разному на разных уровнях описания.

Альберт Эйнштейн писал:

Для нас, убеждённых физиков, различие между прошлым, настоящим и будущим — не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая.

Эта мысль подводит нас к идее блок-вселенной — картины, в которой всё уже существует, а мы лишь переживаем последовательность её фрагментов, словно листаем книгу. Невычислимый детерминизм в чистом виде для нас — обитателей этой Вселенной и завершённый, самодостаточный объект — для гипотетического внешнего наблюдателя.

Трудная проблема

Теплый красный свет, чуть шероховатый на ощупь, но мягкий и уютный. Напоминает печь в доме у бабушки, и тут же вызывает ностальгические воспоминания о детстве, где безмятежная радость и счастье познания окружающего мира.

Что это? Эмоции. Ощущения. Что-то внутреннее. Исключительно субъективное, принадлежащее только и только тебе. Невыражаемое ни дофамином, ни серотонином. Внутренний самоосознающий процесс. Процесс, который наблюдает и оценивает. Оценивает эмоционально. Оценивает уровень и дофамина, и серотонина, но при этом им не являясь. Это не химия, не конформация белка, не количество активных нейронов, не волны их возбуждения.

Длинна волны красного света около 700нм, при температуре 36.6C молекулы совершают миллиарды колебаний в секунду, а повышенный уровень кортизола делает нас не лучшими собеседниками. Но во всем этом нигде нет самих ощущений — красного, тёплого, грустного.

Это — НАД.

Тем не менее попытки объяснить природу сознания, или глубже — квалиа, идут постоянно, хоть на данном этапе мы и находимся в тупике объяснительного разрыва. Ключевая трудность заключается в том, что мы не понимаем как внутренние переживания — ощущения, эмоции, субъективный опыт — можно свести к химическим процессам или нейронной активности. По крайней мере, если мы остаёмся в рамках физикалистских моделей, где основной упор делается на редукцию ментального к физическому.

Почему мы остановились, и не можем продвинутся ни на шаг к тайне природы сознания? Мы запустили человека в космос, расщепили атом, создали эмуляцию интеллекта, но сами себя объяснить не можем. Казалось бы, ведь это самореферентная задача — кто, как не мы сами, должны понимать себя «изнутри»?

Давайте попробуем осознать масштаб этой трудности. Если взять всё наше знание о Вселенной и выделить из него самое сложное, совершенное и внутренне непротиворечивое явление, то ничего более сложного, чем сознание и разум, нам не известно. Мы можем предполагать существование структур, ещё более сложных и тонких, — но это уже область гипотез. А нам важно сфокусироваться на том, что нам достоверно известно: сознание существует.

Мы не понимаем, как оно устроено, но мы точно знаем, что оно есть. Если мы предполагаем где-то во Вселенной существование более развитого вида, мы неизбежно отталкиваемся от известного нам шаблона — от разума. Даже когда мы размышляем о Боге как о предельно совершенной субстанции, соединительным мостом между Ним и нами остаётся всё тот же разум.

Каков вообще механизм формирования сложности? Функционально для этого явления мы используем термин эмерджентность — возникновение новых свойств системы, которые не сводимы к свойствам её отдельных элементов. Хорошим примером эмерджентности, служат молекулы воды, которые сами по себе не обладают свойством быть волной на поверхности океана, но на большом масштабе оно становится очевидным и наблюдаемым.

И здесь важно понять всю глубину происходящего. Молекула она физична и буквальна. В ней нет даже намека на такое свойство как волна. А если наделить такую молекулу примитивным разумом, то в рамках ее локального опыта не существовало бы даже такой категорий как волна. Быть частью волны для молекулы — означало бы существовать в контексте, выходящем далеко за пределы её понимания. Тем не менее, волны реальны. Они не менее физичны, чем сами молекулы, но принадлежат другому уровню описания — уровню, где проявляются новые закономерности, неочевидные и даже не определённые на уровне базовых элементов. Однако, волна представляет собой принципиально иную категорию. Это понятие находится на грани идеи, которая на уровне ниже – уровне молекул, не проявляет себя и не оказывает точечного непосредственного влияния на жизнь молекулы.

В этом смысле мы и рассматриваем разум в целом и известное нам сознание в частности как высшее эмерджентное свойство, основанием которого служит «мокрый мозг» — физический субстрат, на котором формируются и устойчиво воспроизводятся паттерны нейронной активности. Важно понимать, что тот уровень организации, который в конечном счёте формирует субъективный опыт — будь то абстрактные информационные паттерны в духе Теории интегрированной информации Джулио Тонони, или квантовые процессы влияющие на тонус нейрона через изменение длины микротрубочек — настолько же физичен и реален, как волны на поверхности океана. Другое дело, что это — принципиально иной уровень абстракции, не сводимый к категориям классической физики и требующий собственного языка описания.

Семантический слой

Вообще говоря, ставить точку на текущем уровне сложности, известном нам как сознание, было бы весьма недальновидно. Представлять, будто именно человеческое сознание — предельная форма эмерджентности, своего рода вершина пирамиды сложности, — значит остановить развитие мысли.

Мы просто достигли той границы, за которой наш собственный уровень организации не позволяет выйти за пределы собственного контекста. Мы — как те молекулы воды, для которых понятие «волна» не имеет смысла внутри их локальной картины мира.

По крайней мере, известный нам функциональный инструментарий, которым мы описываем физическую Вселенную, может оказаться ограничен в применении на уровнях, превышающих текущую сложность — ту, что мы называем сознанием.

Разовьем мысль на примерах.

Возьмем всем известный и очевидный механизм, оперирующий конструкциями, не описываемыми физической реальностью — осмысленная человеческая речь. Идеи, образы, смыслы — это операбельные объекты, которыми данный механизм манипулирует. Несмотря на субъективность содержания, сама система их обработки обладает свойствами формальной структуры: она устойчива, последовательна и непротиворечива.

Более того, этот механизм мы уже сумели воспроизвести в синтетическом виде — в виде больших языковых моделей (LLM), демонстрирующих способность к генерации и интерпретации смысла.

Но принципиально важно другое: подобный семантический процесс может быть реализован в любой физической среде. Теоретически мы можем воспроизвести его не только на кремнии, но и на механических устройствах — рычагах, шестерёнках и пружинах. Задав соответствующие параметры — жёсткость пружин, диаметры шестерёнок, передаточные отношения — мы сможем воплотить ту же логику смысловой обработки, пусть и с куда меньшей эффективностью.

Главное здесь не эффективность, а принципиальная реализуемость.

Но что общего у кремния, мокрого мозга или шестеренок? Если не вводить разум как интерпретирующий слой, функционально между ними не будет ничего общего. В одном случае — последовательность бинарных значений, в другом — паттерны нейронной активности, в третьем — механические конфигурации, задающие простые соотношения движений. Без интерпретатора все это не боле чем умножение энтропии — физический шум, в котором не существует смысла.

Только интерпретатор способен найти общее между этими системами — увидеть в них одну и ту же идею, одну и ту же структуру отношений. Эта идея существует не физически, а в абстрактном пространстве смыслов — надстройке над материальным, из которой, в конечном счёте, происходит сам интерпретатор.

Иначе говоря, смысл — это не абстрактная метафора и не побочный эффект вычислений, а форма организации материи, обладающая собственным уровнем онтологической реальности. Он возникает эмерджентно «выше» самих механизмов, но одновременно является их внутренней сущностью, квинтэссенцией всех уровней организации. И при этом он настолько же реален, как и волна на поверхности океана.

Следует подчеркнуть, что здесь не вводится никаких новых сущностей или интерпретаций. Это естественное продолжение логики рассуждения, оформленное в строгую последовательность. Мы остаёмся в рамках существующей онтологии — просто делаем неявное явным. Да, на первый взгляд это напоминает диалектику, но речь идёт не о философской метафоре, а о системном свойстве самой природы организации.

Детерминированное сознание

Логичным продолжением рассуждения будет попытка понять, как сознание может быть встроено в пространство детерминированных событий.

Если смысл, как мы выяснили, является одной из форм организации материи, то сознание представляет собой высшую степень этой организации — самореферентную систему, способную не только отражать, но и интерпретировать саму себя.

В этом контексте возникает главный вопрос: может ли сознание — источник субъективности и свободы выбора — существовать в полностью детерминированной Вселенной? И если да, то каким образом детерминированная структура способна порождать внутреннюю перспективу наблюдателя, ощущающего себя «вне» причинной цепи?

В детерминированной блок-Вселенной, сознательный выбор уже сделан и существует как явная конструкция. Цепь таких конструкций образует последовательность, которая представляет собой весь жизненный цикл конкретного сознания. То есть вся жизнь, со всеми ее красками, эмоциями, ошибочными или правильными решениями представлена как единая, встроенная в ткань Вселенной конструкция.

Теперь, чтобы сознание «прожило» это конструкцию, необходимо чтобы оно последовательно, во времени, шаг за шагом «читало свою книгу жизни», познавая его и формируясь вместе с ним.

В рамках нашего предположения сознание — не внешняя надстройка над физическим процессом, а эмерджентный эпифеномен, возникающий внутри самого «объекта жизни». Переходя на более высокий, семантический уровень абстракции, этот объект порождает новую самореферентную структуру, чувствительную к изменениям собственного состояния. То есть внутри детерминированного объекта появляется область, в которой локально возникают ощущения, переживания и самоосознание — всё то, что с внешней точки зрения уже «записано» в его ткани.

Если взглянуть на такой объект со стороны, мы увидим завершённую, неподвижную структуру — словно книгу последовательных переживаний, где каждая страница соответствует конкретному состоянию субъекта. Однако «внутри» этой книги должен существовать не внешний читатель, а точка самореференции, которая и является самим актом чтения. Сознание не просто содержит последовательность состояний, оно должно чувствовать её, потому что в каждый момент локализовано в определённой области своей собственной структуры.

Это и есть фундаментальное свойство субъективного времени — наличие текущей точки присутствия. Мы не существуем одновременно во всех возможных состояниях; мы находимся здесь и сейчас, в конкретной точке концентрации переживания. И хотя вся последовательность уже «вшита» в ткань вселенной, сам факт переживания реализуется локально, в самореферентном фрагменте этой структуры, где смысл, память и восприятие образуют замкнутый цикл.

В связи с этим возникает странное противоречие.

Если всё уже «вшито» в ткань блок-Вселенной, то что именно указывает на конкретный фрагмент этой книги, заставляя сознание ощущать себя в данный момент времени?

Нам необходим механизм «точки внимания» — динамический принцип, который выбирает текущее состояние из всей последовательности. Однако это равносильно предположению, что книга способна сама себя прочесть, пусть даже внутри её текста действительно содержится глава о собственном самосознании.

Отсюда два возможных пути.

Либо мы вводим новую сущность, которая определяет саму точку внимания — нечто, находящееся за пределами блок-вселенной, поскольку внутри замкнутой самореферентной структуры эта точка размазана на всём протяжении «книги жизни». А это полностью разрушает идею замкнутой вселенной, увеличивая онтологическую сложность.

Либо же мы предполагаем наличие внутренней перспективы, не сводимой к физическому состоянию самого объекта — то есть процесса, не детерминируемого самой системой.

Следовательно, если существует явление субъективного «здесь и сейчас», оно не может быть порождено внутренней динамикой детерминированной системы. Унитарная эволюция принципиально не содержит операции, выделяющей текущее состояние — в ней все моменты времени эквивалентны и одновременно присутствуют в структуре волновой функции.

В обоих случаях мы сталкиваемся с необходимостью выхода за рамки строго унитарной картины мира: либо к трансцендентному наблюдателю, либо к онтологическому усложнению, добавляющему книге то, чего не требует её собственная физическая структура.

Так мы подходим к самой границе детерминизма — месту, где начинается пространство возможностей.

Недетерминированная Вселенная

В предыдущих главах, рассматривая модель детерминированной Вселенной, я сознательно опустил некоторые ключевые особенности уравнения волновой функции. Мы сосредоточились лишь на одном решении, искусственно введя строгий детерминизм.

Однако, такая картина мира быстро подвела нас к тому, что унитарное описание оказалось не достаточным. Логика «одной книги» перестала работать: если в детерминированной модели всё записано заранее, то вопрос о том, почему сознание переживает именно эту страницу, остаётся без ответа.

Тем не менее даже в рамках такого подхода математика лишь описывает инструмент, но не предписывает единственное развитие событий — она оставляет дверь открытой для спектра альтернатив. Выбранная ветвь в пределах унитарной волновой функции — это всего лишь частный случай, зафиксированный актом интерпретации. Следовательно, мы вправе рассматривать весь спектр возможностей, предоставляемых самим формализмом.

Более того, чтобы сохранить внутреннюю непротиворечивость картины мира, приходится признать, что сама ткань реальности должна включать в себя не только то, что есть, но и всё, что может быть.

Так возникает пространство возможностей — не в метафорическом, а в строго физическом смысле.

Математический аппарат квантовой механики уже содержит в себе это множество потенциальных состояний: волновая функция не выбирает между ними, она описывает их все сразу. Если следовать формализму буквально, не вводя искусственного постулата коллапса, мы получаем модель, где все допустимые исходы существуют одновременно.

Это и есть Много-мировая интерпретация — не новая физика, а новая онтология, в которой реальность приобретает множественную структуру. При этом ММИ не добавляет гипотез, а наоборот — устраняет лишние.

Уравнение Шрёдингера детерминистично — оно описывает плавную, обратимую, непрерывную эволюцию волновой функции. В нем нет места «коллапсам» или «случайным скачкам». На практике это означает что, если система находится в суперпозиции состояний, она продолжает существовать в этой суперпозиции.

Кот Шрёдингера, с этой точки зрения, действительно и жив, и мертв — но не как метафора, а как строгое математическое следствие. То есть Вселенная разделяется на две равноценных ветви реальности, каждая из которых реализует один из возможных исходов.

Все эти ветви существуют актуально, а не потенциально — они строго описываются математикой унитарной эволюции. Ветви появляются не как результат коллапса волновой функции (поскольку в ММИ коллапса не происходит), а как следствие декогеренции — процесса, при котором квантовая система теряет когерентность из-за взаимодействия с окружением.

В результате формируется разрастающаяся сеть — гиперструктура возможных реальностей, где каждая вершина соответствует конкретной конфигурации мира. Однако, как мы уже упоминали выше, этот «рост» иллюзорен с точки зрения целого — граф существует вне времени, как завершённый объект, включающий в себя все возможные исходы.

Таким образом, Много-мировая интерпретация предполагает существование глобальной структуры всех возможных конфигураций бытия — своеобразного гиперпространства нереализованных, но формально допустимых состояний.

Важно отметить, что в рамках ММИ коллапс волновой функции отсутствует как физический процесс. Математический аппарат лишь описывает распределение амплитуд вероятности и их унитарную эволюцию. Иными словами, теория не указывает, каким образом из множества потенциальных исходов выделяется один наблюдаемый — она лишь констатирует, что все они существуют в равной мере внутри структуры волновой функции.

В многомировой перспективе точка внимания находит свое естественное место — она всегда предшествует акту ветвления. Это не пространственно-временная координата, а скорее «семантический фокус» — конкретный контекст в гиперструктуре реальности, где происходит актуализация элементарного бинарного различия, запускающего расхождение мировых линий. Такое положение точки внимания в семантическом слое не просто удобно — оно неизбежно, учитывая природу сознания как того самого интерпретирующего слоя, который способен видеть инвариантную структуру за различными физическими реализациями. Если сознание по своей сути есть механизм распознавания смысловых инвариантов, то и его собственная позиция в архитектуре реальности должна находиться именно в пространстве смыслов — там, где обитают эти самые инвариантные паттерны организации.

Однако в стандартной формулировке ММИ сознание рассматривается как часть физической системы, подверженной ветвлению: при каждом квантовом событии, приводящем к декогеренции, создаются множественные «копии» наблюдателя, каждая из которых переживает свою ветвь реальности. Правило Борна в этой интерпретации выводится эмерджентно как статистическая мера «потомков» сознания, основанная на распределении амплитуд. Такая формулировка, несмотря на математическую элегантность, порождает этические дилеммы (страдания в «плохих» ветвях) и онтологические парадоксы (почему я ощущаю именно эту копию, а не другую?).

Между тем, последние исследования 2024–2025 годов предлагают альтернативные интерпретации ММИ, где сознание и квалиа не ветвятся, сохраняя единственность субъективного опыта.

В модели Single Consciousness MWI (SCMWI, 2024) все исходы действительно существуют, однако сознание переживает лишь одну ветвь, что согласуется с теоремой no-cloning (невозможность точного копирования квантового состояния). Это делает квалиа уникальными и недублируемыми: копии наблюдателя в других ветвях остаются физически реализованными, но феноменологически “пустыми”, без подлинного субъективного переживания.

Аналогично, в brain-centric подходах сознание трактуется как локальный, нерасщепляемый процесс внутри нейронной декогеренции: квалиа в этих моделях выступают как инвариантные якоря когерентности, не размножаемые в параллельных мирах, поскольку зависят от уникальной фазовой структуры состояния сознания.

Эти современные подходы органично согласуются с концепцией сознания как семантического интерпретатора: если сознание по своей природе оперирует в пространстве смысловых инвариантов, то его неветвящаяся и уникальная природа становится естественным следствием. Семантический фокус не может быть скопирован, потому что акт интерпретации по определению единственен — он не вычисляется, а осуществляется.

Именно этот акт и является точкой актуализации реальности — моментом, когда возможность становится опытом.

Если в детерминированной Вселенной сознание лишь «читает» уже написанную книгу, то в недетерминированной оно становится тем, кто пишет её по мере прочтения. Это не означает произвольного творения реальности — физические уравнения остаются прежними. Но в отличие от унитарной картины, здесь появляется внутренний механизм актуализации возможного: акт, который превращает множество потенциальных конфигураций в конкретный опыт.

В терминах модели, описанной в первой статье, любая конфигурация мира может быть представлена как сеть отношений между атомами смысла — элементарными различиями, из которых строится вся онтологическая структура. Эти различия не существуют сами по себе; они определяются только в контексте других различий, формируя гиперграф возможных смысловых связей. До момента актуализации этот гиперграф существует в виде суперпозиции смысловых возможностей — он описывает всё, что может быть понято, но не то, что уже пережито.

Сознание в этой модели выполняет роль морфизма, переводящего потенциал различий в актуальный опыт. Оно не выбирает одну ветвь из множества готовых, а создаёт саму актуальность — связывает те элементы сети, которые в данный момент образуют согласованный паттерн восприятия и значения. Иными словами, акт сознания — это не выбор состояния, а выбор контекста, внутри которого состояние приобретает смысл.

Такое понимание устраняет необходимость внешнего наблюдателя или коллапса: мир не «определяется» сознанием, он структурируется через него. Сознание не является причиной физического события — оно есть механизм смысловой интеграции, делающий событие значимым и потому реальным в феноменологическом смысле.

Недетерминированность здесь проявляется не как случайность, а как открытость сети.

Каждый акт смысловой актуализации порождает новую структуру связей, тем самым расширяя пространство возможного. Эта динамика напоминает квантовую суперпозицию, но в смысловом поле: каждый возможный смысл существует потенциально, пока не возникает акт, в котором он обретает форму и переживаемость.

Таким образом, сознание — не наблюдатель ветвлений, а оператор смысловой когерентности.

Оно удерживает локальный фокус внимания, создающий непрерывность опыта, и тем самым формирует внутреннюю «временную стрелу». То, что мы называем «течением времени», — это не физическое свойство, а отражение последовательной актуализации смысловых паттернов внутри одной линии когерентности.

В этом смысле точка внимания — не координата и не момент, а семантический фокус сети, место, где смысл становится переживанием. Это и есть точка актуализации реальности: там, где потенциальное становится наличным, а возможность — опытом.

Океан Вселенной

Если в детерминированной модели мы столкнулись с тем, что акт внимания не имел места внутри замкнутой структуры, то в недетерминированной картине он находит своё естественное объяснение. Сознание не просто «наблюдает» возможные состояния, а участвует в их согласовании, минимизируя внутренние противоречия между локальной и глобальной конфигурацией реальности. Этот механизм можно обозначить как принцип минимального диссонанса — фундаментальный закон согласования смысловых структур.

Каждый акт осознания — это не произвольный выбор между вариантами, а процесс стабилизации одной из возможных конфигураций мира в направлении наименьшего смыслового рассогласования. Иными словами, сознание не выбирает «одну ветвь» из множества — оно фиксирует ту, в которой внутренний и внешний контексты достигают состояния минимального смыслового конфликта. Такое согласование не нарушает унитарности и не вносит внешнюю случайность: напротив, оно обеспечивает целостность всей структуры через механизм локальной когерентности.

С этой перспективы мера Борна предстает не просто статистическим распределением вероятностей, а метрика смысловой когерентности, описывающая вероятность достижения состояния минимального диссонанса. Вероятность наблюдения конкретного исхода определяется не случайным коллапсом, а глубиной смыслового согласования между актом восприятия и глобальной сетью возможных состояний.

В математической форме это можно выразить через экспоненциальную зависимость вероятности от величины смыслового рассогласования:

где— мера смыслового диссонанса для данной конфигурации.

Таким образом, реальность актуализируется не через выбор, а через согласование.

Сознание выступает оператором внутреннего равновесия смысловых структур, обеспечивая консенсус между различными локальными областями реальности. Этот консенсус формирует наблюдаемую «единую» Вселенную, где субъекты, объекты и контексты оказываются взаимосогласованными в рамках минимального смыслового расхождения.

Именно взаимодействие этих смысловых структур формирует консенсусную версию реальности — общий слой восприятия, где разные наблюдатели сходятся в одном описании мира. Так, стол для всех — именно стол потому, что это было актуализировано и согласовано всеми участниками процесса. Как и любой объект или идея во Вселенной, он для всех идентичен по той же причине, почему мы все находимся в одной и той же версии бытия.

Консенсус не навязан извне и не является иллюзией. Он представляет собой результат когерентной интерференции смысловых актов, в которой пересекающиеся инварианты интерпретации создают устойчивую, разделяемую всеми агентами конфигурацию мира. Физическая Вселенная — это не просто общий «объект наблюдения», а пересечение смысловых сечений множества актов осознания, которые определяют всё наблюдаемое как вторичное проявление консенсуса наблюдателей.

Иными словами, то, что мы называем материей, пространством и временем, есть результат устойчивого смыслового равновесия, возникающего в сети взаимосогласованных актов восприятия.

В этом смысле привычная физическая реальность — не фундаментальная субстанция, а эмерджентное отображение консенсуса, обеспечивающего минимальный смысловой диссонанс между множеством точек присутствия. Материя, энергия, пространство и время — не более чем когерентные проекции этого смыслового поля, форма стабилизации общей интерпретации.

Из этого следует, глубоко недетерминированная интерпретация феномена квантовой корреляции. Так называемая «мгновенная связь» между запутанными частицами в экспериментах типа Эйнштейна–Подольского–Розена (EPR) не требует передачи информации сверхсветовым образом.

С точки зрения смысловой онтологии, обе частицы представляют собой два прообраза единого смыслового морфизма. Измерение одной частицы не «сообщает» значение другой — оно лишь инициирует мгновенную минимизацию смыслового рассогласования в пределах единой сети. Реальность не передаёт сигнал; она синхронно согласует структуру в направлении её внутреннего минимума диссонанса.

Таким образом, коллапс в традиционном смысле — это не физическое событие, а переход системы к состоянию смыслового равновесия. То, что мы называем «измерением», является актом достижения консенсуса между внутренним наблюдателем и внешней структурой мира. В этом акте физическая неопределённость переходит в смысловую определённость: возможное становится переживаемым.

Сознание в такой картине — не пассивный наблюдатель, а оператор согласования, стремящийся к состоянию минимального внутреннего рассогласования. Оно не создаёт реальность, а уравновешивает её — сводя все контексты к общей точке смыслового консенсуса. Так проявляется глубинная закономерность: всё переживаемое есть результат минимизации смыслового диссонанса между наблюдателем и наблюдаемым, между локальным смыслом и универсальной структурой.

На первый взгляд, недетерминизм кажется воплощением хаоса. Множество потенциальных исходов, отсутствие предопределённости, рассеянность возможностей — всё это противоречит нашему интуитивному стремлению к целостности. Но если рассматривать реальность как сеть смысловых связей, то недетерминизм — не разрушение порядка, а способ его существования.

Любая система, обладающая свободой эволюции, стремится не к случайности, а к устойчивой согласованности. В физике это проявляется как принцип наименьшего действия, в квантовой механике — как унитарность, в биологии — как гомеостаз, в сознании — как принцип минимального диссонанса. Все эти явления — разные формы одного универсального стремления: минимизации внутреннего рассогласования в многообразии возможных состояний.

Недетерминированность не противоположна порядку; она является его средой, полем, где смысл может структурироваться. Если бы Вселенная была полностью детерминированной, в ней не было бы места для субъективного опыта — ведь любое состояние было бы заранее определено и не требовало бы интерпретации. Только в условиях открытости — когда каждый акт согласования создаёт новую конкретизацию смысла — может существовать переживание, выбор, осознание. Сознание возникает именно потому, что мир недетерминирован: оно — механизм, стабилизирующий хаос в смысловую структуру.

Сознание — подобно серферу, скользящему по волнам вероятности — удерживающему равновесие между хаосом потенциального и порядком актуального, где случайность превращается в ритм, а неопределённость — в смысл.

В следующей статье мы перейдём от философских построений к строгому математическому формализму, который объединяет три ключевых подхода: гиперграфы Вольфрама, sheaf-теорию и марковские категории. Это позволит нам построить единую рамку для описания сознания, смысла и реальности — от элементарных различий до сложных семантических структур.

В рамках модели категорий атомов смысла уже сформированы первые формальные результаты: определена структура элементарного смыслового морфизма, показана возможность описания актов внимания через диаграммы согласования, а также выявлена связь между мерой смыслового диссонанса и вероятностными распределениями Борна.