На дальнем крае России, на просторах степей Приморского края, стоит в ложбине между сопками закрытый город Фокино. Его омывают воды залива Стрелок, к которому с запада примыкает бухта Чажма, хранящая в себе невидимую смерть. Время низвело её силу до нуля и вылечило раны, нанесённые природе, но оказалось неспособно исцелить души людей, оставшиеся в роковом дне 10 августа 1985 г.

Атомная подводная лодка с крылатыми ракетами К-31 (проекта 675) была введена в строй Тихоокеанского флота в 1965 г. Субмарина проходила обычную службу мирного времени, перемежающуюся боевыми походами и ремонтами. В 1977 г. получила новое имя К-431 и была включена в состав 29 дивизии 4 флотилии подводных лодок Тихоокеанского флота. В 1985 г. субмарину в очередной раз вывели в ремонт, после которого было решено перегрузить её топливо.

В реакторном отсеке К-431 находились два реактора ВМ-А, принадлежавшие к тому же типу, что и установки на первой советской АПЛ К-3 «Ленинский комсомол». Поскольку их теплоносителем была вода под давлением, то перегрузка топлива могла проводиться только при заглушенном реакторе, что делалось примерно раз в 5-7 лет. После 20-ти лет службы лодки пришло время перезагрузить топливо в третий раз.

Операция перегрузки топлива реактора не только по сути, но и по нормативным документам, является ядерноопасной. Поэтому процесс представляет собой сложную процедуру: сначала переборки, соединяющие реакторный отсек с другими, герметизируются, потом срезается корпус (точнее два, прочный и лёгкий) над реактором, после чего давление теплоносителя в установке понижается, откручиваются гайки на соединительных шпильках, а крышка поднимается плавучим краном на специальных траверсах, чтобы не допустить перекоса. Это важно, поскольку через данную деталь проходит привод компенсирующего стержня-поглотителя, уменьшающего интенсивность ядерной реакции, а при недостаточном закреплении оного вместе со смещением крышки привод можно выдернуть из активной зоны реактора с вполне предсказуемыми последствиями. Персонал береговой технической базы (БТБ) судоремонтного завода, находящегося на берегу бухты Чажма, годами отрабатывая эту операцию, был уверен в правильности своих действий. И это ощущение притупило бдительность моряков.

Перед пуском реактора всегда проводятся его гидродинамические испытания, когда водный теплоноситель прокачивается через активную зону (без запуска ядерной реакции) под давлением, превышающим рабочее, для проверки герметичности стыка крышки и корпуса. 9 августа 1985 г. испытания прошёл только один реактор – у другого через медное уплотнение просачивалась вода. После подъёма крышки ночью того же дня была обнаружена причина: в уплотнение был вдавлен кусок сварочного электрода, остававшийся там со времени перегрузки. Такое вопиющее нарушение правил работ должно было остановить работы до устранения неисправности, но персонал принял другое решение.

Во-первых, одновременно в отпуске находились командир БТБ капитан I ранга В.М. Чайковский, заменяемый капитаном III ранга В.А. Комаровым, и её главный инженер. Отбывшими также были командир резервного экипажа, обслуживающего К-431, и командир электромеханической боевой части (БЧ-5). Врио командира БЧ-5 был командир 1 дивизиона подводных лодок капитан III ранга А.Н. Дедушкин, недавно сам вышедший их отпуска и исполняющий обязанности не более недели.

Во-вторых, запасной медной прокладки на складе БТБ не нашлось. В-третьих, экипаж ожидал период полной боевой подготовки. Так что у руководителя перегрузки, офицера БТБ капитана III ранга В.Б. Ткаченко вполне мог быть соблазн провести работы скрытно в отсутствие начальства и уложиться в сроки. Но командир 4-й флотилии подводных лодок контр-адмирал В.М. Храмцов высказывал в воспоминаниях другое мнение: начальство, представляемое на работах замначальника электромеханической службы дивизии подводных лодок капитана II ранга В.А. Поцелуйко, было уведомлено о работах и настояло на их проведении как есть. В пользу этого можно трактовать отсутствие объявленной по всему заводу команды «Атом!» и дальнейшую спешку. Но истинная причина нарушений правил известна только непосредственным исполнителям…

К внеплановым работам приступили на следующее утро субботы 10 августа 1985 г. Новая смена перегрузочного комплекса и начальник предыдущей капитан-лейтенант Г.П. Филиппов в 8-9 утра приступили к разгерметизации контура. Для контроля работ и оформления разрешения были вызваны старший руководитель физических измерений инженер-капитан III ранга А.Б. Лазарев и вахтенный контролирующий физик лейтенант С.Г. Винник. С ними были вышеупомянутые Дедушкин, Комаров и Целуйко, два офицера БТБ и два матроса-специалиста. Для контроля работами офицеры спустились в реакторный отсек, но Филиппов руководил перегрузкой с плавмастерской ПМ-133, стоя на подъёмном кране. В это время остальные члены команды К-431 находились в лодке на своих постах.

К 11 утра реактор был разгерметизирован, шпилечное соединение крышки с корпусом раскрыли, а её саму подняли на домкратах. Поскольку подъёмная траверса для крышки реактора была после перегрузки (за день до этого) разобрана, последнюю закрепили неправильно, с риском перекоса. Также по неизвестным причинам, вполне возможно, что вследствие спешки, стержень-поглотитель оказался плохо закреплён в активной зоне. Это всё было неочевидно, пока крышку медленно поднимали краном, но любое неправильное движение могло очень дорого стоит перегрузочной команде, поскольку для запуска цепной реакции деления было достаточно подъёма компенсирующего стержня на несколько десятков миллиметров.

Далее показания разнятся. Достаточно распространена версия, что в 11:55 по владивостокскому времени по бухте Чажма промчался катер-торпедолов со скоростью, превышающей допустимую, из-за чего плавмастерскую с краном резко качнуло. Но какая-либо информация о нём отсутствует, поэтому остановлюсь на другой гипотезе, по которой крышка реактора сместилась из-за неправильного закрепления и увлекла за собой стержень-поглотитель. Одного лишь его движения хватило, чтобы в реакторе пошла цепная реакция.

Суммарной энергии 2-х взрывов в несколько сотен килограмм тротилового эквивалента хватило, чтобы выбросить вверх 12-т крышку реактора, задевшую лодку при падении в воду. В корпусе из-за взрыва и удара образовалась трещина. Все 10 человек перегрузочной партии были мгновенно испарены. Ударная волна накренила все корабли в радиусе 100-120 м и застряла в плавучем доке «бегущей чередой ударов (отражений) между бортами». Серой пылью из топлива и конструкционных материалов активной зоны покрыло водную гладь бухты Чажма окружностью в пару сотен метров со стоящими там кораблями, а чёрное облако из радиоактивной пыли было понесено ветром на запад, в сторону завода и посёлка Шкотово-22 (сейчас Дунай).

На К-431 начался пожар, она оказалась обесточена. Находящееся в отсеке центрального поста командование лодки дало команду на продувку балластных цистерн, а система пожаротушения сработала автоматически. «Сразу, в чем был, помчался к месту аварии. Уже на месте, увидел, что К-431 находилась с креном и дифферентом на корму. Быстро собрались все, кто был и начали бороться за живучесть корабля. Я был на мостике, мой командир дивизиона живучести Володя Мезенов был в центральном посту. Стали продувать цистерны, выравнивать лодку, ставить на ровный киль. Аварийные команды (с других кораблей – А. Х.) приступили к тушению» — вспоминает командир дивизиона движения К-127 капитан I ранга П.Г. Берг.

Вместо впавшего в прострацию руководителя перегрузки Ткаченко командование принял заместитель командира ПМ-133 по перегрузке капитан III ранга В.П. Сторчак, отозвавший с плавмастерской матросов-срочников и приступивший к работам сам. Оставшийся личный состав ПМ-133 и люди аварийных партий, претерпевая высокую температуру и сильное облучение (десятки Р/ч = несколько десятых долей Зв/ч, что превышает допустимую мощность дозы в сотни тысяч раз), находясь без средств защиты прямо внутри лодки, заливали пожар морской водой. В 12:30 удалось восстановить освещение, но через полчаса моряков отозвали с лодки во избежание облучения, за исключением вахтенных и командования К-431. Пожар в реакторном отделении был потушен лишь к 15:30 путем затопления отсека забортной водой.

В этот момент командование Тихоокеанского флота находилось во Владивостоке. Через два часа после аварии начальник политуправления флота вместе с командиром флотилии контр-адмиралом Храмцовым прибыли первым катером на БТБ, где лично проконтролировали буксировку пострадавшей К-431 на мель. Там водолаз, командир реакторного отсека капитан-лейтенант О. Мольво, с большим риском для себя забросил в реакторный отсек трубу входного патрубка помпы, откачавшей из лодки лишнюю воду.

К 24 августа спасательные работы на К-431 в основном были закончены. В последствие лодку завели в док, заделали повреждения, вырезали, залили бетоном и захоронили остатки оборудования реакторного отсека. При выполнении этих операций отличился уже упомянутый Мольво, вызвавшись опуститься в беседке на кране к остаткам корпуса реактора. Это была смертельно опасная работа, которую самоотверженный офицер выполнил блестяще.

Но важнее работ по спасению К-431 (если можно назвать спасением сохранение лодки, путь которой обратно в строй которой был заказан из-за радиационного заражения) была ликвидация последствий аварийного выброса. «В зоне аварии и на самой АПЛ работали офицеры штаба флотилии и судоремонтной базы. Матросы срочной службы не использовались. Работа (обмеры зоны аварии – А. Х.) продолжалась до 16.00 23 августа. Ежедневно группа, проработавшая в зоне аварии, отправлялась в госпиталь, где у них брали кровь на анализ. На следующий день на лодке работала новая группа. Всего через зону аварии прошло около 150 человек» — вспоминал контр-адмирал Храмцов. Начиная с 6 сентября более двух тысяч человек – военных моряков и гражданского персонала судоремонтного завода – собирали по окрестностям радиоактивные обломки, отмывали от пыли корпуса завода и вывозили в могильник фонящие покрытия с территории завода: метровые слои грунта, асфальта и бетона. Лишь напряжённой непрерывной работой на грани превышения норм по облучению через две недели удалось ввести в строй БТБ и закончить дезактивацию в апреле 1986 г.

Непосредственно при аварии погибли 10 человек, прах которых был захоронен на территории могильника радиоактивных отходов под бетонной плитой. Остальные 2209 человек сильно пострадали при ликвидации: фон близи места стоянки лодки составлял 0,2-2 Р/ч – за час легко набегала годовая доза – а в самой лодке мощность дозы достигала нескольких тысяч рентген в час. Но страна о них не вспомнила, сначала из-за высокой секретности аварии, а потом по причине лихих 90-х. Список участников ликвидации последствий был составлен лишь в 1994 г., но статус ликвидаторов был присвоен только 290 людям, военному персоналу БТБ. Остальные же ведут с переменным успехом войну с бюрократией, но их ряды быстро редеют. Много кто так и не увидел компенсацию за своё потерянное здоровье…

А сейчас радиационный фон в бухте Чажма стабилизировался, посёлок Дунай, до которого остановленный сопкой радиоактивный выброс не дошёл, не пострадал. Остатки К-431 были в 2010 г. разделаны на металл, а стоящая рядом с ней в день аварии К-42 была выведена из эксплуатации. Свидетели — люди и техника, причастные произошедшей в бухте Чажма радиационной аварии — постепенно нас покидают. Но забывать об подвиге одних и халатности других будет преступлением по отношению к будущему. И надеюсь, что мой текст этому поможет.

Автор: Аким Халиуллин

Оригинал

P.S.: