Когда на историческую сцену выходит очередное чудо техники, которому пока еще «аналогов нет», бывает интересно проследить момент его зарождения – какие решения будут отброшены, а какие разовьются до современного вида?

Вторая половина XIX века ознаменовалась невиданным по тем временам технологическим прогрессом. Пуля, порох, капсюль и металлическая гильза объединились в унитарный патрон, выпускаемый на конвейере (до этого бумажные патроны с навеской пороха скручивали вручную).

Сам порох из «чёрного» стал т.н. «бездымным» (относительно). Клубы дыма уже не заволакивали стрелковую цепь после залпа. Это привело к росту практической скорострельности: магазинная винтовка, митральеза, пулемёт.

Появились двигатели внутреннего сгорания и каучуковые шины. По дорогам шустро побежали «железные кони». Промышленность освоила прокат стальных бронелистов – достаточно тонких, чтобы их вес не сломал несущие конструкции авто, но достаточно прочных, чтобы выдержать попадание винтовочной пули с разумного расстояния.

Не секрет, что любые научные достижения государство пытается употребить для получения конкурентного преимущества над соседями. А самый простой путь – использовать их на поле боя.

Поэтому всё вышеизложенное в начале ХХ века не могло не слепиться в новый вид вооружений – забронированный (в терминологии того периода «блиндированный») автомобиль. Танки подтянутся в замес чуть позже, в середине The Great War. Она же Германская, она же Империалистическая, она же ПМВ.

А поскольку, как говорят в научных кругах, еще был «не определен технический облик изделия», множество изобретателей (и просто неравнодушных людей) бросились творить. И даже не побоюсь этого слова – исполнять.

Началась эпоха энтузиастов.

С одной стороны, штаб-ротмистра князя М.А. Накашидзе можно назвать энтузиастом броневого дела. Озаботился он этим авангардным видом вооружений одним из первых – по итогам русско-японской войны.

С другой, проталкивал он не саму идею autoblinda, как таковую, а ровно одну модификацию: бронеавтомобиль полковника Гюйе, выпущенный фирмой «Charron, Girardot et Voigt» в 1905 году (далее по тексту – БА «Шаррон»).

А еще князь рекомендовал себя в качестве российского представителя той же французской компании. Совпадение? Не думаю. Но в отечественной литературе принято ошибочно именовать эту машину «бронеавтомобиль Накашидзе».

По итогам всесторонних испытаний, которым подвергался бронированный автомобиль «Шаррон» в Русской Армии с 1906 по 1908 год, он был признан негодным для фронтовых условий, разбронирован и переделан в легковой.

Российские офицеры, участники испытаний, пытались придумать ему альтернативное применение. Например, если «Шаррон» не вывозит ходить в зерг-раш-атаки, пусть хотя бы патроны подвозит под огнём противника.

Увы. Ни этими идеями, ни тем, что можно попробовать какую-то другую машину («А можно всех посмотреть?»), армейское руководство не озаботилось. Наши архистратиги по старой доброй традиции предпочли дождаться начала Первой мировой войны.

«Жареный петух. Как я люблю эту птицу!» (с)

После неудачи с армейским начальством Накашидзе пытался предложить французские бронемашины для полицейских функций Что в итоге его и сгубило (погиб в результате покушения на министра внутренних дел П.А. Столыпина).

Но слова его докладной записки на имя начальника Генерального Штаба: «если бы броневые автомобили были признаны и у нас таким же могущественным средством защиты, как они считаются в других странах, то было бы грехом перед Родиной лишить Русскую Армию такого необходимого вида оружия… в случае возникновения военных действий мы, за неимением автозавода, будем поставлены в невозможность получать бронированные автомобили из-за границы», оказались пророческими.

Нет, про неимение автозавода князь слегка погорячился.

С 1899 по 115 год экипажной фабрикой титулярного советника П.А. Фрезе, а затем поглотившим ее автомобильным отделом Русско-Балтийского вагонного завода (он же Руссо-Балт, он же РБВЗ) было выпущено совокупно около семисот автомобилей. То есть в среднем – около четырех десятков машин в год

Для сравнения, только одной британской компанией Austin Motor Co. Ltd. производилось несколько моделей легковых автомобилей и 2/3-тонные грузовики общим объемом свыше тысячи штук ежегодно.

А вот про затруднения с зарубежными поставками штаб-ротмистр угадал.

Линия фронта отсекла сухопутные пути сообщения с европейскими союзниками. Балтика и Черное море оказались закрыты для морской торговли. Оставались лишь Атлантика (через северные порты) и Тихий океан. Откуда еще надо было довезти груз до восточно-европейского театра военных действий.

Впрочем, в Великой Отечественной войне ситуация для нас была еще хуже: уже нельзя было рассчитывать на поставки из Италии и Японии, вошедших в число союзников Третьего Рейха, и оккупированной Франции. Ленд-лизовские танки для СССР собирали три осколка Британской Империи – Англия, США и Канада.

Но вернемся к нашим бар... бронеавтомобилям.

В средине августа 1914 года, когда неожиданно обнаружилось, что «немцы с успехом пользуются пулеметами, установленными на бронированных автомобилях», в армейских авточастях начали готовить «наш ответ Керзону».

С 15 по 18 августа командир 5-й автомобильной роты, бывший сотрудник РБВЗ, штабс-капитан И.Н. Бажанов в расположении 25-й пехотной дивизии близ Кёнигсберга блиндировал щитами от трофейных немецких орудий итальянский грузовик фирмы SPA.

Так появилась первая бронемашина Русской Армии, вооруженная двумя пулеметами системы Х.С. Максима.

Через месяц в 8-й автомобильной роте также числились два бронеавтомобиля собственного производства на шасси легковой машины типа «Кейс».

Бажанова можно в полной мере назвать энтузиастом. 10 ноября 1914 года он добровольно участвовал в бою у села Здунска Воля в составе 1-й автопулеметной роты и был представлен к ордену Св. Георгия 4-й степени.

К 22 декабря 1915 года штабс-капитаном Бажановым был разработан проект бронированной боеукладки 37-мм снарядов в задней части корпуса закупленного малой серией британского БА «Ланчестер» на шасси 3/4-тонного грузовика.

В начале 1916 года начальник Броневого отдела Военной автошколы капитан Бажанов уже входил в состав Комиссии по бронированным автомобилям при Главном военно-техническом управлении (ГВТУ).

Нашел свое призвание, да.

Широко известна в узких кругах записка военного министра генерала от кавалерии В.А. Сухомлинова: «Поручено мною полковнику Добржанскому сформировать автомобильную пулеметную батарею» от 19 августа 1914 года.

Полковник лейб-гвардии Егерского полка А.И. Добржанский практически сам напросился на эту должность. Поскольку после начала ПМВ «стал пропагандировать в военных кругах относительно необходимости создания в армии броневых автомобилей».

А во время командировки на завод «Крезо» во Франции осмотрел блиндированные автомобили конструкции капитана Генти с пулемётами Гочкиса и «как пулеметчик, практически изучил это дело».

Кроме того, он принимал активное участие в проектировании пулеметного бронеавтомобиля (детальный проект и чертежи разработал инженер-механик А.Я. Грауэн, до этого занимавшийся линейными крейсерами и броненосцами). Потому как сформировать-то поручили, а из чего, простите?

Для комплектования батареи было выделено восемь легковых автомобилей «Руссо-Балт» типа С-24/40 с двигателем мощностью 40 л.с.

В связи с нехваткой времени бронеавтомобили решили делать безбашенными. Круговой обстрел обеспечивался наличием трех пулеметов Максима (с марта 1904 по июль 1914 на вооружение Русской Армии поступили 4157 таких пулеметов).

По одному «Максиму» устанавливалось в лобовом и кормовом бронелистах. Третий играл роль «кочующего» между левым и правом бортом. Что позволяло сосредоточить на одной цели огонь двух пулеметов сразу.

Бронирование корпуса, представлявшего собой неправильный шестиугольник в поперечном сечении, обеспечивало защиту от винтовочной пули на дистанциях свыше 300 метров. Хромоникелевую броню «особой закалки» поставляли из бронепрокатной мастерской №2 Ижорского завода Морского ведомства.

Малая толщина брони (3-5 мм) объяснялась перегрузкой легкового шасси – боевая масса бронеавтомобиля с экипажем (пять человек) и боекомплектом (9000 патронов и центнер бензина) достигла трех тонн.

Для артиллерийской поддержки были переоборудованы немецкий 5-тонный грузовик «Mannesman-Mulag» c 47-мм морской пушкой Гочкиса, частично бронированный, и два небронированных 3-тонных грузовика («Benz» и «Alldays»), вооруженные 37-мм автоматическими пушками Максима-Норденфельда с ленточным питанием (по 50 снарядов в ленте).

Ровно через два месяца, 19 октября 1914 года 1-я автомобильная пулеметная рота в составе 11 машин покинула Петроград и отправилась в Польшу, на Северный фронт. Рота насчитывала четыре автопулеметных взвода, по два «Руссо-Балта» в каждом, и один пушечный из трех машин.

По итогам ноябрьских боев автоматическая пушка, выпускавшая полсотни разрывных снарядов в минуту, была признана более эффективной. Номера расчета укрывались за небольшим плоским щитком.

К марту 1915 года 1-я автопулеметная рота взамен утраченной матчасти получила четыре 3-тонных грузовика (два «Маннесманна» и два «Паккарда» со схемой бронирования как у первого «Mannesman-Mulag») с 37-мм автоматами в полузакрытых башнях морского типа.

Один из «Паккардов» получил имя собственное «Капитан Гурдов» в честь командира 4-го взвода, геройски погибшего 13 февраля 1915 года (до войны штабс-капитан П.В. Гурдов хотел стать подводником, а в итоге стал первым Георгиевским кавалером в 1-й автопулеметной роте).

Это позволило расформировать 5-й пушечный взвод и усилить каждый пулеметный собственной машиной артиллерийской поддержки.

К сожалению, первоначальная идея «безнаказанно сметать все попытки противника к сближению на 400 шагов» в реальных боевых действиях оказалась неосуществимой. Броневики работали в отрыве от своих частей на расстоянии в 100-150 шагов от неприятеля, пробиваясь насквозь его ружейно-пулеметным огнем.

Самоотверженные действия бронечастей привели к тому, что их экипажи были в числе наиболее часто отмечаемых наградами за храбрость. Только к 1 марта 1916 года и только в 1-й автопулеметной роте нижними чинами было получено сто Георгиевских крестов и 72 Георгиевских медали.

Всего за службу в российских автобронечастях Георгиевскими наградами были отмечены 45 офицеров Русской Армии. Ими было получено 10 орденов Св. Георгия 4-й степени до Февральской революции и 25 после, награждено Георгиевским оружием – 16 человек. Восемь человек отмечены дважды. Шесть награждений произведено посмертно.

В союзных бронечастях, действовавших на русском фронте, Георгиевскими наградами были отмечены семь офицеров – 5 орденов Св. Георгия 4-й степени и три награждения Георгиевским оружием (капитан Феликс Уден получил обе награды).

Командир 1-й автопулеметной роты полковник Добржанский был представлен к ордену Св. Георгия еще в ноябре 1914, но безрезультатно. Второе представление на этот орден в июле 1915 было заменено на Георгиевские оружие.

Первое представление к званию генерал-майора было заменено мечами и бантом к ордену Св. Владимира 4-й степени, второе – мечами к ордену Св. Станислава 2-й степени.

Лишь в начале 1917 года, уже при Временном правительстве, справедливость восторжествовала, и пионер отечественного бронедела получил Георгия 4-й степени, после чего был произведен в генерал-майоры.

Кроме того, в октябре 1914 года, Николаем II был пожалован Кавказской Туземной конной дивизии (она же «Дикая дивизия») полуторатонный грузовик для бронировки и установки на нем трех пулеметов «под контролем полковника Добржанского».

По тому же безбашенному проекту в 1915 году на Ижорском заводе была забронирована легковая машина для 1-й мотоциклетной роты. Возможно, с использованием шасси «Руссо-Балт».

В сентябре 1916 года 1-я автомобильная пулемётная рота была развернута в 1-й броневой дивизион. Поскольку автомобили «Руссо-Балт» уже не выпускались (осенью 1915 года в связи с тяжелой ситуацией на фронте завод эвакуировали из Риги в Москву), дивизиону передали 33-е автомобильное пулеметное отделение на британских БА «Остин».

Увы, в составе дивизиона «Руссо-Балты» проявить себя уже не смогли.

До лета 1917 года 1-й бронедивизион находился в Великом княжестве Финляндском Российской Империи, затем – Российской республики, потом был переведён в Петроград. В октябре 1917 года бронемашины дивизиона перебросили под Двинск (он же Даугавпилс) навстречу немецкому наступлению.

После Октябрьской революции город переходил из рук в руки. 18 февраля 1918 года туда вошли подразделения германской армии, вероломно нарушившей перемирие с целю «улучшить переговорные позиции» в Брест-Литовске.

9 декабря 1918 года в результате Ноябрьской революции в Германии немцы оставили Двинск, который без боя заняли части Красной Армии. С начала 1919 до января 1920 года Двинск и Двинский уезд входили в Социалистическую Советскую Республику Латвии, затем были заняты войсками полькой армии под командованием бывшего австро-венгерского офицера Э.Т. Рыдза, более известного под псевдонимом «Смиглы» («быстрый», «проворный»).

Достоверно известна судьба трех бронеавтомобилей «Руссо-Балт» с номерами шасси 535, 538 и 539 – они служили в РККА.

При этом машина № 539 дважды переходила из рук в руки. Летом 1919 года «Руссо-Балт» из состава 21-го автобронеотряда (А-бо) РККА был захвачен частями Белой Армии. Однако, спустя три месяца, 32-й А-бо 1-й Конной армии С.М. Будённого, отбил его обратно.

Три последних «Руссо-Балта», как и многие другие их современники, были разобраны в 1921-1922 годах.

К числу энтузиастов на поприще русской брони относился и начальник Офицерской стрелковой школы генерал-майор Н.М. Филатов, в конце 1907 года подписавший акт второй серии испытаний БА «Шаррон».

Он же инициатор создания семейства пушечных бронеавтомобилей на шасси 5-тонного американского грузовика «Garford COE», более известных как «Гарфорд-Путиловский».

Одним из преимуществ тяжелого (525 пудов) и тихоходного (не более 17 км/ч по шоссе) грузовика был отказ от использования импортных артсистем в пользу 76,2-мм противоштурмового орудия образца 1910 года, производившегося Путиловским заводом.

Пушечно-пулеметные «Гарфорды», выпущенные серией аж в 30 штук, распределялись по одному на автопулеметный взвод, где им присваивались собственные имена типа Добрыня, Святогор, Громобой, Дракон, Чудовище и др. Взвод же действовал на участке пехотного полка или дивизии.

Трёхдюймовые гранаты и шрапнель оказывали серьезную огневую поддержку своим частям, «несмотря на большую обузу» грузовика с 30-сильным двигателем. И после отправки «Гарфордов» на фронт осенью 1915 года возник вопрос о создании облегченного броневика под ту же пушку.

Получив указания от ГУ ГШ, в декабре 1915 Филатов представил в ГВТУ оригинальный проект трехколёсного шасси собственной разработки, собираемого в мастерских Офицерской стрелковой школы путем разукомплектования неремонтопригодных импортных легковых автомобилей.

Трехколёски использовали бензиновые двигатели мощностью до 25 л.с. производства фирм «Кейс», «Гупмобиль», «Масквиль» и др. Экипаж состоял из трех человек. Для устойчивости при стрельбе машина имела под днищем опускающийся сошник.

Большую манёвренность должно было обеспечить одно поворотное колесо. Вооружение устанавливалось в корме броневика. Таким образом, «трехколёски Филатова» относились скорее к оборонительному вооружению. Они могли использоваться как кочующий БОТ – бронированная огневая точка, быстро выдвигаемая на угрожаемое направление.

Служивший в той же школе прапорщик Улятовский спроектировал свое четырехколесное шасси по аналогичной схеме – низкопрофильный броневик кустарной сборки с кормовым расположением орудия (предполагалось, что расчет будет работать лежа).

21 апреля 1916 года представителям Главного артиллерийского управления (ГАУ) и ГВТУ показали 10 машин: по одной пушечной 3-х и 4-х колесной (весом 170 и 180 пудов), остальные – с одним или двумя пулеметами (весом 83 и 120 пудов соответственно).

Комиссия задумалась на полгода и пришла к следующим выводам:

«4-колесный автомобиль ходить по грунту почти не может, 3-колесный пушечный ходит по грунту с трудом, 3-колесный двухпулеметный ходит по твердому грунту удовлетворительно, по мягкому со значительным трудом, 3-колесный однопулеметный ходит по грунту свободно. Более удачным Комиссия считает однопулеметный бронеавтомобиль, построенный по проекту генерал-лейтенанта Филатова на Ижорском заводе».

Семь имеющихся машин были рекомендованы к отправке на фронт «в том виде, какие они есть», на остальных предлагалось заменить 8-сильный 2-цилиндровый двигатель более мощным 4-цилиндровым типа Ford, «увеличить сечение шин», закрыть бронёй коробку дифференциала и увеличить боковую дверь. Было ли это сделано – неизвестно.

На тот момент уже состоялось укрупнение бронеавтомобильных частей. 7 июня 1916 года были образованы 12 броневых автомобильных дивизионов, по числу армий. Автопулеметные взводы переименовывались в отделения с сохранением прежней нумерации. В дивизион включалось от 4 до 6 отделений, по числу корпусов в армии.

Больше всего трехколёсок получил 8-й броневой автомобильный дивизион полковника Г.Г. Дзугаева – две пулеметных и одну пушечную. По две пулеметных ушли в 1-й и 7-й дивизионы, и еще одна – в 9-й. О боевом применении машины Улятовского документов не сохранилось.

Предполагалось, что в течение 1917 года Ижорский завод изготовит до 20 трехколёсок в однопулеметном варианте весом в 1,3 тонны. Но ни о передаче машин новой серии на приемо-сдаточные испытания, ни о поступлении их в строевые части достоверных упоминаний не имеется.

Революция, сэр. Даже две.

До Гражданской войны дожили всего пять филатовских броневиков – 4 штуки служили в Красной Армии и одна в Добровольческой под собственным именем «Фибра».

В апреле 1919 деникинцы сами разобрали свою трехколёску ввиду изношенности матчасти, а большевики списали свои четыре только в 1922 году.

Автор: Иван Алтынов

Оригинал