Цифровая трансформация требует квалифицированного персонала. Традиционный подход заключается в создании собственной команды разработчиков программного обеспечения, но найти и заполучить нужных профессионалов непросто. Пандемия COVID-19 заставляет бизнес переходить на удаленную работу и делает почти невозможной традиционную схему найма с очными интервью множества кандидатов. Что делать, если сотрудник нужен срочно? В такой ситуации интеграция сторонних технических специалистов кажется разумным решением для бизнеса. 

Чтобы узнать, как устроен аутсорсинг изнутри, я поговорил об этом с Анаром Бабаевым, генеральным директором компании Distillery, оказывающей сервисные услуги по разработке программного обеспечения, включая дизайн, тестирование и сопровождение.

Хотя я, конечно, сотрудничал с различными компаниями, в настоящем аутсорсинге я никогда не работал. Поэтому мой первый вопрос, какое определение даете вы выражению «интеграция в команду клиента»?

– Хороший вопрос. Думаю, множество разных определений существует. Интеграция в клиентские команды – это определенная часть деятельности компаний, которые осознают себя как сервисные. Есть компании, которые создают какой-то продукт, пытаются его вывести на рынок, поддерживать и развивать. А бывают компании, как Distillery, которые обнаруживают (если у них есть достаточно сил для этого), что они сервисная компания, то есть занимаются обслуживанием интересов других организаций, которые, например, развивают свой продукт. 

У сервисных компаний, как правило, есть два вида услуг. Во-первых, сервис по разработке чего-либо под ключ: когда есть некое ТЗ или общие задачи – а дальше это развивается как полноценный продукт с нашей поддержкой. Но при этом мы в любом случае остаемся исполнителями и экспертами, которые помогают осуществить задачи компании, являющейся главным бенефициаром. 

А второй вид услуг – это то, о чем мы сейчас говорим. Есть более элегантное определение – staff augmentation. Мы сейчас живем в постиндустриальную эпоху, киберпанк к нам уже мчится на всех парах, и становится очевидно, что аугментации могут быть разных видов. И, как оказалось, аугментировать можно еще и инженеров в свои команды. Как вид сервиса – это отдельная услуга, и она заключается в том, что мы находим по требованиям клиента лучших людей для того чтобы интегрировать их в процессы клиента, где эти люди будут добиваться целей, поставленных компанией-клиентом перед собой.

Есть какие-то особенности вашего подхода?

– Я стараюсь привнести в деятельность нашей компании экспертный подход: мы не действуем в лоб, как стаффинговое агентство, просто набирая людей по требованиям. Мы стараемся смотреть, насколько человек нам подходит культурно, насколько он вписывается в команду по своим софт-скиллам, и насколько у него выражен так называемый сервисный mindset. Это очень важно. В чем это выражается? На самом деле, в этой сфере очень трудно работать, если ты не осознаешь себя как эксперта, и если тебе не интересно делиться своей экспертизой с другими и делать это твоей основной деятельностью, фишкой. 

В какой-то мере эту деятельность вообще можно сравнить с консалтингом. В нашем понимании staff augmentation и консалтинг находятся друг от друга максимально близко. Есть большие консалтинговые компании, мы все их знаем, это Ernst & Young, KPMG, собственно, you name it, большая четверка. У них это только песчинка на целом пляже их услуг, но, тем не менее, они примерно этим же и занимаются. И для нас целевое состояние – это стать на рынке той компанией, к которой приходят за экспертизой, а не просто за людьми. Задача Distillery — приносить свой опыт и помогать улучшать те процессы, которые уже существуют у клиента.

Интересно, какова мотивация человека, который приходит работать именно в фирму, которая предоставляет услуги staff augmentation?

– Вопрос хороший. На самом деле, мотивация может быть очень разнообразная, от какой-то очень приземленной (как деньги или условия), до возвышенной (команда и атмосфера, культура). Для кого-то это может быть не очень удобно и уютно, но есть люди, которым действительно интересно находиться в некоем калейдоскопе разных событий. И то, что могут меняться, проекты, заказчики, доменные области, для некоторых действительно представляет интерес. Бывают и те, кто приходит ради какого-то конкретного проекта: мы ищем людей под конкретную задачу, рассказываем о ней, специалист приходит и остается ее решать. И дальше, конечно, его судьба уже зависит от того, будет ли другой интересный проект к моменту, когда закончился нынешний (а он может покрыть весь жизненный цикл нахождения сотрудника внутри компании). К сожалению, это тот нюанс, с которым приходится мириться, и мы сделать с ним можем немногое.

Но мы пытаемся, и наша главная задача – находить людей, которым просто интересно находиться в таких условиях, бросать себе вызовы каждый раз в смене проекта, в изучении чего-то нового, для того чтобы привнести какую-то пользу. Общий портрет довольно сложно составить, но главным бы я назвал интерес к какому-то непрерывному развитию, к познанию новых и новых областей – наверное, это превалирующее состояние, которое должно быть у человека, который приходит в компанию, занимающуюся staff augmentation.

А часто бывает, что клиенты в итоге переманивают к себе вашего разработчика?

– Безусловно, это явление существует. Когда мы были молодыми и неопытными, около 10 лет назад, были такие случаи. И после них, конечно, пришлось очень серьезно переработать контракты с клиентами, внести туда пункты о «непереманивании», которые несут в себе санкции. Сейчас клиентские организации берут обязательство не переманивать сотрудников, которые работают на них – не только во время работы, но еще некоторое время после того, как мы заканчиваем с ними контракт. Прописаны определенные санкции, штрафы, которые мы будем иметь возможность с них получить, если это случится. Однако я не склонен считать этот пункт серьезной угрозой для тех, кто отчаянно хочет чего-то – его можно преодолеть. По сути, ты можешь заплатить штраф, нарушив правила… Я думаю, что есть компании, для которых это нормально: кучу денег отвалить, но зато получить супер-классного специалиста. Но главная причина, почему этого не происходит, почему исчезающе редки такие случаи – потому что мы уже работаем на том уровне, с такими, что называется well-established, компаниями, которым такая игра попросту не интересна. И поэтому, к счастью, мы уже таких случаев не фиксируем довольно давно.

Я прочитал, что Distillery начиналась в России, и в какой-то момент она вышла на рынок США. И сейчас на рынке США вы занимаете какие-то существенные позиции. А кто и кого через вас нанимает? Российские фирмы – российских разработчиков, американские – американских, или, что ожидаемо, много русских людей работает сейчас через вас с фирмами в США?

– Да, в 2012 мы открыли в США представительство. Сейчас там все продажи сосредоточены, весь маркетинг. И все это время мы выстраивали очень простую модель: фронт-офис находится в Штатах, а инженерные офисы – в России и постсоветском пространстве. У нас всегда был фокус на то, что мы ищем американских клиентов и подключаем к их задачам наших русских инженеров. Сейчас эта парадигма несколько изменилась, потому что чуть больше года назад у нас появились инжиниринговые центры также в Аргентине и Мексике. Сейчас и в Мехико-Сити, и в Кордобе у нас есть офисы, и они совокупно уже за год пробили потолок в 100 человек. Поэтому там растет альтернатива российским инженерам – мы сами ее взрастили. 

Это отражается на спросе на российских инженеров, но мы начали работать с энтерпрайзом уже здесь, в России. Мы собираемся развиваться в направлении Европы: сейчас это стало сложнее, но в 2021 году мы планируем уже полноценно открыть представительство в Великобритании. В 2020 году у нас в России уже появились довольно значимые enterprise-заказчики (прежде всего в банковской сфере), для которых мы тоже предоставляем людей. Поэтому сейчас у нас диверсифицирован поток. Но долгое время это действительно были американские проекты, на которых работали русские инженеры.

К Вам люди трудоустраиваются по российскому законодательству?

– Да.

А фактически с заказчиками вы сотрудничали на основе законов США?

– У нас все в этом смысле организовано легально и честно. У нас подрядная форма сотрудничества. Есть организация американская, которая работает с заказчиками, и российская организация, которая работает с американской организацией, такой условный субподряд.

Некоторые считают, что в России у staff augmentation достаточно сложный правовой статус. Вы сталкивались проблемами в этом плане?

– На текущий момент из законодательных сложностей мы ни с чем не сталкивались. Пока мы росли, единственная сложность была в том, чтобы, перерастая определенные пороги, выходить на новый уровень развития, оформления и так далее. Условно, с упрощенки перейти на ОСНО. Это единственное, что у нас было из организационных проблем. Во всем остальном пока мы ни с чем не сталкивались, но, надеюсь, сможем найти решение, если придется.

А вы к себе берете самозанятых или у вас полноценный прием на работу?

– Мы сотрудничаем с людьми, которых можно назвать самозанятыми или фрилансерами. К сожалению по законодательству мы не можем сделать это основным видом сотрудничества – это вызывает вопросы, особенно у налоговой. Основной вид взаимодействия с людьми – это, конечно, полное оформление по ТК РФ.

Когда человек просто устроился на работу куда-то как специалист, то довольно понятно, какие методы, управленческого воздействия к нему руководство этой фирмы может применять. То есть зарплатное стимулирование, штрафы, выговоры, то есть стандартный набор механизмов взаимодействия с сотрудником. А как это происходит в случае с staff augmentation?

– Мы как компания не просто так участвуем: предоставляя услуги, мы берем на себя ответственность за их качество и результат. Если у конечного заказчика есть претензии к тому, как работает тот или иной человек, то вступаем мы. Заказчик просто говорит: мне не нравится то-то и то-то (желательно, конечно, побольше деталей – это позволит ситуацию отработать быстрее и эффективнее). Если этот фидбек представляет собой отрабатываемый кейс, мы начинаем с этого. Мы никогда не ставим ультиматумов перед нашим человеком, не выгоняем с позором (так это не работает), а начинаем разговаривать и искать компромиссные выходы из ситуации. И дальше, соответственно, следим за тем, сработало это или нет. 

Если не срабатывает, то в наши обязанности как исполнителя перед заказчиком входит не только решение задачи, но в том числе и замена сотрудника. Если мы понимаем, что заказчик и сотрудник не сработались, то можем сотрудника на другой проект ротировать, а заказчику предоставить другого человека, который больше подходит под требования проекта. Поэтому каких-то прямых санкций и рычагов воздействия у заказчиков на сотрудников нет. Но есть, по сути, один большой рычаг – это наш контракт. И если мы хотим, чтобы контракт остался конкретно за определенным сотрудником, мы обязаны эту проблему решить.

То есть вы выступаете в роли менеджера сотрудника?

– Можно сказать так, да. То есть мы решаем все не-технические вопросы. Хотя и технические тоже, у нас есть технические руководители, они тоже вовлекаются в решение каких-то проблем, помогают людям осознать что-то. Но все, что касается управленческой части, взаимодействия с сотрудниками, на нашей стороне.

Не перегружен ли человек, который работает в staff augmentation проекте, количеством управленческих контактов, с которыми нужно что-то согласовывать? Есть заказчики, есть начальство из материнской компании…

– Очень хороший вопрос. Как мы стараемся решить эту дилемму? Прежде всего, за счет того, что сужаем количество контактов, необходимых человеку для нормального функционирования, до плюс-минус одного. У нас есть бытовая часть: например, за развитие отвечает руководитель отдела – к нему пойти, получить какой-то курс или программу развития. Но если мы говорим о проекте, то здесь довольно все просто и линейно: у нас есть специально обученный человек, задача которого – «присматривать» за тем, что происходит на проектах. У нас он называется client success manager. Его задача – убеждаться, что все хорошо, всего хватает всем людям, которые работают на вверенных ему проектах, и у них нет никаких проблем. А если есть, то любой человек из команды может прийти и попросить помощи. Помощь может быть любой: от каких-то внутренних проблем до проблем со взаимодействием с клиентом. И CSM обязан сформулировать запрос, поговорить с представителем руководства фирмы-клиента, попробовать решить эту проблему за этого человека, чтобы он не тратил свое продуктивное время на какие-то посторонние вещи. 

При этом, конечно, невозможно абсолютно обрезать все контакты с клиентской стороной. Там в любом случае человек интегрируется в какую-то команду, ему приходится взаимодействовать как минимум с представителем технической команды. И это, пожалуй, единственный контакт, который ему необходимо поддерживать, помимо своих коллег. Но нет никакой необходимости ему ходить и какие-то свои вопросы решать и тратить на это время. Для него всегда есть CSM, который ему поможет это сделать, или сделает за него, и сэкономит кучу времени.

А какой средний возраст у разработчиков, которые с вами сотрудничают?

– Сейчас этот возраст довольно сильно колеблется: индустрия растет, много молодых людей приходит, при этом старый актив взрослеет, матереет. Сейчас, наверное, это окно стало очень широким. Условно, коридор от 23-24 до 37-40 лет. Раньше это было сложно представить, средний возраст был 25-32 лет. Сейчас снижается возраст тех, кто приходит, и возраст тех, кто уже чего-то добивается. Дядюшка Боб Мартин сказал когда-то, что у нас индустрия 25-летних сеньоров – сейчас эту цифру можно снизить до 23. К нам часто приходят люди с университетской скамьи, которые уже в процессе обучения стараются строить карьеру.