В Университете Иннополис студентов обучают профессора и научные сотрудники с опытом работы в ведущих ИТ-компаниях и университетах мира. Также вуз приглашает на гостевые лекции весьма необычных ИТ-специалистов. Мы уже писали о том, как своим опытом со студентами делился хакер Ares, знакомый с Эдвардом Сноуденом. На этот раз мы расскажем о профессоре Анджело Мессине, который работает профессором-практиком Института информационных систем и возглавляет магистерскую программу «Управление разработкой программного обеспечения» в нашем вузе. В интервью он делится воспоминаниями о службе в составе групп войск НАТО, объясняет, почему решил переехать в Иннополис обучать российских студентов и как в Европе армия взаимодействует с наукой.
— Анджело, кем вы работали последние 10 лет?
— До апреля 2008 года я был полковником, заместителем директора по исследованиям и технологиям в Европейском оборонном агентстве (Брюссель, Бельгия). До 2012 — директор подразделения в Секретариате по оборонительному вооружению (Рим, Италия). До 2013 — бригадный генерал, директор департамента логистики в силовом подразделении (Рим). До февраля 2016 — заместитель главы отдела логистики штаба генерала армии (Рим). С 2012 года до января 2017 года — бригадный генерал Итальянской армии.
— С чего началась ваша служба в армии, вы заканчивали военное училище?
— Я учился в одном из лучших университетов Италии — в Туринском политехническом университете, где получил степень по инженерным наукам. Там же я защитил кандидатскую (PhD) и прошел курсы профессиональной военной подготовки для общего и объединенного состава штаба.
После окончания второго курса у меня появилась возможность пойти на службу в армию. С третьего учебного года студенты этого вуза участвуют в специальных соревнованиях, и, в случае успешного прохождения отбора, как это было со мной, продолжают учёбу уже в статусе военнослужащего. На участие в этом соревновании заявку могут подать студенты, завершившие второй год обучения в любом вузе Италии в области инженерии и физики.
С третьего курса в течение года студент изучает только военные дисциплины. Затем можно вернуться в университет и завершить учёбу по выбранной специальности. На это даётся всего 3 года. И с этим строго. Если студент не сдаёт экзамен или переносит сроки сдачи, это влечёт за собой дисциплинарные наказания. В этом отличие между обычным студентом и студентом в «военной форме» — последние должны строго соблюдать установленный график обучения. Например, если я заявляю, что через три года получу специализацию, я обязан сделать это. Это не значит, что на этом подготовка завершается — заканчивается только 5-летний срок обучения.
Моя карьера в армии началась со звания лейтенанта, затем я стал лейтенант-капитаном, майором, подполковником, полковником и дослужился до генерала.
— Чем конкретно вы занимались в армии?
— Во время службы офицером технической службы я занимался инженерной работой без управленческих обязанностей. Эта служба несильно отличалось от гражданской работы моих коллег из университета. Я выполнял и управленческие задачи, причём большинство моих подчинённых были гражданскими.
Исключением была моя преподавательская практика в сфере высоких технологий. Курс, который я читал, относился к сфере безопасности и не предназначался для офицеров гражданской службы.
Название курса я не могу раскрыть, поскольку эта информация принадлежит итальянской армии. Я не вправе разглашать названия курсов, связанных с военной сферой, но могу рассказать, какие курсы читал в военной академии. Я преподавал компьютерные науки (Computer Science), в частности, совместный курс от Министерства обороны и Министерства связи и телекоммуникаций Италии по персональным компьютерам (Personal Computers) в течение 7 лет. Также в конце 90-х я 2 года преподавал в военном университете в Риме и читал 2 курса: «Введение в компьютерные науки» (Introduction to Computer Science) и «Общая электротехника» (General Electronics).
— Как вы взаимодействовали с НАТО и чем занимались в США?
— Я сотрудничал с агентством НАТО по связи и информации (NCIA) в качестве независимого консультанта по разработке гибкого ПО (agile software), но это агентство находится не в США.
Я входил в состав многих рабочих групп и групп военных специалистов, связанных с НАТО и ЕС. В США я работал в агентстве Nomisma, которого уже не существует, а также сотрудничал с Агентством НАТО по связи и информации. В Италии я входил в состав множества рабочих групп под руководством НАТО. Одна из них — группа NSIT. Я занимал разные посты: председатель, национальный представитель, секретарь рабочей группы и т.д.
С 2005 по 2008 годы я работал на Европейское оборонное агентство (EDA) заместителем директора по исследованиям и технологиям. Мне повезло быть в числе сотрудников первой группы и работать практически над всеми европейскими научно-исследовательскими программами в составе рамочной программы FP7. Моей задачей было предоставлять результаты исследований, обеспечивать сотрудничество между группами и продвигать исследования в области науки и технологии.
В рамках проектов я был менеджером — занимался организацией деятельности, контролировал, на какой стадии находится работа по проекту, проверял, соблюдаются ли задачи проекта. Я налаживал связи с коллегами по всему миру.
Было много интересных поездок. В 2004 году я летал в Сан-Франциско в роли члена рабочей группы НАТО по обмену данными. Ничего секретного, проект был связан с библиотеками и хранением информации, поэтому я могу говорить об этом. Находясь в Сан-Франциско, я параллельно готовился к другой встрече в Швеции, а затем полетел в Рим. Это был интересный опыт: 4 дня и множество перелётов — Рим, Сан-Франциско, Швеция, и снова Рим. В таком режиме я жил 2 года.
Поэтому Россия хорошо вписалась в мою «сеть контактов», в которую уже входили Греция, Испания, Франция, Великобритания, Германия, Швеция. Работа в международной среде научила меня многому — организации, управлению и опыту международного взаимодействия.
— Какой проект вы могли бы назвать самым важным в своей карьере?
— Я работал над множеством научно-исследовательских проектов, но я был не столько исследователем, а одним из руководителей. Недавно мы разработали комплекс LC2EVO для наземного пункта командования и управления, который используется в итальянской армии. Результаты этих исследований много раз публиковались в журналах и на конференциях. Используя технологии гибкой разработки, мы создали программное обеспечение для наземного пункта командования и управления и достигли внушительных результатов: выполнили проект, потратив десятую часть бюджета, а клиенты остались довольны качеством продукта. Это был настоящий прорыв.
— Как Итальянская армия взаимодействует с учёными?
— Сам я исследования не проводил, а занимался их поддержкой и развитием. В ходе научно-исследовательского сотрудничества между Италией и США я был главой делегации, состоящей, в основном, из учёных-преподавателей университетов. Как это было тогда: 70 учёных-преподавателей из разных университетов Италии занимались базовыми научными исследованиями, например, в области фотоники. Делегация встретилась с нашими коллегами из Вашингтона, и мы обменялись результатами. Сам я не занимался исследованиями уже более 20 лет — у меня уже не тот возраст. Научные исследования — удел молодых учёных 25—30 лет, по крайней мере, в мире компьютерной инженерии.
Сотрудничество между итальянской армией и научным сообществом есть всегда. У меня до сих пор много друзей из научно-академической среды.
— Что интересного происходило с вами в области международного сотрудничества?
— Однажды я давал интервью для европейской газеты, в котором сказал, что Франция (в то время, не сейчас) являлась препятствием для ЕС — её политика была слишком акцентирована на интересах страны.
Во время встреч лидеры стран заявляли о своём желании сотрудничать и о готовности выделить средства для этого. Вроде бы всё хорошо — лидеры жмут друг другу руки и расходятся. Но после этого нужно как-то реализовать это сотрудничество. Но никто не хотел раскрывать информацию о научных исследованиях — я имею в виду исследовательские данные, которые могут представлять ценность для индустрии.
Моя задача была способствовать обмену базовыми данными об исследованиях, чтобы положить начало сотрудничеству. Работая на международном уровне, недостаточно просто заявить о желании сотрудничать. Основная проблема в том, чтобы реализовать это сотрудничество. И я делал акцент на обмене данными, которые уже доступны — речь о совместных проектах, таких как технология радиочастотной идентификации (RFID), которая сейчас широко распространена и используется на разных устройствах, начиная с телефонов и планшетов.
— Расскажите, чем вы занимаетесь в Университете Иннополис?
— Я читаю курс по инновационной методологии гибкой разработки ПО. Он по выбору и доступен для всех, но на него чаще приходят студенты магистратуры. В основе курса — программа профессиональной подготовки инженеров Италии. Если вы хотите изучить конкретные виды гибкой разработки ПО для критически важных приложений (mission critical applications) — этот курс для вас.
Если вы хотите создать безопасный продукт, проверить качество и этапы разработки, не используя каскадный метод разработки, то используйте конкретный вид гибкой разработки. Это как раз то, чем занимался я с моими коллегами при Министерстве обороны Италии, разрабатывая программный комплекс LC2EVO.
— Почему вы решили заняться спокойной педагогической практикой?
— Меня всегда привлекала работа в вузах из-за необычных людей в академической среде. Студенты — ценный ресурс, работа с ними — награда. Для меня это не работа, а удовольствие. Преподавая я понимаю, что делаю что-то важное для конкретных людей, а не для безликой системы. Я воспринимаю это так, потому что я отец и понимаю, насколько важно передать знания молодому поколению. Это и привело меня в российской университет.
В феврале прошлого года, когда я ушел в отставку и не планировал снова работать на полную ставку — я поработал достаточно. Но мне предложили приехать в новый российский город Иннополис и прочитать короткий курс лекций по моей основной специализации — программная инженерия и гибкая разработка ПО, а позже появилась и перспектива стать членом профессорско-преподавательского состава. Я считаю это интересным опытом.
Студенты здесь очень умные. И я знаю, о чём говорю, так как видел разных студентов в Европе и США. В России они целеустремлённые, всегда готовы преодолевать трудности. Впереди у меня ещё два года, в течение которых я могу передавать им свои знания, мотивировать и убеждать раз и навсегда перейти на гибкие методы разработки.
— В чем отличия разработки ПО для военных и гражданских целей?
— Длинная история, этому я посвятил отдельную лекцию. Если коротко, то стандарты разработки военного ПО разрабатываются министерством обороны. Здесь важны два основных фактора: безопасность и защита ПО. Необходимо, чтобы разработчик сделал всё возможное с точки зрения программной инженерии, чтобы гарантировать безопасность продукта. Для этого используются специальные нормативные документы, которые невозможно насильно внедрить в разработку ПО. Помимо этого, есть множество и других нюансов.
Но с конца 60-х и начала 70-х годов инженерная мысль стала рациональнее. Инженеры рассуждали так: давайте пропишем все этапы разработки и будем придерживаться процедуры. Так появился метод каскадной разработки, который стал общепринятым до сегодняшнего времени. Оборонная промышленность продвигала эту процедуру и экспортировала программную инженерию в авиацию, космическую и промышленную области. В критических условиях промышленность просто принимала необходимый стандарт, разработанный министерством обороны.
В начале 90-х внезапно появилось новое поколение устройств. Процедура разработки ПО изменилась: фабричная разработка ушла на второй план — теперь всё можно было делать на одном компьютере.
Используя платформу Eclipse или средства Microsoft Development Tools, можно было разработать своё собственное ПО, и я не говорю о каких-то сложных программах. Появились персональные «фабрики» по разработке ПО. Конечно, это послужило началом создания технических норм, в мире начался бум разработки ПО.
Чётких требований к безопасности ПО не было, и разработка шла по лёгкому пути без учёта каких-то норм. Появился огромный рынок — приложения для Android, iOS, стандартное программное обеспечение. Это приносит огромные деньги, а также стимулирует и ускоряет процесс доставки данных. Срок доставки у некоторых приложений, например, Android — каждые несколько часов, у других — пара дней или недель. Разумеется, это совершенно несовместимо с каскадным методом.
Это сравнимо со «светлой» стороной, где все уже отказались от каскадного метода, разрабатывают и продают много ПО. В сравнении с «тёмными островками», которые до сих пор цепляются за каскадный метод из-за юридических аспектов.
— Есть ли разница между руководством военными и работой со студентами? Приходилось ли вам командовать российской молодёжью?
— Я работал с инженерами, которые уже получили специализацию или учились на последнем курсе университета. Так что мой опыт ограничен — ранее я обучал студентов 4—5 курса. А в России я работаю с первокурсниками и для меня это новый опыт.
Что касается руководства военными, здесь свои особенности — всё строго зависит от ранга: капитан руководит младшими офицерами, в подчинении у полковника находятся майоры. Это абсолютно разные вещи — читать курс военным, которым уже около 40—50 лет, и юным студентам — в каждом случае свой подход.
Инженеры-специалисты уже с опытом. Это люди, которым учёба нужна для карьерного роста, поэтому моя основная задача — вызвать их интерес. При этом заставить их заинтересоваться чем-то нельзя. Со студентами всё иначе: они молоды и им интересен предмет, который я преподаю. Здесь только один момент: важно правильно выбирать материал — не давать им то, что они пока не в силах освоить. Иногда приходится упрощать материал, чтобы не уходить «в высокие материи». Студенты полны энтузиазма и храбро идут на экзамен, в то время как инженеры-специалисты на лекциях часто просто ждут, когда занятие закончится.
Я никогда не командую студентами. Я просто вежливо прошу выполнять задания. Российские студенты дисциплинированнее, по сравнению с итальянскими студентами. Разумеется, я имею в виду студентов Университета Иннополис, так как у меня нет опыта преподавания в других российских вузах. Итальянские студенты платят за обучение, поэтому они могут не выполнить задание преподавателя, если оно им не нравится. Здесь иначе: студенты учатся по грантам и слушают преподавателя, старательно выполняют задания, независимо от желаний.
Конечно, можно наказать студентов плохими оценками, но это зависит от случая. Некоторые студенты очень мотивированы, и их не нужно ни о чём просить — они сами делают, занимаются, изучают. Есть студенты, которые стараются, но не всегда понимают, что они делают. В Италии, если студентам дать общее задание и попросить поработать в группах, часть студентов покинет лекцию. В Университете Иннополис студенты с удовольствием работают в группах. Они достаточно самостоятельны, поэтому иногда я кого-то даже оставляю «за старшего». Почти как в армии! (Смеется).
— Тяжело ли было переехать в Россию?
— Я знал немного о вашей стране. Мои познания в истории России заканчивались периодом Второй мировой войны — то, что прочитал в книгах. Что-то я узнал из СМИ или на школьных уроках много лет назад. Ну, а мы знаем, что СМИ долгое время находилось под контролем.
После приезда мы с женой обнаружили в России черты, близкие нашей культуре. И, как ни удивительно, это зима. У себя на родине я живу в той части страны, где всегда холодно. Это центральная часть Италии, ближе к горам. Там много снега, но для нас холодно это когда на улице -5 или -7. А здесь -27! Но это не так уж и плохо. Здесь другой холод — он сухой, так что -27 здесь это не то же самое, что -27 в итальянских горах.
— Какие культурные различия вы отметили?
— Я предполагал увидеть некое неструктурированное общество, далёкое от европейского. Но сейчас я понимаю, что между современной российской и европейской культурами нет особых различий.
Мы с женой заметили, что русский язык гораздо ближе к итальянскому, чем английский. И отношение русских и татар к жизни схоже с итальянским: мы получаем удовольствие от жизни, вкусной еды. Здесь любят современные автомобили, и мы любим такие же марки. Россияне любят и умеют делать хорошее вино, так же, как и мы.
Я привожу простые примеры, но это именно то, что удивило меня и мою супругу. В России есть те же магазины, что и в Италии, много американских и европейских продуктов. Не знаю, хорошо это или нет, но это признак глобализации — везде всё одинаковое и привычное. Я как-то купил хороший кофе, и меня спросили: «Это что, настоящий итальянский кофе?». Я ответил: «Да, это итальянский кофе, который я купил в России».
Я жил в Брюсселе, в США, в других странах, и мне везде нравилось, но, живя в США, я замечал множество различий с моей страной. Прошло уже несколько месяцев в России, и я чувствую себя здесь как дома. Иннополис прекрасен, Казань великолепна. Моё реальное впечатление от столицы Татарстана сильно отличалось от ожиданий.
— Как ваша семья отреагировала на переезд в холодную Россию?
— Мое решение в семье одобрили. Я не убеждал жену переехать в Россию. За меня это сделала Татьяна Станко, проректор Университета Иннополис. После моего визита, она сказала: «В следующий раз приезжайте с супругой». Когда мы приехали, Татьяна пригласила нас на ужин и показала город.
Правда, первый же комментарий моей жены после новости о переезде был таким: «Это здорово, но там же холодно!» А затем был вопрос: «А что там в России интересного»? Почему-то многие думают, что Россия — какое-то странное место, где все пьют водку и распевают песни. А когда я показываю фотографии, вижу, что люди сильно удивляются.
— Когда вы получили предложение поработать в России, не было ли конфликта интересов, учитывая отношения России и НАТО?
— Я по-прежнему консультант НАТО. До приезда в Россию я подписал с ними соглашение. Они могут вызвать меня по вопросам, связанным с методологией гибкой разработкой ПО, и я обязан на них реагировать. Я сообщил агентству НАТО по связи и информации (NCIA) о том, что переезжаю в Россию, в Татарстан, для работы в Университете Иннополис. Никаких возражений с их стороны не было.
На самом деле, ассоциировать мое имя со списком военных проектов в которых я участвовал — не очень хорошая идея. Мой работодатель избегал публичной огласки из-за вопросов личной безопасности экспертов и их семей, вовлеченных в проекты. Исключение может быть сделано только относительно программ и проектов, информация о которых была опубликована или представлена на открытых конференциях.
Сейчас я работаю в университете и хочу использовать в преподавании все аспекты своего профессионального опыта в этой сфере. Детали моей бывшей работы и проектов — история, которая должна остаться в прошлом.
Я не могу разглашать информацию о секретных технологиях. Что касается моей работы, связанной с методологией гибкой разработки — это не проблема, информация уже давно опубликована. Когда я соглашался на это интервью, я спросил НАТО, может ли это быть проблемой. Мне ответили, что всё в порядке.
Думаю, что многие россияне отдыхают и работают в США, а некоторые мои коллеги в университете имеют двойной диплом, выданный американским университетом Карнеги-Меллон. Это культурный и академический обмен. В чём же здесь проблема? А секретная информация остаётся секретной.
Когда я поделился с бывшим коллегой из генерального штаба о том, почему я уезжаю работать в Университет Иннополис, он ответил, что моё решение вызывает уважение, потому что это ещё один способ рассказать о профессии военного инженера. Мой коллега был рад, что в России ценят эту профессию.
— Какие у вас гаджеты?
— Я до сих пор пользуюсь устройствами на базе процессора Intel. У меня есть планшет Surface Pro Tablet с операционной системой Windows 10. Иногда я подумываю перейти на Apple, но пока не решился: я старомоден, так сказать, из поколения Windows, часто работаю с продуктами этой системы — это удобно, и я привык.
— А что насчёт мессенджеров?
— Сейчас я пользуюсь Whatsapp. Мессенджер распространён в Италии и в Европе. С его помощью я общаюсь с семьёй: моя дочь живёт в Брюсселе, а сын — в северной части Италии. Полгода назад я завёл аккаунт в Телеграме — можно сказать, все «козыри» на руках! Все коллеги в Университете Иннополис пользуются этим мессендежером.
— Насколько безопасно ими пользоваться?
— Передавать любые секретные данные через мессенджеры небезопасно: зашифровать можно любую информацию, но, если кто-то намерен взломать вашу систему, то он этого добьётся. Технологию, которая поможет это сделать, можно найти даже в интернете. Остаётся только вопрос знаний, технических средств и времени. Для тех, кто зарабатывает этим на жизнь, все возможности открыты.
Но какова цель взломщика, который нарушает конфиденциальность общения в сети? Выгода от шпионской деятельности в социальной сети стремится к нулю. У меня сотни электронных адресов, и если кто-то взломает мой почтовый ящик, то никакой важной информации там не найдут, кроме личных переписок в стиле: «Привет, как дела? Я купил новый мотоцикл!».
Ценную информацию найти трудно, а разведданные — отдельная тема. Отследить, где находится человек, можно и без взлома: если у вас есть телефон — вас можно отследить. Поэтому необязательно взламывать аккаунт мессенджера.
Конечно, в сети можно найти шпионский софт, установить его на устройство того, за кем следите, и все сообщения с его мессенджеров будут дублироваться на ваш телефон. Кстати, не обязательно устанавливать вредоносное ПО на телефон. Можно просто отправить вирусное письмо на электронную почту. В Италии это запрещено законом. Полагаю, что и в России тоже. Нарушение прав на неприкосновенность частной жизни — уголовно наказуемое деяние.
Для защиты от кибератак я использую пароли, дополнительные учётные записи и другие данные. Основное правило, которого я придерживаюсь, — не сохранять используемые пароли. Пусть я и бывший военный, но скажу, что в глобальном мире секретов больше нет. Раньше было много тайн, которые на самом деле таковыми не были. Информация считалась секретной, потому что долго и тщательно разрабатывалась и поэтому находилась под грифом «совершенно секретно». Но когда такой секрет раскрывали, внутри ничего особенного не было. Например, раньше информация о траекториях 155 мм артиллерийского снаряда считалась секретной. Сейчас эти данные можно найти в интернете. В нашем мире сложнее скрыть то, что действительно секретно. Самая секретная информация сегодня — банковские данные.
— Нужно ли ограничивать технологии?
— Технологии сами по себе нейтральны. Нож — тоже нейтральный предмет. Всё зависит от того, как его использовать: нарезать мясо или убить человека.
Я уверен, что технологии невозможно остановить и бороться с ними бесполезно. Вопрос в человеческой природе — изменится ли она. За свою скромную жизнь я не заметил каких-либо перемен. Развитие военных технологий не сделало общество «плохим». Однако культура стала мельчать из поколения в поколение. Когда я учился в школе, мы сами писали сочинения, устраивали обсуждения и обменивались мнениями. Сейчас выпускники школы, в которой я учился, неграмотно пишут, плохо знают географию, историю, но хорошо разбираются в современных технологиях. Конечно, возможность найти в интернете любую необходимую информацию — это просто мечта. Но молодое поколение неразумно использует эти огромные возможности.
— Может ли развитие информационных технологий перерасти в глобальную угрозу человечеству?
— Киберугрозы существуют на двух уровнях: на государственном и в киберпространстве. Я помню кибератаки на Эстонию в 2008 году, из-за которых была нарушена работа всех служб в стране. Такую войну ведут некоторые государства, мы все это знаем.
Если уровень кибератак будет расти, мы окажемся в ситуации холодной войны. Есть менее критичные кибератаки — повлиять на результаты выборов или опубликовать в сети сообщение, — но бывают и другие: атака на атомную электростанцию — это другой уровень угрозы. Но такие угрозы не касаются обычных пользователей.
С чем сталкивается обычный человек? Это потеря конфиденциальных данных. Самый простой способ атаки — прикрепить вирус к письму. Вы даже не заметите, как начнется процесс сбора информации и составление вашего профиля. Эта информация нужна для рассылки рекламы, с учётом ваших интересов. Вспомните, сколько сообщений о разных товарах вы получаете по СМС или почте. Эта тенденция будет нарастать. Рекламщики начнут любыми способами выяснять, как добраться до вас, чтобы узнать, чем вы увлекаетесь, что пьете, что едите.
Отслеживание данных — одна из серьёзнейших угроз на сегодня. Технологии выходят из-под контроля. Техника стала доминировать над людьми и держать нас под контролем. Если компьютер или даже телефон вышел из строя — это катастрофа: вы не помните номера телефонов близких и не можете сообщить им, что у вас сломался смартфон. Если вы находитесь не в сети минут 45, первое, что думают другие — вы забыли телефон дома.
Интернет — опасное место, особенно для детей и молодого поколения. Есть ли технологии, которые могут защитить нас? Сложно сказать, потому что безопасность в ИТ — это смесь из разных стратегий. Различные устройства защиты или ограничения доступа не идеальны. После разработки продукта он безопасен только в самом начале — первые пару месяцев, затем он подвержен атакам.
Простое правило: если вы не хотите стать жертвой атаки, не выкладывайте личные данные в сеть. Например, в нашей семье есть правило: не выкладывать в социальные сети фото детей. Это строгий запрет. Если мы хотим обменяться фото — отправляем личным сообщение через мессенджер: WhatsApp или Телеграм. Итак, средства и технологии обеспечения безопасности не дают 100% защиту. Чтобы обезопасить себя, каждый, помимо технологий, создает свои правила.