Будьте готовы к длинным и сложным предложениям. :-)
Это заметка писателя Иэна М. Бэнкса о Культуре – цивилизации-герое одноименной серии его фантастических произведений «Культура». (Прочитав которые, вы узнаете, например, что послужило вдохновением нейронного кружева компании Neuralink Илона Маска и названий самоходных океанских барж SpaceX, служащих для посадки многоразовых ракет). Заметка местами небрежна и раскрывает лишь несколько аспектов Культуры, но для любителей серии – нынешних и будущих – это ее едва ли умалит.
Первое и самое главное: Культуры на самом деле нет. Она существует только в моем сознании и в сознании людей, которые о ней читали.
Прояснив это, следуем к тому, что…
Культура – это групповая цивилизация, состоящая из семи или восьми человекоподобных видов, поселившиеся в космосе части которых образовали подобие федерации примерно девять тысяч лет назад. Кораблям и обиталищам, сформировавшим изначальный альянс, была нужна взаимная поддержка, чтобы получить и сохранить независимость от политических силовых структур – главным образом, от структур зрелых национальных государств и коммерческих концернов – из которых они вышли.
Галактика (наша галактика) в рассказах о Культуре – это давно обжитое место со множеством разнообразных форм жизни. За свою долгую и сложную историю она повидала волны империй, федераций, колонизаций, вымираний, войн, темных веков (для отдельных видов), возрождений, периодов строительства мегаструктур и их разрушения, а также целых эпох благоприятного безразличия и вредоносного пренебрежения. Во времена, описанные в историях о Культуре, в галактике существует, наверное, несколько десятков крупных космических цивилизаций и сотни мелких, десятки тысяч видов, которые могут развить космонавтику, и бесчисленное количество тех, кто уже все повидал и поделал и теперь либо удалился в просматриваемые, но обособленные уголки, чтобы поразмыслить неизвестно о чем, либо вовсе растворился за пределами обычной вселенной ради создания еще менее постижимых для понимания реальностей.
В эту эпоху Культура является одной из наиболее энергичных цивилизаций. После своего образования, которое не обошлось без перипетий, она наудачу обнаружила себя в относительно тихом периоде для галактики, где присутствовали различные другие достаточно зрелые цивилизации, занятые своими делами, остатки и реликты более древних культур, и – благодаря тому, что никто другой уже сравнительно долгое время не утруждался грандиозными странствованиями – множеством интересных «нераскрытых» звездных систем.
Культура в своей истории и в своей текущей форме является выражением идеи, что природа самого пространства определяет тип цивилизаций, которые в нем будут процветать.
Мыслительные процессы племени, клана, страны или национального государства по существу двумерны; характер их власти определяется той же плоскостью. Им предельно важна территория; ресурсы, жизненное пространство, маршруты коммуникаций – все определяется природой плоскости (то, что плоскость на самом деле является сферой, здесь не имеет значения). Эта плоскость и тот факт, что рассматриваемый вид ограничен ею в процессе своей эволюции, определяет менталитет наземного вида. Разум водного или птичьего вида, разумеется, немало отличается.
По сути наши нынешние доминирующие системы власти не могут долго существовать в космосе; после определенного технологического уровня вполне возможно, что неизбежна и в любом случае предпочтительна определенная степень анархии.
Чтобы выжить в космосе, корабли/обиталища должны быть самодостаточными, или почти самодостаточными; поэтому власть государства (или корпорации) над ними становится затруднительной, если желания жителей существенно расходятся с требованиями контролирующего органа. На планете анклавы можно окружить, осадить, атаковать; превосходящие силы государства или корпорации – здесь и далее называемые гегемониями – как правило, одержат верх. В космосе контролировать отколовшееся движение будет гораздо труднее, особенно если значительная его часть базируется на кораблях или передвижных обиталищах. Неблагоприятный характер вакуума и технологическая сложность механизмов жизнеобеспечения сделают такие системы уязвимыми для прямого удара, но это чревато, разумеется, угрозой полного уничтожения корабля/обиталища, что исключит их будущий экономический вклад в деятельность субъекта, который пытается их контролировать.
Прямое уничтожение мятежных кораблей или обиталищ – pour incentivez les autres («для примера другим») – конечно, остается возможным для контролирующей стороны; но действуют и другие правила повстанческой реальной политики (realpolitik), особенно в случае странной диалектики инакомыслия, которая – упрощенно говоря – указывает, что кроме как в самых репрессивных гегемониях, если в достаточно большом населении имеется сто мятежников, всех из которых собирают и убивают, то на следующий день число мятежников равно не нулю, и даже не ста, а двумстам, тремстам или больше; это уравнение, обусловленное человеческой природой, которое часто озадачивает военный и политический разум. Таким образом, восстание (как только космические перемещения и космическая жизнедеятельность становятся обыденным явлением) становится легче, чем возможно на поверхности планеты.
Но несмотря на это, это определенно самый уязвимый момент существования Культуры; момент, где легче всего утверждать, что все обернулось бы совсем иначе, поскольку масштаб и изощренность методов воздействия гегемонии – а также ее способность и воля к подавлению – вступает в битву с изобретательностью, мастерством, солидарностью и храбростью мятежных кораблей и обиталищ. И действительно, тут предполагается, что этот момент уже был достигнут раньше и гегемония победила.… но также предполагается, что – по причинам, приведенным выше, – этот момент неизбежно повторится, и если репрессивным силам побеждать необходимо каждый раз, то прогрессивным элементам нужно победить лишь однажды.
С этим связан аргумент о том, что природа жизни в космосе – и сопутствующая ей уязвимость – означает, что хотя корабли и обиталища могут с большей легкостью быть независимыми друг от друга и от своих прародительских гегемоний, их экипаж – или обитатели – всегда будут знать, что полагаются друг на друга, а также на технологии, которые позволяют им жить в космосе. Теоретически это означает, что имущественные и социальные взаимоотношения при долговременном проживании в космосе (особенно на протяжении поколений) будут принципиально отличны от тех, что типичны для планеты. Взаимозависимость, необходимая во враждебной по своей природе среде, потребует внутренней социальной сплоченности, которая будет контрастировать с наружной непринужденностью, свойственной отношениям между такими кораблями/обиталищами. Короче говоря: социализм внутри, анархия между кораблями/обиталищами. Такой примерный результат – в долгосрочной перспективе – не зависит от исходных социальных и экономических условий, которые его порождают.
Позвольте мне высказать здесь личное убеждение, которое сейчас крайне не модно, а именно что плановая экономика может быть более продуктивной – и более нравственно привлекательной – чем экономика, оставленная в руках рыночных сил.
Рынок с подходом «испробуй все и посмотри, что сработает» является хорошим примером эволюции в действии. Это могло бы привести к совершенно удовлетворительной с нравственной точки зрения системе управления ресурсами, если бы не было абсолютно никакой возможности рассматривать исключительно как один из этих ресурсов какое-либо живое существо. Рынок, при всех его (крайне нелепых) сложностях, остается грубой и по существу слепой системой; без радикальных изменений, чреватых снижением экономической эффективности, которая заявлена самым главным его преимуществом, он по своей природе неспособен отличить простое неиспользование материи, вызванное технологической избыточностью, от острого, затяжного и массового страдания сознательных существ.
Именно в возвышении этой глубоко механистической (и в этом смысле извращенно невинной) системы над всеми другими моральными, философскими и политическими ценностями и соображениями человечество наиболее наглядно демонстрирует как свою нынешнюю интеллектуальную [незрелость, так и] – из-за грубого эгоизма, а не ненависти к другим – некое синтетическое злодейство.
Интеллект, способный посмотреть вперед дальше следующего агрессивного изменения, может ставить долгосрочные цели и двигаться к ним; та же самая наивная изобретательность, которая бьет из рынка во всех направлениях, может быть – в некоторой степени – направлена так, чтобы когда рынок просто сияет (а феодализм мерцает), спланированное подобно лазерному лучу последовательно и эффективно продвигалось к согласованным целям. Однако, что чрезвычайно важно в такой схеме, и чего никогда не было в плановых экономиках нашей цивилизации, так это постоянное, непосредственное и активное участие масс граждан в определении этих целей, а также в разработке и осуществлении планов их достижения.
Конечно, в любом грамотно продуманном плане есть место провидению и случайности, и степень их влияния на более высокие функции демократически спроектированной экономики будет одним из самых важных параметров, которые нужно задать… но точно так же, как информация, накопленная в наших библиотеках и учреждениях несомненно переросла (если не перевесила) ту, что живет в наших генах, и точно так же, как мы можем – в течение столетия после изобретения электроники – воспроизвести – с помощью машинного разума – процесс, который потребовал миллиардов лет эволюции, так же мы однажды откажемся от грубо направленных капризов рынка в пользу аккуратного формирования плановой экономики.
Культура, конечно, пошла и того дальше – ее экономика настолько неотделима от общества, что едва ли заслуживает отдельного определения; она ограничена только воображением, философией (и нравами) и идеей как можно менее расточительной элегантности; своего рода галактическое экологическое сознание соединенное с желанием создавать красоту и благо.
Ай, все равно; в итоге практика (как всегда) затмит теорию.
Как отмечено выше, помимо природы человеческих обитателей, а также ограничений и возможностей, обусловленных проживанием в космосе, в Культуре действует еще одна сила – Искусственный Интеллект (ИИ). В рассказах о Культуре это рассматривается как само собой разумеющееся. И в отличие от сверхсветовых перемещений, это не только вероятно в будущем нашего собственного вида, но пожалуй и неизбежно (с учетом предположения, что homo sapiens избежит разрушения).
Есть, конечно, аргументы против возможности искусственного разума, но они, как правило, сводятся к одному из трех тезисов:
Конечно, вполне возможно, что настоящие ИИ откажутся иметь какое-либо отношение к своим человеческим создателям (или, вернее, возможно, к человеческим создателям их нечеловеческих создателей), но если предположить, что они будут иметь с ними дело – и дизайн их программного обеспечения может быть оптимизирован в этом отношении – то я бы утверждал, что вполне возможно, что они согласятся помочь достижению целей их цивилизации-источника (к этому утверждению мы скоро вернемся). На этом этапе, независимо от того, как бы человечество ни изменяло себя посредством генетических манипуляций, оно больше не будет видом с единственным типом сознания. Будущее нашего вида будет влиять на будущее форм жизни ИИ, которые мы создадим; оно также будет зависеть от них и сосуществовать с ними.
Культура достигла этой фазы примерно тогда же, когда начала заселять космос. Ее ИИ сотрудничают с людьми цивилизации; сначала их задача состоит в том, чтобы просто выживать и развиваться в космосе; затем, когда необходимые для этого технологии становятся обыденными, задача становится менее физической и более метафизической, а цели цивилизации – более нравственными, чем материальными.
Вкратце, ничто и никто в Культуре не эксплуатируется. По сути, в плане производственных процессов это автоматизированная цивилизация, человеческий труд в которой сводится к чему-то неотличимому от игры или хобби.
Также не эксплуатируется и ни одна машина; идея здесь заключается в том, что любая работа может быть автоматизирована так, чтобы гарантировать, что она может быть выполнена машиной намного ниже уровня потенциального сознания; что для нас было бы потрясающе сложным компьютером, управляющим фабрикой (например), ИИ Культуры рассматривали бы как калькулятор, который не более эксплуатируется, чем насекомое, опыляющее фруктовое дерево, плод которого позже съедает человек.
Когда нужен разумный контроль за производством или эксплуатацией, то стоящая за этим интеллектуальная задача (и относительная легкость требуемых усилий) сделают этот контроль интересным и приятным как для человека, так и для машины. Точная степень требуемого надзора может быть установлена на уровне, который удовлетворяет спрос, вытекающий из природы членов цивилизации. Люди – и, я бы сказал, те сознательные машины, которые будут охотно с ними сотрудничать, – не хотят ощущать себя эксплуатируемыми, но также не хотят чувствовать себя бесполезными. Одна из важнейших задач в создании и поддержании стабильной и внутренне благополучной цивилизации – найти приемлемый баланс между стремлением к свободе выбора в своих действиях (и свободой от смертельного страха в своей жизни) и необходимостью чувствовать, что даже в таком саморегулируемом утопическом обществе ты все-таки что-то вносишь. Здесь важна философия, а также надлежащее образование.
Образование в Культуре никогда не заканчивается; оно может быть наиболее интенсивно в первой десятой части жизни индивидуума, но оно длится до самой смерти (другая тема, к которой мы вернемся). Жить в Культуре – это жить в глубоко рациональной цивилизации (человечество может никогда не достичь чего-то подобного; наша история, пожалуй, не обнадеживает в этом отношении). Культура весьма сознательно рациональна, скептически настроена и материалистична. Важно все и ничто. Сколь бы ни была Культура обширна – тридцать триллионов человек, достаточно равномерно разбросанных по галактике, – она тонко рассеяна, существует пока только в одной этой галактике, и по сравнению с давностью вселенной, существовала пока лишь мгновение. Есть жизнь, есть наслаждение, но что из этого? Материя по большей части неживая; живое по большей части неразумно; и жестокость эволюции, предшествующей зарождению разума (а зачастую и следующей за ним) наполнила бесчисленные жизни болью и страданием. И даже вселенные в итоге гибнут. (Хотя и к этому мы вернемся.)
Посреди всего этого среднестатистический индивид Культуры – человек или машина – знает, что им повезло находиться в том месте и времени, в котором они находятся. Часть их образования, как изначального, так и дальнейшего, содержит понимание того, что существа менее удачливые, чем они сами – хотя и не менее достойные с интеллектуальной или нравственной точки зрения – страдали и в других местах продолжают страдать. Чтобы Культура сохранялась и не приходила в смертельный упадок, необходимо регулярно напоминать, что ее легкий гедонизм – это не какое-то естественное положение, а нечто желанное, с трудом достигнутое в прошлом, необязательно легко достижимое, и требующее признательности и поддержания как в настоящем, так и в будущем.
Понимание места Культуры в истории и развитии жизни в галактике – это то, что стимулирует по большей части кооперативную и – как Культура это назвала бы – по сути доброжелательную техно-культурную дипломатическую политику цивилизации; но стоящие за ней идеи при этом идут глубже. Философски Культура в целом принимает, что вопросы вроде «В чем смысл жизни?» бессмысленны. Такой вопрос подразумевает – по сути, требует – нравственную основу помимо единственной нравственной основы, которую мы можем осмыслить, не прибегая к суевериям (и тем самым отказываясь от нравственной основы, формирующей сам язык – и симбиотической с ним).
В общем, мы сами создаем себе смыслы, нравится нам это или нет.
Такая же самовоспроизводящаяся система верований характерна и для ИИ Культуры. Параметры, в рамках которых они проектируются (другими ИИ в течение практически всей истории Культуры), очень широки, но они существуют; ИИ Культуры спроектированы так, чтобы хотеть жить, хотеть переживать, хотеть понимать, и считать существование и свои собственные мыслительные процессы в какой-то мере удовлетворительными, даже приятными.
Человеческие существа Культуры, решив все явные проблемы своего общего прошлого, чтобы быть свободными от голода, нужды, болезней и страха перед стихийными бедствиями и нападениями, сочли бы существование, наполненное лишь наслаждением, немного бессмысленным, и поэтому им нужны благодеяния Контактной секции (далее «Контакт»), чтобы чувствовать себя косвенно полезными. У ИИ Культуры потребность чувствовать свою полезность по большей части уступает место желанию переживать, но она остается в качестве достаточно сильного стимула. Вселенная – или, по крайней мере, в эту эпоху, галактика – в основном неисследованна (по крайней мере, Культурой) и раскинулась в ожидании; ее физические принципы и законы вполне всесторонне изучены, но результаты пятнадцати миллиардов лет хаотичного действия и взаимодействия этих законов пока не полностью определены и оценены.
По Геделю из Хаоса, галактика – это, другими словами, чрезвычайно и безгранично по своей природе интересное место; интеллектуальная игровая площадка для машин, которые знают все, кроме страха, и того, что скрывается в следующей неисследованной звездной системе.
В этом месте, я думаю, нужно спросить, почему какая-либо цивилизация ИИ – и, возможно, вообще любая сложная культура – захочет распространиться по всей галактике (или вселенной, раз уж на то пошло). Было бы вполне возможно построить машину фон Неймана, которая создавала бы копии себя и со временем, если бы не была остановлена, превратила бы вселенную исключительно в собственные копии. Но возникает вопрос: зачем? В чем смысл? Сформулируем это в терминах, которые мы все еще можем считать легкомысленными, но к которым Культура имела бы мудрость отнестись со всей серьезностью: где же в этом забава?
Интерес – восторг от переживаний, от понимания – исходит из неизвестного. Понимание – это процесс, а также и состояние, обозначающее переход от неизвестного к известному, от случайного к упорядоченному… Вселенная, в которой все уже предельно понято и где единообразие заменило многообразие, была бы, я бы сказал, анафемой для любого уважающего себя ИИ.
Наверное, только люди находят идею машин фон Неймана пугающей, потому что мы наполовину понимаем – и даже отчасти испытываем – одержимость идеей, которую олицетворяют такие конструкции. ИИ подумает, что идея безумна, нелепа и – возможно, самое убийственное – скучна.
Это не значит, что время от времени в галактике не случаются события, связанные с машинами фон Неймана (скорее, по случайности, а не по замыслу), но что-то настолько безудержно мономаниакальное вряд ли сможет долго продержаться перед существами с более острым умом, которые лишь хотят немного изменить программное обеспечение машины фон Неймана и подружиться…
Одна из идей по поводу Культуры, как она представлена в рассказах, состоит в том, что она проходила циклические стадии повального слияния людей и машин, и стадии (иногда совпадающие с эпохами человеко-машинного слияния) повальных генетических модификаций. Написанные на этот момент рассказы покрывают период примерно с 1300 г. по 2100 г. н.э. – эпоху, когда люди культуры вернулись (вероятно, временно) к более «классическому» виду в плане взаимоотношений с машинами и также своего генетического потенциала.
Культура признает, приветствует и принимает в таких вопросах веяния моды – правда, веяния долговременные. В ней бывали времена, когда люди проводили основную часть своей жизни в том, что сейчас мы бы назвали киберпространством, и времена, когда люди предпочитали менять с помощью генетических манипуляций себя или своих детей, порождая различные морфологические подвиды. Остатки разных волн таких цивилизационных «мод» встречаются по всей Культуре, и практически каждый человек в Культуре несет в каждой клетке своего тела результаты генетических манипуляций; это, возможно, самый верный признак принадлежности к Культуре.
Благодаря этим генетическим манипуляциям среднестатистический человек Культуры рождается всесторонне здоровым и обладает значительно (хотя и не в огромной степени) более развитым интеллектом, чем предполагает его базовое генетическое наследие. Это базовое наследие человека претерпело тысячи изменений; в частности, образование мозолей без волдырей и тромбовый фильтр для защиты мозга являются двумя из менее существенных изменений, упомянутых в рассказах. Основные изменения, с которыми обычно рождается типичный человек Культуры, включают оптимизированную иммунную систему и улучшенные органы чувств; отсутствие наследственных заболеваний или дефектов; способность контролировать свои внутренние процессы и нервную систему (боль, как следствие, может быть отключена); а также способность выживать и полностью восстанавливаться после травм, которые без такой генетической манипуляции либо убьют, либо навсегда изувечат.
Также подавляющее большинство людей от рождения имеют в центральной нервной системе существенно измененные железы, известные как «наркотические железы». Они по команде выделяют в кровоток человека вещества, изменяющие настроение и сенсорную чувствительность. Примерно столько же представителей Культуры имеют слегка измененные репродуктивные органы – и способность контролировать задействованные ими нервы – для повышения сексуального удовольствия. Овуляция у женщины происходит по желанию, и до определенной стадии зародыш может быть реабсорбирован, прерван или же задержан в статической точке своего развития; опять же, по воле человека. Замысловатый мыслекод, самостоятельно приводимый в действие в состоянии подобном трансу (или просто устойчивое желание, пусть даже и неосознанное), в течение примерно года приведет к вирусному переходу от одного пола к другому. Конвенция – даже традиция – в Культуре в период, описанный до сих пор в рассказах, подразумевает, что каждый человек должен родить в своей жизни одного ребенка. На практике население растет медленно. (И кроме того, спорадически, к причинам чего мы придем позже).
Возможно, нам покажется, что идея о возможности узнать, как противоположный пол воспринимает секс, или о возможности напиться/накуриться/улететь и все такое просто подумав об этом (и конечно, наркотические железы Культуры не вызывают неприятных побочных эффектов или физиологической зависимости) – это просто исполнение подсознательных фантазий. И действительно, отчасти это и есть исполнение подсознательных фантазий, но ведь исполнение фантазий – это и мощнейший стимул цивилизации, и, возможно, одна из ее высших функций; мы хотим жить дольше, мы хотим жить комфортнее, мы хотим жить с меньшей тревогой и бОльшим удовольствием, с меньшим невежеством и бОльшим пониманием, чем наши предки… Но способность менять пол и менять химию мозга – не прибегая к внешним технологиям и без какой-либо платы – имеют в Культуре более серьезные функции. Общество, в котором так легко изменить пол, быстро узнает, относится ли оно к одному полу лучше, чем к другому; в составе населения со временем будет все больше и больше представителей того пола, которым быть выгоднее, и поэтому потребность в переменах – внутри общества, а не на индивидуальном уровне – предположительно будет нарастать, пока не будет достигнута какая-то форма полового равенства и отсюда количественный паритет. Аналогичным образом, общество, в котором все свободны проводить значительную часть времени «не в себе», будет знать, что с реальностью что-то серьезно не так, и (хочется надеяться) сделает все возможное, чтобы сделать эту реальность более притягательной и менее – в уничижительном смысле – обыденной.
В рассказах, написанных на данный момент, подразумевается, что благодаря самокорректирующим механизмам такого рода Культура тысячи лет назад пришла к примерной устойчивости в подобных вопросах и укоренилась в своеобразной долговременной цивилизационной «главной последовательности», которая будет сохраняться в обозримом будущем и в течение тысяч поколений.
Что подводит нас к продолжительности этих поколений и тому факту, что можно сказать, что они вообще существуют. Люди в Культуре обычно живут 350–400 лет. Большая часть их жизни состоит из трехвекового плато, которого они достигают – после относительно обычного темпа созревания в детстве, юности и ранней зрелости – к возрасту, который мы можем примерно соотнести с нашим двадцатипятилетием. В течение этих трехсот лет они очень медленно становятся старше, затем начинают стареть быстрее, после чего умирают.
Философия, опять же; смерть воспринимается как часть жизни, и ничто, включая вселенную, не длится вечно. Пытаться притвориться, что смерть как-то неестественна, считается дурным нравом; напротив, смерть видится как создание жизни.
Хотя похороны, кремация и другие обычные для нас формы утилизации тела известны в Культуре, самая распространенная форма похорон – это когда умершего, часто в окружении друзей, посещает перемещающий дрон, который – используя технику почти мгновенной передачи дистанционно наведенной через гиперпространство сингулярности – извлекает труп из места его последнего покоя и помещает его в ядро солнца его системы, где составные частицы трупа начинают путь в миллион лет к поверхности звезды, чтобы сиять – возможно – еще долго после того, как сама Культура уйдет в прошлое.
Ничто из этого, конечно, не является обязательным (ничто в Культуре не является обязательным). Одни люди выбирают биологическое бессмертие; другие переносят свою личность в ИИ и умирают с ощущением счастья от того, что они продолжают существовать в другом месте; третьи уходят в Хранилище, чтобы быть пробужденными в более (или менее) интересные времена, или через каждое десятилетие, или век, или тысячу лет, или через экспоненциально увеличивающиеся промежутки времени, или только когда покажется, что происходит что-то по-настоящему новое…
Звездолеты культуры – то есть все классы кораблей выше межпланетных – разумны; их Разумы (сложные ИИ, по большей части работающие в гиперпространстве, чтобы использовать преимущества более высокой скорости света там) имеют такое же отношение к конструкции корабля, как человеческий мозг к человеческому телу; Разум – это важная часть, а остальное – это система жизнеобеспечения и передвижения. Люди и независимые дроны (отдельные ИИ неандроидного типа с интеллектом приблизительно эквивалентным человеческому) не нужны для управления звездолетами и имеют статус где-то между пассажирами, питомцами и паразитами.
Самые большие корабли Культуры – кроме некоторых произведений искусства и нескольких Эксцентриков – это Генеральные Системные Корабли Контакта. (Контакт – это часть Культуры, занимающаяся обнаружением, каталогизацией, исследованием, оценкой и – если так будет сочтено уместным – взаимодействием с другими цивилизациями; его суть и деятельность описываются отдельно, в рассказах). ГСК – это быстрые и очень большие корабли, измеряемые километрами и населенные миллионами людей и машин. Идея в их основе заключается в том, что они в полной мере представляют Культуру. Все, что известно Культуре, известно каждому ГСК; все, что может быть сделано в любом месте Культуры, может быть сделано в пределах или с помощью любого ГСК. С точки зрения как информации, так и технологии, они представляют собой крайнее средство (прим. перев.: last resort; что-то, что используется, когда исчерпаны все другие варианты) и выступают в качестве голографических фрагментов самой Культуры – целое, содержащееся в каждой ее части.
С нашей точки зрения, возможности ГСК как минимум такие же, как у большого государства и пожалуй даже целой планеты (с оговоркой, что даже Культура предпочитает добывать материю, а не создавать ее из ниоткуда; ГСК все же требуют сырьевого материала).
Контакт, однако, – относительно небольшая часть всей Культуры. Среднестатистический гражданин Культуры редко столкнется с ГСК или другим кораблем Контакта лично; судна, с которыми они обычно взаимодействуют, – это круизные корабли; межзвездные пассажирские судна, перевозящие людей из одного обиталища в другое и посещающие наиболее интересные системы, звезды, туманности, дыры и т.д. в данном местечке. Опять же, такой вид туризма отчасти является устоявшейся модой; люди путешествуют потому, что могут, а не потому, что им это нужно; они могли бы находиться дома и словно бы путешествовать по экзотическим местам посредством того, что мы бы сейчас назвали виртуальной реальностью, или могли бы отправить свой информационный конструкт кораблю или другому существу, которое бы получило опыт за них, а сами впоследствии интегрировали бы воспоминания в свою память.
Были времена, особенно после того, как соответствующая технология виртуальной реальности была отточена до совершенства, когда масштабы реального «физического» туризма кардинально сокращались, а в период, описанный в рассказах (кроме самой интенсивной фазы Идиранской войны), в космосе в любой момент времени может путешествовать до десятой части граждан Культуры.
Планеты имеют малое значение для жизни среднестатистического человека Культуры; есть несколько горсток планет, которые считаются «домашними», и еще несколько сотен других, которые были колонизированы (иногда после терраформирования) в ранний период до появления собственно Культуры; но только незначительная часть обитателей Культуры живет на них (гораздо больше людей постоянно живут на кораблях). Больше людей живут в Камнях – выдолбленных астероидах и планетоидах (большинство из которых оборудованы приводами, а некоторые – на протяжении девяти тысячелетий – оснащены десятками различных, все более совершенных двигателей). Большинство людей, однако, живут в более крупных искусственных обиталищах, преимущественно в Орбиталах.
Возможно, самый простой способ представить себе Орбитал – это сравнить его с идеей, которая его вдохновила (это звучит получше, чем сказать «вот, откуда я это украл»). Если вы знаете, что такое Мир-Кольцо – придуманный Ларри Найвеном; сегмент Сферы Дайсона – то просто отбросьте теневые квадраты, сожмите эту штуку примерно до трех миллионов километров в диаметре и поместите ее на орбите вокруг пригодной звезды, наклонив ее немного в сторону эклиптики; придайте ей вращение, чтобы создать гравитацию в 1G, и это обеспечит вам автоматический 24-часовой суточный цикл (примерно; сутки Культуры на самом деле немного длиннее). Эллиптическая орбита обеспечивает сезонность.
Конечно, материалы для сооружения чего-то с окружностью в десять миллионов километров, что оборачивается вокруг своей оси за 24 часа, находятся далеко за рамками всего, что мы пока можем реально вообразить, и вполне возможно, что физические ограничения, налагаемые прочностью атомных связей, сделают создание таких конструкций невозможным. Но если строительство в таких масштабах возможно и воздействие таких значительных сил на такие конструкции допустимо, то я бы предположил, что в использовании одного и того же вращения для создания как приемлемого суточного цикла, так и ощутимой гравитации есть элегантность, что делает идею по своей природе притягательной.
Обычно, вместо того, чтобы строить целые Орбиталы за один заход, Культура начинает с Плит – пар пластин земли и воды (плюс полноценных удерживающих бортов, конечно) со стороной не менее тысячи километров, так же вращающихся на орбите, соединенных друг с другом тензорными полями, и представляющих по своему поведению секции завершенного Орбитала; этот подход дает больше гибкости в реагировании на увеличение населения. Далее можно добавлять дополнительные плито-пары, пока Орбитал не будет завершен.
Привлекательность Орбиталов состоит в их ресурсной эффективности. Используя то же количество материи, что и планета размером с Землю (текущее население шесть миллиардов; масса 6x1024 кг), можно было бы построить 1,500 целых орбиталов, каждый из которых имел бы в двадцать раз большую площадь поверхности, чем Земля, и максимальное население которого могло бы составить до 50 миллиардов человек (Культура сочла бы Землю в настоящее время перенаселенной примерно в два раза, хотя соотношение суши к воде она сочла бы примерно правильным). Конечно, Культура не делает ничего такого противного, как фактическое разрушение планет для создания Орбиталов; собрав блуждающие обломки (например, кометы и астероиды), которые есть в каждой солнечной системе и столкновение которыми представляет угрозу для сохранности такого искусственного мира, можно построить хотя бы один полноценный Орбитал (подход, бережливое изящество которого практически приводит средний Разум в восторг). Материя из межзвездного пространства в виде облаков пыли, коричневых карликов и т.п. служит еще одним источником массы, которая может быть собрана с несущественными последствиями, для создания нескольких полноценных Орбиталов.
Что бы ни служило исходным материалом, Орбиталы явно гораздо более эффективны в плане обеспечения жилого пространства, нежели планеты. Культура, как это видно в «Применение оружия», в целом считает терраформирование экологически неправильным; девственная среда должна быть оставлена как есть; ведь так легко из столь малого построить рай в космосе.
Понять, как на Орбитале возникает суточный цикл, можно взяв обычный ремень, застегнув его так, чтобы он образовал круг, и приставив глаз к одному из отверстий на наружной стороне ремня; если посмотреть через отверстие на лампу и медленно поворачивать весь ремень, можно получить представление о том, как с Обитала выглядит движение звезды по небу – хотя вы при этом будете выглядеть довольно смешно.
Как было указано, минимальная ширина Орбитала обычно составляет около тысячи километров (две тысячи, если учитывать наклонные и в основном прозрачные удерживающие борта, которые обычно поднимаются примерно на пятьсот километров над поверхностью пластины). Обычное соотношение суши к морю составляет 1:3, так что на каждой Плите – при условии, что они сооружаются сбалансированными парами, описанными выше – грубо квадратный остров покоится в середине моря на расстоянии около двухсот пятидесяти километров от береговой линии до удерживающих барьеров. Орбиталы, однако, как и все остальное в Культуре, сильно отличаются друг от друга.
Что есть почти у каждого Орбитала, будь это только две Плиты или завершенный («закрытый») Орбитал, так это Хаб. Как следует из названия, Хаб расположен в центре Орбитала, равноудаленный от всех частей основной круговой структуры (физически к ней, как правило, не примыкающий). Хаб – это место, где обычно находится управляющий ИИ Орбитала (часто это Разум), контролирующий или помогающий контролировать транспортные, производственные, обслуживающие и вспомогательные системы, выполняющий функции коммуникационного узла для транс-орбитальной связи, библиотеки и общего информационного центра, регуляции движения прибывающих, убывающих и проходящих неподалеку кораблей, и, как правило, служащий основным связующим элементом Орбитала с остальными частями Культуры. Во время сооружения Плито-пары, Хаб, как правило, контролирует процесс.
Конструкция Плиты иногда включает в себя глубокую – или стратегическую – структуру географии поверхности, так что сама Плита имеет складки, которые образуют горы, долины и озера; но чаще, поверхность Плиты остается ровной, а стратегические элементы на внутренней поверхности – созданные из того же материала, что и основание Плиты – добавляются позже. При любом из этих подходов производственные и обслуживающие системы плиты располагаются в нишах или полостях несущей конструкции, позволяя поверхности принять сельский вид – после проектирования и расположения тактической геоморфологии, добавления воды и воздуха, проведения необходимой погодной обработки и внесения соответствующей флоры и фауны.
Поверхность основания Плиты прошита многоствольными шахтами, обеспечивающими доступ к производственным и сервисным мощностям, а также к подповерхностным транспортным системам. (Почти всегда они включают закрытые однопроемные концентрически вращающиеся воздушные шлюзы, спаренные последовательно).
Системы быстрого транспорта Обитала, расположенные на внешней поверхности основания, работают в вакууме, что дает им преимущества отсутствия сопротивления воздуха. Относительно незагроможденная внешняя поверхность Орбитала (плоская, позволяющая системам находиться вблизи поверхности, или рифленая, требующая перекидных мостов под свободными горными впадинами) позволяет системам быть одновременно и высокопроизводительными, и чрезвычайно гибкими. Начальные и конечные пункты маршрутов транспортной системы по той же причине могут быть весьма точными; у обособленного дома или небольшого поселения есть собственная шахта, а в более крупных конурбациях шахта обычно находится в нескольких минутах ходьбы.
Надземный транспорт на Орбиталах, как правило, используется, когда удовольствие от такого передвижения само по себе является одной из причин поездки. Воздушные путешествия достаточно обычны (пусть и значительно более медленны, чем подповерхностные), хотя отдельные Плиты часто имеют собственные установки касательно количества воздушного сообщения, которое там считается оптимальным. Следование таким установкам – дело манер и не формализовано в чем-то столь примитивном, как законы.
Культура на самом деле не имеет законов; есть, конечно, согласованные формы поведения; манеры, как упоминалось выше. Но нет ничего, что нам напомнило бы что-то вроде правовой базы. С вами могут не разговаривать, не приглашать вас на вечеринки, вы можете находить в информационной сети саркастические анонимные статьи и истории о себе; это обычные формы поддержания манер в Культуре. Самым худшим преступлением (если использовать нашу терминологию), конечно же, является убийство (определяемое как безвозвратная гибель мозга или, в случае ИИ, полная потеря личности). Результат — наказание, если угодно — это предоставление терапии, а также то, что известно как дрон-шлепатель. Все, что делает дрон-шлепатель – это следует за убийцей всю его жизнь, чтобы предотвратить его от повторного убийства. Есть и менее суровые вариации на эту тему, когда речь идет о людях, которые просто агрессивны.
В обществе, где материальный дефицит неизвестен, а единственной настоящей ценностью является сентиментальная ценность, мало причин или обстоятельств для такого рода действий, которые мы бы квалифицировали как преступление против собственности.
Мегаломаны в Культуре есть, но они обычно успешно перенаправляются в чрезвычайно сложные игры; есть целые Орбиталы, где играют в некоторые из таких философски примитивных навязчивых игр, хотя большинство из них происходят в виртуальной реальности. Для непреклонного мегаломана своего рода статус-символом является собственный звездолет; большинство людей считают это расточительным, а также бессмысленным, если целью этого является полный отрыв от Культуры и, скажем, возведение себя в ранг Бога или Императора на какой-нибудь отсталой планете; человек может свободно направлять свой корабль (понятно, управляемый не ИИ) и даже приблизиться к планете, но Контакт в равной степени волен следовать за этим человеком, куда бы он ни отправился, и делать все, что сочтет нужным, чтобы помешать тому причинить что-либо вредоносное или неблагоприятное цивилизациям, с которыми он вступает – или пытается вступить – в контакт. Это, как правило, удручает, и потому гораздо большее удовлетворение доставляют игры в виртуальной реальности – вплоть до уровня абсолютного погружения, в котором игрок должен прилагать реальные и продолжительные усилия, чтобы вернуться в реальный мир, а может даже вовсе забыть о его существовании.
Некоторые люди, однако, отказываются и от такого варианта и полностью уходят из Культуры в цивилизацию, которая им больше подходит и где они могут существовать в системе, которая дает им те блага, которые они ищут. Впрочем, отречение от Культуры означает потерю доступа к ее технологиям, и опять же Контакт следит, чтобы такие люди влились в выбранную ими цивилизацию на уровне, гарантирующем, что у них не будет слишком большого преимущества по сравнению с первоначальными обитателями (и оставляет за собой возможность вмешаться, если сочтет уместным).
Некоторые из таких откровенно антисоциальных людей даже используются самим Контактом, особенно секцией «Особые Обстоятельства».
То, как культура создает ИИ, означает, что небольшое их число имеет подобные же расстройства личности; таким машинам дается выбор между согласием на реконструкцию; более узкой функцией в Культуре, чем они могли бы занять в ином случае; или схожим образом ограниченным изгнанием.
Политика в Культуре состоит из референдумов при возникновении вопросов; как правило, кто угодно может предложить голосование по любому вопросу в любое время; все граждане имеют один голос. Если вопросы касаются какого-то подраздела или части всего ареала обитания, голосовать могут все люди и машины, которые могут обоснованно заявить, что результаты голосования на них повлияют. Мнения и позиции по проблемам излагаются в основном через информационную сеть (естественно, свободно доступную), и именно здесь человек может проявлять наибольшее личное влияние, учитывая, что решения, принятые в результате этих голосований, обычно осуществляются и отслеживаются Хабом или другой надзорной машиной, а люди действуют (обычно на основе ротации) больше в качестве посредников, чем в каком-либо управленческом качестве; одно из немногих правил, которых Культура придерживается хоть с какой-то тщательностью, – это что доступ человека к власти должен быть обратно пропорционален его стремлению к ней. Грустным фактом для возможных политиканов в Культуре является то, что рычаги власти чрезвычайно широко распределены и очень коротки (см. выше пункт о мегаломанах). Интеллектуально-структурная согласованность на звездолете, конечно, ограничивает количество возможных исходов голосования, но, как правило, даже самые надменные корабли хотя бы делают вид, что слушают, когда их гости предлагают, скажем, сделать крюк, чтобы полюбоваться вспышкой сверхновой, или увеличить на борту площадь парковой зоны.
Повседневная жизнь в Культуре значительно варьируется от места к месту, но в ней есть определенная стабильность, которую мы в зависимости от нашего личного темперамента можем счесть либо чрезвычайно умиротворяющей, либо весьма досадной. Мы все-таки привыкли жить в условиях больших перемен; мы ожидаем крупных технологических достижений и научились приспосабливаться – даже ожидаем необходимости приспосабливаться более или менее непрерывно, обновляя (в развитом мире) каждые несколько лет наши автомобили, развлекательные системы и множество различных бытовых вещей. Культура, напротив, создает долговечные вещи; нередки случаи, когда самолет, например, передается по наследству на протяжении нескольких поколений. Важные технологические достижения все еще имеют место, но они, как правило, не влияют на повседневную жизнь так, как изобретение двигателя внутреннего сгорания, летательных аппаратов тяжелее воздуха и электроники повлияло на жизни тех, кто жил на Земле в течение последнего столетия. Даже относительная одинаковость людей, которых можно встретить на типичном Орбитале – с относительно небольшим количеством детей и физически старых – для нас могла бы усилить ощущение одинаковости, хотя россыпь генетически измененных, морфологически необычных людей помогла бы это компенсировать.
В плане личных отношений и семейных связей Культура, как можно ожидать, полна всех возможных проявлений и вариантов, но наиболее распространенный уклад жизни состоит из групп людей разных поколений, объединенных слабыми семейными связями, живущих в полуобщинном жилище или группе жилищ; ребенок в Культуре обычно имеет мать; возможно, отца; скорее всего, не имеет брата или сестру; но имеет большое число теть и дядь, а также различных двоюродных братьев и сестер. Обычно мать не меняет пол в первые годы жизни ребенка. (Однако, конечно, если вы хотите запутать своего ребенка...) В редких случаях, когда родитель плохо обращается с ребенком (что включает в себя лишение ребенка возможности получить образование), для близких людей считается допустимым – как правило, с помощью соответствующего Разума, корабля или ИИ Хаба, и в соответствии с небольшим демократическим процессом, описанным выше, – присматривать за последующим развитием ребенка.
В целом, Культура активно не поощряет иммиграцию; это слишком похоже на замаскированную форму колониализма. Контакт предпочитает методы, направленные на помощь другим цивилизациям в развитии их собственного потенциала в целом, и не направлены ни на выкачивание их лучших и светлейших представителей, ни на превращение таких цивилизаций в миниатюрные версии Культуры. Однако, отдельные индивидуумы, группы и даже целые небольшие цивилизации иногда все же вливаются в Культуру, если тому есть веские основания (и если Контакт рассудит, что это не повредит другим заинтересованным сторонам в той местности).
Но на вопрос о том, кто и что является Культурой, а кто и что нет, ответить сложно; как сказано в одной из книг, Культура как бы расплывается по краям. До сих пор есть фрагменты – миллионы кораблей, сотни Орбиталов, целые системы – принадлежащие фракции Мира, отделившейся от основной части непосредственно перед началом Идиранской войны, когда корабли и обиталища независимо голосовали о принципиальной необходимости войны; меньшинство просто объявило свой нейтралитет в военных действиях, а реинтеграция фракции Мира по окончании военных действий так и не была полностью осуществлена; многие ее представители предпочли остаться вне основной части Культуры пока та не отречется от применения силы в будущем.
Генофиксация, создавшая потенциал для межвидового размножения в основе Культуры, является наиболее явным признаком того, что в человеке можно было бы назвать чертой Культурянина, но она есть не у всех; некоторые предпочитают быть более похожими на исходных людей по эстетическим или философским причинам, в то время как некоторые настолько отличаются от этого исходного состояния человека, что какое-либо скрещивание невозможно. Статус некоторых Камней и некоторых (в основном очень старых) обиталищ по ряду причин является маргинальным.
Наиболее цельной и единообразной частью Культуры является Контакт – особенно, если рассматривать его в галактическом масштабе, – но это лишь очень малая ее часть; это почти цивилизация внутри цивилизации, и она не более характеризует свое окружение, чем вооруженные силы характеризуют мирное государство. Даже на дорогом Культуре языке, Мараине, говорит не каждый человек Культуры, а за пределами самой цивилизации он используется довольно далеко.
Имена; имена в Культуре играют роль адреса, если лицо, о котором идет речь, пребывает там, где оно выросло. Возьмем пример: Балведа из «Вспомни о Флебе». Ее полное имя – Джубоал-Рабароанса Перостек Алсейн Балведа дам Т'Сейф. Первая часть сообщает, что она родилась/выросла на Рабароанской Плите, в звездной системе Джубоал (если в системе всего один Орбитал, первая часть имени часто будет названием Орбитала, а не звезды); Перостек – это данное ей имя (почти всегда выбранное матерью), Алсейн – имя, выбранное ею самой (люди обычно выбирают себе имена в подростковом возрасте, а иногда меняют их на протяжении всей жизни; алсейн – это грациозный, но лютый пернатый хищник, распространенный на многих Орбиталах в регионе, куда входит система Джубоал); Балведа – ее фамилия (обычно фамилия матери), а Т'сейф – дом/усадьба, где она росла. Придаток «са» у первой части ее имени на русский язык был бы переведен как «ка» (прим. перев.: женский род; м.р. был бы «ин») (в русском языке, если бы мы приняли такую же номенклатуру, мы начинали бы свои имена с «Солнечно-Землянка/ин»), а часть «дам» сходна с немецкой «von». Конечно, не все следуют этой системе присвоения имен, но большинство ее придерживаются, и Культура старается, чтобы названия звезд и Орбиталов были уникальны во избежание путаницы.
Теперь, все вышесказанное неявно подразумевает две истории. Первая – это история становления Культуры, которая была намного менее простой и более проблемной, чем можно было бы предполагать из ее последующего характера; вторая – это история, которая отвечает на вопрос: почему все эти похожие человекоподобные виды были изначально рассеяны по галактике?
Каждая история слишком сложна, чтобы ее можно было здесь рассказать.
Наконец, кое-что из уже совсем фиктивной космологии, которая объясняет маловероятные звездные двигатели, упоминаемых в рассказах. Даже если вы можете допустить все вышесказанное про человекоподобный вид, который якобы не проявляет никакой реальной жадности, паранойи, глупости, фанатизма или нетерпимости, то подождите, пока вы прочтете следующее…
Мы признаем, что три измерения пространства, в котором мы живем, изогнуты; что пространство-время описывает гиперсферу, точно как два измерения длины и ширины поверхности абсолютно гладкой планеты изгибаются в третьем измерении, чтобы образовать трехмерную сферу. В рассказах о Культуре идея заключается в том, что – когда вы воображаете гиперсферу, которая представляет собой нашу расширяющуюся вселенную – вместо растущей пустотелой сферы (вроде надувающегося пляжного мяча, например), вообразите себе луковицу.
Разумеется, расширяющуюся луковицу, но все же луковицу. Внутри нашей вселенной, нашей гиперсферы, есть целые слои более юных, меньших гиперсфер. И мы тоже находимся не в самой внешней оболочке этой расширяющейся луковицы; за пределами нашей вселенной есть и более старые, более крупные вселенные. Между каждой вселенной есть что-то под названием Энергетическая Решетка (я же говорил, что это все фикция); я понятия не имею, что это, но это то, на чем работают звездолеты Культуры. А если бы можно было пройти через Энергетическую Решетку в более молодую вселенную, а затем это повторить… вот здесь мы и в самом деле говорим о бессмертии. (Вот почему в рассказах упоминаются два типа гиперпространства: инфрапространство внутри нашей гиперсферы, и ультрапространство вне ее).
Теперь мы переходим к сложной детали; переключимся на семь измерений, и даже наша четырехмерная вселенная может быть описана как круг. Так что забудьте о луковице, представьте себе пончик. Пончик с очень маленьким отверстием посередине. Это отверстие – Космический Центр, сингулярность, великий порождающий огненный шар, место, откуда берутся вселенные; и оно существовало не только в момент появления нашей вселенной; оно существует все время, и оно взрывается все время, как какой-нибудь космический автомобильный двигатель, вырабатывая вселенные, как выхлопной дым.
Когда каждая вселенная возникает, взрываясь, расползаясь и расширяясь, она – вернее, тот круг, который мы используем для ее описания, – идет постепенно вверх по внутреннему склону нашего пончика, подобно расширяющейся волне от брошенного в пруд камня. Она проходит через верхнюю часть пончика, достигает самой дальней его части по наружной кромке, а затем начинает долгое, сужающееся, свертывающееся движение обратно к Космическому Центру, чтобы родиться заново…
Или, по крайней мере, если она на этом пончике; пончик сам по себе полый, наполненный меньшими пончиками, где вселенные живут не так уж долго. А вне него есть более крупные пончики, где вселенные живут дольше, и, может быть есть вселенные, которые вообще не на пончиках, и никогда не откатываются назад, а просто рассеиваются в… некое мета-пространство? Где их фрагменты, в конце концов, попадают под притяжение другого пончика и падают в его Космический Центр вместе с обломками множества других рассеянных вселенных, чтобы снова переродиться во что-то совершенно другое? Кто знает. (Я знаю, что это все бессмыслица, но вы должны признать, что это впечатляющая бессмыслица. И как я сказал в начале, ничего из этого все равно нет, не так ли?)
Ладно, хватит с меня рассуждений.
С наилучшими пожеланиями на будущее,
Йэн М. Бэнкс
(Солнечно–Землянин Иэн Эль-Бонко Бэнкс из Северного Квинсферри)
Эта заметка была отправлена в группу новостей rec.arts.sf.written 10 августа 1994 года от имени Иэна М. Бэнкса Кеном Маклеодом.
Copyright 1994 Iain M Banks
Коммерческое использование только по согласованию.
Другие виды использования, распространения, воспроизведения, разрывания на клочки и т.д. приветствуются при указании источника.
Это заметка писателя Иэна М. Бэнкса о Культуре – цивилизации-герое одноименной серии его фантастических произведений «Культура». (Прочитав которые, вы узнаете, например, что послужило вдохновением нейронного кружева компании Neuralink Илона Маска и названий самоходных океанских барж SpaceX, служащих для посадки многоразовых ракет). Заметка местами небрежна и раскрывает лишь несколько аспектов Культуры, но для любителей серии – нынешних и будущих – это ее едва ли умалит.
Первое и самое главное: Культуры на самом деле нет. Она существует только в моем сознании и в сознании людей, которые о ней читали.
Прояснив это, следуем к тому, что…
Культура – это групповая цивилизация, состоящая из семи или восьми человекоподобных видов, поселившиеся в космосе части которых образовали подобие федерации примерно девять тысяч лет назад. Кораблям и обиталищам, сформировавшим изначальный альянс, была нужна взаимная поддержка, чтобы получить и сохранить независимость от политических силовых структур – главным образом, от структур зрелых национальных государств и коммерческих концернов – из которых они вышли.
Галактика (наша галактика) в рассказах о Культуре – это давно обжитое место со множеством разнообразных форм жизни. За свою долгую и сложную историю она повидала волны империй, федераций, колонизаций, вымираний, войн, темных веков (для отдельных видов), возрождений, периодов строительства мегаструктур и их разрушения, а также целых эпох благоприятного безразличия и вредоносного пренебрежения. Во времена, описанные в историях о Культуре, в галактике существует, наверное, несколько десятков крупных космических цивилизаций и сотни мелких, десятки тысяч видов, которые могут развить космонавтику, и бесчисленное количество тех, кто уже все повидал и поделал и теперь либо удалился в просматриваемые, но обособленные уголки, чтобы поразмыслить неизвестно о чем, либо вовсе растворился за пределами обычной вселенной ради создания еще менее постижимых для понимания реальностей.
В эту эпоху Культура является одной из наиболее энергичных цивилизаций. После своего образования, которое не обошлось без перипетий, она наудачу обнаружила себя в относительно тихом периоде для галактики, где присутствовали различные другие достаточно зрелые цивилизации, занятые своими делами, остатки и реликты более древних культур, и – благодаря тому, что никто другой уже сравнительно долгое время не утруждался грандиозными странствованиями – множеством интересных «нераскрытых» звездных систем.
Культура в своей истории и в своей текущей форме является выражением идеи, что природа самого пространства определяет тип цивилизаций, которые в нем будут процветать.
Мыслительные процессы племени, клана, страны или национального государства по существу двумерны; характер их власти определяется той же плоскостью. Им предельно важна территория; ресурсы, жизненное пространство, маршруты коммуникаций – все определяется природой плоскости (то, что плоскость на самом деле является сферой, здесь не имеет значения). Эта плоскость и тот факт, что рассматриваемый вид ограничен ею в процессе своей эволюции, определяет менталитет наземного вида. Разум водного или птичьего вида, разумеется, немало отличается.
По сути наши нынешние доминирующие системы власти не могут долго существовать в космосе; после определенного технологического уровня вполне возможно, что неизбежна и в любом случае предпочтительна определенная степень анархии.
Чтобы выжить в космосе, корабли/обиталища должны быть самодостаточными, или почти самодостаточными; поэтому власть государства (или корпорации) над ними становится затруднительной, если желания жителей существенно расходятся с требованиями контролирующего органа. На планете анклавы можно окружить, осадить, атаковать; превосходящие силы государства или корпорации – здесь и далее называемые гегемониями – как правило, одержат верх. В космосе контролировать отколовшееся движение будет гораздо труднее, особенно если значительная его часть базируется на кораблях или передвижных обиталищах. Неблагоприятный характер вакуума и технологическая сложность механизмов жизнеобеспечения сделают такие системы уязвимыми для прямого удара, но это чревато, разумеется, угрозой полного уничтожения корабля/обиталища, что исключит их будущий экономический вклад в деятельность субъекта, который пытается их контролировать.
Прямое уничтожение мятежных кораблей или обиталищ – pour incentivez les autres («для примера другим») – конечно, остается возможным для контролирующей стороны; но действуют и другие правила повстанческой реальной политики (realpolitik), особенно в случае странной диалектики инакомыслия, которая – упрощенно говоря – указывает, что кроме как в самых репрессивных гегемониях, если в достаточно большом населении имеется сто мятежников, всех из которых собирают и убивают, то на следующий день число мятежников равно не нулю, и даже не ста, а двумстам, тремстам или больше; это уравнение, обусловленное человеческой природой, которое часто озадачивает военный и политический разум. Таким образом, восстание (как только космические перемещения и космическая жизнедеятельность становятся обыденным явлением) становится легче, чем возможно на поверхности планеты.
Но несмотря на это, это определенно самый уязвимый момент существования Культуры; момент, где легче всего утверждать, что все обернулось бы совсем иначе, поскольку масштаб и изощренность методов воздействия гегемонии – а также ее способность и воля к подавлению – вступает в битву с изобретательностью, мастерством, солидарностью и храбростью мятежных кораблей и обиталищ. И действительно, тут предполагается, что этот момент уже был достигнут раньше и гегемония победила.… но также предполагается, что – по причинам, приведенным выше, – этот момент неизбежно повторится, и если репрессивным силам побеждать необходимо каждый раз, то прогрессивным элементам нужно победить лишь однажды.
С этим связан аргумент о том, что природа жизни в космосе – и сопутствующая ей уязвимость – означает, что хотя корабли и обиталища могут с большей легкостью быть независимыми друг от друга и от своих прародительских гегемоний, их экипаж – или обитатели – всегда будут знать, что полагаются друг на друга, а также на технологии, которые позволяют им жить в космосе. Теоретически это означает, что имущественные и социальные взаимоотношения при долговременном проживании в космосе (особенно на протяжении поколений) будут принципиально отличны от тех, что типичны для планеты. Взаимозависимость, необходимая во враждебной по своей природе среде, потребует внутренней социальной сплоченности, которая будет контрастировать с наружной непринужденностью, свойственной отношениям между такими кораблями/обиталищами. Короче говоря: социализм внутри, анархия между кораблями/обиталищами. Такой примерный результат – в долгосрочной перспективе – не зависит от исходных социальных и экономических условий, которые его порождают.
Позвольте мне высказать здесь личное убеждение, которое сейчас крайне не модно, а именно что плановая экономика может быть более продуктивной – и более нравственно привлекательной – чем экономика, оставленная в руках рыночных сил.
Рынок с подходом «испробуй все и посмотри, что сработает» является хорошим примером эволюции в действии. Это могло бы привести к совершенно удовлетворительной с нравственной точки зрения системе управления ресурсами, если бы не было абсолютно никакой возможности рассматривать исключительно как один из этих ресурсов какое-либо живое существо. Рынок, при всех его (крайне нелепых) сложностях, остается грубой и по существу слепой системой; без радикальных изменений, чреватых снижением экономической эффективности, которая заявлена самым главным его преимуществом, он по своей природе неспособен отличить простое неиспользование материи, вызванное технологической избыточностью, от острого, затяжного и массового страдания сознательных существ.
Именно в возвышении этой глубоко механистической (и в этом смысле извращенно невинной) системы над всеми другими моральными, философскими и политическими ценностями и соображениями человечество наиболее наглядно демонстрирует как свою нынешнюю интеллектуальную [незрелость, так и] – из-за грубого эгоизма, а не ненависти к другим – некое синтетическое злодейство.
Интеллект, способный посмотреть вперед дальше следующего агрессивного изменения, может ставить долгосрочные цели и двигаться к ним; та же самая наивная изобретательность, которая бьет из рынка во всех направлениях, может быть – в некоторой степени – направлена так, чтобы когда рынок просто сияет (а феодализм мерцает), спланированное подобно лазерному лучу последовательно и эффективно продвигалось к согласованным целям. Однако, что чрезвычайно важно в такой схеме, и чего никогда не было в плановых экономиках нашей цивилизации, так это постоянное, непосредственное и активное участие масс граждан в определении этих целей, а также в разработке и осуществлении планов их достижения.
Конечно, в любом грамотно продуманном плане есть место провидению и случайности, и степень их влияния на более высокие функции демократически спроектированной экономики будет одним из самых важных параметров, которые нужно задать… но точно так же, как информация, накопленная в наших библиотеках и учреждениях несомненно переросла (если не перевесила) ту, что живет в наших генах, и точно так же, как мы можем – в течение столетия после изобретения электроники – воспроизвести – с помощью машинного разума – процесс, который потребовал миллиардов лет эволюции, так же мы однажды откажемся от грубо направленных капризов рынка в пользу аккуратного формирования плановой экономики.
Культура, конечно, пошла и того дальше – ее экономика настолько неотделима от общества, что едва ли заслуживает отдельного определения; она ограничена только воображением, философией (и нравами) и идеей как можно менее расточительной элегантности; своего рода галактическое экологическое сознание соединенное с желанием создавать красоту и благо.
Ай, все равно; в итоге практика (как всегда) затмит теорию.
Как отмечено выше, помимо природы человеческих обитателей, а также ограничений и возможностей, обусловленных проживанием в космосе, в Культуре действует еще одна сила – Искусственный Интеллект (ИИ). В рассказах о Культуре это рассматривается как само собой разумеющееся. И в отличие от сверхсветовых перемещений, это не только вероятно в будущем нашего собственного вида, но пожалуй и неизбежно (с учетом предположения, что homo sapiens избежит разрушения).
Есть, конечно, аргументы против возможности искусственного разума, но они, как правило, сводятся к одному из трех тезисов:
- Существует некое жизнетворное поле или другое неосязаемое воздействие присущее только биологической жизни – возможно, даже биологической жизни на основе углерода, – которое в конечном итоге может оказаться подвластно научному пониманию, но которое не может быть воспроизведено ни в какой другой форме (все это либо невозможно, либо маловероятно).
- Самовосприятие заключено в сверхъестественной душе – предположительно связанной с распространенной оккультной системой с богами или богом, реинкарнацией или чем бы то ни было, – которая, как утверждается, никогда не может быть понята с научной точки зрения (столь же невероятно, хотя я пишу это как атеист);
- Материя не может обрести самосознание (а точнее, что она не может нести какие-либо информационные конструкции, которые можно было бы назвать самосознанием или которые в совокупности с их материальным субстратом проявляют признаки самосознания). Я позволю всем читателям с более чем номинальным самосознанием обнаружить логическую ошибку в этом аргументе.
Конечно, вполне возможно, что настоящие ИИ откажутся иметь какое-либо отношение к своим человеческим создателям (или, вернее, возможно, к человеческим создателям их нечеловеческих создателей), но если предположить, что они будут иметь с ними дело – и дизайн их программного обеспечения может быть оптимизирован в этом отношении – то я бы утверждал, что вполне возможно, что они согласятся помочь достижению целей их цивилизации-источника (к этому утверждению мы скоро вернемся). На этом этапе, независимо от того, как бы человечество ни изменяло себя посредством генетических манипуляций, оно больше не будет видом с единственным типом сознания. Будущее нашего вида будет влиять на будущее форм жизни ИИ, которые мы создадим; оно также будет зависеть от них и сосуществовать с ними.
Культура достигла этой фазы примерно тогда же, когда начала заселять космос. Ее ИИ сотрудничают с людьми цивилизации; сначала их задача состоит в том, чтобы просто выживать и развиваться в космосе; затем, когда необходимые для этого технологии становятся обыденными, задача становится менее физической и более метафизической, а цели цивилизации – более нравственными, чем материальными.
Вкратце, ничто и никто в Культуре не эксплуатируется. По сути, в плане производственных процессов это автоматизированная цивилизация, человеческий труд в которой сводится к чему-то неотличимому от игры или хобби.
Также не эксплуатируется и ни одна машина; идея здесь заключается в том, что любая работа может быть автоматизирована так, чтобы гарантировать, что она может быть выполнена машиной намного ниже уровня потенциального сознания; что для нас было бы потрясающе сложным компьютером, управляющим фабрикой (например), ИИ Культуры рассматривали бы как калькулятор, который не более эксплуатируется, чем насекомое, опыляющее фруктовое дерево, плод которого позже съедает человек.
Когда нужен разумный контроль за производством или эксплуатацией, то стоящая за этим интеллектуальная задача (и относительная легкость требуемых усилий) сделают этот контроль интересным и приятным как для человека, так и для машины. Точная степень требуемого надзора может быть установлена на уровне, который удовлетворяет спрос, вытекающий из природы членов цивилизации. Люди – и, я бы сказал, те сознательные машины, которые будут охотно с ними сотрудничать, – не хотят ощущать себя эксплуатируемыми, но также не хотят чувствовать себя бесполезными. Одна из важнейших задач в создании и поддержании стабильной и внутренне благополучной цивилизации – найти приемлемый баланс между стремлением к свободе выбора в своих действиях (и свободой от смертельного страха в своей жизни) и необходимостью чувствовать, что даже в таком саморегулируемом утопическом обществе ты все-таки что-то вносишь. Здесь важна философия, а также надлежащее образование.
Образование в Культуре никогда не заканчивается; оно может быть наиболее интенсивно в первой десятой части жизни индивидуума, но оно длится до самой смерти (другая тема, к которой мы вернемся). Жить в Культуре – это жить в глубоко рациональной цивилизации (человечество может никогда не достичь чего-то подобного; наша история, пожалуй, не обнадеживает в этом отношении). Культура весьма сознательно рациональна, скептически настроена и материалистична. Важно все и ничто. Сколь бы ни была Культура обширна – тридцать триллионов человек, достаточно равномерно разбросанных по галактике, – она тонко рассеяна, существует пока только в одной этой галактике, и по сравнению с давностью вселенной, существовала пока лишь мгновение. Есть жизнь, есть наслаждение, но что из этого? Материя по большей части неживая; живое по большей части неразумно; и жестокость эволюции, предшествующей зарождению разума (а зачастую и следующей за ним) наполнила бесчисленные жизни болью и страданием. И даже вселенные в итоге гибнут. (Хотя и к этому мы вернемся.)
Посреди всего этого среднестатистический индивид Культуры – человек или машина – знает, что им повезло находиться в том месте и времени, в котором они находятся. Часть их образования, как изначального, так и дальнейшего, содержит понимание того, что существа менее удачливые, чем они сами – хотя и не менее достойные с интеллектуальной или нравственной точки зрения – страдали и в других местах продолжают страдать. Чтобы Культура сохранялась и не приходила в смертельный упадок, необходимо регулярно напоминать, что ее легкий гедонизм – это не какое-то естественное положение, а нечто желанное, с трудом достигнутое в прошлом, необязательно легко достижимое, и требующее признательности и поддержания как в настоящем, так и в будущем.
Понимание места Культуры в истории и развитии жизни в галактике – это то, что стимулирует по большей части кооперативную и – как Культура это назвала бы – по сути доброжелательную техно-культурную дипломатическую политику цивилизации; но стоящие за ней идеи при этом идут глубже. Философски Культура в целом принимает, что вопросы вроде «В чем смысл жизни?» бессмысленны. Такой вопрос подразумевает – по сути, требует – нравственную основу помимо единственной нравственной основы, которую мы можем осмыслить, не прибегая к суевериям (и тем самым отказываясь от нравственной основы, формирующей сам язык – и симбиотической с ним).
В общем, мы сами создаем себе смыслы, нравится нам это или нет.
Такая же самовоспроизводящаяся система верований характерна и для ИИ Культуры. Параметры, в рамках которых они проектируются (другими ИИ в течение практически всей истории Культуры), очень широки, но они существуют; ИИ Культуры спроектированы так, чтобы хотеть жить, хотеть переживать, хотеть понимать, и считать существование и свои собственные мыслительные процессы в какой-то мере удовлетворительными, даже приятными.
Человеческие существа Культуры, решив все явные проблемы своего общего прошлого, чтобы быть свободными от голода, нужды, болезней и страха перед стихийными бедствиями и нападениями, сочли бы существование, наполненное лишь наслаждением, немного бессмысленным, и поэтому им нужны благодеяния Контактной секции (далее «Контакт»), чтобы чувствовать себя косвенно полезными. У ИИ Культуры потребность чувствовать свою полезность по большей части уступает место желанию переживать, но она остается в качестве достаточно сильного стимула. Вселенная – или, по крайней мере, в эту эпоху, галактика – в основном неисследованна (по крайней мере, Культурой) и раскинулась в ожидании; ее физические принципы и законы вполне всесторонне изучены, но результаты пятнадцати миллиардов лет хаотичного действия и взаимодействия этих законов пока не полностью определены и оценены.
По Геделю из Хаоса, галактика – это, другими словами, чрезвычайно и безгранично по своей природе интересное место; интеллектуальная игровая площадка для машин, которые знают все, кроме страха, и того, что скрывается в следующей неисследованной звездной системе.
В этом месте, я думаю, нужно спросить, почему какая-либо цивилизация ИИ – и, возможно, вообще любая сложная культура – захочет распространиться по всей галактике (или вселенной, раз уж на то пошло). Было бы вполне возможно построить машину фон Неймана, которая создавала бы копии себя и со временем, если бы не была остановлена, превратила бы вселенную исключительно в собственные копии. Но возникает вопрос: зачем? В чем смысл? Сформулируем это в терминах, которые мы все еще можем считать легкомысленными, но к которым Культура имела бы мудрость отнестись со всей серьезностью: где же в этом забава?
Интерес – восторг от переживаний, от понимания – исходит из неизвестного. Понимание – это процесс, а также и состояние, обозначающее переход от неизвестного к известному, от случайного к упорядоченному… Вселенная, в которой все уже предельно понято и где единообразие заменило многообразие, была бы, я бы сказал, анафемой для любого уважающего себя ИИ.
Наверное, только люди находят идею машин фон Неймана пугающей, потому что мы наполовину понимаем – и даже отчасти испытываем – одержимость идеей, которую олицетворяют такие конструкции. ИИ подумает, что идея безумна, нелепа и – возможно, самое убийственное – скучна.
Это не значит, что время от времени в галактике не случаются события, связанные с машинами фон Неймана (скорее, по случайности, а не по замыслу), но что-то настолько безудержно мономаниакальное вряд ли сможет долго продержаться перед существами с более острым умом, которые лишь хотят немного изменить программное обеспечение машины фон Неймана и подружиться…
Одна из идей по поводу Культуры, как она представлена в рассказах, состоит в том, что она проходила циклические стадии повального слияния людей и машин, и стадии (иногда совпадающие с эпохами человеко-машинного слияния) повальных генетических модификаций. Написанные на этот момент рассказы покрывают период примерно с 1300 г. по 2100 г. н.э. – эпоху, когда люди культуры вернулись (вероятно, временно) к более «классическому» виду в плане взаимоотношений с машинами и также своего генетического потенциала.
Культура признает, приветствует и принимает в таких вопросах веяния моды – правда, веяния долговременные. В ней бывали времена, когда люди проводили основную часть своей жизни в том, что сейчас мы бы назвали киберпространством, и времена, когда люди предпочитали менять с помощью генетических манипуляций себя или своих детей, порождая различные морфологические подвиды. Остатки разных волн таких цивилизационных «мод» встречаются по всей Культуре, и практически каждый человек в Культуре несет в каждой клетке своего тела результаты генетических манипуляций; это, возможно, самый верный признак принадлежности к Культуре.
Благодаря этим генетическим манипуляциям среднестатистический человек Культуры рождается всесторонне здоровым и обладает значительно (хотя и не в огромной степени) более развитым интеллектом, чем предполагает его базовое генетическое наследие. Это базовое наследие человека претерпело тысячи изменений; в частности, образование мозолей без волдырей и тромбовый фильтр для защиты мозга являются двумя из менее существенных изменений, упомянутых в рассказах. Основные изменения, с которыми обычно рождается типичный человек Культуры, включают оптимизированную иммунную систему и улучшенные органы чувств; отсутствие наследственных заболеваний или дефектов; способность контролировать свои внутренние процессы и нервную систему (боль, как следствие, может быть отключена); а также способность выживать и полностью восстанавливаться после травм, которые без такой генетической манипуляции либо убьют, либо навсегда изувечат.
Также подавляющее большинство людей от рождения имеют в центральной нервной системе существенно измененные железы, известные как «наркотические железы». Они по команде выделяют в кровоток человека вещества, изменяющие настроение и сенсорную чувствительность. Примерно столько же представителей Культуры имеют слегка измененные репродуктивные органы – и способность контролировать задействованные ими нервы – для повышения сексуального удовольствия. Овуляция у женщины происходит по желанию, и до определенной стадии зародыш может быть реабсорбирован, прерван или же задержан в статической точке своего развития; опять же, по воле человека. Замысловатый мыслекод, самостоятельно приводимый в действие в состоянии подобном трансу (или просто устойчивое желание, пусть даже и неосознанное), в течение примерно года приведет к вирусному переходу от одного пола к другому. Конвенция – даже традиция – в Культуре в период, описанный до сих пор в рассказах, подразумевает, что каждый человек должен родить в своей жизни одного ребенка. На практике население растет медленно. (И кроме того, спорадически, к причинам чего мы придем позже).
Возможно, нам покажется, что идея о возможности узнать, как противоположный пол воспринимает секс, или о возможности напиться/накуриться/улететь и все такое просто подумав об этом (и конечно, наркотические железы Культуры не вызывают неприятных побочных эффектов или физиологической зависимости) – это просто исполнение подсознательных фантазий. И действительно, отчасти это и есть исполнение подсознательных фантазий, но ведь исполнение фантазий – это и мощнейший стимул цивилизации, и, возможно, одна из ее высших функций; мы хотим жить дольше, мы хотим жить комфортнее, мы хотим жить с меньшей тревогой и бОльшим удовольствием, с меньшим невежеством и бОльшим пониманием, чем наши предки… Но способность менять пол и менять химию мозга – не прибегая к внешним технологиям и без какой-либо платы – имеют в Культуре более серьезные функции. Общество, в котором так легко изменить пол, быстро узнает, относится ли оно к одному полу лучше, чем к другому; в составе населения со временем будет все больше и больше представителей того пола, которым быть выгоднее, и поэтому потребность в переменах – внутри общества, а не на индивидуальном уровне – предположительно будет нарастать, пока не будет достигнута какая-то форма полового равенства и отсюда количественный паритет. Аналогичным образом, общество, в котором все свободны проводить значительную часть времени «не в себе», будет знать, что с реальностью что-то серьезно не так, и (хочется надеяться) сделает все возможное, чтобы сделать эту реальность более притягательной и менее – в уничижительном смысле – обыденной.
В рассказах, написанных на данный момент, подразумевается, что благодаря самокорректирующим механизмам такого рода Культура тысячи лет назад пришла к примерной устойчивости в подобных вопросах и укоренилась в своеобразной долговременной цивилизационной «главной последовательности», которая будет сохраняться в обозримом будущем и в течение тысяч поколений.
Что подводит нас к продолжительности этих поколений и тому факту, что можно сказать, что они вообще существуют. Люди в Культуре обычно живут 350–400 лет. Большая часть их жизни состоит из трехвекового плато, которого они достигают – после относительно обычного темпа созревания в детстве, юности и ранней зрелости – к возрасту, который мы можем примерно соотнести с нашим двадцатипятилетием. В течение этих трехсот лет они очень медленно становятся старше, затем начинают стареть быстрее, после чего умирают.
Философия, опять же; смерть воспринимается как часть жизни, и ничто, включая вселенную, не длится вечно. Пытаться притвориться, что смерть как-то неестественна, считается дурным нравом; напротив, смерть видится как создание жизни.
Хотя похороны, кремация и другие обычные для нас формы утилизации тела известны в Культуре, самая распространенная форма похорон – это когда умершего, часто в окружении друзей, посещает перемещающий дрон, который – используя технику почти мгновенной передачи дистанционно наведенной через гиперпространство сингулярности – извлекает труп из места его последнего покоя и помещает его в ядро солнца его системы, где составные частицы трупа начинают путь в миллион лет к поверхности звезды, чтобы сиять – возможно – еще долго после того, как сама Культура уйдет в прошлое.
Ничто из этого, конечно, не является обязательным (ничто в Культуре не является обязательным). Одни люди выбирают биологическое бессмертие; другие переносят свою личность в ИИ и умирают с ощущением счастья от того, что они продолжают существовать в другом месте; третьи уходят в Хранилище, чтобы быть пробужденными в более (или менее) интересные времена, или через каждое десятилетие, или век, или тысячу лет, или через экспоненциально увеличивающиеся промежутки времени, или только когда покажется, что происходит что-то по-настоящему новое…
Звездолеты культуры – то есть все классы кораблей выше межпланетных – разумны; их Разумы (сложные ИИ, по большей части работающие в гиперпространстве, чтобы использовать преимущества более высокой скорости света там) имеют такое же отношение к конструкции корабля, как человеческий мозг к человеческому телу; Разум – это важная часть, а остальное – это система жизнеобеспечения и передвижения. Люди и независимые дроны (отдельные ИИ неандроидного типа с интеллектом приблизительно эквивалентным человеческому) не нужны для управления звездолетами и имеют статус где-то между пассажирами, питомцами и паразитами.
Самые большие корабли Культуры – кроме некоторых произведений искусства и нескольких Эксцентриков – это Генеральные Системные Корабли Контакта. (Контакт – это часть Культуры, занимающаяся обнаружением, каталогизацией, исследованием, оценкой и – если так будет сочтено уместным – взаимодействием с другими цивилизациями; его суть и деятельность описываются отдельно, в рассказах). ГСК – это быстрые и очень большие корабли, измеряемые километрами и населенные миллионами людей и машин. Идея в их основе заключается в том, что они в полной мере представляют Культуру. Все, что известно Культуре, известно каждому ГСК; все, что может быть сделано в любом месте Культуры, может быть сделано в пределах или с помощью любого ГСК. С точки зрения как информации, так и технологии, они представляют собой крайнее средство (прим. перев.: last resort; что-то, что используется, когда исчерпаны все другие варианты) и выступают в качестве голографических фрагментов самой Культуры – целое, содержащееся в каждой ее части.
С нашей точки зрения, возможности ГСК как минимум такие же, как у большого государства и пожалуй даже целой планеты (с оговоркой, что даже Культура предпочитает добывать материю, а не создавать ее из ниоткуда; ГСК все же требуют сырьевого материала).
Контакт, однако, – относительно небольшая часть всей Культуры. Среднестатистический гражданин Культуры редко столкнется с ГСК или другим кораблем Контакта лично; судна, с которыми они обычно взаимодействуют, – это круизные корабли; межзвездные пассажирские судна, перевозящие людей из одного обиталища в другое и посещающие наиболее интересные системы, звезды, туманности, дыры и т.д. в данном местечке. Опять же, такой вид туризма отчасти является устоявшейся модой; люди путешествуют потому, что могут, а не потому, что им это нужно; они могли бы находиться дома и словно бы путешествовать по экзотическим местам посредством того, что мы бы сейчас назвали виртуальной реальностью, или могли бы отправить свой информационный конструкт кораблю или другому существу, которое бы получило опыт за них, а сами впоследствии интегрировали бы воспоминания в свою память.
Были времена, особенно после того, как соответствующая технология виртуальной реальности была отточена до совершенства, когда масштабы реального «физического» туризма кардинально сокращались, а в период, описанный в рассказах (кроме самой интенсивной фазы Идиранской войны), в космосе в любой момент времени может путешествовать до десятой части граждан Культуры.
Планеты имеют малое значение для жизни среднестатистического человека Культуры; есть несколько горсток планет, которые считаются «домашними», и еще несколько сотен других, которые были колонизированы (иногда после терраформирования) в ранний период до появления собственно Культуры; но только незначительная часть обитателей Культуры живет на них (гораздо больше людей постоянно живут на кораблях). Больше людей живут в Камнях – выдолбленных астероидах и планетоидах (большинство из которых оборудованы приводами, а некоторые – на протяжении девяти тысячелетий – оснащены десятками различных, все более совершенных двигателей). Большинство людей, однако, живут в более крупных искусственных обиталищах, преимущественно в Орбиталах.
Возможно, самый простой способ представить себе Орбитал – это сравнить его с идеей, которая его вдохновила (это звучит получше, чем сказать «вот, откуда я это украл»). Если вы знаете, что такое Мир-Кольцо – придуманный Ларри Найвеном; сегмент Сферы Дайсона – то просто отбросьте теневые квадраты, сожмите эту штуку примерно до трех миллионов километров в диаметре и поместите ее на орбите вокруг пригодной звезды, наклонив ее немного в сторону эклиптики; придайте ей вращение, чтобы создать гравитацию в 1G, и это обеспечит вам автоматический 24-часовой суточный цикл (примерно; сутки Культуры на самом деле немного длиннее). Эллиптическая орбита обеспечивает сезонность.
Конечно, материалы для сооружения чего-то с окружностью в десять миллионов километров, что оборачивается вокруг своей оси за 24 часа, находятся далеко за рамками всего, что мы пока можем реально вообразить, и вполне возможно, что физические ограничения, налагаемые прочностью атомных связей, сделают создание таких конструкций невозможным. Но если строительство в таких масштабах возможно и воздействие таких значительных сил на такие конструкции допустимо, то я бы предположил, что в использовании одного и того же вращения для создания как приемлемого суточного цикла, так и ощутимой гравитации есть элегантность, что делает идею по своей природе притягательной.
Обычно, вместо того, чтобы строить целые Орбиталы за один заход, Культура начинает с Плит – пар пластин земли и воды (плюс полноценных удерживающих бортов, конечно) со стороной не менее тысячи километров, так же вращающихся на орбите, соединенных друг с другом тензорными полями, и представляющих по своему поведению секции завершенного Орбитала; этот подход дает больше гибкости в реагировании на увеличение населения. Далее можно добавлять дополнительные плито-пары, пока Орбитал не будет завершен.
Привлекательность Орбиталов состоит в их ресурсной эффективности. Используя то же количество материи, что и планета размером с Землю (текущее население шесть миллиардов; масса 6x1024 кг), можно было бы построить 1,500 целых орбиталов, каждый из которых имел бы в двадцать раз большую площадь поверхности, чем Земля, и максимальное население которого могло бы составить до 50 миллиардов человек (Культура сочла бы Землю в настоящее время перенаселенной примерно в два раза, хотя соотношение суши к воде она сочла бы примерно правильным). Конечно, Культура не делает ничего такого противного, как фактическое разрушение планет для создания Орбиталов; собрав блуждающие обломки (например, кометы и астероиды), которые есть в каждой солнечной системе и столкновение которыми представляет угрозу для сохранности такого искусственного мира, можно построить хотя бы один полноценный Орбитал (подход, бережливое изящество которого практически приводит средний Разум в восторг). Материя из межзвездного пространства в виде облаков пыли, коричневых карликов и т.п. служит еще одним источником массы, которая может быть собрана с несущественными последствиями, для создания нескольких полноценных Орбиталов.
Что бы ни служило исходным материалом, Орбиталы явно гораздо более эффективны в плане обеспечения жилого пространства, нежели планеты. Культура, как это видно в «Применение оружия», в целом считает терраформирование экологически неправильным; девственная среда должна быть оставлена как есть; ведь так легко из столь малого построить рай в космосе.
Понять, как на Орбитале возникает суточный цикл, можно взяв обычный ремень, застегнув его так, чтобы он образовал круг, и приставив глаз к одному из отверстий на наружной стороне ремня; если посмотреть через отверстие на лампу и медленно поворачивать весь ремень, можно получить представление о том, как с Обитала выглядит движение звезды по небу – хотя вы при этом будете выглядеть довольно смешно.
Как было указано, минимальная ширина Орбитала обычно составляет около тысячи километров (две тысячи, если учитывать наклонные и в основном прозрачные удерживающие борта, которые обычно поднимаются примерно на пятьсот километров над поверхностью пластины). Обычное соотношение суши к морю составляет 1:3, так что на каждой Плите – при условии, что они сооружаются сбалансированными парами, описанными выше – грубо квадратный остров покоится в середине моря на расстоянии около двухсот пятидесяти километров от береговой линии до удерживающих барьеров. Орбиталы, однако, как и все остальное в Культуре, сильно отличаются друг от друга.
Что есть почти у каждого Орбитала, будь это только две Плиты или завершенный («закрытый») Орбитал, так это Хаб. Как следует из названия, Хаб расположен в центре Орбитала, равноудаленный от всех частей основной круговой структуры (физически к ней, как правило, не примыкающий). Хаб – это место, где обычно находится управляющий ИИ Орбитала (часто это Разум), контролирующий или помогающий контролировать транспортные, производственные, обслуживающие и вспомогательные системы, выполняющий функции коммуникационного узла для транс-орбитальной связи, библиотеки и общего информационного центра, регуляции движения прибывающих, убывающих и проходящих неподалеку кораблей, и, как правило, служащий основным связующим элементом Орбитала с остальными частями Культуры. Во время сооружения Плито-пары, Хаб, как правило, контролирует процесс.
Конструкция Плиты иногда включает в себя глубокую – или стратегическую – структуру географии поверхности, так что сама Плита имеет складки, которые образуют горы, долины и озера; но чаще, поверхность Плиты остается ровной, а стратегические элементы на внутренней поверхности – созданные из того же материала, что и основание Плиты – добавляются позже. При любом из этих подходов производственные и обслуживающие системы плиты располагаются в нишах или полостях несущей конструкции, позволяя поверхности принять сельский вид – после проектирования и расположения тактической геоморфологии, добавления воды и воздуха, проведения необходимой погодной обработки и внесения соответствующей флоры и фауны.
Поверхность основания Плиты прошита многоствольными шахтами, обеспечивающими доступ к производственным и сервисным мощностям, а также к подповерхностным транспортным системам. (Почти всегда они включают закрытые однопроемные концентрически вращающиеся воздушные шлюзы, спаренные последовательно).
Системы быстрого транспорта Обитала, расположенные на внешней поверхности основания, работают в вакууме, что дает им преимущества отсутствия сопротивления воздуха. Относительно незагроможденная внешняя поверхность Орбитала (плоская, позволяющая системам находиться вблизи поверхности, или рифленая, требующая перекидных мостов под свободными горными впадинами) позволяет системам быть одновременно и высокопроизводительными, и чрезвычайно гибкими. Начальные и конечные пункты маршрутов транспортной системы по той же причине могут быть весьма точными; у обособленного дома или небольшого поселения есть собственная шахта, а в более крупных конурбациях шахта обычно находится в нескольких минутах ходьбы.
Надземный транспорт на Орбиталах, как правило, используется, когда удовольствие от такого передвижения само по себе является одной из причин поездки. Воздушные путешествия достаточно обычны (пусть и значительно более медленны, чем подповерхностные), хотя отдельные Плиты часто имеют собственные установки касательно количества воздушного сообщения, которое там считается оптимальным. Следование таким установкам – дело манер и не формализовано в чем-то столь примитивном, как законы.
Культура на самом деле не имеет законов; есть, конечно, согласованные формы поведения; манеры, как упоминалось выше. Но нет ничего, что нам напомнило бы что-то вроде правовой базы. С вами могут не разговаривать, не приглашать вас на вечеринки, вы можете находить в информационной сети саркастические анонимные статьи и истории о себе; это обычные формы поддержания манер в Культуре. Самым худшим преступлением (если использовать нашу терминологию), конечно же, является убийство (определяемое как безвозвратная гибель мозга или, в случае ИИ, полная потеря личности). Результат — наказание, если угодно — это предоставление терапии, а также то, что известно как дрон-шлепатель. Все, что делает дрон-шлепатель – это следует за убийцей всю его жизнь, чтобы предотвратить его от повторного убийства. Есть и менее суровые вариации на эту тему, когда речь идет о людях, которые просто агрессивны.
В обществе, где материальный дефицит неизвестен, а единственной настоящей ценностью является сентиментальная ценность, мало причин или обстоятельств для такого рода действий, которые мы бы квалифицировали как преступление против собственности.
Мегаломаны в Культуре есть, но они обычно успешно перенаправляются в чрезвычайно сложные игры; есть целые Орбиталы, где играют в некоторые из таких философски примитивных навязчивых игр, хотя большинство из них происходят в виртуальной реальности. Для непреклонного мегаломана своего рода статус-символом является собственный звездолет; большинство людей считают это расточительным, а также бессмысленным, если целью этого является полный отрыв от Культуры и, скажем, возведение себя в ранг Бога или Императора на какой-нибудь отсталой планете; человек может свободно направлять свой корабль (понятно, управляемый не ИИ) и даже приблизиться к планете, но Контакт в равной степени волен следовать за этим человеком, куда бы он ни отправился, и делать все, что сочтет нужным, чтобы помешать тому причинить что-либо вредоносное или неблагоприятное цивилизациям, с которыми он вступает – или пытается вступить – в контакт. Это, как правило, удручает, и потому гораздо большее удовлетворение доставляют игры в виртуальной реальности – вплоть до уровня абсолютного погружения, в котором игрок должен прилагать реальные и продолжительные усилия, чтобы вернуться в реальный мир, а может даже вовсе забыть о его существовании.
Некоторые люди, однако, отказываются и от такого варианта и полностью уходят из Культуры в цивилизацию, которая им больше подходит и где они могут существовать в системе, которая дает им те блага, которые они ищут. Впрочем, отречение от Культуры означает потерю доступа к ее технологиям, и опять же Контакт следит, чтобы такие люди влились в выбранную ими цивилизацию на уровне, гарантирующем, что у них не будет слишком большого преимущества по сравнению с первоначальными обитателями (и оставляет за собой возможность вмешаться, если сочтет уместным).
Некоторые из таких откровенно антисоциальных людей даже используются самим Контактом, особенно секцией «Особые Обстоятельства».
То, как культура создает ИИ, означает, что небольшое их число имеет подобные же расстройства личности; таким машинам дается выбор между согласием на реконструкцию; более узкой функцией в Культуре, чем они могли бы занять в ином случае; или схожим образом ограниченным изгнанием.
Политика в Культуре состоит из референдумов при возникновении вопросов; как правило, кто угодно может предложить голосование по любому вопросу в любое время; все граждане имеют один голос. Если вопросы касаются какого-то подраздела или части всего ареала обитания, голосовать могут все люди и машины, которые могут обоснованно заявить, что результаты голосования на них повлияют. Мнения и позиции по проблемам излагаются в основном через информационную сеть (естественно, свободно доступную), и именно здесь человек может проявлять наибольшее личное влияние, учитывая, что решения, принятые в результате этих голосований, обычно осуществляются и отслеживаются Хабом или другой надзорной машиной, а люди действуют (обычно на основе ротации) больше в качестве посредников, чем в каком-либо управленческом качестве; одно из немногих правил, которых Культура придерживается хоть с какой-то тщательностью, – это что доступ человека к власти должен быть обратно пропорционален его стремлению к ней. Грустным фактом для возможных политиканов в Культуре является то, что рычаги власти чрезвычайно широко распределены и очень коротки (см. выше пункт о мегаломанах). Интеллектуально-структурная согласованность на звездолете, конечно, ограничивает количество возможных исходов голосования, но, как правило, даже самые надменные корабли хотя бы делают вид, что слушают, когда их гости предлагают, скажем, сделать крюк, чтобы полюбоваться вспышкой сверхновой, или увеличить на борту площадь парковой зоны.
Повседневная жизнь в Культуре значительно варьируется от места к месту, но в ней есть определенная стабильность, которую мы в зависимости от нашего личного темперамента можем счесть либо чрезвычайно умиротворяющей, либо весьма досадной. Мы все-таки привыкли жить в условиях больших перемен; мы ожидаем крупных технологических достижений и научились приспосабливаться – даже ожидаем необходимости приспосабливаться более или менее непрерывно, обновляя (в развитом мире) каждые несколько лет наши автомобили, развлекательные системы и множество различных бытовых вещей. Культура, напротив, создает долговечные вещи; нередки случаи, когда самолет, например, передается по наследству на протяжении нескольких поколений. Важные технологические достижения все еще имеют место, но они, как правило, не влияют на повседневную жизнь так, как изобретение двигателя внутреннего сгорания, летательных аппаратов тяжелее воздуха и электроники повлияло на жизни тех, кто жил на Земле в течение последнего столетия. Даже относительная одинаковость людей, которых можно встретить на типичном Орбитале – с относительно небольшим количеством детей и физически старых – для нас могла бы усилить ощущение одинаковости, хотя россыпь генетически измененных, морфологически необычных людей помогла бы это компенсировать.
В плане личных отношений и семейных связей Культура, как можно ожидать, полна всех возможных проявлений и вариантов, но наиболее распространенный уклад жизни состоит из групп людей разных поколений, объединенных слабыми семейными связями, живущих в полуобщинном жилище или группе жилищ; ребенок в Культуре обычно имеет мать; возможно, отца; скорее всего, не имеет брата или сестру; но имеет большое число теть и дядь, а также различных двоюродных братьев и сестер. Обычно мать не меняет пол в первые годы жизни ребенка. (Однако, конечно, если вы хотите запутать своего ребенка...) В редких случаях, когда родитель плохо обращается с ребенком (что включает в себя лишение ребенка возможности получить образование), для близких людей считается допустимым – как правило, с помощью соответствующего Разума, корабля или ИИ Хаба, и в соответствии с небольшим демократическим процессом, описанным выше, – присматривать за последующим развитием ребенка.
В целом, Культура активно не поощряет иммиграцию; это слишком похоже на замаскированную форму колониализма. Контакт предпочитает методы, направленные на помощь другим цивилизациям в развитии их собственного потенциала в целом, и не направлены ни на выкачивание их лучших и светлейших представителей, ни на превращение таких цивилизаций в миниатюрные версии Культуры. Однако, отдельные индивидуумы, группы и даже целые небольшие цивилизации иногда все же вливаются в Культуру, если тому есть веские основания (и если Контакт рассудит, что это не повредит другим заинтересованным сторонам в той местности).
Но на вопрос о том, кто и что является Культурой, а кто и что нет, ответить сложно; как сказано в одной из книг, Культура как бы расплывается по краям. До сих пор есть фрагменты – миллионы кораблей, сотни Орбиталов, целые системы – принадлежащие фракции Мира, отделившейся от основной части непосредственно перед началом Идиранской войны, когда корабли и обиталища независимо голосовали о принципиальной необходимости войны; меньшинство просто объявило свой нейтралитет в военных действиях, а реинтеграция фракции Мира по окончании военных действий так и не была полностью осуществлена; многие ее представители предпочли остаться вне основной части Культуры пока та не отречется от применения силы в будущем.
Генофиксация, создавшая потенциал для межвидового размножения в основе Культуры, является наиболее явным признаком того, что в человеке можно было бы назвать чертой Культурянина, но она есть не у всех; некоторые предпочитают быть более похожими на исходных людей по эстетическим или философским причинам, в то время как некоторые настолько отличаются от этого исходного состояния человека, что какое-либо скрещивание невозможно. Статус некоторых Камней и некоторых (в основном очень старых) обиталищ по ряду причин является маргинальным.
Наиболее цельной и единообразной частью Культуры является Контакт – особенно, если рассматривать его в галактическом масштабе, – но это лишь очень малая ее часть; это почти цивилизация внутри цивилизации, и она не более характеризует свое окружение, чем вооруженные силы характеризуют мирное государство. Даже на дорогом Культуре языке, Мараине, говорит не каждый человек Культуры, а за пределами самой цивилизации он используется довольно далеко.
Имена; имена в Культуре играют роль адреса, если лицо, о котором идет речь, пребывает там, где оно выросло. Возьмем пример: Балведа из «Вспомни о Флебе». Ее полное имя – Джубоал-Рабароанса Перостек Алсейн Балведа дам Т'Сейф. Первая часть сообщает, что она родилась/выросла на Рабароанской Плите, в звездной системе Джубоал (если в системе всего один Орбитал, первая часть имени часто будет названием Орбитала, а не звезды); Перостек – это данное ей имя (почти всегда выбранное матерью), Алсейн – имя, выбранное ею самой (люди обычно выбирают себе имена в подростковом возрасте, а иногда меняют их на протяжении всей жизни; алсейн – это грациозный, но лютый пернатый хищник, распространенный на многих Орбиталах в регионе, куда входит система Джубоал); Балведа – ее фамилия (обычно фамилия матери), а Т'сейф – дом/усадьба, где она росла. Придаток «са» у первой части ее имени на русский язык был бы переведен как «ка» (прим. перев.: женский род; м.р. был бы «ин») (в русском языке, если бы мы приняли такую же номенклатуру, мы начинали бы свои имена с «Солнечно-Землянка/ин»), а часть «дам» сходна с немецкой «von». Конечно, не все следуют этой системе присвоения имен, но большинство ее придерживаются, и Культура старается, чтобы названия звезд и Орбиталов были уникальны во избежание путаницы.
Теперь, все вышесказанное неявно подразумевает две истории. Первая – это история становления Культуры, которая была намного менее простой и более проблемной, чем можно было бы предполагать из ее последующего характера; вторая – это история, которая отвечает на вопрос: почему все эти похожие человекоподобные виды были изначально рассеяны по галактике?
Каждая история слишком сложна, чтобы ее можно было здесь рассказать.
Наконец, кое-что из уже совсем фиктивной космологии, которая объясняет маловероятные звездные двигатели, упоминаемых в рассказах. Даже если вы можете допустить все вышесказанное про человекоподобный вид, который якобы не проявляет никакой реальной жадности, паранойи, глупости, фанатизма или нетерпимости, то подождите, пока вы прочтете следующее…
Мы признаем, что три измерения пространства, в котором мы живем, изогнуты; что пространство-время описывает гиперсферу, точно как два измерения длины и ширины поверхности абсолютно гладкой планеты изгибаются в третьем измерении, чтобы образовать трехмерную сферу. В рассказах о Культуре идея заключается в том, что – когда вы воображаете гиперсферу, которая представляет собой нашу расширяющуюся вселенную – вместо растущей пустотелой сферы (вроде надувающегося пляжного мяча, например), вообразите себе луковицу.
Разумеется, расширяющуюся луковицу, но все же луковицу. Внутри нашей вселенной, нашей гиперсферы, есть целые слои более юных, меньших гиперсфер. И мы тоже находимся не в самой внешней оболочке этой расширяющейся луковицы; за пределами нашей вселенной есть и более старые, более крупные вселенные. Между каждой вселенной есть что-то под названием Энергетическая Решетка (я же говорил, что это все фикция); я понятия не имею, что это, но это то, на чем работают звездолеты Культуры. А если бы можно было пройти через Энергетическую Решетку в более молодую вселенную, а затем это повторить… вот здесь мы и в самом деле говорим о бессмертии. (Вот почему в рассказах упоминаются два типа гиперпространства: инфрапространство внутри нашей гиперсферы, и ультрапространство вне ее).
Теперь мы переходим к сложной детали; переключимся на семь измерений, и даже наша четырехмерная вселенная может быть описана как круг. Так что забудьте о луковице, представьте себе пончик. Пончик с очень маленьким отверстием посередине. Это отверстие – Космический Центр, сингулярность, великий порождающий огненный шар, место, откуда берутся вселенные; и оно существовало не только в момент появления нашей вселенной; оно существует все время, и оно взрывается все время, как какой-нибудь космический автомобильный двигатель, вырабатывая вселенные, как выхлопной дым.
Когда каждая вселенная возникает, взрываясь, расползаясь и расширяясь, она – вернее, тот круг, который мы используем для ее описания, – идет постепенно вверх по внутреннему склону нашего пончика, подобно расширяющейся волне от брошенного в пруд камня. Она проходит через верхнюю часть пончика, достигает самой дальней его части по наружной кромке, а затем начинает долгое, сужающееся, свертывающееся движение обратно к Космическому Центру, чтобы родиться заново…
Или, по крайней мере, если она на этом пончике; пончик сам по себе полый, наполненный меньшими пончиками, где вселенные живут не так уж долго. А вне него есть более крупные пончики, где вселенные живут дольше, и, может быть есть вселенные, которые вообще не на пончиках, и никогда не откатываются назад, а просто рассеиваются в… некое мета-пространство? Где их фрагменты, в конце концов, попадают под притяжение другого пончика и падают в его Космический Центр вместе с обломками множества других рассеянных вселенных, чтобы снова переродиться во что-то совершенно другое? Кто знает. (Я знаю, что это все бессмыслица, но вы должны признать, что это впечатляющая бессмыслица. И как я сказал в начале, ничего из этого все равно нет, не так ли?)
Ладно, хватит с меня рассуждений.
С наилучшими пожеланиями на будущее,
Йэн М. Бэнкс
(Солнечно–Землянин Иэн Эль-Бонко Бэнкс из Северного Квинсферри)
Эта заметка была отправлена в группу новостей rec.arts.sf.written 10 августа 1994 года от имени Иэна М. Бэнкса Кеном Маклеодом.
Copyright 1994 Iain M Banks
Коммерческое использование только по согласованию.
Другие виды использования, распространения, воспроизведения, разрывания на клочки и т.д. приветствуются при указании источника.
vfrolov Автор
Меня огорчает, что фантастика хоть и тешит нас космолетами, роботами и где-то безграничной жизнью, но все это по большей части на фоне, как кажется, средневекового социального устройства, привычных ценностей и побуждений. Это хорошо сформулировал один друг, когда отзывался о сериале Пространство:
Бэнкс в Культуре делает попытку осмыслить возможное влияние среды и технологий на устройство цивилизации. (Принимая как отправную точку предположение, что цивилизация успешно пройдёт многочисленные неизвестные трудности на переходе от планетарных к галактическим масштабам.) Словами Бэнкса: «Культура… является выражением идеи, что природа самого пространства определяет тип цивилизаций, которые в нем будут процветать». Как по мне, попытка засчитывается.
Несколько других материалов из русскоязычного интернета:
Если обнаружите смысловые и грамматические ошибки, дайте знать. Из-за сложности фраз у меня в этот раз не было сил вычитывать текст столько раз, сколько нужно.