Сергей Поляков, управляющий директор Московской биржи по информационным технологиям, рассказывает репортеру НАУФОР (Национальная ассоциация участников фондового рынка) Ирине Слюсаревой о том, как устроена единая ИТ-архитектура, какова может быть цена проактивного управления риском и почему построить свое иногда быстрее, чем купить готовое.

«СТРОИТЕЛЬСТВО ИНТЕГРАЦИИ».

Идея архитектурного преобразования в создании конструкции, которая позволяет расти и развиваться в любых ситуациях

— Сергей, на Московской бирже вы отвечаете за создание и развитие единой технологической платформы для всех рынков. Можете ли рассказать об этом более подробно? Как платформа будет развиваться?

— Сегодня три крупные торговые площадки Московской биржи — фондовый, срочный и валютный рынки — базируются на двух технологических платформах.
Платформа ASTS — это система, разработанная на основе технологии NASDAQ, изначально была построена технологами ММВБ. На ней торгуются акции, облигации, валюта, драгметаллы, работает денежный рынок. Вторая система к нам пришла из РТС и называется SPECTRA, на ней — рынок производных.
Существует мнение, что единая ИТ-платформа MOEX — это результат процесса, в котором либо одна торговая система заместит другую, либо мы выкинем обе, и сразу появится третья. Вопрос на самом деле так не стоит в принципе. Полное замещение высокоспециализированных торговых систем, учитывающих особенности конкретных рынков, на одну, совсем новую и очень большую — неверный путь. В процессе такого замещения пришлось бы воссоздать всю бизнес-логику, все знания, накопленные в прикладных системах за долгие годы. Такой процесс может идти не один год и обычно заканчивается неудачей. Это нерентабельно, нерезонно, опасно.
Объединение платформ произойдет, но совершенно не в той форме, в которой думается — состоится интеграция функциональных возможностей, то есть мы станем ориентировать нашу технологию не по осям рынков, а по главным функциональным областям, таким как торги, клиринг, риск.

— И в какой же форме тогда произойдет объединение платформ? Может быть, обсудим именно технологический путь: на примере конкретной платформы, конкретного технологического юнита, или, как вы ее называете, зоны?

— Еще раз скажу, что основная сложность интеграции приложений заключается не в технологиях как таковых, а в различающихся бизнес-процессах. Рынки устроены по-разному — по категориям участников, требованиям к ним, по типу их бизнеса. Объединять все это на уровне технологий бессмысленно до тех пор, пока не унифицируются бизнес-модели в функциональных областях, о которых мы говорили.
Там, где бизнес-процессы схожи, задача проста. Например, торги — это процесс сведения заявок, который примерно одинаков на всех рынках, использующих встречный непрерывный аукцион. Здесь создать или купить единую технологию проще всего, но в этом, правда, нет острой необходимости — существующий торговый функционал работает хорошо. Сложное и интересное начинается в части системы, которая отвечает за клиринг и расчет рисков. Именно в клиринге проявляются различия бизнес-моделей разных рынков — разные типы участников, артикуляция типов активов, различные правила маржирования и обеспечения, особенности учета и расчетов. Соответственно, объединение клиринговых технологий должно идти одновременно с гармонизацией бизнес-процессов, и это именно то, что сейчас происходит.
Например, на Московской бирже сейчас реализуется большой проект по нормализации управления риском как бизнес-функции. ИТ-подразделение в свою очередь готовит технологическую базу, создающую требуемый характер взаимодействия между системами, которая построена на принципах интеграции. При этом используются современные архитектурные и инженерные решения, создающие параллельную информационную структуру, берущую на себя многие неторговые функции, сейчас реализованные непосредственно в торговых системах. Последние при этом разгружаются и становятся более надежными и производительными в своей основной функции. Например, недавно был протестирован отдельный торговый модуль валютного рынка. Сегодняшняя система способна обрабатывать 20 тыс. сделок в секунду (сейчас на пике проходит 8-12 тыс. сделок), новый модуль показал производительность 40 тыс. сделок в секунду. Такая же работа ведется и на других рынках.

— Грубо говоря, вы строите параллельный позвоночник?

— Мы создаем модульную информационную архитектуру, в которой, действительно, два «позвоночника»: высокоскоростной — для торговых операций и более функционально богатый, но помедленней — для всего остального. Вокруг этих позвоночников (мы их называем шинами) у нас разместятся функциональные модули: создается отдельный модуль расчета риска, модуль клиринга и модуль торгов. После этого, в зависимости от того, как будет организован бизнес-процесс, можно будет подключать модули один к другому по разным схемам и в разных комбинациях. В этом и заключается смысл наших преобразований. Происходит не замена одной системы на другую, а изготавливается набор готовых модулей, из которых будем создавать то, что потребуется бизнесу.
Если гооворить о шинах и позвоночниках, то важная вещь в процессе технологических преобразований — это объединяющая платформа, и именно тут фокусируются наши усилия. Привычно думать о бирже как о бизнесе, где все процессы действуют в режиме жесткого реального времени, где счет идет на микросекунды (мы обрабатываем транзакцию за 350 миллионных секунды). Такие процессы мы переводим на технологическую платформу на базе ультраскоростной шины IBM LLM. Но не все процессы требуют такой скорости. Очень многое — тот же клиринг, расчеты, управление обеспечением — можно делать в режиме «человеческого» времени, скажем, ориентируясь на десятые доли секунды.
Соответственно, мы строим новый слой объединяющей технологии -Data Grid и Enterprise System Bus. Data Grid позволяет консолидировать информацию, генерируемую во многих торговых системах, в одном месте, где она становится доступна с задержкой в одну сотую секунды, для последующего использования в расчетах риска, клиринге, и так далее. Enterprise System Bus позволяет управлять распределенными транзакциями в нескольких независимых системах.
Новая информационная архитектура позволит создавать новые сервисы и приложения достаточно быстро без массового удаления прежних элементов (естественно, мы потом будем что-то заменять по мере того, как конкретное замещение станет необходимым). Это совершенно новый подход для биржи.
За последний год мы построили многие компоненты новой объединяющей платформы, на которую мы сейчас начинаем переводить существующие приложения, а также строить новые.
Торговые системы валютного и срочного рынков с разделенными модулями поступят в эксплуатацию уже в ноябре, а вся работа будет закончена до конца 2016 года.

— Правильно ли я понимаю, что вопрос приспособления системы к окружающей среде, ее развитие уже закладывается в идеологию строительства?

— Да, именно так.

— А потом что будет?

— Все время появляются новые задачи, в том числе от таких наших важных клиентов, как Министерство финансов и Банк России. Например, за последнее время запустили такие сложные продукты, как валютное репо, а также ОФЗ с индексируемым номиналом. Наш финансовый рынок развивается, и постоянно возникают новые срочные задачи. Их реализация в основном требует изменений в функционале клиринга.
Сегодня клиринговый функционал является частью торгово-клиринговых систем. После преобразования ИТ-архитектуры, о котором мы говорим, и отделения клиринга от торговой системы, новые продукты можно будет внедрять еще оперативнее и с меньшим риском для устойчивости работы всей системы.

— Как обозначены основные экономические параметры, в которых вы можете осуществлять свои впечатляющие планы?

— Планируется, что в целом наши расходы на поддержание и развитие ИТ-инфраструктуры на ближайшие три года составят 6,4 млрд рублей. Мы используем эти средства очень рачительно. Была мысль о покупке огромной западной системы, как замены всему существующему. Однако быстро стало понятно, что такая система не соответствует нашим биржевым бизнес-процессам, что затраты на ее приведение в соответствие с требованиями нашего рынка превысят стоимость покупки. Но самое важное — покупка новой системы решит только одну текущую проблему и не решит проблемы дальнейшего развития. Идея архитектурного, а не прикладного преобразования в том, что вы создаете конструкцию, которая позволяет расти и развиваться даже в тех ситуациях, когда вы еще точно не представляете, в каком направлении вам придется двигаться.
Задача ИТ-стратега состоит в том, чтобы понимать, какие требования существуют сегодня, примерно представлять степень изменений требований на десять лет вперед и предсказать, какого типа технологическая конструкция понадобится для того, чтобы можно было на ней жить следующие 10-20 лет. Моя задача — создать устойчивую, дружелюбную к изменениям технологическую архитектуру, а не покупать современную западную систему и доделывать ее в соответствии с нашими нынешними специфическими требованиями. Это, в том числе, и финансово более эффективное решение.

— Если Московская биржа такая сложная, то как это устроено на Западе: дают лицензию участникам, и потом каждый торгует как хочет, в соответствии со своими оценками риска?

— На иностранных площадках, как правило, участникам предоставляют торговый лимит. Проверить, соответствует ли он актуальному значению в реальном времени никто не может и не пытается, а иногда это просто структурно невозможно, как например, в Нью-Йорке, где клиринговой организацией является DTCC или OCC, которые с биржами организационно не связаны. Похожая ситуация и в Лондоне, хоть LCH и стал частью LSE. На этих биржах функцию предварительной оценки риска выполняют брокеры, что достаточно надежно, если учесть размер и кредитное качество участников на этих биржах. Есть более «хитрые» биржи. Например, Deutsche Borse сводит заявки и сразу после сделки проверяет, соответствует ли она допустимому для клиента значению риска. Если нет, биржа этих клиентов «отсекает», но это происходит уже после сделки.
В России размеры брокерского бизнеса существенно меньше, и поэтому функцию оценки риска берет на себя Московская биржа. Фактически, мы единственная биржа в мире, которая делает риск-оценку каждой заявки в реальном времени.

— Что это означает для ИТ-системы?

— На Московской бирже в среднем на торговую площадку приходится 6-10 тысяч заявок в секунду. Это значит, что прежде чем попасть в модуль мэтчинга, заявке надо сходить в модуль клиринга/риска, пройти проверку на соответствие обеспечению и маржированию участника. Это называется проактивным управлением риском, и эта проверка существенно более сложна, чем сам мэтчинг. Как вы помните, модуль риска/клиринга гораздо более сложен, чем модуль сведения заявок, и в нем к тому же постоянно происходят изменения — внедряются новые продукты и сервисы. Поэтому причины возникновения различных проблем всегда находятся в модуле риска и клиринга, а не в модуле торгов. На типичной западной бирже такой проблемы нет — там присутствует только мэтчинг.
Если бы на Московской бирже мы только сводили заявки, как это происходит в Нью-Йорке, то предполагаю, что у нас не было бы практически ни одной приостановки за последние два года. Это плата за необычайное качество нашего процесса управления риском. Когда я рассказываю коллегам с других площадок, что мы это делаем, у них просто рот открывается от изумления.
Девять из десяти наших изменений и нововведений происходят в модуле клиринга, который должен тысячи раз в секунду отрабатывать и проверять риск каждой заявки.
В новой архитектуре мы планируем разделить модули торгов и клиринга и установить режим автономных торгов, при которых мы будем проверять заявки на риск, используя лимиты, предположим, две минуты, что даст нам возможность при необходимости перезагрузить клиринговый модуль без приостановки торгов.

— Как повлияло на биржевые технологии развитие алготрейдинга? Откуда приходят работающие на MOEX торговые роботы? На каких рынках они наиболее активны и какие проблемы создают?

— Алготрейдинг как клиентская торговая методика и технология существует уже десять лет. ИТ-системы, которые использует Московская биржа, изначально были написаны под скорость выполнения и уровень сервиса, необходимый для алготрейдинга. Основная задача биржи в поддержке алготрейдинга. Это не скорость, а поддержание баланса между скоростью и управлением. Большинству алгоритмистов нужно прямое соединение к рынку, технологически минуя брокера, который, однако, отвечает за все их сделки. Поэтому брокер, который поддерживает («спонсирует») прямой доступ алгоритмистов на рынок, должен иметь возможность контролировать их операции. Для этого нужна специализированная технология — спонсируемый доступ, — которую мы сейчас отстраиваем.
Это, кстати, еще один компонент новой платформы — развитие услуги именно для брокеров, когда они смогут лучше мониторить операции алготрейдеров, которых они спонсировали для прямого доступа на биржу.
Возвращаясь к алготрейдерам, следует понимать, что алготрейдер и high-frequency трейдер — это совершенно не обязательно одно и то же. У высокочастотных трейдеров стратегия построена на максимально быстром выполнении операций — схватить возможность, которая будет жить на рынке, предположим, в течение миллисекунды. Есть алготрейдеры, реализующие стратегии средней частоты. Они зарабатывают на макротрендах, для них максимальная скорость выполнения не важна. Есть и третий вид игроков, который вообще не пытается извлечь альфу из рынка. Они просто стремятся автоматизировать процессы исполнения заявок на покупку/продажу. Предположим, у такого брокера есть большой заказ от клиента, он не хочет сразу всю заявку выставлять рынку, чтобы не обрушить цены. Тогда он настраивает робота, который отыгрывает операции в определенном алгоритме, и он при этом не ищет цену исполнения, которая была бы лучше, чем рынок в целом.
Разные алготрейдеры на биржевую систему влияют по-разному, потому что одни из них в принципе являются заменой людей, другие пытаются быть техническими аналитиками, а третьи просто стараются очень быстро торговать и заработать за счет этого. Доля алготрейдеров на рынках биржи составляет порядка 50% от объема торгов.

— Какие основные проблемы возникают при взаимодействии систем MOEX и участников рынка? Есть ли разница при взаимодействии с российскими и иностранными брокерами?

— Разница есть, скорее, между крупными и мелкими брокерами, просто потому, что сильно различается уровень инфраструктуры, который они могут себе позволить, уровень автоматизации и технологичности. Я не могу сказать, что крупный российский брокер в чем-то уступает крупному иностранному по качеству используемых технологий, по уровню поддержки и взаимодействия с торговой площадкой.

— Тем самым мы плавно переходим к следующему вопросу. Существует ли на нашем рынке технологическое отставание?

— На российском фондовом рынке технологического отставания нет вообще. Если есть какое-то расслоение, то оно, как уже сказано, происходит по размеру бизнеса. Разница есть в том, как этот рынок обустроен.
Типичная западная экосистема брокеров обустроена следующим образом. Есть определенное количество брокеров, которые выполняют и клиринговые функции, и функции выполнения заявок, и услуги маркетинга, и работы с клиентами. Другие брокеры берут на себя только одну специализированную функцию — исполнение заявок (Executing Broker). Еще одна категория брокеров считает, что строить самую быструю технологию доступа на биржу — это дорого, но зато они умеют хорошо работать с клиентами (Introducing Broker). Поэтому они не будут утруждать себя построением клиринговой структуры, вкладываться в очень дорогие технологии исполнения. Их основной навык — найти покупателя.
У нас такой стратификации нет, так что много брокеров, которые занимаются при разных размерах и возможностях и тем, и другим, и третьим. У некоторых отлично поставлено управление риском, у них свои системы, хорошо построенная инфраструктура, и никакой разницы между ними и западными брокерами нет. Менее крупные же брокеры имеют большую зависимость от услуг, которые предоставляет биржа. И в этом особенность российского рынка.

— Может ли на российском рынке использоваться опыт работы ECN? Может ли, скажем, возникнуть формат торговли, когда люди просто сводят заявки и под это привлекают клиентов на торговую площадку?

— В российских условиях, при относительно невысокой капитализации брокеров, являющихся проводниками бизнеса, торговая площадка, просто заключающая сделки, приведет к краху — либо к своему, либо еще чьему-то. Об этом речи быть не может. Заботиться приходится и о риске, и об обеспеченности клиринга.
Если оставить клиринг в стороне, то формально ECN отличается от биржи тем, что там нет листинга. Для чего необходим листинг? Например, вы хотите, чтобы 10 миллионов людей вложили свои деньги не в недвижимость, а купили вашу компанию. Процедура листинга дает инвестору уверенность, что ваша компания находится под надежным управлением, у нее современный бухучет, все прозрачно и туда безопасно вкладывать деньги. На Западе культура инвестиций в чужие бизнесы существует давно. Листинг на бирже говорит инвестору, что проверено много факторов, что делает вложение денег в чужой бизнес более привлекательным.
В ECN этого сегмента деятельности нет: они торгуют выпусками бумаг, прошедшими листинг в другом месте. При этом на ECN, как и на бирже, происходит ценообразование, это совершенно нормальный бизнес, но в России он не развит вообще. В России образовался другой сервис — интернализация клиентских заявок брокерами, известный под названием «best execution». Некоторые считают, что это ECN, но это совсем другое. В этом формате, кстати, развитом и на Западе, но под очень жестким регулированием, брокер «перехватывает» заявки своих клиентов по пути на биржу и сводит их сам. Соответственно, из стандартного набора биржевых услуг отнимается еще один компонент — ценообразование. Заявки сводятся по той цене, которая наблюдается где-то извне. Площадка интернализации не может существовать без биржи, работающей рядом, потому что только биржа может дать цены, на которые ориентируется площадка интернализации. Заметьте — я говорю «ориентируется».

— Получается, что биржа делает много работы по организации торгов. А потом на этой базе развиваются всякие интернализационные бизнесы, использующие наработки и продукты биржи и за счет этого получающие преимущества?

— И ECN, и пулы интернализации — совершенно легитимные формы торгов, имеющие право на существование при условиях выстроенного регулирования.
В какой-то момент их действительно стало на Западе очень много. В Америке ECNs росли в конце 90-х — начале 2000-х, в Европе они появились позже, но сейчас некоторые из них оказались уже внутри организованных бирж, потому что самостоятельно существовать не могли.
Брокерские пулы интернализации тоже бурно развивались до тех пор, пока не было принято соответствующее законодательство о прозрачности ценообразования. Вторая причина заката интернализации — развитие алгоритмического проп-трейдинга (торгов брокеров на собственную выгоду). Мало клиентов хотят, чтобы их заявка по пути на биржу оказалась под ударом брокерского высокочастотного робота. Некоторые брокеры, например, ITG в США, строят свой бизнес на железном обещании, что они никогда не интернализируют.
А собственно в технологиях там ничего особенного нет. Все эти виды участников рынка используют точно такие же технологии, что у всех.
В любом случае, и ECN, и биржа — это коммерческие мероприятия. Никто не запрещает группе людей собраться, организовать торговую площадку, мэтчинг и, пожалуйста, — сводите заявки в чем хотите. Нет ничего, что мешало бы создавать параллельные площадки.

— Можете сказать пару слов про новый дата-центр биржи?

— Мы выбрали на роль нашего основного дата-центра компанию Data Space. Главным фактором стало наличие сертификата операционной устойчивости Tier III Gold. Для специалиста это является исчерпывающей информацией. В первой половине 2016 года новый дата-центр должен стать для нас основным.
Сегодня Московская биржа — это главный центр ценообразования для российских активов. Поэтому у нас высокие требования к надежности. Например, Нью-Йорк начинает свою работу в 10 утра и заканчивает в 15.30-16.00. У нас торги идут до полуночи. По времени работы три площадки Московской биржи накапливают совокупно 36 рабочих часов в сутки. И дата-центр такого уровня надежности необходим нам для соответствия внутренним показателям отказоустойчивости. Кроме того, появляются возможности для расширения бизнеса, в том числе наших клиентов коллокаторов — тех самых алготрейдеров, которые могут размещать свои системы в непосредственной близости от торговых платформ.

— Расширение бизнеса?

— У нас постоянно происходят изменения, и их темп существенно выше, чем на развитых рынках. Совокупно по трем площадкам проходит от 10 до 12 обновлений в год. При этом нам надо обеспечить абсолютную надежность. Я как руководитель IT-блока вообще запретил бы все изменения (смеется). Но бизнес развивается, ему нужны новые инструменты, новые технологии. Нового требует рынок, конъюнктура, брокеры, регулятор. И, как правило, эти новации нужны «здесь и сейчас».

(По материалам НАУФОР)