Я тут увлёкся чтением учёного и психолога Виктора Франкла.
Виктор Франкл - узник концлагеря, у него была убита жена и другие родственники. Он написал книгу «Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере», которая стала бестселлером.
Виктор Франкл - создатель течения в психологии под названием логотерапия. Интересно, что слово "логос" с греческого можно перевести как "слово". И обычно так в лоб и переводят, но так же его можно перевести как "знание" или "смысл".
Именно смысл Франкл и ставил во главу угла. В итоге получается, терапия смысла.
В общем, читал я, читал, и тихим сапом дошёл и до учеников Франкла. Точнее, до ученицы Франкла Элизабет Лукас. Профессор Элизабет Лукас родилась в Вене в 1942 году, где и изучала психологию. Здесь же состоялось ее знакомство с Виктором Франклом, отцом-основателем логотерапии и экзистенциального анализа, который сразу же очаровал ее. Э. Лукас первой написала докторскую диссертацию на тему логотерапии под руководством своего научного руководителя Гисельхера Гутмана. Еще будучи аспирантом, она разработала "Логотест" - процедуру психологического теста, которая, переведенная на 14 языков, использовалась во многих исследовательских проектах.
Ну и наконец, дошёл я до момента, в котором уже рассматриваются проблемы выгорания или перенапряжения на работе.
Возможно, кому-то будет интересно, как логотерапия смотрит на проблему выгорания. Дальше сама глава, посвящённая выгоранию, я привожу её целиком:
Перенапряжение на работе
Когда двое знакомых встречаются на улице и спрашивают друг друга, как дела, то часто из их ответов можно понять, что дела в общем неплохо, но вот только «этот вечный стресс». По правилам хорошего тона, перенапряжение на работе выглядит как заслуга человека, но в действительности это его проигрыш, и не только в плане здоровья. Постоянное перенапряжение на работе ведет к тому, что человек не может отключиться от ежедневной суеты, чтобы поразмышлять и проверить, не сбился ли он с курса. А это имеет катастрофические последствия.
Согласно многим исследованиям, большинство людей нашего общества хотело бы больше покоя и расслабленности. Это оправданное желание, но вот что странно: то же самое большинство взваливает на себя в свободное от работы время огромное количество занятий: от шоппинга до изнурительных поездок на автомобиле и путешествий, от интернет‑серфинга до многочасового потребления фильмов, от неуемно веселых вечеринок до посещения множества мероприятий. Беспокойство, на которое они так жалуются, часто скрывается в них самих и в их стиле жизни, направленном скорее на отвлечение, чем на внутреннюю собранность. Настоящий покой и тишину, без постоянного воздействия извне и отвлечений на внешние раздражители (скроллинг экрана смартфона, планшета и пр.) теперь почти никто не выносит. К покою перевозбужденные люди нашего суматошного века не привыкли. Иначе им пришлось бы тихо посидеть какое‑то время в уголке и поразмышлять, или прогуляться вдоль реки, глядя на воду, или взглянуть вечером на небосвод и погрузиться в наблюдение за мерцающими звездами. Все это стало чуждым, прежде всего городским людям.
Почему отсутствие таких спокойных и вдумчивых пауз в ежедневном однообразии имеет катастрофические последствия, объяснить легко. С одной стороны, организм, который не в состоянии работать без перерыва и в режиме многозадачности, требует передышки. Мозг снижает свою способность концентрироваться и переключается на режим усталости. Психика настаивает на анестезии и отключении, нередко с помощью алкоголя и пр. С другой стороны, духовная личность теряет связь со своим внутренним голосом, который сообщает ей, что существенно, а что нет. Человек крутится как белка в колесе, и его больше не заботит, имеет ли смысл продолжать подобное бесконечное движение. Точная метафора «затачивай пилу» автора бестселлеров по организационному управлению Стивена Кови идеально выражает этот процесс. Человек мучается, когда пилит и пилит дерево тупой бесполезной пилой с зазубринами, потому что «не хочет терять время на ее заточку.»
Это значит, что перенапряжению на работе (если оно имеет место) обязательно нужно найти противовес в свободное от работы время. В западной культуре мы обнаруживаем сильную тягу к творчеству, что само по себе неплохо, потому что творческие силы – это почти что символ и характерная черта человеческой сути. Но «перебор» не оправдывает себя и здесь. Кроме того, таким же символом и характерной чертой человеческой сути является умение ценить прекрасные необычные моменты и наслаждаться ими. Тот, кто владеет этим искусством и может разбавлять непродолжительными ценными моментами напряженные рабочие будни (гулять в лесу, погружаться в мечтания в ароматной ванне, слушать легкую музыку, читать качественную литературу, вести душевные беседы), тот, можно считать, уже имеет иммунитет против последствий давления на работе. А если он еще периодически будет позволять себе моменты абсолютной тишины, тогда никакой сбой в виде выгорания ему не страшен.
Возможно, здесь будет уместно разобрать само понятие «стресс». Автор универсальной концепции стресса Ганс Селье обозначил его как соль жизни. Для него стресс был импульсом для выработки неординарных решений намечающихся проблем, стимулом для развития человека. Позже понятие «стресс» получило в основном негативные коннотации и было низведено до обременяющего фактора. Разница между стимулирующим эустрессом и приводящим к болезни дистрессом не закрепилась в широких массах. При этом они находятся на огромном расстоянии друг от друга. Эустресс, как выражал это Франкл, сопровождает здоровое «ноодинамическое напряжение между существующим и должным», когда человек с энтузиазмом посвящает себя избранной им задаче. А дистресс связан с ощущением угрозы, которое появляется, как только человек чувствует, что свалившаяся на него задача ему не по плечу. В то время как оптимизм и уверенность в себе питают эустресс, [мнимая или обоснованная] боязнь неудачи раздувает дистресс.
Основное правило гласит: ни от кого не требуется ничего такого, с чем он не в состоянии справиться. Нельзя требовать от себя и нельзя позволять каким‑либо авторитетным личностям взваливать на тебя неподъемное задание, и ни в коем случае нельзя заблуждаться, будто его необходимо выполнить. Я не отрицаю существования стечения обстоятельств, которые помещают некоторых людей в жесткий корсет, или запутанных ситуаций, в которых человек оказывается беспомощным. Но правило продолжает действовать: требования жизни не могут быть для нас завышенными, от нас ожидают лишь того, на что мы способны. Что же делать в экстренной ситуации? Вот тут необходима тишина! Нужно отгородиться от всех отвлекающих голосов и погрузиться в себя – прислушаться к указаниям внутреннего голоса. Взвесить, что является действительно «нашим», для чего мы рациональным образом «задуманы» (в соответствии с нашими способностями) [Meaning is what is meant («Смысл – это то, что подразумевается»), – как говорят американцы]. Если мы это осознали, мы сможем с этим согласиться, как бы трудно это ни было. Начиная осознавать, что мы сами даем себе задания, мы отпочковываемся от всякого чужого решения. Возможно, другие ждут от нас и того, и сего, и третьего, но это не должно нас сбивать. Если мы с ними согласимся, то возьмем на себя назначенную нам ими миссию. Если нет, то уверенно выберем альтернативу. Мы можем стараться изо всех сил, но – пожалуйста – только лишь от своего имени, прислушавшись к смыслу.
Если в игру вмешалось давление власти, тут, конечно, будет трудно сопротивляться. Однако даже самые доминантные начальники и боссы уже поняли, что достижения их подчиненных всегда мельчают, если те вынуждены работать с тем, с чем не согласны. То же самое происходит, когда мы действуем против нашей искренней воли. Если мы говорим какой‑то деятельности «да», но при этом думаем «нет», результат будет плохой. Тогда виноват не связанный с ней стресс, а наши внутренние разногласия. Но если деятельность получает наше согласие – внешнее и внутреннее, тогда дело спорится, даже если оно связано со стрессом.
Итак, мы можем сделать следующий вывод: то, что наполнено смыслом, не вредит нам, даже если оно связано с огромным напряжением. То же, что смысла не имеет, бесполезно даже тогда, когда делается легко.