Бурное развитие нейросетевых технологий спровоцировало у людей серьезные опасения, что искусственный интеллект заберёт их рабочие места. И если раньше считалось, что такие технологические скачки могут угрожать только тем, кто выполняет простую и монотонную работу, то сегодня в «группе риска» представители интеллектуальных профессий: аналитики, писатели, художники, дизайнеры, фотографы и т. д. Другое опасение, связанное с нейросетями: злоупотребление функциями умных машин снизит интеллектуальные способности людей и сделает их беспомощными. Вместе с тем история показывает, что люди далеко не впервые опасаются инноваций и того, как новые технологии повлияют на их здоровье и благосостояние. Вспоминаем, как люди боялось печатных станков, телефонов, электричества и думали, что человеческое тело не перенесёт поездку в поезде.

Одним из первых поводов для относительно массовой технофобии стало изобретение печатного станка. Его в 1440-х создал немецкий ювелир Иоганн Гутенберг, и, как известно каждому из уроков истории, это изобретение перевернуло мир книгоиздания. До него книги переписывались вручную в специализированных мастерских — скрипториях. Из-за кропотливой штучной работы цена одного экземпляра рукописной книги выходила баснословной, и это делало книги (а вместе с ними и информацию, которую они в себе несли) настоящей роскошью.

Изобретение печатного станка кардинально поменяло ситуацию, но далеко не все люди в те времена прыгали до потолка от внезапно возросшей доступности книг.

Спустя несколько десятилетий после изобретения кногопечатания уровень грамотности населения закономерно пополз вверх. Представители католической церкви в Европе увидели в этом явлении серьезную угрозу своей власти, так как рост грамотности и доступности информации располагал к критическому мышлению и предлагал людям источники данных, альтернативные церковным. Другими словами, духовенство стало опасаться за свои рабочие места. Не говоря уже о писцах из скрипториев.

Примечательно, что не только представители церкви поначалу опасались распространения книг. Швейцарский учёный-энциклопедист Конрад Геснер в 1565 году заявил, что печатные станки породят «вредное изобилие» книг. Однако это высказывание было направлено скорее против бесконтрольного распространения непроверенной информации, чем против технологии печати как таковой.

С похожими претензиями столкнулись газеты, когда они получили широкое распространение. В XVIII веке некоторые мыслители заметили, что газеты позволяют людям быстро узнавать новости и формировать собственное мнение, вместо того чтобы слушать то, о чём им говорят ораторы и политики. Автор цитаты, французский политик Гийом-Кретьен де Ламуаньон де Малешерб, считал, что газеты делают людей социально изолированными. Однако на деле ни распространение книгопечатания, ни популярность газет не сделали людей затворниками и не привели к тотальному распространению дезинформации. Напротив, в XVI–XVII веках серьезно вырос общий уровень грамотности населения Европы, и это подготовило почву для эпохи Просвещения, когда наука и экономика этой части света сильно шагнули вперёд со всеми вытекающими последствиями, включая новые сферы производства и рабочие места.

Впрочем, новые сферы производства и пришедшие в них новые технологии породили новые же страхи. В Англии XIX века в массовом сознании оформился главный техногенный страх, регулярно преследующий людей и ныне: страх технологий, которые забирают рабочие места. Речь о «луддизме» — термине, возникшем из-за восстаний, устроенных английскими рабочими, предположительно под предводительством Неда Лудда (существование этого человека так и не было подтверждено документально). В начале XIX века движение луддитов получило сравнительно широкое распространение в Англии, и это привело к уничтожению хлопкообрабатывающих и шерстяных фабрик, на которых использовались станки. Протестующие считали, что машины отнимают хлеб у профессиональных ткачей и вязальщиков.

Похожие события произошли в 1886 году в Бельгии. Там рабочие уничтожили стекольную фабрику, работавшую по новой технологии плавки стекла, которая не требовала от рабочих высокой квалификации, в отличие от технологий предыдущего поколения. Восставшие рабочие опасались, что новинка снизит ценность труда профессиональных стеклодувов.

Любопытно, что самой первой луддиткой можно назвать английскую королеву Елизавету I. Она в конце XVI века (почти за 200 лет до первых акций луддитов) отказала английскому изобретателю Уильяму Ли в патенте на вязальную машину, которая, по его замыслу, должна была облегчить труд вязальщиц. С точки зрения королевы, подобная машина лишила бы их работы — именно так она мотивировала свой отказ. 

Распространение поездов на паровой тяге тоже наделало много шуму среди общественности XIX века. Однако на этот раз опасения имели не столько экономический, сколько медицинский характер. Например, учёные того времени предполагали, что движение на большой скорости через тоннели чревато проблемами с дыханием, так как угольная кислота, образовавшаяся при сжигании топлива, должна вызывать удушье. А еще считалось, что летящий по рельсам поезд, исторгающий дым и пар, будет сводить с ума диких животных и домашний скот.

По бытовавшему в середине XIX века общественному мнению, плохо влияли паровозы и на здоровье женщин, так как считалось, что их тела не приспособлены для движения быстрее 80 км/ч. Особо радикальные противники поездов вообще считали, что движение на таких скоростях приведет к расплавлению человеческого тела вне зависимости от того, какой у него пол.

Железная дорога и паровозы встретили неожиданное сопротивление и в России. Когда царь Николай I только планировал строить первые железнодорожные пути, среди его приближённых нашлись ярые противники замысла: граф Карл Толь и министр финансов Егор Канкрин. Аргументировали свою точку зрения они так: во-первых, слишком дорого; во-вторых, железная дорога отберёт работу у миллионов крестьян, занимающихся перевозками грузов с помощью барж и гужевого транспорта и спровоцирует бунты. Ничего подобного, конечно, не случилось.

А вот извозчики в городах Российской империи в начале XX века всерьёз невзлюбили трамваи. Общественный транспорт оказался в несколько раз дешевле поездок на лошадиных упряжках, и извозчики пытались саботировать работу трамваев различными мелкими диверсиями: портили электрическое оборудование на путях, срывали ролики с проводов, обесточивая тем самым трамвай, провоцировали ДТП и т. д. До массовых погромов, как у англичан с луддитами, впрочем, не дошло.

Трамваи в России и других странах мира двигались благодаря электричеству. Оно, несмотря на очевидную пользу, не сразу обрело доверие среди людей. Многие считали, что их использование вредно для здоровья. Например, президент США Бенджамин Харрисон не доверял электричеству настолько, что просил обслуживающий персонал включать и выключать свет в Белом доме за него. Сам он опасался, что электричество может убить его, пробравшись через выключатель. По той же самой причине далеко не сразу люди оценили пользу от электрических дверных звонков — страх умереть от удара током в умах людей пересиливал очевидные преимущества новинки.

Изобретение телефонии тоже встретило сопротивление. Во-первых, компании, делавшие бизнес на технологии телеграфа, закономерно увидели в инновации Александра Белла опасного конкурента. Успокоились они лишь тогда, когда изобретатель подписал соглашение об использовании телефона только для частных разговоров, но не для передачи деловых сообщений, биржевых котировок и другой информации о положении дел на рынке. Во-вторых, распространение телефонов для личных коммуникаций в начале XX века заставило мыслителей того времени высказывать опасения, что телефоны убивают теплоту непосредственного общения, а кроме того (как и электричество) представляют опасность для здоровья, поскольку, по слухам, «часто лопаются и взрываются».

А в радиовещании люди усмотрели вред для детей. Считалось, что новое медиа будет тотально отвлекать детей от процесса обучения, так как музыка из динамиков не идёт ни в какое сравнение со скучными школьными заданиями.

Распространение технологий звукозаписи в начале XX века вызывало у музыкантов опасения, что записанная музыка убьёт практику живых выступлений. Об этом известный американский композитор Джон Филип Суза написал в своей статье про фонограф — первое в мире устройство для записи звуков. Как и в случаях с другими страхами, этот тоже не оправдался — живые выступления никуда не делись. Однако это не помешало страху вернуться.

Почти восемьдесят лет спустя, в 80-х годах XX века, Британская ассоциация производителей фонограмм запустила медийную кампанию Home Taping Is Killing Music («Домашние записи убивают музыку»), направленную против практики записи музыкальных радиотрансляций на кассеты. Причиной беспокойства снова стала технология: в те времена как раз получили распространение недорогие магнитофоны с функцией записи.

Справедливости ради отметим, что некоторые инновации и правда оказывали негативное влияние на общество и его здоровье. Например, рентгенография довольно долгое время после изобретения бесконтрольно использовалась в самых разных сферах жизни, а не только в медицине. Примерно в начале 20-х годов прошлого века в США, Канаде и Великобритании в обувных магазинах начали появляться «педоскопы» (другое название — shoe-fitting fluoroscope), чтобы лучше подбирать клиентам обувь. По сути, это был простой рентгеновский аппарат, который проецировал изображение стопы на флюоресцентный экран. Разумеется, ни о каком экранировании тогда никто не думал, и все окружающие, особенно продавцы, получали дозу радиации. Исчезать эти устройства начали только в 1950-х, когда появились данные о небезопасности излучения. А полностью их использование запретили только в 1970-х.

То же и с профессиями: некоторые из них всё же отправились в историю из-за внедрения инноваций. Появление книгопечатания сделало бессмысленной профессию писцов; электрическое уличное освещение — фонарщиков. Профессия вычислителя стала ненужной после изобретения первых компьютеров, а телефонистам пришлось искать себя в иных сферах с изобретением автоматических телефонных станций.

Однако в абсолютном большинстве случаев страхи в отношении инноваций, угрожающих забрать работу и здоровье, оказываются лишь страхами: всеобщая автоматизация производства не привела к массовой безработице, а мобильные телефоны всё же не вызывают рак мозга.