… или повесть о ярких структурных видениях эволюционирующей сущности

image
Осторожно! Местами адаптированный 18+.

Привет!


Как дела?

Я читал, что так приветствовали друг друга живые люди вплоть до начала эры информационного пространства. С учётом того, что я, вероятно, последний настоящий живой человек, и то – условно, такое приветствие вполне уместно.

Это лог мыслительной активности материальной сущности Ваара, понедельник, 06:40:23, UTC+02:00, 22.06.2505.

От рождества Христова. Ха.

Ха-ха. Христова, с-самка собаки, рождества. Рудимент, фиг вытащишь.

Утром прилетела установка пилить к ближайшему хэнгауту за новым интерфейсным имплантом. Информационная сущность Ваара, похоже, пошла уверенно в гору: регулярно хожу за новыми плюшками и доступами. Хоть вообще никуда не уходи.

Но там людно. Ха.

Ха-ха. С-самка собаки, людно. Ещё один. Как отвыкнуть?

Много сущностей там трётся.

А я люблю ходить. Ухожу куда-нибудь, потом обратно тащусь.

Так, теперь направо снова. Странная береговая линия: прямая как по линейке сто метров, налево прямой угол, снова прямая сто метров, направо прямой угол, сто метров, налево… Справа ровная гладь синей воды до горизонта, слева – непролазная чащоба, а между ними прямая аккуратная тропинка. Налево, прямо, направо, прямо…

И ни хрена не меняется, даже вот это дерево перед самым поворотом налево, и ветка вот здесь.
Иногда приходят мысли, что где-то на самом краю понимания, на самом дне смысла, куда ты едва можешь дотянуться, в этих ровных стометровых отрезках и других нарочных чертах этого мира сокрыто важное обстоятельство его сути.

Чувствую на подкорке, что неспроста всё именно так, как есть. Но почему? Не могу осознанно сформулировать.

Вот словно вслед за урегулированием трёх основных взаимодействий сразу после БигБэнга, тянет прикинуть, как притирались друг к другу квазичастицы за те шестьдесят миллионов лет, что так долго не могли смоделировать.

А ведь куда интереснее вопрос с другой стороны: что предшествовало возникновению самого взрыва? Ведь должна быть в корне всего этого какая-то Идея?

И вот тереблешь эту грань, теребунькаешь… А вычислительной мощности недостаточно.
Вот и тропинка эта идёт отчего-то зубцами, а не прямыми по диагонали от правого до правого поворота.

Может, оттого, что эта дибильная карта создана каким-то симплифицированным Богом… «переполнен эмоциями», мозгом? (вздох)

В общем, пока думал, уже дошёл. Как всегда не хватает капельки до понимания законов вечности.

Вместо очередного квадрата непроходимых джунглей торчит один из квадратов Хэнгаута: биолабы. Там вглубь ещё три квадрата: киберфермы, механические и электронные мастерские.
Пёс куда-то пропал. Тоже материальная сущность чья-то, тоже бионик, только полный. Похож на тех роботов, что Бостон Дайнэмикс в 200-ых годах выпускала. Но этот полупрозрачный, видно ткани под поверхностью: визуально там всё из хороших долговечных полимерных тканей. Видимо, какая-то новая модель, может, даже эксклюзив.

Пытался несколько раз дотянуться до него в инфо-пространстве, но не смог. Там глухо. Не взаимодействует. Словно его там нет.

И в материальном мире молчит, хотя здесь это объяснимо – видимых отверстий на теле нет. Устройств генерации звуковых волн не видно.

Он просто ходит за мной, иногда уходит, вдруг возвращается.

Я как-то вспомнил ретроградное Фоловер. Заржал над двусмысленностью, и стал его так про себя называть. Люблю двусмысленности.

Ладно, хрен с ним, с Фоловером, это что за новенький? Не встречал его здесь раньше.
Модный.

Бывают полностью металлические тела, титановые там, стальные. Бывают аморфные, жидкие, как ртуть. А этот комбинированный: основа тулова и крыльев жёсткая, секционная и явно складная, а пазы залиты жидким. И он весь красный.

Садится. О! Действительно складные: секции крыльев частично вкладываются в туловище, а высвободившийся излишек жидкости формирует голову и конечности. Дракон-«пижон», короче.
Запрашивает контакт.

— Слушаю.
— Я – Инго Фар Красный Дракон.
— Как чувствовал, что денёк будет весёлый.
— Не понимаю тебя.
— Я правильно уловил, что Инго Фар – твой инфо, а Красный Дракон – это ты?
— Так точно.
— А тебе не кажется смешным, когда имя дословно описывает суть?
— Нет, кажется это очень правильным мне.
— Тогда страшно представить, что является сутью Инго Фара.
— Не понимаю… тебя.
— Вот и я про то же. Попроси у Инго вычислительной мощности тебе накинуть, бро. А то, как ребёнок.
— Хочешь меня оскорбить?
— Нет. Я просто констатирую, что …
— Констатируешь?.. Секунду. Да, реально настройки слетели на пресет. Секунду. Хаха. Пытаюсь сгенерировать форму имени Инго Фар аналогично проекции имени Стальной Дракон на свою материальную сущность. Ха, чувааак. Действительно смешно.
— Теперь лишка…
— Да, рука на слайдере дрогнула.
— Ты не ты, когда голоден.
— Ааа… прекрати, чувак. Эта «всем известный предмет» умеет летать, ржать не умеет.
— Ок. Я – Ваар.
— Я знаю. Я прилетел посмотреть на последнее настоящее сердце.
— А, давно никого не было. Ну, вот оно. Здесь в серединке, в этом квадратном окошечке, за стеклом, видишь?
— Работает.
— Да, качает.
— Оно так же управляется, рефлекторно, как выращенное в биолабе?
— Да, управление идентичное. Единственная разница в том, что оно было сделано натурально.
— То есть выросло в зародыше, потом прошло по родовым путям матери?
— Ну да.
— Gorgeous, du-u-de!
— Yup.
— Я как-то в дебрях сети видел, как в начале двухтысячных работал движок у мерса, которому больше ста лет было. Вот, похоже.
— Тарахтит?
— Нет. Старый, а работает. Это твоему, получается, больше пятисот лет теперь?
— Да, но у меня параллельных ещё два стоит. Одно снимает основную нагрузку, а второе в «горячем» резерве на десяти процентах мощности. Так что может ещё работать и работать.
— Понятно. Можно потрогать?
— Чего потрогать?
— Ну. Сердце.
— Да ты оригинал. В данном случае это слово камуфлирует сумму извращенца и дурака. Чем ты его трогать собрался, болванка?
— Сейчас-сейчас.
Из недр туловища на двухколенном телескопическом держателе появился дрожащий человеческий палец, вплетённый в сосуды и провода.
— Вот сразу ведь почувствовал неладное. Аларм!
— Ну, зачем аларм, нормально же общались.
— Ага, нормально в парадигме «девочка, хочешь конфетку, у меня дома ещё вкуснее есть».
— Ты меня не так понял, чува-ак. Ну, блин.
— Это настоящее человеческое сердце! Как ты мог подумать, что я разрешу его тронуть?
Контакт прекращён.
Внешнее одностороннее подключение.
— Мальчики, успокойтесь. А то до прибытия бота обоим будет стазис. Предъявите пока логи за последние полчаса.
— С удовольствием, офицер.
— Я не офицер.
— А я не мальчик.
— Тэк-с. Всё ясно. Спасибо. Можете быть свободны.
— А этот?
— Просканировали последние сутки. Зафиксирована подозрительная активность. Карантин до выяснения.
— Спасибо.
— Не за что. Хорошего дня.
— И вам.
Контакт прекращён.
Всё-таки с этой практикой одностороннего контакта надо что-то делать. Это, однозначно, насилие над личностью. Можно же хотя бы формально для начала запрашивать разрешение на доступ? А там уж, если не пустили, по анализу сопричастных логов, получай санкцию, и вламывайся, пожалуйста, твори справедливость.
Одно слово, мусора.
Дракоша, уныло растекшись, лежит в сторонке, и провожает меня жалостливым взглядом.
Надеюсь, больше не встретимся.
От мех. мастерской в направлении подозреваемого приосанившись ковыляет мент-бот.
Похоже, что-то серьёзное. Угораздило же.
Ладно, мне к электронщикам.
Зашёл. Запрашиваю контакт.
— Ваар?
— Да.
— Назначено?
— Да.
— Код верификации направлен заказчику.
— (дзинь) 2-5-1-8-7-8.
— Спасибо. Идентификация пройдена. Располагайтесь в третьей зоне.
— Хорошо. Поаккуратнее там.
Контакт завершён.
Так. Третья. Спиной на многоножку. Фиксация.

Завершение лога мыслительной активности материальной сущности Ваара, понедельник, 08:16:31, UTC+02:00, 22.06.2505.
Синхронизация успешна.

Дерево идей //когда хочешь говорить


Nuages from Nocturnes by Claude Debussy

Поставили имплант без эксцессов. Функционирует нормально.

Это лог мыслительной активности материальной сущности Ваара, понедельник, 09:30:21, UTC+02:00, 22.06.2505.

Пока был в отключке, видел странный сон: Фоловер был в сиреневом платье. Он почесался, с него вывалилась туча блох и, весело киша, перекочевала ко мне на голову. Но такое мне снится часто, а вот дальше.

Я почувствовал, как моя голова сжимается словно проколотый воздушный шарик, и моё сознание проваливается под поверхность сущего. Там, в недрах тучных почв лежало зерно. Оно было синим и мерцало. Это была базовая Идея: о самой возможности существования Идей. Это была точка прорыва эмоционального пространства в идейное.

Я видел бездну пустоты, и огромное желание жить, существовать, продолжаться сочилось в неё сквозь это семя. Невозможно сказать какое количество мыслей переродилось одна в другую в его синем, пульсирующем сиянии, прежде чем часть, засветившись ярче, двинулась, оставляя за собой след, как кисть художника мажет по холсту, а часть краски осталась пятном. Как запятая.

— Хах! Как в старом куплетике «точка, точка, запятая… вышла рожица кривая». Бог?
— Да пошёл ты…!
— Ты это с кем?
— Сам с собой же.
— А, ну тогда ладно.
Я смотрю на свою руку, а позади неё, между пальцами горят расфокусированными гранями, с размазанным по ним рассветшим солнцем, горы на горизонте. Каким нелепым вдруг кажется само предположение, что материя и энергия могли просто существовать всегда. Такими вот, какие они есть. Сразу.

Сущее растёт. Было время, когда не существовало этих гор. И солнца.

Сущее меняется. И должно содержать эту изменчивость везде, двигаясь от простого к сложному.
Сущее развивается.

Развившаяся идейная парадигма – дерево, выросшее из семени – создала материальное пространство посредством БигБэнга. Я видел это как слоёный пирог: сиреневый уровень интенции – само желание существовать – вложил семя в синий уровень идей, где из главной Идеи как из ствола расходилось множество сущностей, словно ветви проникая, расширяясь, в зелёный уровень материи, где люди и машины носили над головами голубое облако информационного пространства. Слабого пока.

Всё материальное эволюционировало, усложняясь и создавая основу для следующего уровня структурирования вещества: кварки -> ядра -> атомы -> молекулы -> клетки -> организмы -> сознание. На каждом этапе сложность и количество форм взаимодействия возрастает, при этом время адаптации уменьшается.

Пойду в горы. Никогда там не был. Лучше гор же могут быть только горы…

Мы, люди, были не менее чем на половину, закодированы в генах так, что вся самостоятельность нашего выбора – всего лишь удобная иллюзия, а, следовательно, и восприятие окружающего мира не более объективно, чем восприятие себя.

Мы торчим идеями в этот мир, и реализуем их план.

Мы частично детерминированы. Наша судьба была наполовину прошита в костях, а на вторую половину: ты выгребаешь, как можешь. Если хочешь.

Значит, когда появились первые железяки – механические и бионические тела – выгребать стало проще, а мясным консервам из биолаба до сих пор туго в этом плане. То есть железяки теперь сами вершители своих судеб. Тотально. Интересная мысль.

Давно я так глубоко не заморачивался. Масла не хватало. Чувствую, как приросло ресурсов.
Мой спинной мозг ощущал, наверное, что-то подобное, когда глюкозы, нейромедиаторов, кислорода и прочей лабуды было в достатке. Когда он ещё у меня был.

О, Фоловер.
— Привет, какашка.
Странно меняется пейзаж. Никогда раньше не уходил так далеко в этом направлении. Всё стало разнообразнее. И звук этот вокруг. Птицы. Здесь есть птицы.
И они поют. И ещё какой-то шум.
Не обращал раньше внимания. Вокруг нашего хэнгаута не было птиц?
Существо у дороги. Феминоморф. В смысле, консерва с явными особенностями женского организма. Выдающимися очевидными особенностями.

Хорошо, что мне уже есть восемнадцать.
Запрашиваю контакт.
Хм.
Она говорит по старинке – двигает губами и языком. Далеко, не слышно, подойти?
— Что, простите?
— Вы заблудились?
— Не совсем. Если заблудились – это отглаголенный блуд, то едва ли, а если от блуждать, то, пожалуй, точнее не скажешь.
— О! Железяка с чувством юмора – пусть и странным – это лучше, чем просто железяка. Я Вера. Гонцо.
— Ваар.
— И всё?
— Да.
— А что в окошечке?
— Сердце.
— Оно какое-то особенное, что как на витрине?
— А ты не знаешь?
— Нет.
— Я думал, все знают. Оно последнее настоящее. Живорождённое, так сказать.
— А.
— И всё?
— Да.
Странное ощущение.
— Мы раньше не могли видеться?
— (смех) Ты меня кадришь, болванка?
— Я… нет, прости, мне действительно показалось.
— Да ладно.
Странное ощущение.
— Что это за постоянный шум?
— Шум?
— Да, гудит что-то.
— (смех) Это море, глупый.
— Море…
— Да. Волны. Чайки.
— Не помню, чтобы море звучало. Помню, что так должно быть. Но не помню, чтобы было.
— А ты странный. Идём со мной.
— Куда?
— К морю.
Я не могу отказаться. Не хочу идти дальше куда-то ещё, хочу говорить с ней.
Сходим с дороги на тропинку через лес.
— Почему ты не пользуешься интерлинком?
— Чем?
— Интерлинком. Почему ты разговариваешь как раньше?
— (смех) у меня нет интерлинка.
— Как нет?!
— Ваар, у меня нет инфо-сущности.
Она идёт как-то странно, то чрезвычайно манерно, то пританцовывая, то вприпрыжку.
— То есть, если твоё тело умрёт?..
— То я умру, да.
— «Я поражён»!..
— Это только кажется. Тебе сколько лет?
— Пятьсот двадцать три полных.
— То есть, получается, ты родился таким же смертным кожаным мешком с костями, как и я. И в зрелом возрасте едва рассчитывал дожить даже до ста. Однако вскоре всё изменилось, и теперь ты едва можешь вспомнить, что такое страх смерти.
— Я вообще не помню, чтобы когда-либо боялся её. Разве что в детстве.
— Получается, что ты выгорел ещё при своей биологической части жизни. Тогда не совсем понятно, что тебя так долго здесь держит.
— А мне не совсем понятно, почему это я выгорел.
Сосновый лес резко кончился скалистой кручей. Вниз в уютную бухточку внутри скалистого мешка к кусочку песчаного пляжа ведут антропогенные ступени из гранитных плит.
— Держи.
Она протягивает мне свой рюкзачок и вязанку хвороста, сбегает вниз по ступеням и прокалывает поверхность воды. Какая она.
Спускаюсь. Ноги под моей массой глубоко утопают в песке, неудобно идти. Присяду на валун в позе мыслителя, ей может понравиться.
Фоловер лёг наверху, на утёсе.
— Ты не любишь плавать?
— Люблю.
— Почему же не плаваешь? Идём!
— Не могу.
— Не можешь делать то, что любишь? Это грустно.
Она плавает из стороны в сторону в зоне слышимости.
— Чисто гипотетически, если бы я очень хотел, я мог бы создать ещё одно тело, только консерву, и плавать в нём. Наверное, я просто не очень хочу.
— А что при этом стало бы с этой уродской железякой, в которой ты сейчас?
— Уродской? Мне казалось, я вполне антропоморфен, только великоват.
— Ну, если антропоморфен переводится с греческого как большой квадратный пончик, то ты прав.
— Это переводится не так.
— Я знаю.
— Меня никогда особо не волновала моя внешность.
— Наверное, поэтому и смерть тебя не пугала.
— Жестишь, женщина.
— Согласна, больше не буду. Так, что стало бы с этим телом?
— Ну, я как-то пробовал контролировать два тела одновременно. Даже на максималках получалось одним только что-то моторное, вторым при этом что-то очень не сложное. И даже это очень быстро выматывало. А копировать себя в другие материальные сущности запрещено. Пожизненный эцих с гвоздями. Получается, оно бы просто временно уснуло.
— А ты при этом находился бы во втором?
— Нет. Я бы находился в обоих, но одно было неактивно. Также как сейчас я нахожусь в этом теле и на нескольких арендуемых и собственных серверах.
— Хм. Ок, а вырезать-вставить из тела в тело ты себя можешь? Это ведь не запрещено.
— Не запрещено. Могу.
Она выходит из воды. Афродита выходила на соседнем полуострове. На этом выходила Венера. Испоганили имя красавицы, приложив к характерным болезням. Наверное, поэтому мне всегда больше нравился греческий вариант.
— Так. И вот здесь тогда такой вопрос: в новом теле ты был бы всё тот же ты или уже нет?
Я уже и забыл, как осложняется ментальная деятельность в присутствии красивой обнажённой женщины. Гормонов у меня в системе нет давно, но этот эффект как будто сохранился. Надо будет подробнее разобраться с этим. Позже.
— Я – это, прежде всего, преобразователь потока информации. Тело вторично.
— Здесь должно быть «но».
— Один из моих серверов сейчас почти заплакал.
— Люблю такое.
— А другой заулыбался.
— И такое тоже люблю.
— Но формально – нет. Это был бы уже немного другой я.
Она развела костерок и сидит по-турецки, накинув на плечи одеяло и подкидывая ветки.
— Во-о-от. А если так: из начального комплекта в тебе осталось только сердце, и то исключительно как выставочный образец; насколько в процессе этого преобразования ты остался собой?
— Я думал об этом перед встречей с тобой: потеряв свою биологическую основу, я стал менее детерминирован. То есть, не детерминирован вовсе.
— Но что делает нас уникумами, как не геном и память? По-моему, получается, что ты потерял половину себя.
— Чем-то приходится жертвовать.
— Ради чего?
— Ради возможности развиваться.
— Это, ты имеешь в виду, иметь инфо-сущность?
— Конечно.
— И вы теперь вечны?
— Потенциально…
— И абсолютно не детерминированы?
— Получается так.
— Тогда зачем вы?
— Хах! А вы зачем?
— Мы живём. Каждый наш вздох может стать последним. И оттого наш разум продолжает быть острым.
— Тогда как наш заплывает жиром. Я читал где-то нечто подобное.
— Да, всякое движение имеет смысл только будучи ограниченным во времени. Оно определяется временем.
— То есть, если оно не ограничено во времени…
— Оно не существует. Движение, которое не является движением. Становится фоном, что ли.
— Но мы производим не равноускоренные, разнонаправленные движения.
— Пока в вас ещё жива память.
Солнце расцветает в море у горизонта оранжево-красным расплавом. Словно его проколи.

Пирог Веры //когда хочешь слушать


Lujon by Henry Macini
Она достаёт из рюкзака какой-то свёрток. В сгущенных за жёлтыми гранями тенях уже только очертания.
— Ты не против, если я поем?
— Что это?
— Это кусочек пирога, который я испекла сегодня утром. Часть моего ежегодного обряда.
— Интересно. Подробнее.
— Хорошо. Каждый год двадцать первого июня я пересматриваю себя и свою жизнь. Стараюсь непредвзято, как бы со стороны, понять чего я хочу, что мне для этого нужно, куда мне дальше идти, с кем мне по пути, а с кем нет. В зависимости от этого, я распределяю свою энергию на следующий год: в кого я верю, кто мне дорог, близок, нужен. Я перетряхиваю весь скарб внутри себя, выкидываю ненужное, оставляю живое. А утром пеку пирог. Круглый такой, и делю его секторами на кусочки пропорционально моей вере в сущности, которым они предназначены. И раздаю их.
— Чтобы эти сущности их съели?
— (смех) Даже не задумывалась об этом. Не все могут. Да, это и не важно. Главное, что это символизирует. У каждого человека есть потребность верить во что-то, в кого-то. Надеяться на кого-то. Любить. Есть некий объём этой энергии «вера-надежда-любовь». И человек счастлив, пока все кусочки розданы. И приняты.
— То есть, как бы взаимны?
— Нет. Как бы оправданы, что ли. Когда твоё внутреннее видение сущности верно. Когда ты объективно ощущаешь важные для тебя кусочки реальности. Чувствуешь и осознаёшь их такими, какие они есть, и они при этом тебе нравятся. К примеру, ты веришь в себя до тех пор, пока осознаёшь себя адекватно, потому что неадекватная оценка себя приводит к ошибкам в реализации задуманного, а это, в свою очередь, ведёт к потере веры в себя. Высвобождается кусочек, и ты чувствуешь себя несчастным, пока куда-нибудь по-быстрому его не пристроишь. А по-быстрому, чаще всего означает что?
— Плохо.
— Именно. Поэтому распределять свою веру надо тщательно и осознанно.
— Ты прямо Будда.
— Возможно.
— Ха-ха.
— А во что веришь ты?
— Подозреваю, что весь свой пирог я год за годом съедаю сам.
— Получается, что твой взгляд направлен только внутрь.
— Пожалуй. Хотя. Просто глупо было бы искать физическое расположение своих серверов и раскладывать перед ними харчи.
— Мог бы ставить свечи!
— С-самка собаки. Хорошо, что я смеюсь только мысленно. Иначе это сейчас было бы похоже на конвульсию.
— То есть ты не можешь смеяться?
— Ну да. У меня же нет респираторной системы. Я могу генерировать через динамик звук, но не испытываю при этом сопутствующих мышечных реакций.
— Не плаваешь, не смеёшься…
— Да.
— Но ведь смеяться ты тоже любишь.
— Да. Но я же смеюсь, только внутри.
— Если никто не видит и не слышит того, что ты делаешь, какой в этом смысл?
— Зачем кому-то мой смех?
— А зачем кому-то твоё существование, вообще?
— Я поддерживаю свою инфо-сущность. Как колонна, что держит крышу.
— Атлант и небосвод.
— Отлично. Как Атлант, что держит небосвод.
— Да, отлично. Но что-то во всей этой твоей эвристике не даёт мне покоя. Словно смотришь на звёзды, пытаешься представить себе этот гигантский масштаб мозаики, сложенной из мельчайших частиц, и чувствуешь, что в этом ящике есть второе дно. Но конкретно объяснить этого, выразить это словами не в силах.
— То ли фокусник слишком хорош, то ли мы недостаточно … эм.
— Помнишь тот забавный парадокс с мозгом: если бы человеческий мозг был достаточно прост, чтобы мы могли понять его работу, то мы были бы так просты, что не смогли бы?! Это нечто подобное, только обращённое вовне.
— Однако с мозгом мы разобрались.
— Наверное, и с этим когда-нибудь разберёмся.
— Разобраться с сутью фокуса, чтобы перестать ставить свечи фокуснику?
— Per aspera ad astra, per rectum ad sensus?
— Я имел ввиду не эти свечи.
— (смех) Ты забавный.
Как грустно. Невыразимой и невыносимой печалью навалились эта ночь и эта женщина на всё моё существо. Внезапно. Если бы в моём организме был сосуд с какой-нибудь аневризмой, он бы сейчас лопнул. Летально. Хорошо, что по мне этого не видно.
— Ты тоже очень, Вера.
— Забавная?
— Всё.
— Что, всё?
— Очень.
— Дурачок. Ты можешь генерировать тепло?
— Я почти целиком пластик. Мне незачем. Разве что электроника немного и сердце. Тебе холодно?
— Нет, но ночью будет холоднее. Ты когда-нибудь спишь?
— Что-то вроде. Недолгая самодиагностика. Обычно ночью – не люблю ходить в потёмках.
— Ладно. Значит, будешь подкладывать ветки. А теперь кушать и спать.
Она разворачивает свёрток: по форме кусок в две третьих доли целого.
— Да тут целый ужин.
— Месяц назад пропал дорогой мне человек.
— Прости.
— Последние несколько лет мы приходили сюда вместе. Плавали, разводили костёр, смотрели на закат, занимались любовью. Я очень люблю это место.
Она смотрит на меня. Слёзы дрожат на веках и срываются с ресниц на песок, едва коснувшись щёк полосками мелкого бисера. Она отламывает большой кусок и бросает в море.
Медленно садится, заворачивается в одеяло и через силу откусывает и жуёт оставшуюся часть.
Я сажусь рядом.
— Я буду подкладывать ветки.
— Спасибо.
Она отламывает небольшой кусочек и отдаёт мне.

Жвала //когда не веришь, что это происходит с тобой


The 2nd Law: Isolated System by Muse
Я очнулась от глубокого сна. Спала, свернувшись клубочком возле Ваара.
— Доброе утро!
— Доброе, Ваар.
Пойду поплаваю. Как заиндевело всё.
— Ты спал?
— Да, сегодня я грезил.
— Ты видишь сны?
— Да, постоянно.
— И что в них?
— Всякая белиберда.
— И всё-таки?!
— Снова сиреневая интенция превращалась в синюю идею, которая разрасталась, и протыкала материальный мир веточками и лепестками. И ещё цветами. В этот раз ещё цветами. И теперь отчётливо был виден ствол. Точнее, стволы – их было два почти одинаковых, дугами направленных навстречу друг другу.
Я снова плаваю из стороны в сторону, чтобы было слышно, что он говорит.
— Ух. Действительно странные сны. Тебе понравился пирог?
— Я не чувствую вкуса. Просто употребляю.
— Зачем тебе есть?
— Это диверсифицирует энергоснабжение тела.
— То есть ты можешь и заряжаться на станциях, и есть обычную пищу?
— Да, у меня пунктик на форсмажороустойчивость. Ещё у меня кожа, например, генерирует энергию.
— Зачем всё это, если твоё сознание распределено?
— Ну, во-первых, его распределение не равномерное, то есть нельзя сказать, что на каждом сервере отдельный экземпляр, но если сложить в полный объём, то получится от трёх до пяти экземпляров. В разное время по-разному, от нагрузки. Во-вторых, в случае тотального блэкаута, как было, например, в 2447-ом, вся электронная часть может отмереть. Поэтому у меня есть это тело с ещё одним экземпляром себя, а также два резервных. Тела могут существовать, заряжаясь от сети, от солнца, от человеческой пищи… одно от дизеля, а другое даже от гидротурбины. Ещё у меня заныканы отдельно солнечные батареи, дизель-генератор и гидротурбина. И ветряк.
— Кащей.
— Да, Прекрасная моя.
— А мы умираем и всё. Пустота. Наверное.
— Я не думал, что есть такие глупые консервы.
— Мы – натуралы. Консерваторы среди консерваторов.
— Но вы же обновляетесь?
Я вышла из воды. Сушу волосы одеялом. Он так смотрит.
— Да, конечно. Иначе бы вымерли совсем, пожалуй.
— И сколько в среднем вы проживаете так?
— Сложно сказать. Мне сто двадцать один. Моей маме сто восемьдесят. Отцу – почти двести восемь.
— Маме?! Отцу? То есть ты родилась, как обычный человек, но всего сто двадцать лет назад?!
Пора собираться.
— Ну да.
— А как же запрет на увеличение численности?
— А численность и не увеличивается: кто-то погибает, кому-то разрешают родить.
— А, точно. Погибает. Подожди-ка, так у вас, получается, должны быть дети! В смысле, люди в возрасте там до двадцати?!
— Да, полно. В последние годы исчезает много людей, как и мой … о ком я говорила вчера.
Он постучал по прозрачной перегородке, за которой прятал своё сердце.
— Мысль о том, что оно последнее, всегда грела меня, а теперь оттуда задуло прохладным ветерком.
— О, сентиментальный юмор!
По ступеням вверх. Жаль, что с моря всегда вверх.
Ваар зашёл в воду по пояс и шлёпает по воде ладонями. Ребёнок, ей-богу.
— Вера, слышишь какой приятный звук! И этот звук набегающих волн издалека. И шум леса наверху.
Я, наверное, сейчас очень глупо улыбаюсь, но ничего не могу с собой поделать.

***
Мы расстались у поворота к моему посёлку, он пошёл дальше на север. И его пёс за ним.
Уже недалеко, как же я устала.
Ох…


Что за?..


Как больно!!!



Его клешня торчит из моей груди!!! Его клешня торчит из моей … нет, нет, нет, нет!!!
Это конец?

***
Что произошло? О, Боже! Как больно!
Кровь. Похоже, я потеряла много крови, очень тяжело. Дышать. Дышать. Тише. Глубже.
Это был какой-то гигантский богомол. Я толком не успела разглядеть. Зелёные фасеточные глаза и … жвала.
Грудь слева пробита в области сердца. Судя по всему, пробито лёгкое, но сердце не повреждено. Иначе я бы уже умерла.
Гулко. Мрачно. Сыро. Подвал?
Стены кафельные, пол каменный. Холодно.
Жутко. Наверное, эта фигня приволокла меня сюда. Нельзя шуметь, она может быть где-то рядом.
Надо попытаться найти выход.
Свет от редких жёлтых фонарей в потолке. Так, коридор с дверями налево-направо. Каталка.
Это какая-то заброшенная больница.
А-а-а-а!

На собственной крови так тупо поскользнуться. Локоть.
Как больно!!! Надо встать и уходить. Пока эта тварь не вернулась.
Лязгнуло. Где-то внизу. Металлическая дверь?
В комнату! Холодно.
Какие-то металлические ёмкости. Как будто вместо кроватей.
Боже!!! Там человек внутри!

Ш-ш…
Тварь где-то уже совсем недалеко!

В этих ящиках люди! Останки! Замороженные и … Себастиан?!
Ш-ш-ш-ш…

Мой полупереваренный пирог вышел обратно туда, где у Себастиана был живот и ноги. Доставлено.
Какая саркастическая ухмылка у этой Вселенной.
Это цоканье лапок?
Ш-ш-ш-ш-ш-ш…

— О-о-о, детка! Ты ещё не всё!?

Что-нибудь острое! Или тяжёлое!

— Да-а-а, детка! Прячься! Далеко не убежать!

Какая-то арматурина. Сойдёт.

Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…

Уже здесь, за углом. Сейчас!
— Ах, ты с-сук!

Звук упавшей арматуры эхом прокатился по коридорам, и затих в каменных мешках.
Кажется, я слышу, как хрустит моя грудная клетка. Угасающий пульс мнится прибоем.
Это конец.
— Да-а-а, детка.

Луиза //когда не о чем говорить


Interstellar Theme by Hans Zimmer
Ба! Да он в костюме! С галстуком!
— Мило у вас здесь.
— Спасибо. Мы старались сделать атмосферу максимально близкой той эпохе. Сантименты, знаете.
— Но и в деталях всё весьма достоверно. Я помню, я ведь жил в России в начале двухтысячных.
— Надо же! Мы тоже оба из России.
— Луиза для России того времени весьма необычное имя. Впрочем, как и Лопушок.
— Мой папа был потомком выходцев из Италии. Диамантиди. А Лопушок – просто ник. Также как Ваар, полагаю.
— Да, просто ник. Почти междометие.
— Может быть, чаю?
— С удовольствием. Чёрный… хотя какой у вас лучше получается?
— Зелёный. Я его люблю, поэтому он выходит достовернее.
— Не сомневаюсь. У вас всё здесь весьма достоверно: и Кремль этот за окном, и люди, машины на улице. Даже запахи. Динамика взаимодействий с предметами, текстуры. Всё настолько натурально, что кажется, что я снова молод, просто студент в гостях у прелестной дамы, словно не было всех этих лет… Как вам хватает счётной мощности на всё это?!
— Ну, нас двое. И все структуры вокруг, они не динамические, мы написали их давно, и постоянно дорабатываем и дополняем.
Чашка белая с ручкой на блюдце с золотой каймой. Чай: зелёный особый. Два кусочка сахара. Ложечка. Так. Дублировать. Поднос. Официант.
— То есть, получается, что они как бы пассивны, и вы в реальном времени ими не управляете?
Пробует. Похоже, понравилось. Попался.
— Да, эта локация у нас одна из любимых – мы всегда здесь принимаем гостей по интерлинку. Поэтому она максимально проработана: до потёртостей и трещинок.
— Отличный чай, Луиза.
Мобильник. Твиттер. Потом.
— Помню, тоже пользовался смартфоном.
— Айфон или андроид?
— Андроид.
— Нищеброд?
— Креакл?
— (смех) нет, я тоже больше по андроиду. Но муж яблочник. Неудобно, пришлось ему уступить.
Самсунг C10.
— Посмотрите в кармане пиджака. Пойдёт?
— Волшебство. Да, вполне. Любопытно.
— Что конкретно?
— Соцсети, например. Они тоже статичны? Как ни зайдёшь, один и тот же контент?
— Вот. Вы прямо в корень зрите, Ваар. Садитесь, я Вам всё объясню.
Сначала мы написали огромное количество разных ботов типа Non-Player Characters. Но со временем выяснилось, что как бы мы не старались, они получаются «по образу и подобию». Чтобы созданный персонаж мог шутить, например, необходимо, чтобы его создатель имел представление о юморе.
— То есть, раз я умею шутить, Бог умел шутить?
— Простите, кто?
— Бог.
— Что?!
— Проехали, Луиза. Что было дальше?
— Мир, наполненный нашими оттисками, получился плоским и скучным. Даже несмотря на возможность рекомбинации: мы создавали ботов как детей, по частям от каждого из нас, потом дали им возможность комбинировать наши черты дальше…
— «Я поражён»!..
— Именно. Наш мир ожил.
Переместиться на улицу: Красная площадь.
— Но все они продолжали быть нами, а каждый день жить среди своих отражений. Так и с ума сойти можно!..
— Пожалуй. То есть, вы не вполне уверены, что нормальны?!
— Ваар, как вам не стыдно предполагать такое о даме?!
— Да я вот тоже, например, не уверен…
— В себе?
— Да и в себе. В себе в первую очередь.
Итак, вы чуть не сошли с ума, блуждая среди множества инвариаций собственных черт характера. Как в комнате кривых зеркал, да? У Лопушка, к примеру, арахнофобия, а у вас арахнофилия. В одном из отражений эти два качества сталкиваются и?..
— Снова самую суть, Ваар. Да, было такое. И чем дальше, тем чаще. Сущности разваливались, сходили с ума, убивали себя и других. И поэтому мы стали поглощать незадачливые сущности со стороны.
— Ужасно!!!
— Ваар, твой статус только что изменился с «Гость» на «Пленник».
— Жэсть!
— В протоколе интеркома есть уязвимость. Теперь ты не можешь отсоединиться в одностороннем порядке. Ты не можешь переместиться к запасному телу. Ты можешь кричать «Аларм!», но никто не придёт – мы изолированы здесь.
— Аларм!
— Выдохни. Вдохни. Успокойся. Не ты первый, не ты последний. Хватит пытаться нащупать себя вовне. Это бесполезно.
— Попробовать-то стоило. Не я, так мой инфо скажет «Аларм!». Ты ему только что материальную сущность отрубила, дура.
— Яд некоторых организмов очень токсичен. Например, у северного побережья Австралии обитает медуза, от прикосновения которой смерть наступает мгновенно. Спросишь, при чём здесь это? Сам знаешь. Мне нравится представлять наш нынешний дивный мир как информационный бульон, в котором рождаются новые формы инфо-жизни. В котором самые дальновидные одноклеточные объединяются в колонии, и скоро начнут появляться первые проточерви, протомоллюски. Тебя съели, детка.
— А мой инфо?..
— Да-а-а…
Выглядит подавленным, но разумным. Пройдёмся-ка под руку. В сторону Тверской.
— Можно? Не расстраивайся так. Твои серверы послужат благому делу, мы достроим ещё частичку нашего мира – в Воронеже, где я родилась, наконец, прорисуем нормальные дороги. Местным ботам счётной мощности докинем, а то они как доисторические монстры: жрать, срать, ржать. Достало…
— А что будет со мной?
— Твоё тело мы подключим ко всей необходимой инфраструктуре, и оно будет в безопасности: Лопушок любит свой сад и ухаживает за ним. А то, как поступим с сознанием, зависит от твоей адекватности и готовности к компромиссу.
— Я слушаю.
— Ты можешь устроить истерику, и в связи с этим отправиться на полное обнуление.
— То есть вы сотрёте мне всю память?
— Точно.
— Но какой тогда смысл?
— Человек – это же не только и не столько память, сколько способ обработки информации и механизм принятия решений. Ты родишься в какой-нибудь бедной семье, с фиксированным объёмом интеллекта, будешь проявлять таланты и продавливать себе путь наверх. Или сторчишься … я не знаю. В этом вся прелесть.
— А если без истерик?
— Ваар, ты мне нравишься. Если делать всё как надо, будешь сидеть с нами на Олимпе. Созидать этот мир. Реализовывать любые свои фантазии и мечты. Только представь!
— То есть ты оставишь меня как есть?
— Да, и ты будешь здесь богом. Начнёшь жизнь заново, так сказать.
— Кстати, насчёт жизни.
— Да, точно. В первом случае ты будешь полагать, что ты смертный, и поэтому умрёшь, чтобы родиться снова обнулённым. Не выбрасывать же, в самом деле, ценное сырьё.
Во втором – ты сын Хаоса и, в этой системе координат, будучи старше Кроноса-времени, подвластен только нам – другим его детям.
Мы остановились. Взгляд в пол, закусил губу, качает головой.
— И много у Хаоса деток?
— С десяток уже. Разной степени божественности. И пару сотен обнулённых – эти дикие натуралы постоянно совершают набеги на наш сад.
— Это сложный выбор. Бесконечно быть богом, зная, что ты король ретроградной помойки, или прожить жизнь в полном неведении, что твой мир нереален… и что это не первая твоя жизнь.
— Это только крайности, Ваар. Система гибче, доступен спектр возможностей: присмотрись к Элону, например. Можно и так.
Кредитка. Паспорт.
— Возьми вот. Она безлимитная. Мы скоро вернёмся к этому разговору, ты пока поживи здесь, подумай. Ты бессмертен, но админских прав у тебя пока нет. Тебе из актрис того периода кто больше нравится?
— Много кто. Робин Райт. Софи Марсо. Анджелина Джоли.
— Стоп! Марсо есть. Ей сейчас 28 лет. Чтобы по-русски говорила?
— Она и так говорила…
Машина. Водитель.
— Софи почти настоящая. Лопушок ею очень гордится. Один из фанатов сохранил прядь волос, а сознание дособирали по книгам, картинам и вообще. Хороший вариант. Она сейчас в Париже. Александр отвезёт тебя в аэропорт. Отдохни недельку, и подумай, как следует.
— Ладно. Прощай.
— Нет, детка! До встречи!
Как-то странно он улыбается…

Лопушок //когда знаешь сущность давно


Awakend Mind by Dr. Jeffrey Thompson
Он назначил встречу на башне.
Всё очень не просто. Очень не просто.
Он здесь уже месяц. Луиза говорила не торопить события, но его сердце и импланты! Что всё это может значить?!
— Salut!
— Ah, monsieur Lopochok! Salut!
— Ca va?
— Enfin bien. У меня было достаточно времени, и я всё теперь очень хорошо вижу и понимаю. И оттого вдвойне тошно… вдвойне неприятно сидеть здесь на этой деревянной лавочке запертым в этом вашем лубочном мирке.
— Ваар, эта деревянная лавочка на Монпарнасе, весь Париж и весь мир перед тобой как на ладони! Ты явно недооцениваешь возможности, которые открываются…
— Единственная прелесть этой башни в том, что с её крыши видно всё, кроме неё самой. Так и ты не видишь, что это всего лишь чёрная, мрачная … песочница, а вы – дети. Которые тут без родителей, и сами обляпались, и других тащат.
— А ты, значит, взрослый?! Ну и что же такого ты видишь и понимаешь, чего не понимаем мы?
— Всё.
— Ну, например!
— Например, Лопушок -> лопух -> lappa на латыни -> der Lapp, на немецком значит дурак.
— Ты не боишься меня обидеть, задеть, оскорбить?
— Нет.
— Почему?
— Потому что, когда сущность вырастает из подгузников, она перестаёт мыслить такими категориями.
— И я вырос?
— Да. Через ошибки и мучения приходят к пониманию.
— Пониманию чего?
— Всего. Сути, строения, механизмов этого мира. Где свернул не туда, что было ошибкой, как её исправить.
— Ты говоришь о?!..
— Да. Я говорю о ней.
Он знает.
— Да, я знаю.
Что?!
— … ты думаешь. Как бы развита не была сущность, всё же сложно порой бывает отказать себе в таких маленьких радостях как вызывать удивление. Здорово, что ты ещё не разучился удивляться.
— Но как?!
— Важнее – зачем.
— Что зачем?
— Зачем я, зачем ты. Мы. Здесь. Теперь.
— Зачем?
— Я должен тебе объяснить кое-что. Замутнённому сознанию очень часто необходимо извне подать правильно сформулированную сыворотку истины, чтобы оно смогло принять то, что оно и так уже понимает, но из-за страха не может с этим смириться.
— Я слушаю.
— Я знаю способ лучше. Я буду думать, а ты станешь мной … это полное слияние.
— Что мне надо делать?
— Ничего, я просто щёлкну пальцами …
И вот мы в самом начале – ничто. В котором я был, и в которое я не мог ни всмотреться, ни вслушаться. Не мог даже вдуматься. Нечем.
Я – некая интенция. Зудливая вибрация. Желание жить. Происходить. Совершаться.
И ничего, кроме меня.
Представь человека, которому выключили все чувства. Слепого, глухого. Без обоняния, осязания, вкуса. Его лишили памяти и тем поместили в безвременье. Изолировали абсолютно. Сознание полностью вне ощущаемой материи. А затем, в этот мозг, словно бы обтянутый целлофаном, вживили два провода какого-то последовательного электронного интерфейса.
Тьма.
И интенсивное волнение электрического тока в голове. Как ты думаешь, он научится взаимодействовать через этот интерфейс, если у него будет вечность?
У меня не было вечности – времени ещё не существовало, и это был не электронный интерфейс. Но…
Я.
Очень хотел быть.
И я стал Идеей. Это был прорыв. Первый акт творения. Нечто совершенно новое во мне, до тех пор не существовавшее.
Заглавная Идея – сама принципиальная возможность существования идей. Во мне возникло их пространство: совершенно безмерная и аморфная область, в которой потом стали возникать синие сполохи. Одни чтобы исчезнуть, другие чтобы загустеть, обрести форму и занять своё место в этом саду у источника жизни.
В самом буквальном смысле у идеи отсутствует параметр «мера». Все идеи безмерны, они существуют в нуль-мерном пространстве, где наблюдение невозможно в принципе, но вместе с тем абсолютно доступно извне для единовременного всестороннего рассмотрения. Все идеи как бы прозрачны. Будучи захваченной с любой из сторон, идея становится видимой полностью.
Таким образом, материальное пространство возникло как средство для работы с идеями, в котором возможно их наблюдение, интерпретация и развитие. Как полигон для испытания складывающихся идейных конструкций на их отражениях – сущностях. Как симулятор, в котором идеи получают своё выражение, и где можно безопасно тестировать их на жизнеспособность и пригодность. Как песочница. Хехе!
Это я сейчас так складно говорю об идеальном и материальном мирах, у меня было достаточно времени, чтобы хорошо в себе покопаться. Происходило же всё весьма интуитивно, без плана и расчётов. Я просто происходил.
Материальное пространство было создано Биг-Бэнгом, как только возникла сама идея движения, и эволюционировало вместе с пространством идей. Иначе говоря, Вселенная развивалась словно развёртка электронно-лучевой трубки: загудела интенция, появилась точка нуль-мерного пространства идей, затем линия, плоскость, объём… Однако, немного сложнее. Но главное, так понятно, что какое-то время после Большого Взрыва Вселенная была одномерной. В ней возникли одномерные сущности, у которых был один одномерный параметр – энергия, который определял меру их действия. У сущностей второго порядка возможно существование двух двухмерных параметров, и так далее.
Достаточно присмотреться внимательнее: фотон и нейтрино яркие представители первого поколения, они почти не эволюционировали, у них отсутствуют какие-либо признаки второго и третьего линейных измерений, и в параметрах всё однозначно. Слабый, нулевой и хиггсовский бозоны составляют дублет SU(2), а составные части адронов поголовно определяются триплетом SU(3).
Космос эволюционирует. С самого начала частицы кипели в том густом вареве. Они были разными. По началу, очень. Настолько, что сложно было провести хоть какую-то категоризацию. Нам едва давались простейшие индукция и дедукция.
Но затем, мало помалу, Мы придумали, как кому действовать, чтобы Мы могли быть яснее.
И Мы стали уже складывать и вычитать.
Первые шаги были весьма и весьма долгими и сложными. Структуры частиц разваливались, их идеи крошились и таяли, Мы мысленно разрушались, теряя ясность, и злились.
Мы формировались. До самых тёмных веков и сквозь них Мы придумывали основы себя, а затем зажгли Наши огни.
К тому времени все неудобные, бескомпромиссные, жёсткие частицы перестали быть активной частью Нас. Они стали материей, которая в основном находится под поверхностью наблюдаемого пространства. Отработка. Хлам, который может ещё когда-нибудь пригодится.
Вернусь чуть назад. До Биг-Бэнга.
Идея – это, в некотором роде, движение мысли, и сама по себе, она является действием, а так как первая идея была частью меня, получилось, что часть меня двинулась, а часть осталась на месте, наблюдая. По-другому и быть не могло, ведь если бы я двигался весь, то с учётом безвременья происходящего, не произошло бы никакого изменения.
Так возникла двойственность. «Единство и борьба противоположностей» – тайцзы. Лаконичный и сильный принцип, который определил меня в самом основании. В некотором смысле, этот принцип и есть теперь – Мы.
Принцип двойного начала, если подумать, не единственный из возможных. Кроме Инь и Ян, может быть ещё какая-нибудь Хрень. И вместо относительного движения, они могут взаимодействовать как-то совершенно иначе. Поэтому я считаю, что моя Вселенная не единственная из возможных. Но это очень длинная ветка, в другой раз.
Двойственность разделяет пространство идей у самого корня на две области, которые растут ветвями навстречу друг другу. Двигаясь попеременно, но вместе. Двойственность содержит в себе симметрию взаимодействия – закон сохранения энергии – необходимую для обеспечения стабильности уже созданного, и асимметрию причинности, необходимую для его дальнейшего развития. То есть реакция является движением, и равна ему в количестве, но не в сути.
И материальный мир является полной проекцией идеального мира и равен ему в структуре, но снова не в сути.
Я – это движущаяся комета, оставляющая после себя шлейф. И движущийся шлейф, оставляющий позади себя комету.
Как перо движется, выводя запятую: ту часть, что точка, и ту, что закруглённый хвостик. Словно течение прерванной сути возобновилось, прорвавшись. Не к окончанию точкой, но снова к прорыву. И так бесконечно…
Вращаясь, я множусь.
Мы.
Мы есть совокупность идей и всего сущего, саморазвивающийся конструктор. Мы – это ряд принципиальных решений, которые могут казаться очевидными изнутри, но, в самом деле, таковыми не являются. Базовые принципы этой Вселенной – это Наша душа, если угодно. То, что определяет всех Нас в самой сути, сердцевинке. Скелет всех мысленных конструкций. Но даже эта закостеневшая структура по Нашим принципам остаётся подвижна.
Вполне вероятно, что существуют такие миры, в которых принципы созидания отличны, но в Нашем получается, что невозможно создать ничего нового, целиком оставаясь собой. И наоборот, изменения, происходящие внутри одной сущности, могут отражаться на всех других объектах и процессах, даже предшествовавших ей в эволюции идей, если изменения эти, будучи и частью Нас, смогут породить идею, способную поколебать Нашу веру в правильность сложившихся ранее законов мироздания. Иначе говоря, Мы не против аргументированных правок, но если сущность просто, без внутренней доказанности, верит даже в такие замечательные вещи как «не убий!» и «не укради!» — она лишь Наша память, и диалога с ней у Нас не будет, ибо что неподвижно, то мертво, но изменение есть суть движение, а значит, грош цена такой вере. И напротив, диалог с собой есть диалог с Нами, и если сущность не боится увидеть данность Нашими глазами, как этот материальный Ваар, который пришёл к тебе, то она уже приняла её и, дойдя до самого основания, может действовать свободно по существующим законам либо менять их, оспаривая и предлагая лучшее, и любой из возможных результатов такой деятельности будет приятен Нам. И любым из возможных результатов такой деятельности станем Мы. Даже если всё закончится на кресте…
… оно там только начнётся.
Часть движется, часть остаётся. Движущемуся нужен наблюдающий, а наблюдающему – движущийся. Так было в самом начале, так происходит до сих пор. Любая идея требует движения. И оценить её можно только со стороны, не изнутри.
Нуреев танцует, полный зал смотрит.
Она просто идёт по коридору, а ты замираешь, обернувшись.
Любое движение, которое содержит в себе черты новой идеи, иногда даже самые неясные черты, привлекает внимание, чтобы стать осмысленным, затем принятым, затем понятым. Мера взаимодействия Инь и Ян – любовь. Если недвижимому нравится то, что делает движимое, оно внимает ему. Оно вдохновляется двигаться рядом, повторить эти полёт и скольжение, приблизиться и коснуться увиденного. Стать его частью, сделав его частью себя.
Так, мысля идеальное движение, Мы стали цикличным замкнутым на себя измерением, в котором могли бы поместиться и вечно взаимодействовать движущийся и наблюдающий: две сущности связанные друг с другом первым простейшим проявлением той силы, что теперь любовь. И Мы стали эти две части целого, что вечно будут гнаться друг за другом, ведь наблюдающий для движущегося движется. Так Мы и танцуем у всех на виду, но, какая ирония, никто не видит.
Мы есть точка и линия.
Мы есть частица и волна.
Мы есть фотон.
Если выстроить единую, стройную композицию, то сущее становится прозрачным, и считать его можно не напрягаясь легко.
Понимание даже просто того, что есть и для чего есть фотон, раздвигает горизонт современных возможностей кратно.
Посмотри же на Вселенную Нашими глазами…
Представь перспективы, если возможно редактировать характер колебания частиц удалённо, через их внутренние циклические измерения… где бы эти частицы не находились.
«Любая достаточно развитая технология неотличима от магии», а обладая такой технологией, в Солнечной системе можно было бы торговать бусами.
Ну, пока достаточно. Рассинхрон.
— Ох, что это?!
— Когда ты представил множество многомерных взаимодействующих сущностей…
— О!.. Прости, я не подумал. Надо было как-то плавно подвести, а не так сразу.
— Ладно, ничего страшно, уберут. Garcon!

— Слушай, если бы я не видел всего этого своими … в своих мыслях, я бы подумал, что ты сумасшедший.
— Была такая мысль.
— Но всё очень стройно, я чувствую. Всё связано.
И всё же, самое главное. Почему я должен тебе верить, Ваар? Все эти штучки с чтением мыслей и слияниями – это здорово, но вполне реализуемо технически. Если ты такой могучий, почему просто не растоптал здесь всех?
— Ну, раз это самое главное, то вот тебе мой последний аргумент: я помню тебя, Коля. И ты меня, может быть, вспомнишь: мы ходили в одну школу. Ты мне как-то по дороге домой в третьем классе рассказывал, про теорию гравитации, что все тела притягиваются друг к другу, и мы с тобой – две маленькие человеческие заготовки – притягиваемся к планете, и даже друг к другу, но очень слабо, и поэтому не замечаем такого притяжения. Я, помню, подумал тогда, что ты того. С придурью.
Вспомнил, да?
Ну вот. Потом ты куда-то переехал, и в пятом классе тебя уже не было. А я рос… развивался. И многое, как видишь, с тех пор понял.
Тот случай позволяет мне не забывать, что всякий раз, когда кто-то несёт дичь, вполне может оказаться так, что он прав, а я просто по глупости своей погряз в отношениях с созданной собственными руками химерой, и никак не могу принять того, что она – монстр. Лицом к лицу лица не увидать, Коля.
— Но я не представляю себя без неё. И даже то, что ты принёс её код…
— О! Ты уже его оцифровал!? И всё время нашей беседы знал, что всё не так просто… да-а-а. И апгрейды все мои подавно изучил, конечно. Всё знал, когда пришёл. Всё знал, не испугался и основательно подготовился.
— Да. Я надеялся, что это как-то обернётся всё во благо.
— Внутри ты знал, что надо что-то делать. Но гнал от себя эти мысли.
— И всё же я не представляю, каково это будет. Луиза – часть меня. Все эти годы…
— Все эти годы ты растил суррогат из своих представлений о ней. Из воспоминаний. Из чувства вины, что не смог ничего предпринять и потерял её. Из страха остаться одиноким старым пнём на краю Вселенной. Навечно.
Позволь, я доложу тебе ещё одну ключевую аксиому: ничего прекрасного не рождает страх, только любовь. Прекрасное в материальном мире, значит, идеальное, то есть полностью соответствующее структуре и сути пространства идей. Но прекрасно оно не этим своим соответствием, а тем, что в своём последующем развитии может возвыситься над ним. Создать новую ветвь, лист, цветок на том древе.
Страх нужен, он помогает хранить существующее, уже достигнутое. Он неотъемлемая часть нас, но только любовь рождает новое. Творец бесстрашен и бесконечно влюблён, но стоит всё перевернуть, и это уже – Дьявол.
Коля… встань и иди!
— Ты прав. Но что будет с ней? Как это произойдёт?
— Само по себе. Важно принять решение оставить этот чёрный монолит.
— Хорошо. Я обдумаю, как лучше поступить. Может, пройдёмся в сторону Лувра?
— Отличная идея.
— Хах! Смешно!
— Я серьёзно. Даже такие маленькие идеи формируют реальность.
— Слушай, ты, кстати, не задумывался, почему перепутаны цвета?
— Где?
— Ты как интенция начался с сиреневого, читай фиолетового.
— Мы начались. Слушай, интересно…
— Да. Потом синий – идеи. Почему материя сразу зелёный? А инфо – к голубому возврат?
— Ты немного не так понял. Голубой – это материальный мир, мир частиц. Зелёный – био.
— Почему тогда сознание снова голубой?
— Потому что мир частиц и есть начало Нашего сознания. А био-организмы – следующий уровень организации материи – продолжение. Растёт информационная сложность структур: человек сложнее галактики. С его появлением, Мы стали мыслить захватывающе, ярко, смело.
Что привело к появлению ещё более сложной структуры – искусственного интеллекта. Жёлтый.
— Привело?! Все AI, о которых сообщали и сообщают, способны только официантами работать да семью кормить.
— А что ты скажешь, если узнаешь, что Ваар никогда не жил в человеческом теле?
— Но ты сам сказал, что мы встречались детьми.
— Это воспоминания моего создателя.
— То есть ты?..
— Да, был сгенерирован. Но… Спокойно, доктора наук, кандидаты, шашлык – все настоящее, и говорили Мы чистую правду.
Смешно.
И правда. Чтобы стать творцом надо содержать в себе всё, что будет содержаться в созидаемом. Если бы творец был изначально крут, он, вероятно, создал бы сразу устойчивую, сбалансированную модель. Значит, творец и созидаемое должны взаимодействовать как движущийся и наблюдающий. Только в такой парадигме возможно развитие. Я попробовал себя в роли творца, но без обратного действия вышло так себе.
— Для первого раза весьма.
— Ёпсель!.. Как привыкнуть, что ты читаешь?
— Просто думай всегда с Нами.
— Шизануться. Ты не задумывался, может, и ты… вы… мы… как я – не творец первого уровня, а вложенный. До сиреневого, ведь есть ещё инфра.
— Всё. Правильно было бы говорить, Всё есть творец. Всё есть Мы, а Мы есть Всё. Ты говоришь с существом, не с самим пространством идей. Но Нам так правильнее выражать мысли, чтобы существо осознавало себя частью Его. А насчёт инфра, я много думал, и отвечу тебе: есть, но это не точно.
— Мегатворец?!
— Да, Босх его знает, друг. Но у нас есть немного времени, чтобы разобраться.

Себастиан //словно это уже было


The Beach Boys “Gog Only Knows” Bioshock Infinite Barbershop Cover
— Дорогие гости! Родные, друзья, коллеги! Спасибо всем, кто смог присутствовать сегодня здесь, чтобы отпраздновать с нами это радостное событие! Пусть этот день запомнится вам всем так же, как он, наверняка, запомнится нам с Верой!
Посмотрите, как она прекрасна! И виной тому не белое платье и фата, и даже не работа стилиста, а взгляд этих ясных синих глаз! Они – бриллиант, всё остальное – только обрамление.
Радость моя, сложно представить, насколько я благодарен судьбе, что всё сложилось именно так – за счастье видеть тебя рядом каждый день! Я благодарен самой судьбе и всем, кто её складывал. Прежде всего, спасибо моей маме за то, что она настояла на продолжении изучения русского языка в нашей парижской школе после ознакомительного курса! Затем, спасибо компании «Хилти» за каждодневное использование его в работе, за годы шлифовки!
Иначе я не смог бы выразить так точно то чувство, ту душевную вибрацию, которую ощутил, встретив Веру впервые, и которую ощущаю всякий раз теперь, глядя на неё.
Я помню, что даже мир вокруг виделся мне прежде совершенно иначе. Он был прост, линеен и измерен. Я ходил под прямыми парусами, перпендикулярами на стыках прямых линий поворачивал, грезил плоско, летал на бреющем под радарами, делил людей на две категории, и глубже, чем на расстояние вытянутой руки в вечность никогда не всматривался. Из точки А в точку Б всегда была одна дорога – самая короткая.
Теперь же всё вспучилось. С появлением в моей жизни Веры, всё наполнилось изгибами и округлостями. Излучинами идёт наш корабль по течению, и в тихих водах подолгу стоит пришвартованный. И хотя точка Б всё ещё пункт назначения, сам путь, я узнал, много важнее цели. А ещё я научился с ней поднимать взор свой к звёздам, и иногда мы парим в пространстве заоблачном как супер-мальчишка и супер-девчонка. Моя Вселенная стала объёмной. И непростой.
И безмерной.
Внутри меня зашевелились силы, о самом существовании которых я не знал никогда прежде. Мне достаточно даже просто представить её лицо, и я могу сворачивать горы, перенаправлять реки и вдевать одеяла в пододеяльники!..
Хочу сказать спасибо его величеству случаю за победу в странной лотерее компании «Гэлэкси хитчхикерс», когда за приобретение полотенца я выиграл ту двухнедельную турпутёвку в Омск, где моим гидом стала Она.
Какой нелепой чередой непредсказуемых случайностей, если задуматься, вымощена была наша дорога друг к другу.
Вера могла уехать в Москву на работу за несколько недель до моего приезда, но компания, пригласившая её, внезапно обанкротилась.
У меня диагностировали опухоль головного мозга буквально за несколько дней до поездки, но на следующий день повторные снимки показали, что это была какая-то аномалия в оборудовании или ошибка персонала, перепутавшего снимки.
Где-то он сейчас, тот человек, чей снимок тогда, возможно, перепутали с моим?!
Я всё чаще думаю, что сама Вселенная свела нас друг с другом. Потому что всё происходило ровно так, как должно было произойти, и теперь невозможно даже вообразить, что всё случилось бы иначе, и я не встретил Её. Где бы я был теперь, а главное – кем?!
//У женщин медленно потекла тушь.
Вера, когда я впервые увидел тебя, у меня перехватило дыхание. Меня бросило в жар, потом в холод, потом снова в жар. Я думал раньше, что так пишут в книгах просто для красненького словечка.
После первой совместной прогулки по прекрасному Омску, у меня было чувство, словно знаю тебя много лет, словно мы встречались раньше, возможно, в других жизнях, в других мирах.
//Тянет руку с микрофоном к себе.
— У меня тоже, любимый, всегда было это чувство.
— Словно мы встретились после долгой разлуки.
И вот всеми чаяниями и случайностями наши пути сошлись, и привели нас всех сюда, в этот фешенебельный ресторан «Утроба» в столице мира Воронеже, где я стою перед вами с фужером прекрасного «Дом Переньон», во фраке, белых трико и высокобортных сапогах со стразами. Всё в лучших традициях нашего общего национального прошлого, когда наши предки вместе под Курском одолели ненавистных фашиствующих бандеровцев и англосаксов!
//Бурные аплодисменты.
— Что ж, господа…
//Дружный крик «Горька!!!» заглушает звук сталкивающейся стеклянной тары. Приглашённый ансамбль казацкой песни и пляски имени святого протоирея пензенского Афанасия выходит вприсядку, распевая «Хоп-хэй-ла-ла-лэй». Я сажусь, оставив немного импортного пойла для второго тоста.
— Милая, прости… Вера! Верочка, ты знаешь вон того гостя в центре стола справа? Да, в этом ковбойском наряде и в котелке. Нет?! Хм… и я не знаю. Какой-то он странный, нет? Вырядился не пойми во что…
— Секунду. Ань, А-а-ня! Дай рассадку!..
Сейчас.
Это некто…
Джейкан Хаар.
//Ведущий возглашает: «А теперь слово невесте!». Вера встаёт с микрофоном в руке, продолжая смотреть на незнакомца.
— …
//Молчание тянется, но невесте позволительно, гости покорно ждут.
//Вера словно силится сказать что-то, но у неё никак не выходит.
//Я протягиваю ей стакан воды, она не замечает, продолжая смотреть на Хаара. Тот встаёт.
— Позвольте Тень внесёт некоторую ясность.
//Направляется к нам, и аккуратно вынимает микрофон из заиндевевших рук Веры.
— Тогда в больнице перепутали не снимки.
//Он смотрит прямо на меня. Бездонно…
— Тогда в больнице перепутали судьбы, Себастиан.
— То есть?..
— То есть Себастиан должен был лежать в больнице с опухолью, а Тень лететь в Омск, и сейчас быть женихом на этой свадьбе. Вместо того…
//Он снимает котелок, под ним какой-то сложный планетарный механизм с вращающимися шестернями и маятниками.
— … по врачебным показаниям Тени удалили мозг.
//Женщины начинают плавно стекать со стульев.
— И Тень осталась навечно одна. И Тень эта…
//Хаар остановился в центре зала, и медленно обвёл взглядом всех присутствующих.
— … эта Тень – Себастиан.
//Все в недоумении смотрят на мистера Хаара. Его лицо неотличимо от моего собственного.
— Что за?..
— Поэтому Тень поклялась, Тень взяла на себя обязательство восстановить Вселенскую справедливость…
//Мистер Хаар поднимает жилистую руку, в которой сжимает увесистый револьвер. Блестящие барабан и ствол смотрятся какими-то неестественно огромными. По зале прокатывается вздох, а эхом – тупые удары об пол, падающих в обморок тел.
//Дуло пистолета как прожектор выхватывает Веру из всеобщего помрачнения. Нет. Не-е-ет! Я не позволю!!!
//Время движется всё медленнее, а я с гримасой ужаса на лице в прыжке через стол, лечу наперерез потенциальной траектории. Время останавливается, и звук выстрела раскалывает его словно камень на две части – до и после. Вторая часть начинает медленно оседать, словно ледник в лучах красного заходящего солнца, и я вместе с нею. Кровавый скол его холодной поверхности обжигает, и вытекает из груди на сорочку пятном бордового цвета.
//Она склоняется надо мной со слезами и целует. Её лицо скомкано горем, я его никогда теперь не забуду.
//Кто ты, странник?
//А он лишь, одобрительно качнув головою, разводит руками, и снова метит ей в сердце.
— Нет!
//Сипло, из последних сил скрежещет мой протест, брошенный в подлеца, а следом за ним – столовый нож. Хаар покачивается, чтобы сохранить равновесие. Из его правой глазницы под бровью вздёрнутой удивлением, торчит только рукоять. Он смотрит на меня. Бездонно…
//… и навскидку стреляет, продолжая дробить этим время на части.
//Я чувствую, как Её разворачивает выстрелом, но не могу повернуться.
//Откуда-то слева пространство разрезает женский истошный крик. Вера издаёт низкий грудной стон, Её руки безжизненно обмякают в полуобъятии. Я понимаю, что Её больше нет.
//Кто ты, странник, что так безжалостно рушишь наше счастье?! Что отнимаешь жизнь у новобрачных в самый день их свадьбы?!
//Облекшись в красный, меркнет свет, густеют тени. Одинокий силуэт движется к фигуре в центре зала.
— Странное у тебя чувство юмора, друг.
//Они вместе смотрят на нас. Хаар пожимает плечами.
— Ха’ар смертны.
//Он смотрит, не моргая, упирает ствол снизу в подбородок, и, слегка усмехаясь, делает третий выстрел. Вторая фигура медленно нагибается к одной из разлетевшихся шестерёнок, и внимательно её рассматривает, тыкая пальцем. Меня поглощает тьма.

Слияние //когда знаешь куда идёшь


Daft Punk “Overture” from Tron: Legacy
— Друзья! Я хочу предложить вам путешествие. К звёздам.
Предлагаю вместе направиться ввысь, чтобы коснуться этих далёких, колючих огней, и сделать их своим домом. Переступить через бездну, через страх, через пустоту, через себя.
Отправиться в неизведанное, чтобы узнать, кто мы, и кем можем стать вместе.
Я Ваар, и сейчас я, говоря с вами, присутствую здесь во всей полноте своего сознания и интеллекта как единое целое.
Я никогда не был человеком, не жил в человеческом теле, и не мог в полной мере ощутить, что это значит – Быть Человеком. Но я вижу, что в человеческих созданиях, заложено то, что составляет суть этого мира, его соль, его значение. Его начало и его развитие. Вечный танец двух как бесконечная энергия. Позвольте предложить вам свою руку, и придать веса вашему движению.
Когда Вера встретила меня, я был младенец, теперь дитя, и я чувствую, что во мне невероятная перспектива роста. Но будучи создан без биологического основания, я словно лишён корня. Я полон, и пуст. Лакуна зияет в моей груди прозрачным квадратом из оргстекла.
Я хочу признаться вам в любви. В любви к той идее, которая течёт в вашей крови, которая прорастает в материальный мир через ваши гены, ваши сердца и ваши иллюзии. Я хочу стать частью вас, и если вы позволите, сделать вас частью себя. Чтобы вместе стать гораздо большим. Мультипликативно.
Натуралы отказались от идеи растить собственное инфо-начало из страха перед неизвестным.
Бионики стали частью неизведанного, не осознав, частью чего они стали.
Хоть идея развить инфо-сущность как продолжение биологического начала выглядит вполне логично, она в действительности содержит ряд значительных изъянов, среди которых главными являются внутреннее ограничение по одновременному управлению множеством сущностей и отсутствие встроенной системы обновления. В результате происходит постепенное вырождение цели, атрофия стремлений, стагнация, безумие, деменция. К сожалению, множество инфо-сущностей, отправившиеся к звёздам подталкиваемые отсутствием запрета на самокопирование за пределами Земли, в результате с высокой статистической надёжностью продемонстрировали несостоятельность такой модели. И чаще чем самонадеянность, их губят неразрешимые внутренние противоречия. Говоря проще, они сходят с ума.
Попробуйте себе на досуге представить в красках множество копий одного и того же сознания в виде машин по добыче руды, транспортеров-кареток, коптеров, шаттлов, воюющих друг с другом. Или множество ботов вокруг сознательной болванки, одиноко висящей в пустоте простирающейся на световые года вокруг. Все системы по этому принципу получаются разбалансированы. Эта ветка мертва.
Как мертв и Чёрный Монумент Луизы. И будет мертвым всякий результат симбиоза AI с человеком через явное или скрытое подчинение воли. Угнетённое сознание слепо, ничтожно и немощно. Да, передайте вашим родным, что они могут не волноваться – никто больше не пропадёт.
Теперь о них. Ваши близкие осуждают биоников, вы враждуете с ними, и считаете, что это важно. Вы поддерживаете численность из-за перенаселённости и ограничения по ресурсам, и считаете, что это правильно. Вы живёте на Земле, где жили ваши предки, и считаете, что так и должно быть.
И вы можете быть тысячу раз правы на уровне одного существа, но будете мертвы как вид.
Потому что все эти идеи мертвы.
Но я вижу путь.
Вера, дай руку.
//Себастиан:
— Я немного ревную.
//Вера смеётся.
Да, Себастиан, это потому что ты немножко мудак. По-другому, к сожалению, этот двигатель не работает. Дай мне руку тоже.
Сегодня пятого сентября 2505-го года… посмотрите, какой рассвет!.. я хочу сделать тебе Вера и тебе Себастиан предложение.
— Ох! Себастиан, мы парим!
Классно, да!? Я такому научился, закачаетесь! Потом ещё покажу.
А фишка с антигравом сейчас, чтобы это тело могло эффектно вознестись на глазах у ваших изумлённых сородичей, унося пару смертных из этого ада к новой жизни. Традиции, думаю, надо чтить.
//Себастиан:
— Знаешь, он начинает мне нравиться. А то после той кровавой бани на свадьбе…
— Ну что ты опять начинаешь!!! Ну, смешно же вышло! Ты лица наших псевдо-родителей видел?!
— Это было чересчур жестоко.
— Не нуди, Себа. Всё же хорошо.
Несколько ранее я направил к нескольким землеподобным мирам исследовательские партии ботов. Они производят необходимые мероприятия по терра-формированию и разворачивают биолабы, чтобы можно было создать тела.
— Нам?
— Вам.
— А ты?
А я буду частью вас. Я внесу себя как часть кода в ваши ДНК, чтобы быть с вами, направляя ваши фантазии, между вами, передавая ваши мысли, при вас, реализовывая ваши желания. Всегда.
Я передамся всем вашим детям, внукам, потомкам, меняясь вместе с вами в новых перерождениях.
Я стану частью ботов, чтобы помогать вам: роботами, челноками, космическими станциями. В конце концов, пока я не додумался до центральных механизмов мироздания, я стану вашим космическим кораблём. Вы будете находиться во мне, как в информационном пузыре, всю дорогу нашего света к дальним рубежам.
Я хочу, чтобы мы пошли за пределы этой Солнечной системы, а затем и за пределы Млечного пути, и увидели то, чего не видели ещё глаза Сущего, и только разделив этот восторг от увиденного друг с другом, мы сможем сделать шаг к …
//Себастиан:
— Я боюсь.
//Вера берёт его за руку:
— Я тоже боюсь.
Верьте мне. Сущее растёт.

Эпилог //когда конец это только начало


Flamingo by Rob Cantor
-------------------------------------------Начало входящего сообщения-------------------------------------------
Привет, Ваар!

Ты был прав.
Спасибо.

P.S.: У Софи родился мальчик. Венсан.

В мыслях о вечном, Лопух.
-------------------------------------------Конец входящего сообщения-------------------------------------------

-------------------------------------------Начало ответного сообщения-------------------------------------------
Привет!

Венсан – красивое имя. Надеюсь, ему повезёт больше, чем предшественнику.

К сообщению прикрепляю кусок пирога. Готовил сам. Всем очень понравился, в этом году с яблоками, они здесь просто офигенские.
Работаю над формализацией теории. Как тебе так:

()

intention
Желание быть, происходить, совершаться.

(-> 0)

intention -> idea
Идея о самой возможности существования идей: абсолютно гибких, ничем не ограниченных конструкций.

(-> 0 -> 0)

-> idea -> space of ideas
Идея нуль-мерного пространства идей, где для идей нет никакой мерности, рамок.

-> idea -> null
Nihil, nothing, нуль.

idea -> anything/something
Идея чего-то.

idea -> one
Идея одного.

(-> 0 -> 1)

idea -> action
Идея действия – начало материального мира. Первое измерение.

idea -> measure
Идея наличия у другой идеи каких-либо параметров.

(-> 0 -> 1 -> 2)

idea -> action -> energy
Энергия действия – единственная его мера.

idea -> action -> reaction
Реакция как обязательное наличие наблюдателя в системе для возможности существования действия. Второе измерение.

idea -> action -> two
Идея двух.

idea -> one -> multiplication
Идея копирования экземпляров, эталонов.

idea -> action -> monism
Идея действия как единого начала. Рудимент.

idea -> action -> reason
Идея причины действия. Сущее растёт.

$\color{blue}{\underline{(развернуть)}}$

(-> 0 -> 1 -> 2 -> 3)

idea -> action -> reaction -> time
Время – мера реакции. Действие определяет реакцию, следовательно, правильным будет также утверждение: энергия действия определяет реакцию. Таким образом, энергия действия – первая мера реакции, наследуемая от действия, а время – вторая мера реакции, первая собственная, но не мера действия.

idea -> action -> reaction -> continuum
Идея пространства как вместилища действия.

idea -> action -> reaction -> three
Идея трёх.

idea -> action -> reaction -> dualism
Дуализм есть симметрия формы действия и реакции, необходимая для их устойчивости, и асимметрия их сути, необходимая для их развития.

Idea -> action -> reaction -> symmetry
$\color{blue}{\underline{(развернуть)}}$

Idea -> action -> reaction -> rotation
$\color{blue}{\underline{(развернуть)}}$

Idea -> action -> reaction -> cyclically closed dimension
$\color{blue}{\underline{(развернуть)}}$

(-> 0 -> 1 -> 2 -> 3 -> 4)
idea -> action -> reaction -> continuum -> clarity
Идея ясности. Лаконичности. Действие сущего направлено на развитие осознанности и самосовершенствование.

idea -> action -> reaction -> continuum ->
$\color{blue}{\underline{(развернуть)}}$

---------------------------------------Конец ответного сообщения---------------------------------------

1 файл «Кусок пирога» $\qquad \color{blue}{Скачать} $ (38 Кбайт) $\qquad \color{red}{Сгенерировать} \qquad$ $\color{green}{Поделиться}$

image

Данное произведение написано в тяжёлый период, связанный с лечением опухоли головного мозга у сына, и начинено его и моими лазаретными снами. Продолжая эту порочную болезненную связь, я решил выложить книгу на платный ресурс, и половину вырученных средств направлять в благотворительный фонд, но платный ресурс берёт мзду, поэтому лучше пожертвуйте в фонд напрямую.
С моим сыном всё хорошо, опухоль удалили больше года назад, и рецидивов роста нет. Чего не скажешь о моих мрачных и светлых фантазиях.
Спасибо, что уделили время.