1

Сиэтл. Электронные часы секунда за секундой отправляли в небытие очередную ночь. На улице шёл ливень, и сквозь раскрытое окно резкие порывы холодного ветра трепали занавески и заносили в комнату водяную пыль. Я несколько минут рылся в книжном шкафу, прежде чем нашёл то, что искал: старую деревянную коробку бережно выпиленную и раскрашенную неизвестным индейским мастером.

Высыпав содержимое коробки на стол, я осторожно взял пожелтевший от времени и сырости сложенный лист бумаги. На обратной стороне было письмо. От неё. Не знаю, что в нём: за много лет я так и не решился его прочесть и, наверное, уже не решусь никогда.

И всё же я его храню, чтобы время от времени взять в руки и убедиться, что всё это было правдой, чтобы не забыть.

Всё началось двадцать семь лет назад. Они прилетели и решили все наши энергетические проблемы в миг. Они привезли антивещество. Разумеется, пришли они не просто так. Проблема была в том, что они сами состояли из него, и наше вещество было для них таким же энергетическим Граалем, как и их антивещество для нас. Но чтобы работать с ним им нужна была помощь. Так же как и нам. В считанные месяцы лучшие инженеры сконструировали реакторы, аннигилирующие вещество и вырабатывающие столько энергии, сколько мы и представить себе не могли.

Были сшиты герметичные комбинезоны состоящие из трёх слоёв: внутренний из антивещества, наружный из обычного вещества и разделявших их нескольких микронов глубокого вакуума. Удерживались от фатального соприкосновения они мощнейшим электромагнитным полем, целиком сосредоточенным в вакууме и экранируемым сверхпроводящими слоями. Все комбинезоны оснащались микрореактором и кислородным регенератором. В них антилюди могли жить на Земле и работать с веществом. Такие же комбинезоны, но с обратным расположением слоёв были и у нас.

Я работал инженером на пятой станции переработки антиматерии, принадлежащей «Юниверс Электрик Пауэр», в тридцати милях к югу от Нью-Йорка. Если у вас есть возможность побывать на ней с экскурсией – не упустите её, я слышал, что станцию планируют закрывать.

Тот злополучный день не задался с самого утра. Сначала из-за утечки антивещества в системе подачи произошёл микровзрыв с выбросом гамма излучения. Умная автоматика, пытаясь предотвратить радиационное заражение, полностью перекрыла всю секцию, и нам пришлось отправить на верную смерть несколько роботов-ремонтников. После ликвидации аварии их зальют стеклом, закроют в специальные саркофаги и захоронят на полигоне для радиоактивных отходов.

Затем были обнаружены проблемы в работе одного из реакторов с литиевым теплоносителем. Это значительно осложняло проблему, так как при выключении реактора металл быстро охлаждался и застывал, после чего реактор было весьма сложно вернуть в строй. Так что мы оказались перед непростым выбором: ремонтировать работающий реактор со всеми присущими таким работам опасностями или выключить его, рискуя не успеть закончить ко времени застывания лития. В итоге, после бурных споров, мы остановились на компромиссном варианте: реактор заглушили, но не выключили.

Наконец, когда нам уже казалось, что самое сложное позади, внезапно вышла из строя система охлаждения электромагнитов, и мне пришлось целый час вручную регулировать давление жидкого гелия, пока наши техники занимались её ремонтом. Так что к обеду я чувствовал себя словно выжатый лимон.

Выпив кофе и немного отдохнув, я прогуливался по главному коридору, размышляя о неизбежной инспекции.

– Эй, Дэвид! – услышал я голос Уилла, ирландца лет пятидесяти, с густой шевелюрой и пышными рыжими усами, которые смешно топорщились, когда он улыбался. – Загляни-ка ко мне на минуту!

Я поднял глаза и увидел его в конце коридора. Махнув мне рукой он исчез в своём кабинете.

Уилл являлся, пожалуй, лучшим инженером по эксплуатации реакторов, которого я знал, и то, что он был начальником нашей станции, было одной из немногих причин, по которым я всё ещё на ней работал.

– Что случилось, Уилл? – спросил я, закрыв дверь и взглянув на его уставшее лицо.

– Слава Богу, ничего серьёзного, – успокоил он. – Просто, понимаешь, мне сейчас звонили из главного офиса и сказали... в общем, к нам на экскурсию приедет дочь Первого Консула, а у меня времени нет совсем, нужно срочно ехать у Нью-Йоркский офис с отчётом об авариях, нам треть реакторов менять нужно, иначе нас закроют к чертям собачьим и лицензию отнимут! Я пытался им сказать, что сейчас не лучшее время, но этот визит оказывается был уже давно запланирован. Так что выручишь меня, встретишь её, проведёшь экскурсию, расскажешь что да как.

Он с надеждой посмотрел на меня.

– Без проблем, Уилл, – сказал я.

– Вот и отлично! – обрадовался он, – я скажу Сэму, чтобы заменил тебя в случае чего.

Мы с ним вышли из кабинета.

– Ну, я поехал, – Уилл крепко пожал мне руку, – я на тебя рассчитываю.

– Задай перцу этим офисным крысам, – сказал я ему. – И привет заодно передавай.

– Это само собой... – буркнул он.

Честно говоря, сначала она мне не понравилась. Она не была смазливой, скорее наоборот, её красота была жёсткой. Острые черты лица, мальчишеская стрижка, дерзкий взгляд зелёных глаз, тонкие резкие губы. И какая-то особая энергия, свойственная обеспеченным людям.

Но уже через несколько минут она очаровала меня своей любознательностью и лёгкостью в общении с персоналом. Её интересовало буквально всё. И она не стесняясь забрасывала меня вопросами, а я сначала нехотя, а затем всё с большим энтузиазмом рассказывал ей, как работает каждый механизм нашей станции. Она совсем не кичилась своим высоким социальным статусом и даже, казалось, немного стеснялась его.

Мы провели с ней полтора часа, прежде чем у неё сработал таймер.

– Извини, – сказала она, – мне нужно вернуться в отель, я не ела с самого утра, а глюкоза в костюме закончилась.

– А мы ещё увидимся?

– Конечно! – улыбнулась она. – Мне у вас очень понравилось. Если я тебе ещё не надоела.

– Нисколько!

– Чудесно! Я смогу прийти завтра?

– Эмм.. у нас у всех сегодня был тяжёлый день, так что лучше послезавтра.

– Хорошо, значит до послезавтра. Проводишь меня к выходу?

– Угу, – я кивнул, – без проблем.

Вскоре вернулся Уилл.

– Ну, как всё прошло? – вежливо поинтересовался я.

Он налил стакан холодной воды из кулера и залпом выпил его.

– Нормально, – ответил он, немного прищурившись, – я выбил нам финансирование на замену реактора и насосов, – он перевёл дыхание, – и заставил пересмотреть бюджет на следующий год. Я пригрозил им вызовом комиссии из Министерства Энергетики, между прочим. Вот же сволочи – экономят каждый цент на безопасности людей и нашем здоровье. А у тебя как?

Я глупо улыбнулся.

– Похоже, я ей понравился.

– Вот и славно, а она тебе?

– И она мне.

Уилл слегка нахмурился.

– Ты бы это, всё же поосторожнее с ней, сам понимаешь...

– Конечно, я всё понимаю, – рассмеялся я, – не переживай, у нас с ней несерьёзно!

Если бы я тогда знал, насколько серьёзным окажется всё...

Эльза, как и обещала, пришла через день и мы снова провели с ней несколько часов за разговорами.

– Интересно, а сколько энергии во мне содержится? – спросила она, рассматривая схему реактора на стене в моём кабинете.

– Не всё так просто. В каждом из нас очень много энергии, но высвободить её очень нелегко. Ты же не радиоактивна?

Эльза хихикнула.

– И даже в реакциях радиоактивного распада, – продолжил я, – например в урановых реакторах, освобождается всего лишь около восьми десятых процента всей энергии, а в термоядерном реакторе лишь в два раза больше – около полутора процентов. И лишь реакция аннигиляции вещества с антивеществом высвобождает всю энергию, массы объектов полностью переходят в излучение, которым мы греем воду паровых турбин наших электрических станций.

Конечно, можно просто подставить твою массу в известную формулу Энштейна, но чтобы её высвободить, нужно соприкосновение с веществом такой же или большей массы, и тогда выделится в два раза больше энергии, чем было в тебе.

– Ясно, – улыбнулась она, – и сколько же энергии выделится, если мы обнимемся без костюмов?

Я прикинул в уме.

– Примерно семь миллионов гигаватт-часов, между прочим, месячная потребность Хьюстона в энергии.

– Вау! – воскликнула Эльза, – наверное, было бы на что глянуть!

– Я даже не представляю, как такой взрыв мог бы выглядеть.

Впереди были выходные, так что я решил пригласить Эльзу на прогулку.

– Давай завтра сходим куда-нибудь?

– Давай! – улыбнулась она. – Значит у нас будет первое свидание?

– Ну, наверное, – смущённо улыбнулся я.

2

Мы встретились утром на Манхеттене и целый день гуляли по музеям, галереям и улицам исторического центра Нью-Йорка, мало напоминающего исполинские ульи его окраины. Эльза рассказывала мне про свою Землю, а я ей про нашу. Впрочем, мне начало казаться, что нашу Землю она за пару лет жизни изучила не хуже своей.

– Эльза, не хочешь обзорную воздушную экскурсию? – спросил я, исчерпав запас историй.

– Хочу! – внезапно кивнула она.

Мы прошлись по Седьмой Авеню, пересекли Уэст Стрит и вышли к набережной. Несмотря на ясную погоду людей было мало. Серебристые прогулочные дирижабли, пришвартованные к стальным мачтам, мерно качались под лёгким ветром. Мы направились к ближайшему из них. Нам повезло, хозяин дирижабля стоял, опёршись на мачту, и курил. Худощавый белый мужчина лет шестидесяти, одетый в старомодную лётную форму времён Первой Мировой.

Увидев нас, он потушил сигариллу и улыбнулся:

– Приветствую вас! Чем могу быть полезен?

– Добрый день, мы хотим обзорную экскурсию, – сказал я.

– Запросто, всего тридцать долларов в час.

– Хорошо, – я протянул ему нужную сумму.

Он поставил ногу на лестницу и обернулся.

– Меня зовут Джон Лэнг, капитан Джон Лэнг, – сказал он, протягивая руку.

– Дэвид.

Несмотря на возраст его рукопожатие было крепким.

– Я смотрю, у нас почётный гость, – сказал он, обращаясь к моей спутнице, – и как же зовут прекрасную леди из иных миров?

– Эльза, – ответила она и грациозно подала руку.

Капитан осторожно взял её и поцеловал, слегка наклонившись.

– Ну что же, друзья мои, добро пожаловать на борт!

Капитан Лэнг оказался очень обаятельным и интересным человеком. Он рассказал нам много невероятных случаев и историй из своей жизни, не забывая комментировать раскинувшийся под нами город. Казалось, он знал каждое здание и улицу в Нью Йорке, и связанные с ними истории.

Сделав круг над Статуей Свободы, мы вернулись обратно. В конце нашей экскурсии мы несколько раз сфотографировались с капитаном на память, и на прощание он вручил нам свою визитку.

– Если будет желание, сможем устроить ночную экскурсию, – сказал он, – сделаю вам хорошую скидку.

– Какой милый старик! – сказала Эльза, когда мы вышли на площадь.

– Может он просто очень любит свою работу?

– Наверное, – с лёгкой грустью сказала она, – а я ещё даже не знаю, чем хочу заняться в жизни.

– Ничего, – я обнял её за плечи, – у тебя впереди ещё много времени. «И возможностей», – хотел добавить я, но сдержался.

– И ты очень милый!

– Я всего лишь очень люблю свою работу! – сказал я, и мы вместе рассмеялись.

– Боже, как я устала, с самого утра в костюме и питание закончилось. Дэвид, – в её глазах проскочили искорки, – поехали ко мне, увидишь, как мы живём.

– Хорошо! – согласился я, без всяких размышлений.

Мы взяли такси и сразу же поехали. Эльза назвала таксисту свой адрес и растянулась на заднем сидении, положив ноги мне на колени.

Только сейчас я вспомнил про шлюз, через который мне нужно будет пройти, и мне стало очень неуютно. Исчезнуть в гамма вспышке, прихватив с собой весь Нью Йорк – не самая лучшая перспектива.

– У вас есть костюмы на мой размер? – спросил я, в надежде, что их не окажется.

– Угу.

– А шлюз у вас новый?

Она перевела взгляд с рекламной газеты на меня и спросила:

– Слушай, Дэвид, ты когда последний раз был в шлюзе?

– Э, не помню, мы в работе используем манипуляторы.

– Ясно, сказала она. – Не переживай, всё будет хорошо – у нас самый новый и безопасный шлюз.

Эльза жила в Бруклин Хайтс, одном из наиболее престижных и дорогих районов Нью-Йорка. Оказалось, что её родители почти всегда в разъездах, а каникулы предпочитают на орбите, так что консульский особняк большую часть времени находился в личном распоряжении Эльзы.

Мы остановились напротив красивого кирпичного здания начала двадцатого века, вышли из такси и поднялись по лестнице. Эльза открыла дверь электронным ключом, и мы вошли в просторную хорошо обставленную прихожую. Из неё вели две двери. За одной из них по словам Эльзы находился шлюз в хозяйскую часть дома, а за другой – комнаты для персонала и служебные помещения.

Я вошёл в шлюз вслед за Эльзой и остановился. За спиной раздался щелчок. Я вздрогнул. Это закрылись герметичные двери шлюза. Эльза посмотрела на меня и засмеялась:

– Ну вот! Теперь ты никуда от меня не денешься!

Я пытался улыбнуться, но мне было совсем не смешно. Вдоль одной из стен шлюзовой камеры стояли кабинки. Я подошёл к ближайшей и открыл дверцу. В кабинке на стене висел комбинезон, прозрачный шлем, кислородный регенератор и лежал комплект нижнего белья. Зайдя в кабинку и закрыв дверцу, я разделся догола, надел впитывающие влагу трусы, и закрепил на поясе плоскую коробку кислородного регенератора, после чего стал натягивать комбинезон. Он был серого цвета, мягкий и эластичный на ощупь и нежно, словно кожа, обтягивал тело, хотя и был сделан из сверхпрочных углеродных нанотрубок.

Я коснулся ярко-зелёной метки на бедре, и магнитная молния стянула края разворота, комбинезон стал выглядеть так, словно был сшит из цельного куска ткани. Закрепив на воротнике трубку воздуховода, я аккуратно надел шлем и скользнул пальцем по зелёной полоске на нём. Края комбинезона намертво прилипли к шлему, став с ним одним целым, так что невозможно было распознать на ощупь, где заканчивался шлем и начинался комбинезон.

Выйдя из кабинки, я встретился глазами с Эльзой.

– Ну и как я тебе?

– Красавчик! – Эльза хитро улыбнулась и ввела команду на сенсорном экране управления камерой. На дисплее появилась надпись: «Внимание! Начинается подготовка к открытию шлюза». Зашумели насосы, с огромной скоростью откачивающие воздух из камеры. Через пятнадцать минут в ней будет абсолютный вакуум.

– Стой, подожди! – крикнул я, но Эльза лишь развела руками и показала на свой шлем. «Ничего не слышу!» – говорил её жест.

На экране зелёный столбик цифрового манометра стремительно падал вниз, приближаясь к нулю. Шум насосов становился всё тоньше, пока совсем не стих. Вместе с ним исчезли и прочие звуки. Наступила абсолютная тишина.

Наконец, манометр остановился в нулевой отметке. На экране появилась надпись: «Внимание! Производится открытие шлюза. Будьте внимательны.» – продублированная записанным голосом по радиосвязи.

Непривычно бесшумно провернулся круглый диск в центре массивных дверей, разделявших шлюзовые камеры, и двери разъехались в стороны, исчезнув в стене. Одновременно с ними раскрылись двери второго шлюза, отделённого от первого пустым промежутком примерно в семь дюймов. За шлюзом располагалась точно такая же камера – практически зеркальное отражение – с той лишь разницей, что она была из антиматерии.

В полной тишине, нарушаемой лишь моим дыханием, внезапно раздался щёлчок и слабое шипение. Я вздрогнул, и лишь затем понял: Эльза включила радиосвязь.

– Ты как, готов? – спросила она.

– Эльза! Нельзя же так пугать человека!

Она улыбнулась мне, подошла к шлюзу, встала на зелёной стрелке и слегка развела руки. Затем она шагнула вперёд и встала на невидимую подушку из магнитных полей. С потолка опустились механические манипуляторы и нежно обхватили своими пальцами её шлем и костюм. Мгновение, и они начали двигаться. Её наружный шлем раскрылся и вмыл вверх, уносимый манипулятором, а костюм разошёлся на груди и поясе и словно бы вывернулся наизнанку, после чего манипуляторы сняли его и вместе со шлемом унесли к стене.

– Джон, убери пожалуйста мой костюм в кабину, – не поворачиваясь попросила Эльза.

Она сделала несколько шагов в пустоте, прошла через шлюз и спрыгнула на пол уже в соседней камере.

– Хорошо, – ответил я, взял её шлем и костюм и сложил их в кабине с розовой надписью «Эльза» и нарисованным сердечком.

Я встал на жёлтую стрелку, где несколькими минутами ранее стояла Эльза, и, когда стрелка стала зелёной, шагнул вперёд, на магнитную подушку. Вы когда-нибудь ходили по надувному матрацу? Примерно такие же ощущения испытывал я, чувствуя, как подо мной прогибается пустота. Оказавшись в шлюзовом проёме, я в нерешительности остановился. Мои ноги парили прямо над зазором, разделявшим две камеры – два мира, из материи и антиматерии.

Несмотря на то, что мы работаем с антивеществом, первый и последний раз, когда мне пришлось проходить через шлюз, был во время учений лет десять назад и оставил не самые приятные воспоминания. В те времена шлюзы ещё не были столь совершенны как сейчас, и нам приходилось стоять не шелохнувшись по пять минут, пока манипуляторы надевали на нас внешние костюмы.

Я нервно сглотнул, слыша, как сильно стучит моё сердце. Ещё несколько осторожных шагов, и я снова остановился, чувствуя, как впереди меня возникла мягкая невидимая стена. Сверху на меня стали опускаться манипуляторы с магнитными захватами, несущие лепестки шлема и части костюма. Если внешние и внутренние части костюмов соприкоснуться, энергии взрыва хватит, чтобы разнести весь квартал. Я развёл руки и ноги, стараясь не шевелиться, и в ужасе зажмурился.

– Эй, ковбой, не бойся! – голос Эльзы вывел меня из оцепенения.

Я знал, что бояться нечего: особой формы магнитные поля были спроектированы так, что при всём желании не позволили бы им соприкоснуться, – и всё равно боялся.

Когда я открыл глаза, манипуляторы уже отдалялись от меня.

«Хвала небесам!» – подумал я, успев вспомнить имена всех святых, о которых знал. Сойдя с магнитного мостика, я подошёл к Эльзе. Шлюз начал наполняться воздухом, появился лёгкий шум, который по мере увеличения давления становился всё громче. Столбик цифрового манометра на экране медленно выполз из красной зоны в жёлтую, а затем и в зелёную и застыл. Загорелись зелёные лампы, извещая нас о нормальном атмосферном давлении в шлюзе.

Эльза сразу же вошла в свою кабинку и через минуту вышла из неё в небрежно наброшенном халате.

– Вот такая я без костюма! – сказала она.

Я настроил громкость динамиков в шлеме. Взвизгнули механизмы, разблокировавшие двери, Эльза подошла к выходу, провела пластиковой картой в щели, нажала на кнопку. Двери открылись, впуская нас в большую красивую гостиную.

– Я в душ, скоро вернусь, – бросила она, – а ты пока располагайся.

Эльза упорхнула в соседнюю комнату, а я осторожно сел на край большого кожаного дивана и принялся разглядывать интерьер зала. Он был выполнен в минималистском, но приятном стиле. Африканские ритуальные маски на светлых стенах. Угловой аквариум с яркими тропическими рыбками. В остальных углах – зелёные вьющиеся растения. Широкий, но удачно сливающийся со стеной и потому незаметный телеэкран. Вакуумные окна из многослойного бронированного стекла с зеркальным напылением открывали прекрасный вид на освещённую яркими огнями улицу.

Эльза вошла, оставляя на паркете мокрые следы. Изящное движение плечами, и халат соскользнул с неё на пол. «Упс!» – сказала она с невинным видом, перешагнула через него и прыгнула ко мне в объятия. Она взяла ладонями мой шлем, притянула меня к себе и провела языком по его выпуклой поверхности, снизу вверх. Я услышал, как маленькое серебряное колечко в её носу скользнуло по стеклопластиковой поверхности. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, после чего Эльза наклонилась и поцеловала стекло, прямо напротив моих губ.

– Неужели вы всё это привезли с собой? – спросил я.

– Угу. Несколько спецрейсов, в контейнерах, по гравилифту.

«Ничего себе, – подумал я, – впрочем, всё равно они платили не из своего кармана.»

Я повёл пальцем по внутренней стороне её бедра, перешёл на голень и остановился у маленькой голографической змеи, обвившейся вокруг её щиколотки. Змея скалила рубиновую пасть, показывая острые белые клыки.

– Когда ты её сделала? – спросил я.

– Ах, эту? Ещё в школе.

– В школе? – переспросил я. – Похоже ты не теряла времени!

Она тряхнула головой и рассмеялась.

– О, да! В школе я была бунтаркой. Знаешь, – она взяла бокал и сделала несколько глотков, – когда мне было пятнадцать, я часто убегала из дома на всю ночь кататься на мотоцикле с парнем, причём каждый раз с разным. Или на ночную вечернику каком-нибудь гараже. А отец поднимал на уши всех полицейских Нью Йорка...

– Значит у вас тоже есть свой Нью-Йорк?

– Да, – кивнула Эльза, по её движению было видно, что она слегка опьянела. – Наша Земля почти такая же как и ваша, правда, сами города немного отличаются, ну, там, планировкой или названиями улиц.

– А Статуя Свободы у вас есть?

– Угу, точь в точь как ваша.

– Видишь, – сказал я, – наши планеты различаются, но чем важнее исторические события или явления, тем меньше различий.

– И что?

– Нет, ничего, просто интересное наблюдение.

Эльза внезапно повалила меня на кровать и улеглась сверху.

– Ты такой милый! – промурлыкала она, – а я, кажется слишком много выпила. – Эльза прильнула губами к левому микрофону на моём шлеме и прошептала:

– Дэвид, Дэйв... я хочу тебя.

– Какое-то безумие... – сказал я.

– Да, безумие, и оно мне нравится.

Она осыпала поцелуями рельефное стекло моего шлема и плечи, обтянутые чёрной эластичной тканью. Я обнял её и прижал к себе. Вскоре Эльза легла на спину и устроила голову мне на плечо, а я положил руки ей на грудь и изредка водил ими, изучая плавные изгибы её тела.

“Oh my, my

Let's spend the night together

Now I need you more than ever

Let's spend the night together”

Музыка, казалось, звучала со всех сторон.

– Знаешь, – сказал она, мне давно не было так хорошо.

– И мне, – ответил я.

Так мы и лежали обнявшись, на широкой кровати, не говоря ни слова, лишь изредка пересекаясь взглядами, и слушали музыку.

Наконец, непривычные ощущения взяли верх, и я осторожно тронул Эльзу за плечо:

– Эльза, я очень хочу есть и в туалет, я не привык к костюму и чувствую себя в нём ужасно.

Она взглянула на меня и звонко рассмеялась:

– Конечно, милый! Надеюсь, теперь ты понимаешь, на какие жертвы я иду ради тебя? – Она перевернулась и ткнула пальцем мне в стекло.

Осторожно поднявшись, я направился к шлюзу.

– Дэйв, мне тебя проводить, или сам справишься?

– Наверное, сам справлюсь. Вызови мне такси.

Путь через шлюз не занял много времени. Оказавшись на улице, я стал прохаживаться возле дома Эльзы, разминая суставы. Вскоре подъехала машина. Я забрался на заднее сиденье и назвал свой адрес. Таксист цокнул языком:

– Далеко ехать, – его мексиканский акцент напомнил мне об ужине.

– Я знаю.

Начался мелкий дождь, его капли ползли по стеклу, словно маленькие искрящиеся линзы, они сверкали разноцветными огнями ночного города. Вскоре мы покинули Бруклин и понеслись по сияющему мосту. Я чертовски устал и в какой-то момент начал ощущать себя частью огромного живого организма. Воображение рисовало такси маленькой кровяной клеткой, несущейся по артериям рядом с миллионами таких же клеток. Я улёгся на заднем сидении и не заметил как уснул под мерное гудение электрических моторов.

– Просыпайтесь, мы приехали, – голос таксиста вырвал меня из дрёмы и вернул в реальный мир.

– Сколько с меня?

– Тридцать долларов.

Расплатившись, я вылез из такси и побрёл к своему дому. Уже лёжа в постели, я подумал: «Что же это было?»

3

Утром я как обычно поехал на работу, но воспоминания о вчерашнем и мысли об Эльзе весь день не давали мне покоя.

– С тобой всё в порядке? – поинтересовался мой коллега, когда я в очередной раз переспросил сказанную им фразу. – Ты вроде бы здесь, но в то же время очень далеко.

– Не выспался, – сказал я.

– И с кем же ты не выспался?

– А это уже не твоё дело, – подмигнул я.

К счастью, рабочий день прошёл без происшествий. Выйдя на улицу я направился к своему автомобилю. Было странное волнующее ощущение, словно моя жизнь сошла с прежней колеи. Ощущение чего-то нового и необычного, похожее на то, которое я испытал двадцать лет назад, ещё будучи ребёнком, когда, как и всё человечество, оказался свидетелем прибытия на Землю антилюдей. И тогда же я принял решение, что непременно буду инженером.

Моя мать не была в восторге. Она искренне считала, что учиться на инженера во время глобального энергетического кризиса – полное безумие. Усугубляло проблему и то, что первые электростанции на антиматерии располагались на орбите. А на орбиту попасть было нелегко.

К счастью, ко времени моего выпуска из школы электростанции появились и на Земле. Энергетический кризис закончился, но возникла новая проблема: все внезапно решили заниматься энергетикой и антивеществом. Конкурс в университеты на инженерные направления зашкаливал. Мест на всех не хватало. Не хватило их и на меня.

Несмотря на великолепное эссе меня не взяли ни в один из университетов, ибо мои экзамены были не очень хороши. Больше всего я рассчитывал на Колумбийский Университет в Нью-Йорке, и именно из него пришло последнее письмо с отказом. Весь год был потерян. «Целый год!»

Конечно, можно было заложить особняк, в котором мы всё равно не жили, и взять займ на учёбу, как поступили родители нескольких моих знакомых. Но мать была непреклонна, в её мире хорошее образование не было ценностью за которую нужно было рисковать жильём. А больше мне рассчитывать было не на кого.

Я влюбился в ночные огни Нью-Йорка и не желал возвращаться в провинцию. А разве в них можно было не влюбиться? Много кого они сгубили, но я был уверен, что смогу их укротить. Безумный ритм жизни манил меня, заставляя сердце биться чаще, и я решил остаться в мегаполисе, чтобы ещё раз попытать счастья.

Впереди был ещё целый год, а мне нужно было устраивать свою жизнь. Так я оказался барменом в баре. Как правило я брал ночные смены, а утром высыпался, чтобы весь день посвятить занятию физикой.

Не знаю, вышло бы у меня во второй раз, если бы не случайная встреча, изменившая всю мою жизнь.

К нам в бар зашёл человек лет сорока пяти с пышной рыжей шевелюрой, его худые щёки покрывала щетина. Заказав виски с содовой, он сел за стойку и уставился на витрину.

– Работа не клеится? – спросил я.

Он кивнул.

– Никак реактор не настроим.

– На ативеществе? – у меня загорелись глаза. – Вы из пятой станции?

– А ты много о ней слышал?

Уилл сказал, что работает инженером на пятой станции чем сразу же привлёк моё внимание. Я рассказал ему о своих планах на учёбу и о своей мечте.

– Хм, значит инженером? – хмыкнул он и взглянул на меня. – Ну, попробую помочь!

Он встал и протянул мне жилистую руку:

– Уилл!

– Дэвид!

Я пожал ему руку и налил ещё виски. За мой счёт.

– А хочешь к нам техником на станцию? – спросил Уилл, потягивая виски. – Работа нелёгкая и платят немного, – он пожевал сигариллу, – но по крайней мере знаний наберёшься и глянешь, как оно изнутри.

У меня загорелись глаза.

– Конечно, хочу! – выпалил я.

Уилл лишь прищурился и улыбнулся.

Так мы и решили. Утром Уилл забирал меня на машине возле метро в Нью-Йорке, а вечером привозил обратно и высаживал на улице.

Вначале меня, не привыкшего к хорошему, смущало по-отечески нежное отношение Уилла ко мне. Пока один из инженеров станции не рассказал мне по секрету, что несколько лет назад Уилл потерял сына примерно моего возраста во Вьетнаме. Его вертолёт разбился, не успев набрать высоту.

Так Уилл заменил мне отца, которого я никогда не знал, а я ему сына, которого у него забрала война.

Теперь я работал техником на станции, экономил на всём, и за год скопил небольшую сумму. Уилл помог мне получить займ на учёбу и написал великолепное рекомендательное письмо.

В новом году меня взяли в Университет без проблем, а со второго курса назначили финансовую помощь, так что займ я вернул банку.

Разумеется, после успешного завершения учёбы и получения степени инженера, я пошёл работать в «Юниверс Электрик Пауэр» на пятую станцию к Уиллу.

«Неужели восемь лет прошло?» – присвистнул я, паркуя машину на стоянке.

Оказавшись дома, я первым делом проверил автоответчик. Пропущенных звонков не было.

«Странно.»

Я разогрел в микроволновке мексиканское рагу, купленное на заправке, – и внешне и на вкус оно было мало похоже на рагу, которое я пробовал в Мексике, но я всё равно с аппетитом съел его. Глянул вечерние новости – ничего интересного. Принял контрастный душ – Эльза всё не выходила у меня из головы, несмотря на мои попытки переключить внимание на что-либо иное.

Наконец, я лёг в постель и решил набрать её номер. Целую минуту никто не отвечал, и когда я уже хотел прервать вызов, на экране видеосвязи появилось изображение Эльзы. Она лежала в большой мраморной ванне, полной воды и пены. Рядом на столике стояла бутылка мартини и бокал.

– Привет, – сказала она, смущённо улыбнувшись. – Прости, не взяла сразу, ты не вовремя позвонил.

– Привет, как прошёл день?

– Неплохо, а у тебя?

– Тоже ничего, правда, я не выспался сегодня.

Эльза хихикнула и налила себе мартини в бокал. Я поправил одеяло.

– Слушай, наша встреча вчера, тебе понравилась? – вопрос прозвучал глупо, и я почувствовал себя полным идиотом.

Эльза одарила меня хитрым взглядом, сделала глоток и кивнула.

– Я была бы не прочь повторить, – сказала она нарочно невинным голосом.

– Вот как? – я решил поиграть с ней.

– Угу.

– Значит ты не прочь приехать ко мне?

– Без проблем! Закажешь мне такси? – легко парировала Эльза.

– Эммм, – второй ночи без сна я бы не вынес.

– А давай встречаться! – внезапно улыбнулась Эльза.

– Не по-настоящему? – робко спросил я.

– Ну, конечно, не по-настоящему! Мы всего лишь будем вести себя как пара!

– Можно, – неуверенно сказал я.

Эльза рассмеялась и брызнула водой в камеру.

– Какой же ты смешной! – промурлыкала она, – и милый!

4

Так мы стали парой. Эльза регулярно вытаскивала меня на разные мероприятия. Мы встречались в кафе или гуляли на улице, обнимались при встрече и целовались на прощание, словом, вели себя как обычная пара.

Первое время я чувствовал слежку за нами. Возможно, это были лишь мои нервы, но чужие глаза, впившиеся мне в спину, казались более чем реальными.

Наверное, решил я, родители Эльзы наняли детектива или использовали свои связи в полиции. Но вскоре слежка пропала – скорее всего они убедились, что их дочери ничего не угрожает, и оставили нас в покое.

Больше всего я боялся, что её родители решат познакомиться со мной лично. Но, к счастью, они словно не замечали меня.

Как-то мы гуляли с Эльзой на набережной и встретили Уилла. Он пожал мне руку, поздоровался с Эльзой и хотел уйти, как внезапно Эльза прижалась ко мне, улыбнулась и спросила Уилла:

– Ну, и как вам мой парень?

– Эм, – Уилл явно смутился, не ожидав такого поворота. – Хороший у вас парень, – сказал он, и мы все рассмеялись.

– Зачем ты людей смущаешь? – спросил я Эльзу, когда Уилл ушёл. Эльза лишь хитро улыбнулась. – Зря ты так, прекрасно знаешь, что он не одобряет нашу связь.

Эльза пожала плечами:

– Мало ли кто чего не одобряет!

Всё время нашей прогулки меня не покидало ощущение, что на этом всё не закончится, и оно меня не обмануло.

На следующий день Уилл вызвал меня к себе в кабинет. Он молча стоял, весь напряжённый, сцепив руки за спиной, лицом к окну, словно пытаясь там – во внешнем мире – найти ответ на вопрос, который его мучал.

– Это, конечно, не моё дело, – внезапно начал он, – и вообще, вы взрослые люди.

По его голосу было ясно, что он намерен читать мораль. А я ненавижу, когда мне читают мораль.

– Уилл, – мягко сказал я.

– Не перебивай! – чуть не крикнул он, – послушай меня, – его голос смягчился. – Значит вы встречаетесь?

– Уилл, если ты про слова Эльзы, это была шутка. Мы как бы встречаемся, но не по-настоящему. Понимаешь? – Наверное, со стороны мои слова выглядели ужасно глупо. – Это была её идея. Не знаю, хотела ли она позлить родителей или искала острых ощущений, но она предложила мне встречаться как пара, а я согласился. У нас всё не серьёзно.

– Не важно, по-настоящему у вас или не по-настоящему, серьёзно или не серьёзно, но вы, по крайней мере – ты, понимаешь, что вы никогда не сможете быть вместе – по-настоящему?

Меня словно облили водой.

– Конечно, – мой голос дрогнул, – именно поэтому мы и решили, что у нас всё будет не по-настоящему, – я словно говорил на автомате, а в это время в моей голове рушились часовые механизмы. – А зачем интересуешься? За репутацию фирмы переживаешь?

Уилл хмыкнул.

– За вас я переживаю, боюсь не закончится ничем хорошим ваше «не по-настоящему».

«Переживает он!» – на меня накатила злоба. Из кабинета я вышел весь в поту и сразу же пошёл в туалет, умылся холодной водой и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул на счёт четыре. Что-то явно было не так.

К Эльзе я ехал прокручивая в голове наши отношения. Неужели Уилл прав, и они зашли слишком далеко? «Не пересекай черту!» Но мы уже её пересекли!

Внезапный визг тормозов, красный сигнал светофора, я выкручиваю руль – и успеваю остановиться. На этот раз.

Бросив машину на стоянке, я поспешил в парк, к месту нашей встречи. Эльза ждала меня у моста через ручей.

– Что с тобой? Ты весь дрожишь! – испугано спросила она.

– Извини, я чуть в аварию не попал.

Я заглянул ей в глаза, и мы поняли всё, без лишних слов. Эльза обняла меня.

– Что же нам теперь делать, Дэйв? – спросила она, и в её глазах, обычно весёлых и озорных, я увидел печаль. Настолько глубокую, что сама Вселенная показалась бы рядом с ней мелкой лужей на асфальте вечности.

– Не знаю, – я прижал её к себе, – я просто хочу обнять тебя и никогда не отпускать.

Эльза подошла к краю, положила руки на перила и внезапно затемнила шлем. Её плечи слегка подрагивали, и я понял, что она плачет. Я нежно обнял её за плечи.

– Ты плачешь? Не плачь, пожалуйста!

Эльза отрицательно мотнула шлемом:

– Нет, – сказала она механическим голосом.

Она никому не показывала своих слёз. Мне вспомнилась фраза: «И враги не увидят наших слёз». Но я же не враг тебе, Эльза, почему ты боишься показать мне свои слёзы?

Это была невозможность совсем иного порядка, чем те, с которыми я обычно сталкивался в жизни.

Мы никогда не будем вместе, сколько бы мы не прожили, хоть целую вечность. Законы физики неумолимы. Как нельзя обогнать солнечный луч, так и материя никогда не прикоснётся к антиматерии, даже если она была в образе красивой девушки.

Это сводило меня с ума. И её.

Мы фантазировали о совместной жизни, строили планы, зная, что они никогда не осуществятся. Ночные разговоры по видеосвязи, в которых мы видели друг друга без костюмов, врезались в них яркими вспышками, создавая иллюзию семейной жизни. Ещё целых три месяца наши отношения балансировали на грани безумия, прежде чем сорваться в пропасть.

Мы сидели в парке на скамейке, говорили про музыку, смеялись, вспоминая наш поход в кино на «Шоу ужасов Рокки Хоррора», и любовались окружающей июньской зеленью. Внезапно мы замолчали, и в воздухе повисла неловкая пауза.

– А ты знаешь, что мы по-настоящему никогда ни к чему и ни к кому не прикасаемся? – внезапно спросил я, желая разрядить обстановку. – Электрические силы отталкивания столь сильны, что между атомами нашей кожи всегда остаётся микроскопический зазор!

– Слабое утешение, – усмехнулась Эльза, – к тому же между несколькими нанометрами и вот этим, – Эльза протянула руку, облачённую в чёрную эластичную ткань, – огромная разница!

Я хотел взять её за руку, но она резко отдёрнула её, словно боясь обжечься, и затемнила стекло шлема. Резко встала, развернулась и быстрым шагом пошла прочь.

– Эльза! – крикнул я. – Не уходи!

Она повернулась.

– Прости, – сказала она механическим голосом, – мне нужно побыть одной. И не звони. Я сама позвоню.

В тот день между нами словно что-то сломалось.

Когда же всё пошло не так? – спросил я себя. – Когда наш лёгкий флирт, наша игра, превратилась в нечто большее и опасное? Неужели Уилл был прав? Конечно же он был прав. Разве он мог быть не прав?

Эльза позвонила через несколько дней и предложила встретиться в океанариуме. Всё это время я был как на иголках и безумно обрадовался, услышав её голос. Сразу же после работы я запрыгнул в свой «ягуар» и помчался к ней. По пути заскочил в цветочную лавку и купил букет красных роз.

Я нашёл её возле аквариума с акулами, облокотившейся на поручни и смотрящей на грозных существ.

– Привет! Держи, это тебе.

– Привет, Дэвид, спасибо, но не стоило, всё равно мне придётся оставить их в прихожей.

– Как же я скучал по тебе! – я обнял её за талию, но Эльза убрала мои руки и выскользнула.

– Эльза, ты расстроена? Что у тебя случилось?

– Всё нормально, – ответила она.

– Ты уверена?

– В этом аквариуме живут серые рифовые акулы, совершенные хищники, идеальные убийцы. Видишь, как грациозно они плывут в воде? Недавно я прочла, что акулы появились более четырёхсот миллионов лет назад, а за последние пятьдесят миллионов почти не изменились. Я тоже не хочу меняться миллионы лет, – вздохнула она. – Ты был здесь раньше?

– Нет, я был в океанариуме всего один раз в детстве в Атланте.

– А я вообще ни разу не была в океанариуме. Мои родители много путешествовали и часто брали меня с собой, так что я объездила почти весь мир. В смысле, наш мир. Но я в основном проводила время в клубах и отелях. Родители считали, что вполне достаточно устроить меня в хорошую школу и давать много карманных денег.

– И ты была не против.

– Да, но сейчас мне кажется, что это время можно было провести с большей пользой, а мне никто этого не сказал.

– Не переживай, – я тронул её за плечо, – тебе всего двадцать!

– Не в этом дело, – сказала она.

– А в чём?

– Не важно, пойдём в другие секции.

Мы ещё немного прошлись по океанариуму, после чего вышли на улицу. Эльза наотрез оказалась от моего предложения отвезти её домой и вызвала такси, а я поехал перекусить в кафе.

Сначала мне казалось, что у нас снова всё будет по прежнему, но я ошибался. Мы ещё несколько раз встретились, но Эльза больше не позволяла себя обнимать и вела себя сдержано, на мой взгляд излишне. Как только я пытался завести разговор о нас, она сразу же переводила его в другое русло.

«Наверное, так будет лучше для нас обоих», – думал я, и всё же постоянно искал встречи с ней.

5

Я никогда не смотрю утренние новости, поэтому приехав на работу, был удивлён тем, что у всех вокруг были кислые физиономии. Увидев меня все тут же отводили глаза.

– Что случилось? – спросил я у вышедшего ко мне навстречу Уилла. – Кто-то умер?

Я пытался сказать последнюю фразу с юмором, но когда встретился с ним глазами, мой голос дрогнул: было ясно, что случилось нечто серьёзное. Уилл опустил глаза и сунул мне свежую газету.

Я взял её в руки и не поверил своим глазам, на первой полосе была фотография Эльзы, а заголовок гласил:

«При взрыве на орбитальной станции переработки антиматерии погибла дочь Первого Консула Эльза К.»

Я быстро пробежал глазами заметку: «других пострадавших не было...» «камеры наблюдения зафиксировали...» «нарушение правил работы с антивеществом...» «предварительная версия – самоубийство...» «семья погибшей отказывается от комментариев...»

Внутри меня словно что-то оборвалось, я глубоко выдохнул и выпустил газету из рук.

– Я же говорил, не доведут ваши отношения до добра, – с горечью в голосе сказал Уилл, – а ты меня не слушал! А что теперь? – Он вытер платком глаза. – Девочку жалко, хорошая была, умная и добрая, мало таких у нас. И у них, наверное, мало.

Мне захотелось расплакаться, но слёз не было, и я нервно засмеялся. Уилл внезапно повернулся ко мне.

– Дэвид, езжай домой... нет! я лучше вызову такси, выпей успокоительного, выспись... – ласково сказал он.

Странно, но я испытал облегчение, что всё это закончилось. Я обещал себе, что всегда буду любить Эльзу и никогда её не забуду, но это были всего лишь слова. Теперь, после её смерти, можно было обещать всё, что угодно: мёртвых любить намного легче, чем живых.

Я был готов, к визиту полиции и ФБР, к вниманию со стороны прессы и тяжёлому общению с её семьёй. Но ничего этого не было, и никто мне не звонил, кроме Уилла, осторожно интересовавшегося моим самочувствием.

«Вы видите последние кадры жизни Эльзы, снятые камерой наблюдения. Причины по которым девушка решила покончить с собой остаются загадкой. Её семья по-прежнему отказывается от комментариев и общения с прессой».

На экране показали запись низкого качества: девушка в шлюзовой камере шлёт воздушный поцелуй, несколько секунд смотрит в экран и резко нажимает кнопку разгерметизации костюма. Ослепительно яркий свет заливает экран и запись прекращается.

«Вспышка была такой силы, что жители Европы видели её в ночном небе...»

Я выключил телевизор, и наступила оглушающая тишина – ещё более мерзкая и навязчивая, чем новости.

Внезапный звонок в дверь разорвал её в клочья. Я подошёл к монитору внешней видеосвязи, – и во мне всё перевернулось. Это был античеловек в дипломатическом комбинезоне с затенённым стеклом, так что я не видел его лица.

«Ну вот мне и конец, – подумал я, – убьют, и искать никто не будет. Не зря же в новостях моё имя не указали!»

Но не открыть я не мог – это было бы полным позором. Они знали, что я в доме, они всё обо мне знали. На трясущихся ногах я подошёл к двери, немного помедлил и открыл её, в любую секунду ожидая смерти.

Впрочем, похоже убивать меня не хотели. Представившись секретарём Первого Консула, он вручил мне бумажный конверт.

– Это просили передать вам, – механическим голосом сказал он, развернулся и пошёл прочь.

– Простите! – запоздало крикнул я, но он даже не оглянулся.

Закрыв дверь, я взглянул на конверт. На нём от руки было написано: «Любимому Дэвиду от Эльзы К.» Я бросил нераспечатанный конверт на стол, закрыл лицо руками и зарыдал. Впервые за всё это время.

Лишь в этот момент я со всей ясностью осознал: Эльзы больше нет, и уже не будет, словно её и не было никогда. Какое же мерзкое ужасное слово. Никогда. Я никогда не услышу её голос, никогда не поговорю с ней, никогда не узнаю её мнение, никогда не увижу её, не обниму при встрече.

Никогда. Никогда. Никогда.

Я обхватил голову руками и заплакал ещё сильнее.

Чуть позже ко мне заехал Уилл. Он привёз немного еды и снотворное.

– Возьми, – сказал он, – и отдохни неделю, я обо всём позаботился.

– Спасибо, – выдавил я, – ты излишне добр ко мне.

Уилл посмотрел на меня своими мудрыми глазами и отвёл взгляд.

– Ничего, – он похлопал меня по плечу, – я знаю, какого это – терять близких.

Уилл уехал, я отнёс еду на кухню и немного поел, после чего пошёл на второй этаж. Нужно было смыть сегодняшний день.

Набрав ванну, я залез в неё и курил сигарету за сигаретой, пока вода не остыла, а пепельница не заполнилась пеплом и окурками. Слёзы катились по моим щекам, я смывал их водой, но они не заканчивались.

– Да что же это такое! – я ударил кулаком по воде заставив сверкающие брызги лететь в разные стороны.

Я вылез из ванны, весь дрожа от холода и нервов, и сразу же встал под контрастный душ. Я подставил лицо и тело под упругие струи воды, попеременно горячей и холодной. Обтёрся жёстким массажным полотенцем, накинул халат. И встав перед зеркалом посмотрел на своё опухшее лицо и красные от слёз глаза.

«Как же ты жалок, Дэвид».

Я взял нож и, смотря в зеркало, стал резать кожу на груди рядом с сердцем. Штрих, второй, третий – тонкие красные линии пересекались в центре, словно лучи солнца. Или термоядерной вспышки. Каждая из них отдавалась болью и наслаждением, ибо она на мгновение позволяла мне забыть о реальной жизни.

Физическая боль отвлекла меня от душевной, и стало немного легче. Я словно вынырнул со дна океана. Ещё один росчерк по ноге, но слишком неаккуратный – я не рассчитал силу, нож соскочил и порез получился глубоким. Пошла кровь. Чёрт.

Вид брызнувшей на пол крови быстро привёл меня в чувства. Взяв полотенце и прижав его к порезу, я поковылял на кухню. Найдя перекись и чистые бинты, я обработал порез и забинтовал его.

В мои планы не входило расстаться с жизнью. Лишь сейчас я осознал, что мог задеть бедренную артерию. Выпив снотворного и обезболивающего, я поднялся к себе в спальню и рухнул на кровать. Пульсирующая боль в голове постепенно ослабевала, слегка ныл порез на бедре, и я ощутил, как проваливаюсь в мир снов.

Проснулся я в двенадцать часов, когда солнце заглянуло в мою комнату и скользнуло лучами по лицу. Я приоткрыл глаза и невольно улыбнулся: мне приснилась Эльза, она мило улыбалась и смотрела на меня своими зелёными глазами. На душе было легко и спокойно, словно бы ничего не произошло... А разве что-то произошло?

Воспоминания прошлых дней обрушились на меня яростным тропическим ураганом. Закашлявшись, я вскочил с постели и чуть не упал, меня качало из-за снотворного.

Я побрёл к окну, распахнул его и, прищурившись, подставил лицо солнцу и свежему ветру. «Живи, Дэвид, – прошептал я, – мёртвым ты никому не нужен.»

Слёзы катились по моим щекам, – и всё же мне было легче: вчерашний туман в голове немного рассеялся и обнажил острые пики реальной жизни. Эльзы больше не было, но я был жив, а значит мне нужно учиться жить заново, без неё. Мимо меня пролетела гружённая пчела. Лучше бы Эльза была жива, лучше бы она бросила меня, перестала общаться, ушла из моей жизни! Я бы понял. Я бы любовался ей на расстоянии, читал бы про неё в газетах и радовался её успехам. У Эльзы было большое будущее. И она лишилась его из-за меня!

Любил ли я её? Не знаю. Сложно любить кого-то, если с самого начала знаешь, что вы никогда не будете вместе. Любила ли она меня? Сначала я думал, что да, но со временем мне стало казаться, что её безумный поступок был не столько проявлением любви, сколько капризом, этаким отчаянным протестом против неподвластной природы. Эльзе, с детства не знавшей ни в чём отказов, видимо, было невыносимо от того, что некоторые желания находятся за пределами человеческих возможностей.

Наверное сейчас то нежное чувство, которое я испытываю к её памяти, можно было бы назвать любовью или чем-то вроде неё. Кто-то сказал, что любить мёртвых намного легче, чем выносить любовь живого человека. Как же чертовски он был прав!

Компания предоставила мне годовой оплачиваемый отпуск в надежде, что я вернусь к ним, но я так и не вернулся. Я больше не мог работать с антивеществом. Через пять месяцев я распродал всё своё имущество, включая дом в Нью-Йорке, и переехал в Сиэтл, подальше от своей прошлой жизни.

Говорят, время лечит, но это ложь. Время не может лечить. Время – великий разрушитель, а не врач. Как ветровая и водная эрозия сглаживает вздыбившиеся горные хребты, разорвавшие земную кожу, превращая их за миллионы лет в мягкие холмистые равнины, так и время стирает из нашей памяти неприятные воспоминания, создавая иллюзию, словно бы их вовсе не было. Но это не более, чем обман. Ведь забыть – не значит излечиться.

Свернув письмо, я аккуратно уложил его в шкатулку и засыпал сверху всяким хламом. Стеклянные бусы – прощальный подарок девушки из отеля в Коста-Рике, ракушки каури, найденные на филиппинском пляже; огрызки карандашей, которыми я в школе рисовал свои первые эскизы; засушенный цветок розы – даже не знаю, откуда он; и прочий когда-то дорогой моему сердцу мусор. Закрыв всё крышкой, я засунул шкатулку в шкаф, на самую дальнюю полку, между старыми зелёными фолиантами по технике, математике и естественным наукам. Воспоминаниям не место в повседневной жизни.

Выйдя на балкон, я закрыл за собой дверь и прислонился затылком к её холодному мокрому стеклу. Ветер утих, но мелкий дождь всё ещё шёл, и его капли время от времени падали мне на лицо. Когда холод стал нестерпимо обжигающим, я сделал несколько шагов вперёд и встал на самый край, облокотившись на кованные перила.

Передо мной раскинулась сияющая панорама ночного города, в котором круглые сутки кипела жизнь. Сиэтл утопал в неоновых огнях, сверкал голографической рекламой, то и дело возникающей в воздухе словно из ниоткуда; по залитым светом проспектам струились потоки автомашин, а логотипы корпораций, выжженные лазерами на ночном небе, сменяли друг друга в бесконечном калейдоскопе.

Вернувшись в комнату, я взглянул на часы: в Нью-Йорке уже было утро. «Интересно, как там Уилл, – подумал я, – всё ещё работает, или вышел на пенсию?» Последние годы я ни разу ему не звонил. Семь лет прошло с тех пор как я уехал. Как он сейчас выглядит? Всё такой же, или постарел? Наверное, всё же постарел. Вспомнилось, как перед отъездом я зашёл к нему попрощаться. Мы обнялись и пожали друг другу руки.

«Ты звони, не забывай старика!» – сказал он.

Я подошёл к телефону, нерешительно снял трубку, набрал номер Уилла и, прослушав длинный гудок, резко положил её обратно.

Непременно позвоню ему, – решил я.

Завтра.