Автор: Андрей Маров

Как мы недавно выяснили, любая крепость существует, чтобы пасть в отдалённой перспективе – потому что при достаточном количестве времени и\или ресурсов у противника захват становится неизбежным. Характерный пример – это осада испанцами Остенде, города во Фландрии. С одной стороны – море, с другой – болота, узкая полоска дюн, куча бастионов, да ещё и подкрепления по воде подвозят – но через три кровавых года Остенде захватили (к этому мы ещё вернёмся). Да что там Остенде, Кандию турки осаждали 21 год – и в конечном итоге тоже взяли. Но вот в чём проблема – если раньше защитники могли противопоставить атакующим только высокие стены да лучников на них, то теперь пушечным огнём получалось огрызаться вполне болезненно, а главное – эффективно. Что же надо было делать атакующим, чтобы взять звездообразную крепость?

На самом деле замысел был довольно обычным. Окружить город, отрезать от снабжения, понастроить осадных орудий (подвезти пушек и пороха побольше), в идеале – построить укрепления вокруг осаждённых, чтобы они не смогли прорваться наружу – и всё, можно долбить стены до потери пульса. Для полной красоты картины можно построить ещё одну полосу укреплений для отражения атак снаружи. Интересное начинается в тактике осады.

Во-первых, артиллерия. В комментариях к прошлой записи резонно спросили, мол, если по куртине (стене) стрелять не даёт гласис (насыпь) – то не проще поставить пушки под прямым углом к бастиону и стрелять в него? Ответ – нет, не проще. Как правило, бастион представлял из себя сплошную площадку на уровне валганга – «пешеходной» части стен. Безусловно, можно стрелять и в бастион, но только в том случае, если он представляет из себя просто очень кривую стену, за которой ничего нет. Хотя такая тактика имела место быть, но применялась не всегда. Основной задачей стрельбы по стенам и бастионам было именно подавление вражеского огня, а не пробитие стен – для этого настанет время позже, когда пехота подкопается на достаточное расстояние. Вот уже потом можно было и ломать куртины, пытаясь создать проход.

Также всегда при осадах артиллерия стреляла поверх стен, по внутренним сооружениям. Да, это было малоэффективно, поскольку чтобы выкосить весь гарнизон таким огнём, нужно было потратить уйму времени и ресурсов. Но каждый раненый солдат, каждое разрушенное здание – всё это работало на атакующих, особенно если крепость была полностью отрезана от внешнего мира. А уж если за стенами находился город – то эта тактика вообще становилась обязательной. Городским ведь тоже нужно где-то жить, что-то пить и есть, а если по улицам 24\7 бьёт артиллерия, до колодца не дойти, в стене дома дыра с человека размером, а у тестя руку осколком оторвало – тут недалеко и до бунта. Как правило, это и происходило, так что тактика себя оправдывала. Можно было ещё выкатить пушки на искусственные рампы, чтобы они стояли выше и стреляли дальше. Короче, «Сожжём побольше пороху, прольём поменьше крови», как говорил отец осадного дела Себастьен Ле Претр, маркиз де Вобан.

Про "медленную атаку" имени Вобана, отлично расписал ув. Bedal в многочисленных комментах к прошлой записи.

Далее, сапёрное дело. В этот момент осада очень сильно начинает напоминать Первую Мировую, с бесконечными лентами окопов. Сначала вне дальности артиллерийского огня копались т.н. «Подходы», по которым можно было подойти к стенам поближе. Как только подходы оказывались в зоне поражения пушек, начинали копать круговую траншею вокруг крепости, которая являлась, по сути, передовой базой для наступления. От круговой траншеи копались сапы, которые представляли из себя ход в земле, идущий в сторону укреплений. Сапа всегда представляла из себя ломаную линию – чтобы вдоль неё нельзя было стрелять, ведь защитники только и ждут, как бы запульнуть в наступающие силы пару ядер. В дополнение к этому, сапы соединялись между собой, образуя ещё несколько круговых траншей – в которые, например, очень удобно затаскивать пушки для обстрела обороняющихся. Ну, и, конечно же, куда же без такой классики сапёрной войны, как подкопы. Подкопы могли делать, например, чтобы подложить под стены взрывчатку, чтобы проникнуть в город, на худой конец, чтобы уничтожить вражеских сапёров, которые с той стороны стены занимаются теми же весёлыми вещами. Короче, при осаде солдаты больше копали, чем реально занимались войной. Проблема в том, что во время всех этих копаний в земле повышался шанс получить в теле лишнее отверстие, так что занимавшиеся этим люди требовали доплату «За риск». Конечно же, про защиту никто не забывал – копали в основном ночью, а в качестве прикрытия использовали бочки с землёй.

Наконец, военная хитрость тоже играла немаловажную роль. Например, во время осады Антверпена, некоторые редуты около города испанцы захватили, подкатив к стенам повозки с обильно дымящим сеном. Амьен испанцы захватили, просто послав в город отряд переодетых солдат, а когда те захватили ворота, спрятавшиеся ночью в лесу кавалеристы пришли им на помощь. Но самое веселье начиналось, когда город находился на воде – как, например, Антверпен или Остенде. Вот там приходилось просто неимоверно изворачиваться, чтобы именно взять город, потому что по воде не подкопаться, и артогнём реку не разрушить.

Например, в Антверпене, который сам по себе находился на разных берегах реки, горожане разрушили дамбы (кроме одной), так что окрестные луга превратились в натуральное море, по которому прекрасно плавали корабли и доставляли подкрепления. Чтобы их отрезать, испанцы построили понтонный мост почти километровой длины, укрепили его каменными стенами, натащили туда пушек, понастроили вдоль русла кучу укреплений и поставили на охрану корабли – только для того, чтобы защитники подорвали всё это добро брандерами. В Остенде вообще творилась веселуха – при штатном гарнизоне всего в 5000 человек голландцы постоянно подвозили подкрепления и увозили раненых, а город окружали болота и два ряда укреплений. Какие только измышления не придумывали испанцы – и плавучие батареи (утонули), и дамбу для перекрытия судоходного пролива (уничтожена штормом), огромные мосты на колёсах (завязли, уничтожены артиллерией). Короче, инженеры тоже не скучали при осадах.

Наконец, когда сапы подходили достаточно близко к стенам, а артиллерия на этих самых стенах смолкала, можно было и идти на штурм. Пушки затаскивались прямо на захваченный гласис и разбивали стены, сапёры в подкопах резали друг друга ещё до того, как это стало Вьетнамом, а генералы ждали капитуляции. Как правило, с появлением пролома в стенах осада заканчивалась на условиях свободного выхода остатков гарнизона. Если же защитники отказывались сдаваться, начиналась рукопашная схватка уже внутри стен. Особенно весело становилось, если внутри крепости была ещё одна, но поменьше, или какие-либо другие укрепления. После того, как крепость оказывалась в руках осаждающих, можно было двигаться к следующей цели.

Жизнь что тех, что других, осложнялась такими весёлыми друзьями человека, как вредители и эпидемии, защитников дополнительно донимал голод и вражеская артиллерия. Иногда удачно начавшаяся в траншеях болезнь могла сильно помочь защитникам – что, впрочем, было верно и в обратную сторону. Но самое главное – каждая осада забирала больше атакующих, чем обороняющихся, задерживала наступление армий, давала ценное время другой стороне. Жгла порох, всасывала деньги, как не в себя, особенно если надо было копать километры траншей. При Остенде испанцы потеряли больше 60.000 человек, например. На осаде вполне можно было разориться и выбыть из войны – а это именно то, для чего крепости и строились. Не выстоять, а задержать.

В случае Остенде крепость держалась три года - до 1604 г., и ресурсы обороняющихся голландцев иссякли раньше. Город был полностью разрушен. Человеческие потери обеих сторон составили от 78 до 100 тыс. человек убитыми и ранеными (около 70 тыс. приходится на испанцев). Для начала 17 в. такое число военных потерь огромно, тем более что это цена за одну только крепость. Для Испании все эти жертвы не стоили того: хотя испанцы вроде как вышли из осады и кампании в целом победителями, через несколько лет им, истощившим свои силы долгой войной, пришлось заключать с голландцами перемирие, а еще позже и навсегда согласиться с их независимостью.

Гениальный Вобан родится через 30 лет.

На заглавной картинке изображён подрыв понтонного моста в Антверпене брандером Hoop 4 апреля 1585 года

Автор: Андрей Маров

Оригинал