Пока политики спорят о безработице, компании переходят на новую валюту – роботоплотность. Именно она сегодня определяет, кто будет производить, а кто  покупать. О том как стремительно перестраивается экономика труда.

Складской ангар крупнейшего мирового ритейлера (Amazon) не похож на привычное производство: свет здесь включают лишь от случая к случаю – потому что роботам он не нужен. В одном из распределительных центров Amazon по состоянию на сегодняшний день насчитывается около 1 000 000 автоматизированных платформ, манипуляторов и мобильных машин, что почти на 25% больше, чем годом ранее.

Мы видим, как человек становится не ключевым исполнителем, а частью системы в которой машины берут на себя основную работу – и тем самым меняют форму самой индустрии труда.

Эту смену можно видеть и в более общем масштабе: по данным International Federation of Robotics (IFR), в 2023 году было введено порядка 276 000 новых промышленных роботов в Китае, что составляет приблизительно 51 % всех новых установок в мире этого года. При этом общий парк машин-исполнителей превысил 4,2 миллиона единиц. 

Для понимания текущего момента важно отметить: автоматизация не растёт лишь там, где труд дорог и его не хватает. Она растёт там, где производительность становится конкурентным углом атаки – где компании и страны видят: либо мы автоматизируем, либо сдаём позиции. Учитывая удешевление роботов и рост их эффективности, инвестиции в автоматизацию становятся не роскошью, а необходимостью. 

Карта нового труда

На глобальной карте производственной автоматизации видно, что роботизация уже перестала быть атрибутом отдельных заводов и стала системной характеристикой индустрии. Посмотрим на дело в цифрах:

И особенно показателен не парк роботов как в Китае, а индикатор роботоплотности – число роботов на 10 000 сотрудников в производстве. В 2023 году мировое среднее значение достигло 162 единиц, и это почти вдвое по сравнению с уровнем примерно 74 единиц семь лет назад. 

Чтобы понимать картину, рассмотрим крупнейших игроков:

• В лидерах находится Южная Корея – около 1 012 роботов на 10к сотрудников. 

• На втором месте – Сингапур с примерно 770 штуками.

• На третьем – Китай: плотность около 470 на 10 000 сотрудников (в 2023 году) и тогда они впервые обогнали Германию и Японию по этому показателю. 

• Германия — порядка 429.

• Япония — примерно 419. 

• США — около 295 роботов на 10 000 человек.

Ещё особенно важно отметить региональные особенности: Азия доминирует. В 22–23 гг. на Азию приходилось около наиболее доминирующее всех новых установок промышленных роботов. И это значит, что цепочки производства, логистики и сборки растут в первую очередь там, где эффект масштаба и снижение издержек наиболее ощутимы.

Что имеем: страны с высокой роботоплотностью получают преимущество в скорости, качестве и стоимости выпускаемых продуктов. А кроме того появляется новая метрика: когда машина становится инструментом базовой производительности, государства с низкой роботоплотностью начинают играть в догонялки. Например, ведомственные исследования указывают, что разрыв между лидерами и середняками по производительности и затратам начинает закрепляться именно благодаря автоматизации.

Ещё один важный аспект – динамика роста. Многие страны показывают устойчивый годовой темп роста плотности роботов (5–7 % и выше). Например, Корея с ростом примерно +5 % в год с 2018 года. Для Китая же характерен скачок: за четыре года плотность выросла более чем в два раза. Всё это значит, что автоматизация из стадии экспериментов становится выбором стратегии развития экономики.

Что запустило эту волну

Массовая роботизация сегодня не случайный технологический всплеск, а результат срабатывания нескольких взаимосвязанных факторов, которые вместе создают мощный двигатель автоматизации.

Во-первых экономический.
Когда зарплаты растут, кадры становятся дефицитом и каждая минута работы важна, предприятия ищут способы сэкономить не просто на труде, а на времени, ошибках, простоях. По данным International Federation of Robotics (IFR), мировая годовая установка промышленных роботов за последние десятилетия возрастала, и в 2024-м достигла 575 000 новых единиц. Всё больше компании приходят к выводу: если машина в установленной ячейке обрабатывает часть операций быстрее и с меньшим дефектом, то с точки зрения конкурентоспособности это не опция а уже необходимость.

Во-вторых технологический сдвиг.
Снижение стоимости роботов и рост их функциональности вывели роботов из нишевых задач в массовое производство. Исследование ARK Invest прогнозировало ещё в 2019 году, что стоимость индустриальных роботов может снизиться до уровня менее чем $11 000 за единицу к текущему году благодаря законам масштаба и внедрению машинного обучения и компьютерного зрения. 

Третья составляющая демография и ресурс работы: в ряде развитых и быстро индустриализирующихся стран наблюдается снижение прироста трудоспособного населения, растущая конкуренция за квалифицированные кадры, всё выше становятся издержки поддержания больших штатов. И автоматизация становится полноценной страховкой производства. Например, в Южной Корее, где коэффициент рождаемости один из самых низких в мире роботизация рассматривается как ответ на ожидание недостатка операторов контроля роботов.

И наконец, четвертая составляющая – изменение модели внедрения: раньше робот-установка сопровождалась значительными капвложениями, длительным ROI и большим риском; сегодня всё чаще используется модель робот как услуга (RaaS), оплаты за единицу работы (pay-per-pick) и гибкие контракты. Это снижает финансовые барьеры входа, расширяет спектр предприятий-пользователей, и переводит автоматизацию из разового проекта в часть операционной архитектуры бизнеса.

Итого: когда экономическая целесообразность, технологическая доступность, кадровая нехватка и модели финансирования сходятся, роботизация становится системной, а не экспериментальной. Это и есть контекст, в котором мы видим, как машины начинают вытеснять людей – не просто «отдельно там», а массово в структуре. 

Цена прогресса

Когда машины входят в производственные и логистические процессы как нормальная архитектура, человеческий труд ожидают серьезные изменения. Исследования США прогнозируют, что каждый новый робот установленный на тысячу работников, ассоциируется с уменьшением доли занятых приблизительно на 0,2%, а снижение заработной платы составляет около 0,42 %. 

Ключевой момент: эффект распределён неравномерно.
Автоматизация поражает прежде всего задачи с высокой степенью повторяемости и регламентированности – рабочие на сборке, линии пикинга, задачи ввода данных оказываются наиболее подверженными. В то же время спрос на людей способных обслуживать, программировать или управлять машинами растёт. Это приводит к тому, что разрыв между теми, кто работает с машинами, и теми, кто остаётся работать по-старинке усиливается. Программа World Economic Forum (WEF) прогнозирует, что к 2027 году более 20% задач могут быть автоматизированы, и что трансформация затронет как физические, так и когнитивные профессии.

Если смотреть географически развитые экономики справляются лучше: у них есть ресурсы на переобучение, регулируемые рынки труда и институты, способные распределять доходы. Там потери частично компенсируются новыми нишами. В развивающихся странах и особенно в экономиках-догоняющих этот переход выглядит более болезненным: замещение без компенсации – сценарий, когда автоматизация действует как давление, а не как вентиль его регулировки.

Характерно, что в России ситуация напоминает именно второй сценарий. Роботоплотность находится в районе ~12-30 роботов на 10 000 занятых против мирового среднего ~162. Это значит, что структура экономики и рынка труда отстают в автоматизации и остаются вне конкуренции с лидерами, у которых автоматизация перешла в норму. Медленное внедрение и слабая интеграционная инфраструктура означают не только меньший вклад машин в производительность, но и то, что российские предприятия с более низкой автоматизацией сталкиваются с рынком труда, где ручной труд до сих пор конкурентный, но перспективы роста производительности – ограничены.

Именно в этом контексте идея робот вытесняет человека получает дополнительный смысл: это не обязательно массовые увольнения там, где плотность уже высокая – это в первую очередь сдвиг границ: места, где человек ещё нужен, сужаются, и там, где его ещё держат, он конкурирует не с человеком, а с машиной вчера. Это значит, что для работников задачи, выполнявшиеся вручную ещё пять лет назад, становятся вторым сортом или исчезают, или трансформируются под задачи обслуживания автоматизированной инфраструктуры.

Человек после робота

Роль человека в процессе перераспределения: человеку всё чаще отводится функция не «выполнителя», а оператора-системы, интегратора и контролёра процесса. Исследования показывают: по мере роста автоматизации растёт спрос на навыки, которые дополняют машину, а не конкурируют с ней. Например, в исследовании Mäkelä и Stephany отмечено, что с 2018 по 2023 годы в США и Австралии сильно увеличился спрос на навыки работы и контроля ИИ, цифровой грамотности и даже просто устойчивости к изменениям (что свойственно всем нынешним айтишникам) – тогда как задачи, легко заменяемые алгоритмами (обслуживание клиентов, анализ текстов, ввод данных) уже теряют ценность. 

С точки зрения занятости, параллельно с замещением операций растёт трансформация профессий. В отчёте McKinsey & Company указано: миллионы людей во всём мире могут быть вынуждены сменить профессиональную категорию до 2030 года – в одной только Германии или США может затронуться до одной трети рабочей силы. Это значит не столько безработица как таковая становится ключевым риском, сколько текучка ролей, рост требований к навыкам и давление на переквалификацию.

В то же время автоматизация начинает затрагивать не только физические задачи. Подъём ИИ означает: даже офисный работник, аналитик, специалист по вводу данных или менеджер среднего звена  не вне зоны риска. Например, по оценке Built In, к 2030 году до 30 % рабочих мест в США могут быть затронуты ИИ-автоматизацией часов работы. Таким образом, переход к «человека + машина» становится не опцией, а условием конкурентного выживания.

Для людей, чьи задачи автоматизированы, варианты следующие: либо переориентироваться на задачи, которые машины пока не могут взять (креатив, управление, сервис, взаимодейс��вие, адаптация), либо остаться на стороне, где машины задают темп. Исследование Brookings Institution показывает, что автоматизация может снижать чувство значимости труда у работников, когда задачи становятся подконтрольными или выполняемыми машинами, падает ощущение автономии, компетентности и социального взаимодействия. 

Важно понимать: изменение не происходит мгновенно.
Преходный период часто тяжёл: работник может потерять не просто работу, а идентичность профессии, привычный контекст труда, коллег и карьерный путь. При этом новые задачи не всегда сразу приходят к месту прежних: требуется время, обучение, адаптация. 

С точки зрения предприятий и стран эта смена означает: те, кто вкладывается в переквалификацию, в построение гибридного взаимодействия людей и машин, выигрывают. Те, кто задерживаются, рискуют: их рабочая сила будет усиливать машины, а не их контролировать. По словам отчёта Федерального резервного банка Сент-Луиса, машины становятся не помощниками, а субститутами трудовых задач и давление на сотрудников низкой квалификации растёт.

Для читателя-работника важно: стоящее перед ним не вопрос «будет ли работа», а вопрос «какая будет моя роль через пять-десять лет».

В итоге..?

Развитые страны делают ставку на массовый рескилл и гибкие социальные механизмы, тогда как государства с низкой роботоплотностью, включая Россию, рискуют застрять в экономике дешёвого труда. Для них ключ – локализация технологий и поддержка интеграторов, иначе разрыв станет структурным.

Для бизнеса приоритет меняется: эффективность зависит не от числа роботов, а от того, как они встроены в процессы и насколько персонал умеет работать с ними.

Роботы не убирают человека: они проверяют успевает ли он за своим временем.

И к слову: я веду блог о технологичных компаниях, которые привносят в мир инновации, и успешно реализуют себя на бирже, на pre-IPO и IPO-стадиях и рассказываю где их можно купить.

С вами был Александр Столыпин.
Увидимся в будущем!